Оскар Квист. Дело №1. Потерянное время

Mr & Mrs Pumpi

Даниэль – оператор-натуралист, София – композитор. Эта пара необычайно красива и талантлива, но в то же время у каждого из супругов есть своя потаенная страсть.Встретив друг друга в поисках места под солнцем, они мечтали не расставаться, но их путь к счастью в один «прекрасный» день преградил неумолимый противник.В роковой момент, когда любовь и страх вступили в отчаянное противоборство, все смешалось в жизни этих людей. Расставить все по своим местам берется молодой Оскар Квист.

Глава 4

На обратном пути хозяину приходилось сдерживать собаку, чтобы ни в коем случае не уронить на асфальт коробку с грандиознейшим произведением аутентичной галисийской кухни, но все же они успели добраться до дома прежде, чем его хозяйка проснулась.

Когда София, шлепая босыми ногами по полу, спустилась вниз, на кухне в самом центре массивного дубового стола красовался шедевр галисийского кулинара Энрике, искусно украшенный выложенным из кусочков изюма, чернослива, абрикосов и прочих сушеных фруктов черным петухом с красным гребнем и разноцветным хвостом.

— Сюрприз! — воскликнул Даниэль. — Чай уже готов.

София бросилась на шею мужу и зацеловала его.

— Как же я обожаю такие сюрпризы по утрам! Как пахнет! У меня уже слюни текут, скорее тащи тарелки.

Торт был в мгновение ока разрезан на увесистые куски, ароматный чай разлит по чашкам, и супружеская чета, уютно устроившись на диване в гостиной, принялась уплетать лакомство.

— Давно хотела узнать, почему каждый раз на этом торте черный петух, — спросила София, отправляя в рот очередной кусок.

Даниэль прожевал порцию торта, запил чаем и с благодушным видом откинулся на спинку дивана.

— В Галисии все овеяно легендами, даже торты, — начал он. — Что до Энрике, то у этого товарища легенд припасено на любой случай жизни.

— Обожаю легенды! — с предвкушением сказала София.

— Так вот одна из них гласит, что когда-то давно в эпоху мрачного Средневековья отправилась толпа пилигримов из Португалии в Сантьяго-де-Компостела. Путь был неблизкий, а ночевать под открытым небом было не очень-то приятно. Благо на пути странников оказался городок Барселуш. Там и решили поискать ночлег. Паломники забрели на какой-то постоялый двор, где расположились до утра. Среди всей этой разномастной братии странствовал некий юноша родом из Галисии. Наружностью был он так красив, что хозяйка постоялого двора глаз от него отвести не могла, а набожность молодого человека только распаляла воображение женщины.

— Мое воображение тоже уже готово разыграться! — томно промолвила София и на четвереньках подползла к мужу.

— Подожди, miña amor. Дай дорасскажу!

— Прости, продолжай, — сказала София и прильнула к груди Даниэля.

Даниэль поцеловал жену в лоб и вел свой рассказ дальше.

— Стала она заигрывать с парнем и соблазнять его, но молодой пилигрим оказался слишком целомудренным типом и на все уловки коварной обольстительницы никак не велся. А потом и вовсе отверг все ее ухищрения. Не знал бедолага, что обиженная и неудовлетворенная женщина может встать на путь мести и устроить обидчику жестокую расплату.

— И как же эта женщина ему отомстила?

— Очень даже просто. Не получив желаемого, хозяйка постоялого двора решила проучить наглеца и ночью подкинула в его котомку столовое серебро. Утром при всем честном народе женщина подняла крик о пропаже. Тут же перетряхнули всех пилигримов и обнаружили «украденное» в сумке у галисийца. Недолго думая, беднягу повязали и отправили в тюрьму, а судья без всяких проволочек приговорил его к смертной казни.

— Суровые же нравы в то время были!

— Да уж не в пример сегодняшним.

— И что же? Так и погиб парень ни за что, ни про что?

— А дальше, согласно легенде, дело было так. Предоставили юноше, по обычаю, последнее слово перед смертью. А он — возьми и попроси аудиенции у судьи, который его на виселицу и определил. Делать нечего — исполнили последнюю просьбу. Предстал галисиец перед судьей в его доме во время трапезы. Сидит судья за столом с гостями, обедает, а осужденный оправдывается перед ним. Однако на вершителя Фемиды мольбы несчастного не производят ни малейшего впечатления. Судья знай себе одно за другим блюда уплетает и тянется уже к тарелке с жареным каплуном. И тогда паломник в отчаянии заявляет: «Не виноват я, она сама пришла! Посему, когда меня вздернут на веревке, этот жареный петух закукарекает во все горло!» Судья посмеялся, но блюдо с петухом все же отодвинул в сторонку. Галисийца увели на казнь, а судья продолжил обед. Но вот пробил час, когда должна была свершиться несправедливая кара, и…

— Петух восстал-таки из мертвых?

— И даже прокукарекал. Судья обомлел, но спохватился и ринулся на площадь, где стояла виселица. Оказалось, что кат совершенно не умеет вязать узлы на петле и что галисиец благополучно сорвался с веревки. Тут же судья оправдал многострадального паломника и отпустил его на все четыре стороны.

— Тем дело и кончилось?

— Почти. По прошествии нескольких лет галисиец снова оказался в негостеприимном городишке и установил там в память о своих злоключениях крест Деве Марии и Святому Иакову — своим заступникам. Якобы они явили ему чудо его собственного спасения.

— А причем здесь торт?

— А притом, что та самая похотливая женщина, что была отвергнута паломником, оказалась предком нашего Энрике по материнской линии. И, чтобы смыть позор своей прародительницы, потомки решили увековечить образ того самого петуха в своих кулинарных эскападах.

— Как это поэтично!

— По мне, проще сидеть и ждать, пока на вязе созреют груши. Но народ в Галисии суеверный и обожает все эти сказки, да предания глубокой старины.

— Зато торты, приправленные легендами, получаются гораздо вкуснее! — весело заявила София.

— Это точно! — рассмеялся Даниэль. — Чувствую только, что такие кулинарные оргии могут выйти мне боком. Точнее, отложатся на моих боках.

— Доверь заботу о твоих боках профессионалам!

— Это кому же?

— А то ты не догадываешься! — весело ответила София и обратилась к сидевшей подле мужа собаке. — Дебби, ты знаешь, что делать!

Четвероногая подруга подскочила и, скользя лапами на виражах, умчалась в прихожую. Не прошло и десяти секунд, как она примчалась обратно, держа в зубах поводок.

— Объявляю пешую вылазку на побережье! — воскликнула София. — Хочу на маяк!

Через полчаса компания весело шагала в сторону Фаро де Монтеферро, радуясь свежему ветерку, солнцу и друг другу. Они то и дело останавливались, чтобы полюбоваться бабочками или изящным узором лишайника на каком-нибудь камне. Иногда Даниэль отпускал собаку побегать и играл с ней, бросая палочку. Дебби стремглав кидалась за деревяшкой, притаскивала в зубах и, бросив ее у ног хозяина, готова была мчаться вслед за новым броском. За играми на свежем воздухе время, как и набранные с утра калории, улетучивалось, и троица незаметно для себя достигла цели своей прогулки.

Маяк прилепился к крутому скалистому утесу, покрытому трещинами и расщелинами, словно морщинистое лицо старика. У подножья этой глыбы грохотали, разбиваясь, волны, а чуть поодаль обнажились верхушки подводных рифов. С высоты птичьего полета строение маяка походило по форме на вросший в скалу белый якорь с толстым веретеном и двумя огромными лапами. С земли же Фаро де Монтеферро своей архитектурой производил впечатление хоть и более скромное, чем с воздуха, но у всякого, кто его видел, не оставалось никаких сомнений в прочности и надежности этой конструкции.

Само береговое навигационное сооружение — массивная маячная башенка метра два высотой — располагалось на круглой площадке с каменным парапетом. К башенке от бетонной стены, отделявшей утес от остальной части материка, вела прямая короткая дорожка. В стене был проход, который преграждала калитка из черных кованых прутьев с фигурно изогнутыми наконечниками. На ночь калитка запиралась. По левую руку от нее находилось какая-то каменная будка технического назначения, а чуть дальше за парапетом возвышалась мачта, выкрашенная в зеленый и белый цвета, увенчанная солнечной батареей. Для пущей убедительности мачту крепили к скале три металлических троса.

Снизу-вверх вдоль башенки, выкрашенной белой краской, вела лестница из десяти зеленых ступенек с железными перилами, которые ограждали и площадку на верху маяка. Из-за вечной сырости перила местами поддались коррозии, и ржавчина здесь и там оставляла бурые следы на выбеленных стенах. Почти всю верхнюю площадку занимал зеленый постамент, к которому крепился низенький столбик с фонарем наверху. В темное время суток фонарь мигал изумрудным светом кораблям в океане, обозначая тем самым правую от безопасного сектора область для приближающихся судов.

София прошлась вдоль парапета, ведя ладонью по шершавому камню. В лицо дул свежий океанский ветер. Она облокотилась на парапет и глянула вниз. Там, где волны с шумом и пеной разбивались о широкую грудь утеса, двигалась маленькая человеческая фигурка в черном облегающем гидрокостюме. Человек, словно альпинист, висел вниз головой и что-то отскребал от камня, упираясь ногами в мокрый бок скалы. В качестве страховки он был опоясан веревкой, другой конец которой был закреплен в одной из расщелин метрах в десяти выше по крутому склону.

— Кто это, дорогой? — спросила София мужа, указав ему на человека.

Даниэль, игравший с Дебби подошел и с интересом глянул вниз.

— Похоже на одного из гильдии персебейро.

— Я о таких не слышала.

— Так называют собирателей морских уточек или персебес. Это такие усоногие рачки. У них очень вкусное мясо, вот за ними и охотятся. Персебейро нужно добраться по скользким скалам до колонии персебес, выбрать добычу и успеть отделить их своим зубилом от камня, пока его не накрыло прибойной волной. Эти рачки, как говорят морские биологи, ведут «неподвижно-прикрепленный образ жизни». Они могут прицепиться ко всему, что плавает в океане, например, к брюху кита или днищам судов. Ну и, конечно, к морским рифам или еще какому-нибудь твердому субстрату. Строение у морских уточек необычное для ракообразных. Тело их состоит из головки и стебелька. Головка защищена известковыми пластинками, как у устриц. Из-за этого их часто путают с моллюсками, хотя к последним персебес отношения не имеют. Стебелек — мясистый и голый, хотя иногда бывает покрыт чешуйками.

— Прямо, как у растений! — воскликнула София.

— Вот с помощью него-то морские уточки и прикрепляются к субстрату. А на деле стебелек представляет собой видоизмененный головной отдел. Из-за неподвижного образа жизни в нем полностью редуцируется кровеносная и выделительная системы. Кроме того, у морских уточек нет ни жабр, ни и органов зрения.

— Точно, как грибы, растут!

— Практически. Их даже иногда морскими трюфелями называют. Уникальны эти «трюфели», плюс ко всему, еще и тем, что они гермафродиты по большей части, так что бегать друг за другом для размножения им вовсе не требуется. У большинства видов на всякий случай имеются «запасные» самцы редуцированного строения, которые крепятся изнутри в «мантийной полости» самки или обоеполой особи. Мало ли что.

— Действительно, иметь самца про запас — идея неплохая! — усмехнулась София. — Только я все равно не понимаю, как они размножаются.

— Этим в свое время еще Чарльз Дарвин интересовался. Вот и сидят персебес дружной компанией на камушке или на ките и фильтруют себе воду в поисках планктона. Но наступает пора размножаться, и тогда самки или гермафродитные особи откладывают яйца внутри своей раковины. Оплодотворение обычно происходит между разными особями, таким образом генетическое разнообразие все-таки поддерживается. Мужской половой орган у морских уточек весьма длинный и способен высунуться из раковины сантиметров на двадцать.

— Ого! — неподдельно изумилась София.

— Не каждый самец homo sapiens может таким похвастаться, это точно, — рассмеялся Даниэль. — А вот персебес могут своим инструментом проникнуть в раковину любой соседней уточки в приличном радиусе, выделить сперму и оплодотворить отложенные ранее яйца. Если учесть, что в иных колониях плотность населения предельно высока, то выбор вариантов для оплодотворения очень даже неплох.

— Что же, так и сидят персебес из века в век на одном камне? Как же они тогда на кита могут запрыгнуть, если намертво крепятся к скале?

— Если уточка нашла свое место под солнцем, то она до самого конца на нем и сидит. А когда доходит дело до распространения персебес в пространстве, в дело вступают личинки. Вылупившись из яиц, они ведут пелагический образ жизни.

— Это как? — перебила его София.

— Это значит, что личинки просто дрейфуют в верхних слоях воды, пока не наткнутся на какую-нибудь подходящую опору, к которой они могут себя прикрепить. Вот тогда-то они готовы обосноваться по-настоящему: наращивают себе известковые пластинки, из которых и получаются защитные ракушки. Ну а дальше ты знаешь!

— Как интересно!

Начался прилив, но персебейро по-прежнему был занят сбором своей добычи: как паук по паутине, скользил он по скале то вверх, то вниз. Волны пенились, перекатываясь через верхушки прибрежных рифов, и с грохотом захлестывали расщелины, в которых нашли приют сотни морских рачков. Персебейро то и дело озирался по сторонам, стараясь вовремя заметить накатывающий вал и успеть вскарабкаться повыше по веревке. Это походило на странную игру, в которой волна пыталась незаметно подкрасться к человеку и, застав его врасплох, кинуться на него и поглотить. Пару раз собиратель уточек замешкался — сказывались сильное напряжение и усталость. Океан тут же подкидывал его, словно щепку, и снова подхватывал.

София хотела было спросить, не может ли персебейро ушибиться о скалу, как вдруг увидела, что очередная волна откатилась от утеса и, сделав обманный маневр, лизнула ноги сборщика морских уточек своим пенным языком. Человек оступился, попытался поймать равновесие, но коварная волна без промедления хлестнула его по глазам солеными брызгами. Персебейро на миг ослеп, и тут вода опрокинула его.

Вот только на этот раз он почему-то не поднялся и не уперся ногами в мокрый бок утеса, а безвольно, словно тряпичная кукла, повис на своей веревке.

— Даниэль, с ним все хорошо?

— ¡Caray⁴! — только и отозвался Даниэль и, вручив жене поводок, ловко перемахнул через каменное ограждение.

Собака, решив, что это игра, радостно запрыгнула на парапет и вознамерилась было ринуться вслед за хозяином, но София успела-таки ее удержать.

— Ты куда?! — крикнула она.

Даниэль и Дебора одновременно обернулись на Софию, которая растерянно переводила взгляд с собаки на мужа и обратно.

— Софи, держи Дебби крепче! — крикнул Даниэль. — А я помогу ловцу: кажется, он ушибся о скалу. Надо его вытаскивать.

Тем временем персебейро продолжал висеть, как подстреленный парашютист на стропе. Волны забавлялись с ним, как с игрушкой. Даниэль же, цепляясь руками за трещины в камне, отважно спускался вниз к тому месту, где был закреплен другой конец веревки. Пару раз нога у него поехала, и он чуть не скатился вниз по крутому склону.

У Софии при виде усилий мужа душа то и дело уходила в пятки. Она зажимала себе рот ладонью, чтобы не вскрикнуть от ужаса и не отвлечь тем самым Даниэля. При этом ей приходилось удерживать еще и собаку, так и норовившую поучаствовать в спасательной операции.

Наконец, Даниэль достиг выступа скалы, где крепилась веревка, и, не мешкая более ни секунды, принялся тащить наверх бездыханного персебейро. Несколькими мощными рывками он поднял беднягу повыше, чтобы тот не захлебнулся. «Заодно, может быть, из него вода выльется, если успел наглотаться», — подумал Даниэль и, упершись ногами в выступ, стал тащить дальше.

С Даниэля градом катил пот, мышцы его напрягались до предела, на шее и лбу вздулись жилы. Дело, однако, спорилось, и спустя пару минут отчаянных усилий пострадавший был доставлен на уступ. Даниэль перевел дух и, отцепив карабин от пояса, закинул персебейро, словно жертвенного барашка, себе на плечи и двинулся по крутой едва заметной тропинке, змейкой уползавшей вверх к самому маяку. На вершине их с волнением встречали София и Дебби.

Человек был явно без сознания. Его аккуратно уложили на каменную плиту, и Даниэль пощупал у него пульс на шее: сердце хоть и учащенно, но все же билось. Определить, есть ли дыхание, оказалось сложнее. Даниэль сам еще не успел отдышаться, и пальцы, которые он прикладывал к носу и ко рту мужчины, никак не могли ощутить даже слабого дуновения. Надо было как можно быстрее освободить все дыхательные пути от посторонних предметов вроде водорослей, а из легких удалить воду, если она туда успела проникнуть. София помогла мужу положить пострадавшего сначала на бок, после чего Даниэль, придерживая голову человека, перевернул его на живот, перекинув себе через колено, и хорошенько потряс, чтобы вода вылилась из легких. Однако воды было совсем мало.

— Звони в скорую, Софи. Набирай 112.

Пока София объясняла диспетчеру их местоположение, Даниэль обхватил руками сзади торс персебейро и несколько раз рывками сжал ему грудную клетку. Вода по-прежнему не выливалась.

— Может быть, он просто потерял сознание от удара? — робко предположила София.

— Думаешь, он не захлебнулся? — Даниэль взмок от прилагаемых усилий и отер пот со лба. — Тогда попробую проверить его дыхание еще раз.

Даниель снова перевернул пострадавшего персебейро на спину и приник ухом ему ко рту.

— Кажется, он дышит! — с надеждой воскликнул он. — Наверно, надо сделать ему искусственное дыхание на всякий случай. Ты не помнишь, как оно делается?

София растерянно покачала головой.

— По-моему, надо зажать ему пальцами нос и дуть в рот, — сам себе напомнил Даниэль.

Но, как только он схватил пациента за нос, тот вдруг тихо застонал. Дебби с испугу дернулась в сторону и залаяла. Все, как один, включая пострадавшего, вздрогнули от неожиданности.

— Дебби, тихо! — скомандовал Даниэль. — Не хватало нам тут еще пару инфарктов заработать.

Он принялся легонько хлопать человека по щекам, стараясь привести его в чувство, и через-минуту другую тот с изумлением открыл глаза и обвел своих спасителей мутным взором. На него напал кашель, сотрясавший все его тело. Когда приступ утих, Даниэль поводил у него рукой перед лицом и спросил:

— Сколько пальцев?

— Один, — послушно ответил персебейро. — ¡Joder⁵! Где я?

Голос у него был хриплый и словно надтреснутый.

— По-прежнему на этом свете. Ну и напугал же ты нас, дружище! — радостно сказал. — Как тебя зовут, помнишь?

— Донато Пинто.

— Правильно! А я тебя сразу и не узнал с маяка.

— Это ты, Даниэль? — взгляд персебейро, наконец, сделался осмысленным, щеки порозовели.

— О, вижу, жизнь к тебе возвращается!

— Вы знакомы? — взволнованно спросила София.

— Дорогая, познакомься — это мой давний приятель Донато, местный ловец персебес. И сегодня у него второй день рожденья.

София поздоровалась, и персебейро хотел было подняться и отвесить ей ответный поклон, но Даниэль его удержал.

— Сиди-сиди! Сейчас не до церемоний. Скорую мы уже вызвали, так что она должна быть на подходе. А пока лучше тебе не делать резких движений.

— Я в порядке, Даниэль, не суетись.

— Полегче, дружище! Сейчас не время геройствовать. Мы еще не знаем, не нахлебался ли ты воды. Так что в любом случае тебе придется поехать в больницу.

— Да говорю же, я в порядке. Сейчас отдохну и пойду домой.

— Как Ваша голова? — с тревогой спросила София. — Болит?

Персебейро деловито ощупал шишку на лбу, на которой проступил кровоподтек.

— Меня, видать, малость тряхнуло волной и приложило о скалу. Но котелок мой все-таки выдержал, не переживайте, синьора София.

— Удивляюсь, как Вы решились в одиночку спуститься туда.

— Корысть взяла, — честно признался Пинто. — Вчера во время отлива проплывал мимо на лодке и обнаружил на скалах целую колонию отборных уточек, а сегодня решил подзаработать немного.

— Но Вы же могли погибнуть!

— Наше ремесло всегда было нелегким, — сказал персебейро. — Да и сейчас при всем снаряжении собирать peus de cabra⁶ очень и очень опасно.

— Мы видели, как Вас болтало в прибое, — согласилась София. — У меня чуть сердце не остановилось, когда Вас смыло со скалы. Думала, пропал человек!

— Что и говорить, спасибо Даниэлю — подсобил! — Пинто потер ушибленную голову и подмигнул мужу Софии.

— Да как же иначе! — с чувством ответил Даниэль. — Не бросать же человека в беде. Море такого не прощает.

— Что поделать! — вздохнул Пинто. — Надо кормить семью. А зарабатывать на жизнь меня научили только этим. У нас в роду все мужчины были персебейрос.

— Донато, а дети у Вас есть? — спросила София.

— Двое — сын и дочурка, — с гордостью ответил ловец морских уточек.

— И что же? Они тоже будут рисковать жизнью на скалах?

Донато Пинто помолчал, бережно ощупал свою лысую голову. Потом вдруг запел куплет из песенки:

Aquí traigo este relato

y escuchenme, compañeros,

de la batalla que libramos

en Cedeira los percebeiros…

Я расскажу вам историю,

А вы послушайте, товарищи,

Как вели в Седейре битву

Мы — персебейрос…

— Лично я хочу сына в университет отправить. Пусть лучше юристом будет или музыкантом — всяко безопасней, чем по скалам ползать, — усмехнулся он. — Видать, прервется на мне наша династия персебейрос.

— Оно, может, и к лучшему, — сказал Даниэль.

— Возможно, моему сыну не придется нырять в соленые волны и цепляться за скользкие скалы. Пусть уж лучше он видит персебес лишь у себя на столе во время рождественского ужина.

— Цены на морских уточек нынче вообще взлетели: на рыбном рынке видел ценник в 300 евро за килограмм. Дороговатое удовольствие, однако! Это притом, что килограммом ты вряд ли наешься, потому что в одной уточке от силы одна пятая — это мясо, остальное все — ракушки и прочие несъедобные части.

— Это, наверно, percebes de sol⁷ — те уточки, что выросли на солнечной стороне скалы, — сказал Донато. — Они ценятся выше всего.

— Почему так? — спросила София.

— Ножка у них помясистей будет, а значит — вкуснее. Впрочем, aguarones — те, кому выпало на северной, теневой стороне к камню прилепиться — тоже стоят прилично. Сейчас по 150 евро за килограмм таких отдают. Товар-то у нас сезонный.

— Да уж, в период штормов, наверно, только самоубийцы полезут уточек собирать, — поделился своими соображениями Даниэль.

— Это факт, — согласился Пинто. — Потому-то и приходится мне сегодня рисковать своей головой, чтобы успеть заработать детям на хорошее образование, пока силы есть. Стар я стал, но деваться некуда — на море вся надежда. Только оно нас и кормит. Поэтому пока охотники за персебес во время отлива штурмуют обнажившиеся крутые подводные рифы в поисках очередной колонии этих ракообразных, притаившейся в расщелине скалы. Отбирать приходится только уточек определенного размера. Самые крупные — наименее мясистые и полые внутри, поэтому на них лучше время не тратить. Те, что совсем мелкие, тоже не подойдут — им еще надо дать подрасти. Как всегда и во всем, нужно искать золотую средину — персебес среднего размера. Эти все, как на подбор — один к одному!

— И это все Вы успеваете оценить, пока не накатила волна? — изумилась София.

— Именно так, синьора. С годами глаз сразу определяет тех, кто попадет к Вам на праздничный стол, а кто пока понежится в прохладных волнах. А вообще уметь отдирать уточек от скалы еще не значит быть хорошим персебейро.

— Какие же навыки для этого нужны?

— Самое главное — уметь наблюдать за морем, — задумчиво произнес Пинто, — ведь только тогда ты можешь понять, когда еще можно лезь на скалы, а когда пора убираться прочь.

— Видать, теряешь сноровку, персебейро, — подшутил над ним Даниэль. — Если бы Софи не захотела прогуляться сегодня до маяка, даже не знаю, кто бы тебя вытаскивал.

— Море дает вам, и море забирает у вас самое ценное. Оно дает жизнь, и оно забирает ее у вас, когда решит, что пришел ваш черед.

— Похоже, сегодня мне удалось перехитрить море, — ухмыльнулся Даниэль. — А, Пинто?

Пинто ответил не сразу. Он прислонился затылком к камню и смежил веки. На его лицо, поросшее седоватой щетиной, легла тяжелая тень усталости. Персебейро открыл глаза и сощурился.

— В прежние годы ловцы персебес ныряли в море даже зимой. Сейчас на мне гидрокостюм из неопрена, который позволяет продержаться в ледяной атлантической воде до прихода подмоги, если не посчастливилось потерять опору и плюхнуться со скалы в океан. А было время, когда я в одних шортах и кедах лез на рифы. Тогда охота за морскими уточками была, действительно, смертельно опасной. Однако твоя правда, Даниэль. Позволь тебе и твоей прелестной супруге выразить мою глубочайшую признательность и пригласить сегодня на ужин.

— Не стоит благодарности, — скромно ответила София. — Самое главное, что с Вами все будет в порядке, Донато.

— Когда в Нигране была местная cofradía⁸, я, будучи ее членом, рыбачил с другими рыбаками. Но потом понял, что могу прокормиться в море сам по себе. Собирать персебес — это единственное занятие, которым я отлично овладел и научился зарабатывать на жизнь. А что может быть лучше любимого дела, когда ты сам себе начальник?

Персебейро развел руками, огляделся вокруг и, увидев мешок со своим уловом, сказал:

— Раз уж не хотите ко мне в гости, тогда за мое спасение вам причитается моя сегодняшняя добыча. Забирайте!

— Что ты, Пинто! — возразил Даниэль. — Тебе семью надо кормить.

— Я настаиваю! — твердо молвил Пинто. — Хоть я и оступился сегодня, но peus de cabra себе еще успею наловить. Так что берите все.

— Все — это слишком щедро. Половины нам вполне хватит, правда, Софи?

— Конечно! Разве что просто попробовать.

— Тогда я подскажу вам лучший рецепт их приготовления.

Дебби встрепенулась и навострила уши: из-за поворота по узкой дороге к маяку медленно ползла желтая карета скорой помощи. Даниэль, взяв собаку на поводок, пошел навстречу машине. Когда скорая подъехала, из нее вылезли двое парамедиков. Выслушав краткий рассказ Даниэля об инциденте, они направились к потерпевшему. Один из них сказал, что София и Даниэль все сделали правильно и что теперь пациентом займутся врачи, потому что госпитализация в таких ситуациях обязательна. «Возможен отек легких или даже синдром вторичного утопления, к тому же он ударился головой, поэтому нужно будет выяснить, нет ли у него сотрясения или субдуральной гематомы», — сказал парамедик.

Пинто осмотрели, укутали в одеяло и аккуратно подвели к машине. София принесла мешок с уловом и сумку с вещами персебейро.

— Как поправитесь, так расскажите свой секретный рецепт, — с улыбкой обратилась она к Пинто.

— Зачем тянуть? Я сейчас Вам его и выложу.

Персебейро порылся в своей сумке, выудил из нее пластиковый пакет и отсыпал в него добрую половину собранных уточек. Он вручил пакет Софии, наклонился поближе к ней и, доверительно понизив голос, стал рассказывать рецепт.

— Некоторые морских уточек даже сырыми едят с оливковым маслом и уксусом, но я рекомендую их немного отварить: наливаете в кастрюлю морской воды, доводите до кипения, а затем бросаете в нее уточек — буквально на пару-тройку минут. Если хотите, можете плеснуть туда же полстаканчика белого вина и бросить пару лавровых листочков, чтобы подчеркнуть вкус нежнейшего продукта.

— Вы так аппетитно рассказываете, что я словно бы опять проголодалась.

— Придете домой и как раз утолите голод. Готовятся персебес быстрее некуда! И обязательно ешьте их, пока не остыли совсем, а то не так вкусно будет.

— А как их едят?

— Берете уточку за ножку и отламываете от нее часть с раковинами. Только будьте осторожны — внутри у них вода, так что не забрызгайте тех, кто рядом с Вами. А запивать их лучше всего все тем же молодым белым вином.

— Говорят, морских уточек собирают еще и у берегов Марокко, а еще где-то в Канаде, — вспомнил Даниэль.

— Верно, — согласился Пинто. — А еще говорят, что галисийские персебес самые вкусные в мире.

— Берегите себя! — пожелала ловцу персебес София.

Парамедик залез следом за пациентом в салон кареты скорой помощи и захлопнул дверцу. Машина аккуратно развернулась и покатила обратно по той же дороге, по которой приехала.

— Вот это приключение! — воскликнул Даниэль и обнял жену.

— Ты совсем мокрый, — ответила София, трогая ладонями спину мужа, — так и простудиться недолго. Пойдемте-ка скорее домой, да напьемся горячего чаю. А что до приключений, то к черту их! Лучше сидеть в домике и объедаться тортом.

— Или морскими уточками, — подмигнул ей Даниэль.

— Ни один деликатес не стоит такого риска, и никто меня в этом не переубедит, — насупилась София.

— Согласен, сладость моя. Но для жителей галисийского побережья море всегда служило источником как изобилия, так и опасности. Здешние воды, возможно, самые коварные во всей Атлантике. Прибрежная акватория усеяна острыми, как бритва, подводными пиками, которые едва скрываются волнами и обнажаются лишь во время отлива. А непредсказуемые океанские течения, густые туманы и ветра делают эти рифы еще более опасными. В то же время эти суровые воды изобилуют жизнью. Наш край всегда гордился тем, что поставляет самую лучшую рыбу и морепродукты по всей Испании, от омаров и трески до осьминогов и персебес. Хотя, говорят, при сборе морских уточек ежегодно гибнут несколько опытных ловцов.

— Это очень печально. Все-таки я не понимаю, зачем они так рискуют.

— Море — это все для этих людей. По закону, добывать персебес имеют право только те, у кого есть официальная лицензия на это. К тому же даже им разрешено вылавливать не более шести килограммов рачков в день, да и то лишь в определенные дни в году. Но, как можно догадаться, все эти ограничения повсеместно нарушаются. Такие, как Пинто работают легально и никогда не собирают с одного места всю колонию целиком, чтобы оставшаяся часть морских уточек имела возможность восстанавливать свою популяцию. В то же время уйма других ловцов занимается откровенным браконьерством. Некоторые энтузиасты пытаются как-то противодействовать незаконному промыслу, стараются по ночам во время отлива патрулировать самые обильные места, куда и стекаются все браконьеры, но все эти усилия лишь капля в море.

— Странные эти люди: море для них все, но они сами же готовы подчистую уничтожить всех его обитателей просто ради наживы. Неужели нельзя научиться зарабатывать как-нибудь иначе?

— Как сказал нам Пинто, он как раз хочет, чтобы его сын прервал династию персебейро и сделался юристом. Отыскивать лазейки в людских законах, возможно, не столь увлекательно, как собирать персебес со скал, но морские уточки только выиграют, если все персебейро решат в один прекрасный день уйти с головой в юриспруденцию.

Примечания

4

Дерьмо! (исп.)

5

Черт возьми! (исп.)

6

Буквально: «козьи ножки» (исп.).

7

Буквально: «солнечные персебес» (исп.).

8

Профсоюз (исп.).