Багровый горизонт

Maria Kowalsky, 2023

Иногда тебе кажется, что твоя жизнь скучна, предсказуема и каждый новый день похож на предыдущий. Но однажды ты с восторгом и ужасом осознаешь: наш мир – лишь один из великого множества. И человечеству уж точно далеко до управления ими…Адриан Фавалли – молодой полицейский, мечтавший о подвигах и получивший их сполна, когда его заносит в разрушенный неизвестной силой город. По улицам бродят зомби и монстры, товарищи оказываются не теми, за кого себя выдают, и добраться до точки сохранения, не потеряв рассудок, совсем не так просто.Параллельные миры, научные эксперименты, дружба и верность, неожиданные повороты и пугающие откровения. История, которая приоткрывает покрывало тайны. Первый шаг на тернистом пути. Попробуй не потерять себя. Рискнешь?

I. Адриан

21 мая 2023 года

Жалею ли я сейчас о чем-то? Думаю ли, что мог бы где-то поступить иначе, пытаясь изменить ход событий? И может быть, от этого решения изменилось бы многое — разумеется, в лучшую сторону?

Нет, не жалею. Не вижу смысла оглядываться в прошлое.

Что сделано, того не воротишь, факт. Как бы сильно этого ни хотелось. Ставки сделаны. И вот ты сидишь, развалившись, на скамейке на крыше госпиталя, уставший до степени полного безразличия, вдыхаешь вонючий дым, что поднимается с улицы. А перед глазами — все события прошедшего вечера. Бесконечно долгого и мерзкого вечера, после которого вряд ли что-то останется неизменным.

Для меня — так точно не останется. Слишком много такого, что всегда казалось ненастоящим — но во что тебя щедро окунула Судьба. Пафосно? Ну, почему-то в такие моменты только это и спасает. Может, что-то вроде системы защиты психики? Иногда самоирония — единственный спасательный круг, когда наваливается мрачняк.

— Эй, ты меня вообще слышишь? — голос с визгливыми оттенками нахально вторгается в мысли, разбрасывая их в разные стороны, как шальной ветер — осеннюю листву под ногами. — Офицер, прием!

Я не могу сдержать вздох, неохотно открываю глаза и выпрямляюсь:

— Тебя очень трудно не расслышать, Джим.

— А, ну хорошо, а то я уже начал волноваться…

Сарказм, ирония? Парень, это мое игровое поле, и весовые категории у нас разные!

Делаю вид, что не слышу ворчания Джима Китса, и начинаю спускаться по лестнице навстречу нашей общей зловещей судьбе. Мысли снова собираются, как тучи перед грозой: такие же темные, не радующие и непрогоняемые. Коул был бы рад. Hijo de puta.

Что ж. Будь что будет, но Адриан Фавалли не привык ныть или жаловаться.

Даже когда нас осталось только двое, и один не умеет обращаться с оружием, а желающих получить пулю в лоб куда больше.

1.1

14 апреля 2023, Илезия

«Что ж, когда-нибудь все случается впервые», философски изрекает старина Джо, услышав мое паническое «Я же опаздываю!» в трубке. «Не гони на дороге, и будь паинькой».

Спасибо, Джо, что бы я без твоих мудрых советов делал?!

Вообще-то, к месту несения службы я рассчитываю прибыть за несколько часов до назначенной встречи, но благополучно умудряюсь проспать, и потом в спешке собираю легкомысленно оставленные «на завтра» вещи, пытаясь вспомнить, куда подевал подаренный тетушкой свитер.

Спасибо затащившим на вечерний киносеанс друзьям и небольшой тусовке сразу после кино на квартире у новоиспеченного офицера полиции. Посиделки в узком кругу затягиваются далеко за полночь, и только в три часа я вспоминаю, что мне-то, в отличие от других, завтра на работу, и не хотелось бы опоздать, и не хотят ли господа гости отчалить по домам, или разместиться на диванчике в кухне?

Желающих остаться не находится, и компания оставляет меня в гордом одиночестве. Последствия небольшой гулянки убираются в истинно мужском стиле — если в шкаф можно что-то закинуть, это что-то непременно будет туда закинуто, и в квартире практически не к чему придраться.

Платой за веселое общение становится не услышанный (пять раз) звонок будильника, скатывание с кровати в полдень, и лихорадочные сборы в дорогу с четким пониманием, что я совершенно явно проспал, и теперь, чтобы добраться вовремя, придется надеяться на отсутствие пробок на дорогах, ясную погоду и прочие знаки доброго расположения звезд.

К счастью, погода относится ко мне благосклонно и не добавляет форс-мажорных обстоятельств. До пункта назначения я добираюсь все-таки раньше, чем стрелки часов оказываются на шестерке и двенадцати.

Да уж, было бы до обидного глупо перечеркивать все хвалебные характеристики банальным опозданием в первый же рабочий день!

Моему самолюбию весьма нравится почти все, что начеркали господа преподаватели и тренеры в досье. Судя по этим данным, я почти супермен: храбрый, верный принципам, ловкий и сообразительный. И с тем, что я неисправимый идеалист, тоже согласен на все сто. Пусть от этого сильно попахивает глупостью, но никто не сможет убедить меня, что все потуги быть человечным и честным так и останутся незамеченными на фоне творящегося в мире безобразия. Что я цепляюсь за устаревшие понятия, не желая принимать принцип: «Или ты — или тебя».

Чего стоит человек без веры? Без морали и принципов?

На улицах Илезии царит спокойствие. Хорошая погода выманивает довольно много народа на прогулку. Остановившись на светофоре, я разглядываю прохожих, ловлю устремленный на меня восторженный взгляд мальчика лет пяти, и улыбаюсь в ответ. Вспоминается, как в детстве я сам так же смотрел на полицейских, уговаривая маму купить машину. А позже взахлеб рыдал в магазине, требуя купить такую же клёвую синюю униформу, как у Леона Кеннеди — и чтоб непременно со значком R.P.D. Как это таких значков нет в продаже?! Папа-а!

Мечты сбываются. Иногда не так, как планировал ты, но возможно, оно и к лучшему? Как говорил с печальным вздохом бармен Джо, «как приятно добиться чего-то к двадцати двум годам».

Мне везет, и я влетаю в здание полицейского департамента за пять минут до начала встречи. Предъявляю документы на входе, нахожу лестницу и направляюсь к ней, изо всех сил стараясь выглядеть уверенным в себе. Словно отслужил здесь уже несколько лет, знаю все переходы и коридоры, и в общем-то, не блуждаю в поисках нужного кабинета, все больше впадая в цейтнотовую истерику…

И устраиваю эпическое столкновение с девушкой, которая выходит из-за угла как раз в тот момент, когда я заворачиваю за него. Чуть не становлюсь причиной ее падения — хорошо, реакция не позволяет сплоховать, и я успеваю подхватить ее. Над нами кружатся перепуганными птицами бумаги, и я втихомолку радуюсь, что в руках у незнакомки не было чего потяжелее.

Удивление в ее глазах быстро сменяется весельем:

— Можете отпускать, — негромко говорит она; голос подрагивает от смеха. Я быстро разжимаю руки, выпуская ее из объятий, и надеюсь, что выгляжу не слишком растерянным.

— Новенький? — девушка изящно опускается на корточки и начинает собирать бумаги, поглядывая на меня с любопытством. Я киваю и подбираю разлетевшиеся листы:

— Адриан Фавалли.

— А я Луна, — дружелюбно отвечает она, смахивая прядь светлых волос со лба. — Куда спешил?

Колокольным звоном врывается в реальность понимание, что я вот-вот опоздаю на встречу с начальством, и офицеру Фавалли в последний момент удается сдержать рвущийся наружу не очень приличный возглас.

— Ох, — я с трудом протискиваюсь за шкаф и дотягиваюсь до упавшего дальше остальных листа. Протягиваю его Луне. — Прости, но… не могла бы ты подсказать, где кабинет шефа?

Луна выпрямляется, держа растрепанную кипу документов прижатой к груди, и весело улыбается:

— А, так вот куда ты летел.

— Сойдет за оправдание? Ну, что я тебя чуть не уронил?

— Я подумаю, пока шеф будет тебя чихвостить, — обещает она, указывая на кабинет в нескольких метрах дальше по коридору. С облегчением выдыхаю:

— Спасибо.

В спину летит добродушно-насмешливое:

— Главное, не показывай, что ты его боишься.

— Адриан Фавалли прибыл к месту несения службы!

Мда, как же это сухо звучит, аж в горле першит. Но выражение лица нужно сохранять неизменно вежливым, как требует служебный этикет. Ну и, разумеется, вытянуться по стойке «смирно», изучая бесстрастным взглядом эмблему, что украшает стену за креслом начальника полицейского департамента Илезии. Любопытный образчик экспрессионизма.

Не начальник, эмблема.

Начальник-то как раз представляет собой пример классического полицейского старой закалки: суровый, немногословный и предельно откровенно выражающий свое мнение. Открытое широкоскулое лицо с чисто выбритым волевым подбородком, изучающий взгляд синих глаз. Диего Рамирес, гроза не только преступников, но и недобросовестных сотрудников. И на его мнение слабо повлияют даже высшие баллы и отменная характеристика новичка. Придется доказывать делом, чего ты стоишь.

Шеф Рамирес дает мне возможность вволю полюбоваться эмблемой участка (я увлекаюсь и уже начинаю на полном серьезе искать во всех этих завитушках глубинный смысл и второе дно), и выдергивает из задумчивости:

— «Превосходный стрелок», — он зачитывает глубоким голосом те самые суперменовские данные из личного дела. — «Тактические таланты. Лидерские качества. Храбрость». На сколько процентов, по вашему личному мнению, эта характеристика совпадает с реальностью, офицер Фавалли?

— Насчет первого — могу доказать прямо сейчас. С остальным, боюсь, придется обождать до подходящего момента, — я гипнотизирую стену, хотя очень хочется взглянуть на реакцию шефа, и от души надеюсь, что удается сохранить баланс между вежливостью и толикой здоровой самоуверенности.

Шеф едва различимо хмыкает. Поднимается на ноги, оказываясь выше и шире в плечах. Я не считаю себя задохликом, но шеф выглядит до того внушительно, что вызови он меня на спарринг, я сам поставил бы на него. Наверно.

Рамирес разглядывает меня, чуть приподняв густую бровь, и мне хочется узнать его мнение о пополнении в рядах его подопечных. Видимо, это отражается на моем лице, потому что у шефа в глазах вспыхивает легкая насмешка, но он тут же прячет веселье.

— Ничуть не сомневаюсь в справедливости данной вам характеристики, офицер. Позвольте разъяснить мою собственную систему оценивания.

Он выходит из-за стола, делает шаг в сторону закрытого жалюзи окна. Кабинет не слишком большой, так что парой шагов его и можно измерить (а может, дело просто во внушительных габаритах шефа). Снова поворачивается ко мне:

— Я считаю, что каждый человек имеет право на доверие. Такое, за которое не надо бороться и доказывать — просто оно дается по умолчанию, как право жить.

В общем-то, я склонен согласиться. Тоже стараюсь подходить к людям с позиции… хм, светлой стороны, если так можно выразиться. Хотя частенько это заканчивается разочарованием.

— После этого человек может как укрепить это мнение, так и разрушить его, — шеф возвращается к столу, берет с него значок. — Так что каждый начинает свой путь в департаменте уже с очками репутации.

Это как зайти в профиль первоклассного игрока и продолжить игру с его сохранениями и достижениями. С одной стороны, здорово; с другой — обязывает держать марку.

— Добро пожаловать в Илезию, офицер Фавалли. Покажите, на что вы способны.

Я искренне улыбаюсь в ответ, пожимаю протянутую руку и цепляю значок на нагрудный карман. Затем скупо киваю и иду к двери.

В коридоре тихо и почти безлюдно — только несколько человек стоят у окна, что-то обсуждая и перебрасываясь шутками. Однако я не успеваю запаниковать, что опять придется искать выход или негодовать по поводу запутанности здешних коридоров. Луна, которая ждет у лестницы, приветливо улыбается, едва завидев меня:

— Быстро он тебя отпустил. Пожалел, видимо.

— Все дело в моем красноречии, — откликаюсь я, с готовностью следуя за ней. На нагрудном кармане синей полицейской униформы, которая идеально сидит на стройной фигурке, замечаю бейдж: «Офицер Л. Рамирес» — и только тогда понимаю, почему новая знакомая так похожа на шефа: такие же пронзительно-синие глаза, волевой подбородок, смягченный нежной линией щек. И такой же открытый взгляд без намека на фальшь.

— Ага, — понимающе хмыкает она, — том самом, которым ты щеголял до того, как переступил порог кабинета?

— «До» я был чужим, а в чужом монастыре свой устав читать не очень вежливо, — отвечаю кивком на безмолвное приветствие поднимающегося навстречу мужчины. С трудом удерживаюсь, чтобы не перепрыгнуть через перила. Но подобные детские выходки в первый же рабочий день вряд ли покажутся местным подобающими.

— А теперь этот устав стал не чужим? — любопытствует Луна, первой выходя в коридор первого этажа и направляясь к кофейным автоматам.

— Я еще не решил, облагораживать ли этот монастырь уставом моего сочинения, — отшучиваюсь я. Луна смеется — перезвоном маленьких колокольчиков, и этот смех привлекает внимание нескольких офицеров, что стоят в холле.

— А мнение шефа играет какую-то роль?

— Тоже не решил.

— Ему будет интересно узнать.

— Так запросто кинешь меня?

— Я еще не решила, — передразнивает она.

— Ага, — я выбираю самый простой кофе с сахаром. Луна — кофе со сливками.

Она кажется хрупкой, и в то же время — уверенной в себе. Это сочетание вызывает неосознанное желание ее защищать, хотя сильно сомневаюсь, что сестра Диего Рамиреса нуждается в опеке.

Луна устраивает мне краткую экскурсию по участку. Спеша на встречу с шефом, я практически ничего не успел разглядеть, и теперь в компании очаровательной спутницы компенсирую это. Офицер Рамирес рассказывает байки из жизни департамента, его сотрудников и Илезии в целом. С чувством юмора у нее тоже полный порядок. Слушать ее мелодичный голос приятно, и я ловлю себя на мысли, что Луна нравится мне все больше.

Вечер уже опускается на Илезию мягким покрывалом, когда я выхожу на улицу. Раскаленный солнцем асфальт неохотно расстается с теплом. Я всегда любил это время года, особенно в школьные годы, когда мы с друзьями допоздна сидели в парке с гитарой, изображая бойз-бенд.

Здесь тихо, здесь ласковые вечера и симпатичные девушки. А что касается перспектив по части карьеры — было бы желание, а добиться успеха можно где угодно.

За следующую неделю я вполне осваиваюсь на новом месте, приходя к окончательному выводу, что здесь мне нравится. Коллеги принимают новичка весьма благосклонно, хотя и не упускают возможности беззлобно подшутить. Шеф Рамирес вызывает на своеобразную дуэль на полигоне, и остается доволен результатом нового сотрудника. А с Луной я настолько сближаюсь, что иногда кажется: мы с этой девушкой знакомы давным-давно, и можем понять друг друга без слов, только по мимике и жестам. Молчится и говорится в ее компании одинаково легко, и я начинаю задаваться вопросом — не слишком ли быстро все происходит, и как к этому отнесется шеф?

Луна очень скоро вовлекает меня в свою компанию, и свободные вечера проходят весело и шумно. И она же с достойным лучшего применения терпением подтягивает меня по испанскому языку, едва узнав, что я начал его изучать, и не допуская ни малейшего послабления. Когда дело касается чего-то, что она может контролировать, Луна Рамирес ни в чем не уступит своему брату.

Квартира неподалеку от департамента оказывается небольшой, но мне этой площади хватает с избытком. А еще я получаю в пользование ту самую машину, о которой так мечтал в детстве — с мигалкой, сиреной и прочими атрибутами. Надо признаться, в пять лет я был бы куда счастливее оказаться за рулем подобной тачки, но… так ведь оно всегда и бывает с детскими мечтами? Санта Клаус оказывается с накладной бородой, а машину надо постоянно мыть и ремонтировать.

Так проходит месяц спокойной жизни. Ничто не предвещает изменений. Кажется, что здесь не может случиться ничего из ряда вон выходящего — чего-то такого, что лишило бы сна и покоя.

Кто бы сомневался, что все перевернется с ног на голову?

1.2

20 мая

— Как меня слышно? — Звонкий голос Луны в наушнике отлично развеивает дремоту и скуку, от которых в длинной дороге никуда не деться. Я улыбаюсь:

— Слышу тебя отлично, чему беспросветно рад. Как там у вас, в солнечной Илезии?

— Солнечной? — она фыркает. — Эта желтая звезда покинула нас еще на прошлой неделе. Теперь здесь мокро и скучно.

— Представь, каково мне рассекать по лужам, — я как раз веду машину по невозможно заболоченной дороге, боясь представить себе ее внешний вид. — Ощущение, будто на подлодке плыву.

— На подлодке у тебя был бы совсем другой обзор, — возражает Луна тут же. — С Немо, Дэйви Джонсом и всякое такое.

— Ладно, на всплывшей подлодке.

— Всплывшей кверху брюхом?

Мы дружно смеемся. Луна зевает, тяжко вздыхает:

— Вот прямо сейчас передо мной огроменная куча отчетов, и я боюсь, что эта гора упадет и раздавит меня. А ты меня кинул. Предатель.

— А как же «Плыви, мой храбрый капитан, а я тут сама разберусь»? — подкалываю я.

Дорога становится все хуже, и я в десятый раз жалею, что решил срезать путь, свернув с трассы. Деревья выстраиваются так близко по обеим сторонам дороги, что ветки то и дело хлещут по лобовому стеклу; туман превращает любые объекты впереди в призрачные силуэты.

— Когда это я такое говорила?

— Когда я сунул нос в твой кабинет, чтобы попрощаться… ах да, ты в этот момент как раз любезничала с Микеле, так что могла и не заметить меня. Прошу простить.

— Ни с кем я не любезничала! — «сердится» Луна. — Почему для тебя любой разговор автоматически превращается во что-то, близкое к флирту?

— Потому, что ты активно кокетничала? — выдвигаю я предположение, всерьез размышляя, не стоит ли повернуть обратно. В конце концов, лишний час пути вполне может быть противовесом сомнительно-приятной возможности угодить в передрягу на пустынной дороге в глубинке.

Луна негодующе фыркает, но не успевает ничего сказать.

— Я всегда рад поболтать с тобой, Лу, но сейчас придется отвлечься. — Я останавливаю машину, понимая, что туман все гуще и непрогляднее: дальше, чем на несколько метров, не посмотришь. Плохо дело. — Погодные условия никуда не годятся.

— Что-то серьезное?

— Не думаю. Но из графика выбьюсь, кажется.

— Плохая привычка, — замечает она. — Ладно. Будь на связи, и возвращайся скорее.

— Соскучилась?

— Ага, размечтался! Я тебе твою половину отчетности оставлю.

— Ты даже более жестокая, чем твой брат.

— Я обязательно передам ему твое мнение о его методах, — обещает Луна со смешком. — Веди себя хорошо, и не разговаривай с незнакомцами.

— Договорились. До связи.

Как раз перед тем, как шеф отправляет меня в командировку, наша компания собирается, чтобы скоротать осенний вечер просмотром вышедшего только что ужастика. Спросил бы кто меня сейчас, я с уверенностью сказал бы, что местечко, в котором я очутился, ничуть не уступает по атмосферности городку из фильма: туман, жуткая тишина, ветки под ногами — все, как полагается. Все условия, чтобы почувствовать себя в шкуре одинокого путника, заблудившегося в лесу и ставшего первой жертвой маньяка или ведьмы.

Стоит пройти пару метров по затерянной посреди леса дороге, как в лучших традициях жанра в кустах справа хрустит ветка, а секундой позже раздается невнятный звук. Что делают герои кино в этом случае? Правильно: встречают опасность лицом к лицу и с верным пистолетом в руке.

Реальность не разочаровывает. Я бы даже сказал глубокомысленно, что именно с этого момента все идет по наклонной, ведя к неизбежному.

В следующее мгновение, стоит мне только повернуться к подозрительным кустам, из них вываливается и падает мне под ноги человек. Успеваю заметить кровь у него на лице и руках, и тут же наклоняюсь к нему, пытаясь нащупать пульс. Редкий и слабый, но есть. Теперь осторожно перевернуть гостя, постараться определить, что с ним случилось, вызвать помощь…

— Луна! Луна, ответь!

Тишина, изредка прерываемая треском помех. Проклятье! Со связью-то что случилось?

— Луна, мне нужна помощь!

Оказывать первую помощь при внутренних кровотечениях — это не то, в чем я силен. Все попытки сохранить несчастному жизнь, пока пытаюсь вызвать скорую, ограничены вытиранием крови, накладыванием жгутов из платка, и тщетными усилиями понять, что же с ним случилось. Можно поставить на падение с большой высоты: тут явно не обошлось без переломов. Но откуда его угораздило свалиться? И черт возьми, что со связью?!

Поздно. Даже если бы мне ответили и выслали помощь, для этого несчастного все кончено, я прекрасно это понимаю. И когда он испускает последний рваный вздох, я с тяжелым сердцем опускаю его на землю.

Повреждения вызывают все больше вопросов. Кто мог так жестоко изувечить человека, нанеся множество ударов ножом, или чем-то подобным? На бедняге живого места нет, странно еще, что он как-то добрался до дороги… Стоп. Откуда он пришел-то?

Карта подсказывает, что полукилометром дальше по дороге находится Скартум — город в долине (отсюда и туман), где есть крупный научный комплекс. Двадцать тысяч человек населения, около половины — ученые и исследователи. Но если бы в городе что-то произошло, правительство сразу же взяло бы ситуацию под контроль, так ведь? Никто не бросит на произвол судьбы место с подобной концентрацией высоких технологий — или что там в Скартуме есть?

В любом случае, выбора у меня, кажется, нет. На машине проехать не получится, так что придется идти пешком. С пистолетом наготове, разумеется.

А то мало ли чем промышляют господа ученые в своей Черной Месе?

Фонарик, почти новая бумажная карта (да, навигатор — хорошая штука, но в данной ситуации пользы от него немного), несколько запасных обойм для верного «Глока», аккуратно разложенных по подсумкам, теплая куртка — и офицер Фавалли готов идти на свидание с неизвестным. По чавкающей грязи и ломающимся с жутким треском веткам, сквозь зубы ругая плачущее вторую неделю небо и дующий в лицо издевательскими порывами холодный ветер. Но в общем-то, вполне себе бодрый и готовый ко всему.

Хотя, как говорит шеф Рамирес, невозможно быть готовым ко всему.

Лес заканчивается неожиданно. Дорога выводит к мосту через широкую реку, откуда открывается вид на всю долину — и от этого вида мрачные предчувствия, угнездившиеся где-то в области солнечного сплетения, только набирают силу.

В Скартуме определенно что-то случилось — что-то очень нехорошее, погрузившее город во тьму… впрочем, с освещением превосходно справляются многочисленные пожары. В небо поднимаются клубы дыма; тут и там полыхают костры. И нигде, насколько я могу заметить с возвышения, никакого движения. Словно все вымерло.

Попытка связаться с Луной снова проваливается. С местной службой спасения — то же самое. Хотя я уже ничему не удивляюсь. Только проверяю оружие и начинаю спускаться в город, размышляя, не стоит ли для начала изучить карту, чтобы не блуждать по улицам, как неупокоенный призрак.

На мосту обнаруживаются первые машины — брошенные, где попало, с открытыми настежь дверьми. И ни одной живой души. Ощущение нереальности происходящего никак не желает проходить. Хотя я сознаю, насколько это глупо, учитывая, что могу дотронуться рукой до материального доказательства катастрофы.

Знать бы, что все-таки случилось, и чего ждать от этого города?

— Волк-одиночка, значит? — вполголоса бормочу я и хмыкаю. — Ладно.

По мере продвижения вглубь города картина не меняется: брошенные второпях автомобили, открытые дома и магазины, мигающие кое-где фонари, мусор в свободном полете — и ни души, ни звука; даже насекомые, и те куда-то исчезли. Прямо Сайлент Хилл какой-то.

Я поднимаю обмотавшуюся вокруг ноги газету, разворачиваю и подсвечиваю фонариком. Но надежда на то, что удастся таким образом получить хоть какую-то подсказку, не оправдывается: обычные новости, сплетни из жизни звезд, экономика и политика. Хотя по закону внезапно вымерших городов должен быть зловещий заголовок огромными буквами: «Живые мертвецы идут!», или что-то в этом духе.

Газета улетает прочь; на ее место приходит карта, которую я едва успеваю поймать — шаловливый ветер чуть не лишает меня старого верного путеводителя. До полицейского участка не так уж далеко, и я решаю в первую очередь навестить коллег, ну а там уж как получится.

Тишина начинает давить на нервы, а все попытки прислушаться тут же уносятся ветром. Это раздражает не на шутку. Внутренний голос ехидно советует врубить AC\DC на полную громкость: «I’m on a highway to hell! I’m on a highway»… Хотя нет, лучше «TNT» — больше самоуверенной крутости. «Back in Black», опять же…

Все-таки дурь из головы полностью не вышибается, наверно. Надо будет к старости проверить.

Первые пару кварталов я прохожу довольно быстро: мало машин, мало мусора. Зато стоит завернуть за угол, как картина меняется. Теперь улицу перегораживает самая настоящая баррикада, построенная из всего, что попалось под руку, но достаточно качественно, чтобы не пропустить кого-то с когтями длиной в руку. Это если судить по длине и глубине борозды, оставленной в двери автомобиля.

Вот это обстоятельство моментально повышает уровень предполагаемой угрозы на несколько ощутимых пунктов, заставив стать внимательнее и избегать задерживаться на освещенных участках. Не хочется встретиться с обладателем этого маникюра…

Мда. Кажется, я немножко сошел с ума, если вот так сразу верю в существование неведомого монстра, способного оставлять такие следы. Пересмотрел фильмов?

С другой стороны — вот она, высокая и прочная баррикада, я могу дотронуться до нее, и она точно не галлюцинация. От кого-то же люди защищались, от кого-то бежали?

Остается только выяснить, от кого и куда.

Ха, проще простого…

Дальше иду уже медленнее. Приходится отказаться от первоначального плана идти по прямой, и искать обходной путь. Так выходит дольше, и вдобавок наверняка опаснее, но штурмовать баррикаду не хочется: я точно не ниндзя, и если\когда навернусь с кучи металла, точно привлеку нежелательное внимание.

Не сказать, чтобы после подозрительной находки мне начинают мерещиться монстры в каждой тени, но «Глок» я не опускаю ни на секунду, самому себе напоминая бравого суперагента на сверхсекретном задании. Напарник бы не помешал, но об этом я сейчас могу только мечтать. Связь окончательно сдохла, и я свою квартирку могу поставить на то, что дело в этом странном городке.

Кажется, в том же Сайлент Хилле радио вытворяло всякие штуки, которые пугали почище любого чудовища, так что еще вопрос, помогло бы мне наличие связи со штабом, или наоборот.

Под ногами шуршат газеты, целлофановые пакеты, пластиковые упаковки от лапши быстрого приготовления, полусгнившие органические отходы. Создается впечатление, что людей здесь нет уже несколько дней — да и животных тоже не слышно и не видно. Ну хоть какая-нибудь бродячая кошка должна же была шмыгнуть под ногами, или ворона зловеще каркнуть, нет?

Я заворачиваю за угол, кинув быстрый взгляд на вывеску китайского ресторанчика напротив… и успеваю зацепить промелькнувшую на короткое мгновение тень в отражении.

В кафе кто-то скрывается. Вот только кто?

За ответом я и направляюсь. Сначала медленно, затем добавив скорость, опасаясь упустить первую возможную подсказку. Врываюсь в кафе, распахнув дверь, тут же замечаю метнувшуюся за колонну тень и бросаюсь следом, но резко останавливаюсь перед дверью, ведущей в кухню.

Вламываться в неизвестность с жизнерадостным «А вот и обед!» не хочется совершенно, тем более в темноте. Ждать тоже рискованно: вдруг когтистые любители баррикад решат заглянуть в кафе, подкрепиться легкомысленным офицером полиции?

Выбрав компромиссный вариант, я возвращаюсь к выходу и встаю там, откуда могу видеть и улицу, и небольшой зал кафе. Не хочется ни упускать зацепку, ни подпускать близко неведомого врага.

Прислушиваюсь к собственным ощущениям, и негромко хмыкаю, осознав, что в какой-то степени происходящее отвечает моим детским запросам: стать супергероем, угодившим в заварушку и расшвырявшим в одиночку всех врагов. Ох, уж эти детские желания… и нежелание взрослеть.

Терпение приносит плоды уже через несколько минут. Дверь в кухню медленно и бесшумно открывается, и в зал крадучись выходит человек. Во всяком случае, стоит он прямо, дышит часто и оглядывается с испугом — пока не замечает направленный на него пистолет. Потом-то он пытается бежать обратно в кухню, но я настигаю его, хотя по-прежнему избегаю близкого контакта:

— Стоять! — сшибаю его с ног, приставляю дуло пистолета между лопаток дрожащему, как лист, человеку. — Кто ты такой?

— Не стреляй! — молит он, встав на колени и поднимая руки. — Пожалуйста… я человек, я не заражен.

— Заражен? — я отхожу на шаг, позволяя ему встать. — О чем ты?

Он поднимается на ноги, поворачивается ко мне. Испуганный смуглый мужчина, в синем комбинезоне и кепке, примерно тридцати лет. Страх во взгляде мешается с надеждой на спасение, настороженность — с желанием верить.

— Ты не местный, — заключает он уверенно. — Но… как ты попал сюда?

— А что, тут ужесточили досмотр на границе? — Я опускаю пистолет, но не расслабляюсь. Мужчина издает странный звук — словно хочет рассмеяться, но вовремя вспоминает, что веселого мало.

— Да мы кого только ни пытались вызвать — все без толку. Связи нет. А те, кто решил выбраться из города… мы их потом находили на улицах мертвыми. Потом перестали и пытаться.

— Я не заметил ни одного трупа.

— Потому, что эти твари не оставляют ничего, — со смесью отвращения, ненависти и страха шепчет он, косясь на окно. — Слушай, давай уйдем отсюда, а? Они всегда возвращаются, и лучше в это время быть за крепкой дверью.

— Кто возвращается? — я не спешу принимать приглашение пройти на кухню. Мало ли, вдруг у них тут кружок каннибалов, а я угодил в штаб-квартиру. Да, попахивает паранойей, но — лучше перестраховаться.

Мужчина уже не скрывает страха, не отрывая взгляда от окон. Признаться, мне тоже немного не по себе, так что я стараюсь занять такую позицию, чтобы оставить себе простор для маневра.

— Тебя как звать-то?

— Джим Китс к вашим услугам, — мужчина пятится к кухне, смотрит на меня несколько недовольно и устало, как смотрят родители на расшалившегося ребенка. — Тебя как сюда занесло-то?

— Туман, — лаконично отзываюсь я. — Адриан Фавалли, полиция Илезии.

— Полиция? — он выглядит чуть бодрее. — Тогда, может…

— Может, расскажешь мне, что тут у вас творится? — перебиваю я. Джим как-то словно скукоживается, словно стараясь слиться со стеной, и кивает:

— Я не особо много знаю — все-таки я только механик, и во все эти ученые дела не лезу, но постараюсь объяснить, как понимаю.

— Так все-таки ученые? — бормочу я. Джим пожимает плечами:

— Я так думаю, — авторитетно говорит он. — Кто ж еще мог такое сотворить?

— Так в чем дело?

Джим молчит, и затем выдает дрожащим то ли от страха, то ли от возмущения шепотом:

— Они тут строили портал в параллельный мир. Ну и построили… сам видишь, к чему это привело.

База на Марсе, какодемоны и… Адриан, кажется, тебя опять заносит. Вернись в реальность.

Впрочем, к этой самой реальности прекрасно возвращает скребущийся звук прямо под окном, от которого Джим подпрыгивает на добрых полметра и юркает в кухню, оставив меня в одиночестве.

Ну вот тебе и поле для подвига, Солдат Рока. BFG-9000 тебе в зубы и вперед, с космическим маршем победы.

1.3

Не знаю, как там насчет портала и всяких параллельных миров — то есть, я пока не уверен на все сто, стоит ли верить этой теории, — но вот шорох за окном немедленно перемещается к порогу и живо материализуется в нечто двухметрового роста и размахом плеч шире, чем Дуэйн Джонсон.

Гостя мое искусство строить многоэтажные конструкции не впечатляет. Он скалится и лезет обниматься. Приходится очень быстро придумывать план битвы (желательно, чтобы он чуть-чуть отличался от плана побега, но это уж как повезет).

В отличие от Джима, я не очень-то доверяю надежной двери кухни, и предпочитаю сначала испробовать на монстре огнестрельное оружие. Однако пули девятого калибра не наносят ему видимого вреда, только раззадоривают — во всяком случае, рычит он очень бодро.

Гость, наконец, выходит на более или менее освещенное место, и мне становится очень не по себе, когда я разглядываю его.

Когда-то меня подбили на просмотр старого фильма о Франкенштейне. Так вот, это существо похоже на главного антигероя той истории: создается ощущение, что кто-то сумасшедший и не брезгливый сшил воедино куски от нескольких десятков тел, пользуясь грубыми стежками, и случайно зацепив веко, отчего казалось, что монстр подмигивает. Хотя его оскал намекает совсем не на дружелюбный характер…

Ни за что бы не подумал, что такая туша может так резво прыгать, если бы не видел собственными глазами. Я едва успеваю увернуться, а монстр врезается в колонну и обиженно ревет. Лучше бы молчал: если сюда прибежит еще один такой, мне несдобровать.

Хорошо, что столики в кафе не прикручены к полу. Когда монстр снова пытается схватить меня в загребущие объятия, обдавая кислой вонью, я с силой толкаю стол, целясь в ноги гостю. Получается: застигнутый врасплох противник падает, а я нахально перескакиваю через его голову, выпустив пару пуль в основание толстой шеи и в голову. А пока монстр не оклемался, добавляю тем же столиком (хорошо, что он не пластмассовый), подняв его за ножку и со всей силы опустив на голову монстру.

Выражение «тишина оглушила» звучит странно только до того момента, когда ты лично убеждаешься, что так бывает. Стоишь посреди зала кафе, в шаге от быстро затихшего монстра, вокруг которого быстро растет лужа крови, держишь пистолет наготове и напряженно прислушиваешься к каждому шороху снаружи. Схватка занимает не больше минуты, и только потом меня захлестывают впечатления и эмоции.

Потрясение. Все случается так неожиданно и идет вразрез с логикой, что мозг со скрипом принимает реальность: как будто старый архивариус, получив кучу коробок с новыми книгами, не может понять, в какой отдел все это богатство помещать, и не выкинуть ли лучше на свалку?

Растерянность. Самую чуточку (ох, ладно, чуть больше), но тем не менее. Причина — та же самая.

Опять же, самую чуточку страх. Потому что от заложенных природой инстинктов не отмахнуться, да и глупо отмахиваться от того, что спасает тебе жизнь.

Куча вопросов, которая наверняка скоро будет больше, чем отчетность, которой меня пугает Луна.

Ах да, еще у меня есть единственный пока встреченный мною выживший, который наверняка может ответить хотя бы на некоторые вопросы. Надо только выковырять его из укрепленной крепости со сковородками и кастрюлями.

Джим забаррикадировался на совесть (и когда только успел?). Приходится ждать, пока он окончательно уверится, что с ним говорит человек, а не маскирующийся под маленькую девочку волк, и только потом он неохотно открывает дверь и осторожно выглядывает в щелочку.

— Собираешься вечно тут прятаться? — интересуюсь я, заходя и мельком обозревая кухню. Джим хмурится:

— Не твое дело.

— Как пожелаешь, — легко соглашаюсь я. — В конце концов, зачем мне лишние проблемы? Мне бы добраться до полицейского участка, а уж там наверняка есть кто-нибудь, кто сможет помочь.

— Ты меня на слабо не бери, офицер, — ворчит Джим. Я с трудом скрываю победную ухмылку. — К участку, говоришь? А ты уверен, что там кто-то остался?

— Сам сказал, что из города никому выбраться не удается. Значит, все где-то прячутся, верно?

— Или их просто сожрали, — мрачно бурчит Джим, вытаскивая из кухни здоровенную монтировку и вызывая в памяти образ Гордона Фримена. Я фыркаю, перезаряжая «Глок» и проверяя оставшиеся магазины в подсумках на поясе:

— Оптимистично!

— Или ты реалист, или чей-то обед.

— И логично. Ну что, пошли? Или будешь собирать ланч-бокс в дорогу?

— Какой-то ты странный, офицер, — с подозрением заявляет Джим, когда я осматриваю улицу и даю отмашку: чисто, пошли. — Такое впечатление, что для тебя все это — не больше, чем игра. Сохранился в чекпоинте и бредешь себе дальше по руинам. Прибьют — перезагрузился, и все. У тебя с головой порядок?

— Психи повсюду, — отвечаю я, шагая вдоль стены. — В психушке только те, кто спалился.

Джим скептично хмыкает, но не комментирует. Зато у меня находятся вопросы, не терпящие задержки:

— Ты сказал, что виноваты во всем этом ученые. Почему так уверен? И чем конкретно здесь занимались?

— А чего еще ждать от этих высоколобых придурков, построивших башню, как у темного мага? — Джим машет рукой, и посмотрев в ту сторону, я понимаю, что он имеет в виду.

То, что на карте скромно именуется Научно-исследовательским центром, на деле оказывается высоченной башней Саурона, подходящей к городскому ландшафту, как корове седло. И там, на вершине этой башни, горит один из самых ярких костров. Отсюда не понять, искусственное это освещение, или кто-то решил развести костер взаправду.

— Мда, — оцениваю я уважительным тоном, — авангардная штуковина.

— Ага, — почти небрежно говорит Джим, пробираясь следом за мной и все время боязливо оглядываясь. — Закрытый комплекс, своего рода город внутри города. Чем там занимались, я не в курсе.

— Наверняка, под крылышком правительства?

— А то! Как приедет какая-нибудь важная шишка, так мэр его сразу туда ведет, и сам весь светится от гордости, — Джим говорит тихо и старается ступать бесшумно. — И я так думаю, что оттуда все и началось.

— Кто-нибудь еще выжил, как думаешь?

— Я никого не видел. Но ты сам сказал — в участке может кто-то быть.

— А вдруг не только там?

— А вдруг ты сунешься куда-нибудь, а вместо выживших тебя там будут ждать монстры? — Джима передергивает. Я пожимаю плечами:

— Все может быть.

— Ну, тогда уж сразу иди на телестудию и воспользуйся громкой связью, — предлагает он едко. Я молчу, обдумывая дальнейшие действия.

— Ладно. Давай пока пройдемся по местному Бродвею, а там как карта ляжет.

Джим косится на мою форму, оружие и не слишком охотно кивает. Ага, на двухметрового качка я не тяну, уж извини, брат. Всего-то метр семьдесят восемь ростом.

— Какова вероятность, что в катастрофе — какой бы ни была причина — выжил только один человек? — размышляю вслух. Вероятность, как по мне, близка к нулю: раз уж Джим смог продержаться, то почему бы и другим не спастись? — Когда это произошло?

— Эмм… дай-ка вспомнить. Я в тот момент был в автосервисе, вон там, — он машет рукой. — Роюсь себе в моторе, напеваю, и тут вдруг замечаю, что снаружи как-то слишком тихо. Городок у нас вообще не дискотечный, но молодежь-то все равно собирается — ну там, погонять на байках, прогуляться по парку. Я живу рядом с университетом, и привык к шуму, поэтому, когда не заметил ни одного человека на улице, сразу что-то заподозрил. Не то, что случилось, конечно — такое я только в кино и видел. Это позавчера было.

— Да уж, — задумчиво соглашаюсь я, проверяя улицу за углом.

— Я сперва подумал — может, объявляли тревогу, типа кто-то вирусное оружие применил, все эвакуировались, а я просто не расслышал. Честно говоря, перепугался — никогда не любил одиночество, тем более так неожиданно это все случилось.

— Связи не было с самого начала?

Джим кивает, почти не задумываясь:

— Я сразу же попытался позвонить другу, но сигнала не было. Тогда я подумал, что это какое-то новое оружие — электромагнитное, что ли?

— Как вариант. Что потом?

— Ну… сначала-то я совсем не хотел выходить на улицу, когда ни одного фонаря, и эта жуткая тишина, — Джим ежится при одном воспоминании. — Посидел у окна, высматривал и прислушивался — вдруг кто пройдет мимо? А потом заметил этого монстра… брр!

Не позавидуешь парню. Тут и в компании-то прямо физически ощущаешь, как напряжены нервы, а уж в одиночку…

— Они всегда по одному ходят?

— По-твоему, я интересовался этим? — чуть раздраженно спрашивает он, потом чуть мягче отвечает: — Я их только трижды видел. Может, есть и стая… фу, черт, не хочу об этом даже думать!

— А люди? Хоть кого-то видел?

Джим поникает, отвечает не сразу.

— По большей части — слышал. Когда их убивали эти существа. Выйти не смог: струсил.

Сложно его за это осуждать. Мало кто осмелился бы выйти на темную улицу, не понимая, что произошло, но точно зная одно: за углом его вполне может подстерегать смерть в образе когтистого чудовища. Кстати, о когтях.

— А кто строил баррикады? И против кого?

— Знаешь, я бы предпочел не встречаться с существом, способным оставлять такие следы, — откликается Джим тихо. — Я не знаю.

Я киваю и замолкаю, очень стараясь соблюсти баланс между размышлениями и наблюдением за окружающим миром. Если не считать шума ветра, больше ничего не нарушает тишину. И я даже не знаю, радоваться этому или наоборот.

— Далеко еще до участка? — негромко спрашиваю, когда мы вынуждены выйти на шоссе: боковую улицу перегораживает очередная баррикада. Приходится передвигаться, практически не отлипая от влажных стен домов, и пригибаясь, когда встречаются витрины и окна. Джим пару раз лязгает своей монтировкой по асфальту, и у меня от этого резкого (и очень громкого) звука встают дыбом, кажется, даже нервы.

— За углом, — шепчет Джим, во избежание шума подняв монтировку повыше. — Рядом — госпиталь, чуть дальше — школа.

— Буду иметь в виду. Пошли.

Честно говоря, когда мы выходим на перекресток, с которого идет прямая дорога к Центру, мне в равной степени хочется пойти и к участку, и к Центру. Возможно, у Джима отличная фантазия, и в теории, что виноваты во всем ученые, нет и грамма истины, но почему-то я склонен поддержать эту самую теорию. Но расследование может подождать. Сначала я хочу найти кого-то, способного обращаться с оружием.

Уверен, Луна и другие ребята по достоинству оценили бы передрягу, в которую я влип, всего лишь вздумав срезать дорогу. Следуй я изначальному маршруту, уже въезжал бы в Илезию, а вместо этого прячусь в тени, как какой-то ниндзя, рядом идет испуганный механик с монтировкой в руках, а позади остался труп монстра из кошмара.

Учитывая все это, даже странно, что я почти не испытываю страха. Скорее, настороженность. А может, это просто такая своеобразная психологическая защита сознания от невероятных событий, не знаю. Но реакцию шефа Рамиреса представляю себе очень четко: «Самонадеянность и самоуверенность в высшей форме. Офицер Фавалли, не кажется ли вам, что эти качества могут сослужить плохую службу?»

Во всяком случае, именно такими словами он прокомментировал мои выдающиеся способности, когда уже через пару минут спарринга уложил меня на корт, да еще так крепко приложив, что я не сразу смог встать. Рамирес никогда не унижает человека, мягко давая понять, в чем ошибка каждого из нас. Вот сейчас я как раз вспоминаю эти его слова, и даю себе слово, что буду максимально осторожен. Если уж и Джим считает меня легкомысленным, дело совсем плохо.

Но — Луна бы поняла. Она всегда меня понимает.

Участок оказывается примерно таким же, как я себе представлял: трехэтажное здание, уходящее вдаль по улице, наверняка с внутренним двором. Его окружает высокая ограда, но калитка гостеприимно распахнута. Впрочем, мы не спешим, предпочтя сначала понаблюдать за окрестностями.

Ветер услужливо доносит обрывок воя где-то парой кварталов дальше на север, и Джим сразу напрягается:

— Может, пойдем уже внутрь?

Возражать не хочется: вой приближается, отбивая желание оставаться на улице без пулемета или еще чего-нибудь типа того. Я прохожу во двор первым, с замиранием сердца прислушиваясь к шороху гравия под подошвами ботинок, поднимаюсь по ступеням и останавливаюсь у двери. Осторожно толкаю ее, очень надеясь, что это не станет гонгом на обед для возможных обитателей участка, и перешагиваю порог, оказываясь в темном холле. Джим юркает следом и торопливо закрывает дверь.

Вовремя: подойдя к окну и встав так, чтобы не видно было снаружи, я замечаю появившуюся из-за угла тень большого существа. И хотя движется оно сейчас не очень быстро, глупо было бы считать его неповоротливым. С такой грацией ходят только хищники высшей категории.

Я подаю Джиму знак: присядь, и чтобы ни звука. Даже отнимаю у него монтировку, очень осторожно опустив ее на пол. Сам же опускаюсь на корточки рядом с окном, прислушиваясь к тяжелым шагам снаружи, и от всей души надеясь, что монстр не учует нас. А заодно разглядываю холл, насколько это позволяет сделать темнота: помогает разве что лунный свет, льющийся в окно и придающий обстановке великолепный мистический оттенок.

Холл огромен. Больше походит на гостиничный, как по мне, да и лестница на второй этаж шикарная. Создается впечатление, что участок быстренько организовали из какого-то другого здания — мэрии, например. Что там, на втором этаже, я уже не могу разглядеть, а уж тем более не вижу, есть ли кто на широкой галерее. На Джима, в случае чего, надежды особой нет («самоуверенность», ага — и когда-нибудь я за нее поплачусь), хотя я бы на его месте наверняка держался не лучше.

Монстр медленно, испытывая наши нервы, проходит мимо участка, временами порыкивая и шаркая. Я осмеливаюсь высунуться, чтобы проводить его взглядом, и впечатляюсь масштабами — особенно длиной когтей. Нет, определенно, с таким я не хочу встречаться, даже если у меня будет пулемет, как у Билли в «Хищнике». Разве что с плазменной винтовкой самого Хищника…

Шеф Рамирес явно жалеет мое эго, раз не добавил: «Одарен не в меру богатым воображением, на грани с явной глупостью».

Джим бледен и даже не пытается скрыть страх. Когда я жестом спрашиваю у него, не хочет ли он пройти ближе к лестнице, он сначала мотает головой, но через мгновение понимает, что с монтировкой у него не ахти какие шансы, и живо поднимается на ноги, скрючившись в три погибели и немного пошатываясь.

В участке Илезии оружейный склад располагается на подвальном этаже, и я рассуждаю, что здесь дело может обстоять так же с большой долей вероятности. Отхожу следом за Джимом к лестнице, не отводя взгляда от входной двери. Щеколду-то я задвинул, но сильно сомневаюсь, что от нее вообще будет какой-то толк.

Джим обнаруживает на стене карту здания, и я убеждаюсь, что мыслю в верном направлении. Склад не так уж далеко, и добраться до него можно за несколько минут. Вот только добавляет немного уныния тот факт, что туда придется идти через изолятор. А мне эта часть участка не нравится даже во времена мирные и тихие. Конечно, вполне может быть, что в городе науки преступности нет вообще, и заключенных, как следствие, тоже (ага, а участок ради красоты?), но в любом случае эти камеры нагоняют тоску. Но выбора у нас нет. Разве что потопать сразу наверх, но что-то я сомневаюсь, что в кабинетах можно наскрести нужный объем боеприпасов.

Я торжественно отдаю Джиму в трясущиеся руки монтировку и карту, а сам иду вперед с пистолетом наготове. Перед тем, как пересечь линию между полосой лунного света и тьмой, на мгновение останавливаюсь. Брести в темноте не хочется, включать освещение рискованно, но все-таки я выбираю второй вариант. Включенный фонарик держу в левой руке, одновременно обеспечивая поддержку правой с пистолетом, и направляю луч в кишку коридора.

Вроде бы ничего страшного: коридор как коридор. По обеим сторонам тянется решетка камер изолятора, впереди виднеется закрытая дверь. Я уже успеваю представить себе, как пролетаю пару метров в воздухе, эпически выбиваю дверь ногой и влетаю в комнату, полную разнокалиберного оружия, и тут мои мечтания весьма грубо прерывает Джим, толкнув в спину и едва не сбив с ног.

— Что? — раздраженно шиплю я, не оборачиваясь. Джим издает какой-то звук… и тут я сам понимаю, что его так напугало.

Входная дверь со скрипом открывается, ударяется о стену, вызвав недолгое эхо. Кто-то явно не заботится о сохранении тишины… и вряд ли это игрок нашей команды.

Разворачиваясь к выходу, я замечаю еще кое-что, вызывающее всплеск эмоций (судя по всему, Джим тоже замечает): в той самой камере, рядом с которой мы стоим, кто-то шевелится. Я не рискую направить туда луч фонарика, предпочтя вместо этого уткнуть его в пол.

Поздно: когтистый урод, освещаемый светом фонаря, переходит холл и встает в конце коридора, глядя на нас маленькими глазками и принюхиваясь с видом сидевшего на жесткой диете и наконец допущенного к столу человека.

Джим издает совершенно мышиный писк. А невидимый обитатель камеры лениво тянет, не особо понижая голос:

— Попали, так попали.

И добавить нечего. Цензурного, так точно.

1.4

Вот честно: до этого момента все происходящее кажется мне немного нереальным (да, завалил какодемона, но как-то слишком быстро и неожиданно это произошло). А вот теперь, когда прямо на нас смотрит огромный монстр с когтями длиной в мою руку до локтя и широким оскалом, как-то очень хорошо верится, что все по-настоящему. И Джим с его нарастающей паникой настоящий, и мужчина в камере, и собственные чуть дрожащие руки — никуда от этого не деться.

Только принять, и уже от этого отталкиваться. Как бы страшно ни было, как бы ни хотелось развернуться и броситься наутек, изо всех сил надеясь, что примчится настоящий супергерой и спасет.

Ага, как же. Жди дальше.

Не знаю, как долго мы стоим без движения, разглядывая друг друга: кажется, что это длится очень долго, но возможно, на самом деле проходят секунды. Заключенный ведет себя тихо, только подходит ближе к решетке и обхватывает прутья, с интересом наблюдая за нами. Джим дрожит, как последний ноябрьский лист на ветке.

— Джим, — шепчу я. Он замирает. — Проверь дверь, что за нами.

— Думаешь, поможет? — любопытствует мужчина в камере. Я не обращаю на него внимания, делаю небольшой шаг назад, не сводя с монстра взгляда.

Тварь шагает вперед. Создается впечатление, что она издевается. Между нами не больше десяти метров, и мне это расстояние кажется невероятно маленьким.

Джим отлипает от моей спины, но чем он там занят, я не вижу. Все внимание направлено на противника.

Делаю еще шаг назад и спотыкаюсь о чье-то тело, но удерживаю равновесие. Посмотреть вниз не рискую.

— Джим? — тихо зову я напарника. Заключенный усмехается:

— Зря ты его отпустил. Мог бы откупиться им и выиграть пару секунд жизни.

— Что за жизнь за такую цену? — отвечаю я, и злюсь на самого себя, потому что звучит это совсем не так бравурно, как хотелось бы. Монстр по-прежнему не спешит, и эта игра начинает изматывать.

— Толкни ключи.

— Что?

— У тебя под ногой ключ, — терпеливо поясняет мужчина. — Подтолкни, будь добр.

— Предлагаешь откупиться тобой? — я не слишком долго колеблюсь, прежде чем присесть на корточки, нащупать выпавший из пальцев мертвого охранника ключ и толкнуть ногой в сторону камеры. Монстр недовольно урчит, как двигатель автомобиля. — Джим, ты где?

— Открыто, — подрагивающим голосом отзывается Джим за моей спиной.

— Как насчет подсобить?

Что-то бряцает, гремит (неприлично громко для напряженных нервов), и этот шум становится катализатором.

Монстр делает резкий рывок вперед, сразу став ближе на несколько метров, и вынуждает меня отскочить к двери. Джим оказывается на пороге, и едва уходит от столкновения со мной. Что-то больно врезается между лопаток.

Тварь уже в трех метрах, и от этого уровень адреналина резко подскакивает. Джим что-то верещит, и я стреляю несколько раз подряд, целясь в широкий лоб. Попадаю: монстр недовольно ревет, мотая головой и разбрызгивая капли крови, но прямое попадание не мешает ему атаковать. Хорошо, что я не выронил фонарик, иначе шансы мигом упали бы ниже нуля.

— Кидай! — кричит заключенный, выбравшийся из камеры и оказавшийся за спиной твари. Относится это к Джиму, так как мне в тот момент не до разговоров.

Габариты мешают противнику развернуться в тесном коридоре, но ведомый яростью, он несется на меня, как поезд. Джим вовремя уходит с дороги, и я вваливаюсь в комнату спиной вперед, чудом удерживая равновесие. Тут же больно знакомлю поясницу с краем стола, и уворачиваюсь от замаха когтистой лапой.

Ох… расстановка получается так себе. С одной стороны, полно оружия, с другой — в комнате попросторнее, и тварь спокойно может раскроить мне череп, не напрягаясь особо. Я пячусь к шкафу, к которому прислонен дробовик, лихорадочно размышляя, стоит ли рисковать (вдруг он не заряжен или неисправен?), и тут монстр решает за меня.

Если бы не видел своими глазами, ни за что не поверил, что это существо способно на такой прыжок. Без разгона и подготовки он вскакивает на стол, отрезая мне путь к отступлению, и снова взмахивает когтями, как косой. Я успеваю присесть, практически не сомневаясь, что не досчитался волос на макушке, и собираюсь проскочить под столом, но тут фортуна поворачивается ко мне пятой точкой.

Стол не выдерживает веса монстра. Одна из ножек с душераздирающим хрустом ломается, и почти сразу ее примеру следует вторая. Тварь падает, и одним из когтей ухитряется пришпилить штанину моих брюк к полу. Хорошо еще, успеваю выскочить из-под стола, прежде чем он становится мне могильной плитой.

Я рычу сквозь зубы, когда колени знакомятся с полом. В падении ухитряюсь выронить фонарик, но точно знаю, что голова противника прямо передо мной, так что стреляю вслепую. Монстр отвечает ревом боли и явно собирается уже снести мне голову, пользуясь беззащитностью пришпиленной бабочки… но в этот момент его кровожадные намерения жестко оборваны ураганным огнем из автомата. Пара горячих гильз падает мне за шиворот, и я от души матерюсь, бросив попытки стрелять и направив усилия на то, чтобы освободиться.

Фонарик кто-то подхватывает, направляет дрожащий луч на монстра, помогая стрелку и вырывая из темноты изрешеченное пулями, мерзко дергающееся тело твари. Плотная ткань униформы не поддается усилиям, и я не могу освободиться, коготь тоже не хочет вытаскиваться; более того — бьющийся в агонии монстр, заваливаясь набок, тянет за собой и меня, обдавая вонью из раззявленной пасти. Хорошо, вовремя спасают от близкого знакомства: блестит в свете фонарика широкое лезвие ножа, и спаситель парой точных движений разрезает штанину, превращая полицейскую форму в подобие пляжного костюмчика.

Я бессильно приваливаюсь к шкафу, глядя на сдохшего монстра, и выдыхаю, проверяя, целы ли ребра. Вроде порядок: дышится нормально. Немножко напрягает ноющая боль в колене, но вполне терпимо. Потом перевожу взгляд на напарников, поднимаю большой палец и ухмыляюсь:

— Это было ох как круто.

Джим, держащий фонарик, боязливо косится на дверь, смотрит на стрелка. Тот насмешливо щурится, опускает автомат:

— Да уж.

— Спасибо, — я киваю на все еще подергивающийся труп за сломанным столом, с некоторым трудом поднимаюсь на ноги.

— Ага, — лениво отзывается стрелок, спокойно перезаряжая автомат. Движения у него уверенные, без суеты или медлительности, и я не сомневаюсь, что этот высокий парень с взлохмаченными черными волосами — не новичок в таких делах.

— Пошли отсюда, а? — вполголоса произносит Джим.

Шкаф, в котором хранится оружие, разбит в щепки метким броском недавнего противника, так что большинство пистолетов валяется на полу. Я подбираю «Беретту», проверяю обойму и протягиваю механику. Тот с испуганным видом мотает головой:

— Я не умею…

— Научишься, — уверенно говорит стрелок, кидая в обнаруженную тут же сумку боеприпасы. На труп он не обращает ни малейшего внимания. Я следую его примеру, стараясь не поворачиваться спиной к выходу, и интересуюсь:

— Кто ты такой?

Он некоторое время оценивающе смотрит на меня, словно решая, стоит ли говорить правду, потом представляется:

— Коул Номад.

— Адриан Фавалли.

— Судя по форме, не местный, — безошибочно определяет Коул, поднимая «Ремингтон» и проверяя его. Протягивает оружие мне. Я прищуриваюсь, принимая подарок (себе Коул оставил автомат «Барретт» и «Зиг Зауэр», закрепив подсумки на поясе и прицепив к нему же несколько гранат):

— Как тебя сюда занесло?

— Просто наши с директором Фрейзером взгляды на ситуацию вокруг Коллайдера внезапно оказались абсолютно, непримиримо разными, и он, пользуясь своими полномочиями, приказал на время изолировать меня здесь.

Мы идем по коридору, который ведет к запасному выходу. Джим держит пистолет, как ядовитую змею, и предпочитает держаться как можно ближе к нам. Коул уверенно возглавляет шествие, я же по большей части иду спиной вперед, прикрывая.

— Тут могут быть выжившие?

— Тут — вряд ли, — лаконично отвечает Коул. — Знаешь, тут прекрасная акустика, а у меня не было выбора, слушать или нет вопли наверху. Я бы поставил все фишки на то, что никто больше не выжил.

Джим явственно вздрагивает, мне тоже становится не по себе. Коул добавляет:

— Возможно, в госпитале дела обстоят лучше. Проверим?

То ли дело в моей доверчивости, то ли к тому склоняет пережитая только что схватка, но я верю этому человеку. И в конце концов, он только что спас мне жизнь. Так что я киваю:

— Проверим. Спасибо.

Он усмехается криво:

— Наверняка, у тебя еще будет возможность вернуть этот долг. Пока не выберемся из этого города.

До выхода мы добираемся в молчании, чутко прислушиваясь к любому звуку и готовые отразить атаку. Ведет по-прежнему Коул, и я ничего не имею против. Выглядит он старше меня лет на пять и действует весьма уверенно, так почему бы не отдать бразды правления ему, не пытаясь изображать из себя всезнайку? Уж что-то, а излишнее тщеславие мне не присуще (и слава Богу, иначе у меня бы не было друзей).

— Что за Коллайдер? — хочу я знать. — И кто такой директор Фрейзер?

— Это глава Центра, — отвечает Джим охотно. Коул лениво добавляет:

— А Коллайдер — последняя их разработка. Могли бы с тем же пафосом назвать Звездными вратами.

— В смысле?

— Я же говорил — это они виноваты! — вклинивается опять Джим, подпуская в голос истерических ноток. — Они открыли Портал между мирами, и выпустили всех этих существ!

Коул останавливается у двери на улицу, смотрит на нас, явно сдерживая усмешку. Я качаю головой:

— Джим, если это опять твои теории…

— В них есть зерно истины, — отмечает Коул. — Давайте так: сейчас мы идем к госпиталю и проверяем, вдруг кому-то еще повезло выжить. По ходу дела я рассказываю все, что знаю. Идет?

Мы с Джимом синхронно пожимаем плечами, и одновременно же киваем. Я спохватываюсь:

— Погоди, если ты сидел в кутузке, то как…

— Так прикол в том, что попал я в кутузку как раз прямо с хвастливой конференции козла Фрейзера, — спокойно отвечает Коул. — Так-то знаю чуть больше вашего, ребята.

— Это откуда же? — с понятным подозрением интересуется Джим. Коул быстро усмехается:

— Я был личным телохранителем Фрейзера, пока мы не поцапались.

Ох, что-то он недоговаривает, чую селезенкой.

Коул открывает дверь, мы осторожно спускаемся по лестнице, выходим и оказываемся на освещенной луной узкой улочке. Тихо, но совсем не спокойно. Куча вопросов в голове, понимание, что ты попал с корабля на бал — прямо в отчетливо попахивающую большими неприятностями передрягу. И двое выживших в катастрофе (какого бы рода она ни была). Плюс — жуткие монстры. Хорошо, хоть с оружием проблем нет: с полностью заряженными и отлично знакомыми дробовиком и пистолетом я чувствую себя вполне суперменово. Ну разве что проголодался чуток после адреналиновой схватки.

— Так, значит, ты что-то знаешь о Центре и разработках в нем? — негромко спрашиваю, когда мы делаем короткую остановку в тени. Коул пожимает плечами:

— Не особо много. Я там охранником работал, кое-что приходилось видеть, слышать.

— А что за Коллайдер? Ассоциации с БЕРНовским.

— Ну, тут примерно то же, — соглашается он. — Кольцо под землей, центр наблюдения, все дела.

— Ничего себе! Это ж какие затраты, наверно!

— Я об этом слышал, — заявляет Джим. — Давно ходили слухи, что ученые что-то прячут в подземных тоннелях. Тут раньше хотели метро строить, соединить несколько городов в одну цепь. Потом решили, что дорого обойдется, и свернули работу.

— Видимо, Центр использовал готовые туннели, — Коул первым пересекает черту, отделяющую темноту от освещенного луной участка, не расслабляясь ни на миг. — Если учесть, что он под крылом у правительства, никаких проблем с разрешениями или финансами.

Я размышляю над услышанным, пытаясь представить себе масштабы гигантской конструкции, спрятанной под землей. Неужели такую махину можно было построить в тайне от горожан?

— Зачем скрывать подобное? Если только не допустить, что их намерения уходили чуть в сторону от честных.

Джим с готовностью кивает и заводит старую песню:

— Это они устроили катастрофу!

— Ну… с первым Коллайдером тоже было немало трений, — вспоминаю я. — Кое-кто боялся, что его запуск превратит Землю в черную дыру. В тот раз обошлось. Но вероятность подобного исхода всегда остается, верно?

— Думаешь, это объясняет, что случилось с городом и его жителями? — мрачно уточняет Коул. — И откуда взялись эти монстры?

— И куда все исчезли? — испуганно добавляет Джим.

— Причем исчезли все сразу и в течение очень короткого времени.

Я трясу головой, отгоняя навязчивые мысли.

— Давайте не будем искать ответы на все вопросы сразу. Пойдем по порядку. Сперва — найти выживших, затем уже, возможно, возьмемся за Центр с его загадками.

— Уверен, что у нас хватит времени? — скептически осведомляется Коул, останавливаясь у закрытой двойной двери в госпиталь. — В кино правительство обычно скрывает свои ошибки под ядерным грибом, выдавая за несчастный случай.

Я невольно усмехаюсь:

— Обычно это происходит на рассвете, ага. Что ж, сейчас у нас, — кидаю быстрый взгляд на часы, — десять вечера, так что время есть.

Джим дергает плечом, давая знать об уровне своей нервозности. Коул отвечает усмешкой:

— Как вариант: можем попробовать рвануть отсюда, не утруждаясь поисками других везунчиков. Надо только найти транспорт.

— Ну, во-первых, меня не греет мысль о малодушном побеге, вот нисколечко.

— Побочный эффект от ношения полицейской формы? — хмыкает Коул, подавая знак, чтобы все молчали, и толкает дверь, а затем быстро шагает внутрь, светя фонариком. За ним идет Джим, я замыкающим.

— Я с детства такой, — возражаю, невольно присматриваясь к действиям напарника.

Охранником, значит, работал? А до этого, наверняка, служил где-нибудь, причем было это не так давно. Четкие, уверенные движения, крепкая мускулатура, с оружием обращается на раз-два, а еще прямо давит своей бойцовской харизмой. Мечта девушек, на зависть парням. Выглядит тоже как герой боевиков, только в придачу к силе явно и ум имеется — вон какой пытливый взгляд и брюсоуиллисовский хитрый прищур. Темные глаза, нос с горбинкой, скуластое лицо, густую правую бровь перечеркивает шрам. Идешь рядом, и не покидает ощущение, что совсем близко — электрический провод: дотронься — и так шибанет током, что костей не соберешь. Такой вот новый знакомец.

В холле госпиталя откровенно неуютно. Никаких следов кровавой бойни или злобных призраков в белых халатах — но атмосфера все равно давит. И, как и на улицах — ни единой души. Только куча зеленых растений, несколько разбросанных диванчиков и столиков, стойка регистратуры, а пол покрыт разноцветными журналами и листовками. Лестница на второй этаж, а вдаль уходит темный коридор. В общем, мечта режиссера ужастиков.

— Держи, будешь штурманом, — Коул срывает со стены карту здания, вручает Джиму. Я склоняюсь над картой.

— Наверх или прямо?

— Вопрос интересный. Наверху — палаты, прямо — кабинеты врачей, — Коул пожимает плечами. — Где бы ты спрятался? — он кидает взгляд на Джима. Тот ежится:

— Я бы не захотел выходить на улицу, вот это однозначно.

— Кстати, заметили — здесь никаких следов сопротивления, баррикад и подобного? — я оглядываюсь. — Это подозрительно.

— Здесь все подозрительно, — ворчит Коул, водя фонариком по стенам. — То ли никто не успел вооружиться, то ли…

Он без колебаний делает шаг в сторону коридора — словно бы вдруг обрел способность видеть в темноте. Я спохватываюсь и следую за ним, освещая фонариком путь (хотя приходится секундочку бороться с искушением посмотреть, как этот самоуверенный Рэмбо будет топать во мраке). Джим не отстает.

— Может, пойдем в комнату видеоконтроля? — предлагаю я, когда луч света выхватывает из темноты камеру под потолком. Коул замедляет шаг, дожидаясь Джима, сверяется с картой и молча поворачивает направо. То есть в сторону видеоконтроля, кабинета главврача и хирургического блока, если верить карте.

Стоит такая тишина, что хочется ее разбавить хотя бы легким, душевным ругательством. В конце коридора настежь распахнуто большое окно, в которое игриво заглядывает луна, то и дело становящаяся похожей на сигнал призыва Бэтмена, когда ее закрывают ветки деревьев. По обе стороны — закрытые двери в палаты (я пробую повернуть ручку у одной, отчего Джим моментально покрывается испариной; оказывается заперто), под ногами — далеко не новый, но все еще годный зеленый ковролин.

Коул идет вперед с такой уверенностью, словно работал охранником именно тут, и знает все повороты и углы, как у себя дома. Мне же разгулявшаяся к ночи фантазия беспрерывно подкидывает все новые идеи и теории — аж голова начинает пухнуть. Приходится одергивать себя, а это довольно просто: достаточно посмотреть на крутого парня, возглавляющего наш крестовый поход. Равняться на такого — классно.

Комната видеоконтроля открыта, и Коул по-хозяйски уверенно располагается в кресле диспетчера, оставив меня стоять на шухере у двери, а Джиму велев обыскать все ящики на предмет чего-нибудь полезного. Сам же начинает просматривать камеры, установленные по всему госпиталю. (Спасибо электрическим генераторам, хоть что-то работает) Какие-то радуют глаз непроглядной чернотой, некоторые передают детальное изображение паутины. И только на пяти можно разглядеть коридоры, холл и крыльцо у парадного входа. Ничего интересного — и никакого движения.

— А что там с позавчерашними записями? — любопытствую я, поочередно смотря в коридор и в кабинет. Коул пожимает плечами и вбивает команду. Оказывается, что позавчера в это же время госпиталь жил обычной жизнью: ходят врачи и медсестры в белых халатах, сидят в приемных пациенты, скучают охранники в холле.

Попытка узнать, когда эта мирная идиллия сменилась запустением, приводит нас к тому же результату, о котором поведал мне Джим. В 18-40 охрана внезапно начинает суетиться и бежать за оружием, оставшиеся в госпитале медработники в спешке покидают здание — а потом в поле зрения камеры нагло влезает чья-то харя, злобно щелкает зубами и легко уничтожает оборудование. Потом отключается электричество, а к тому времени, как аварийный генератор заработал, госпиталь пустеет и лишается почти половины камер.

— Странно, — замечает Коул, ероша и без того не шибко причесанную шевелюру. — С чего такая ненависть к технике?

— И почему нигде нет кровищи? — отстукивает зубами Джим, боязливо жмется поближе к Коулу. Тот хмыкает, смотря на техника снизу вверх:

— Тебе ее так хочется, hombre? Какой ты кровожадный.

Получается, записи ничего не дали, и придется все-таки пройтись, чтобы узнать чуть больше о том, что случилось в городке. Определенно, это очень странно, что нигде ни трупов, ни выживших (почти). Куда-то же люди должны были подеваться? Не иначе как всем городом ушли куда-нибудь… О!

— А тут есть места, где могут поместиться все жители? — я смотрю почему-то на Джима, хотя Коул ориентируется в городе так же хорошо. — Ну, там парк развлечений, церковь?

Джим смотрит на Коула, и мне чудится на мгновение, что он вопрошает: стоит ли рассказывать чужаку все? Упс, вот и паранойя заглянула на огонек.

— А с чего ты взял, что местные вдруг решили устроить общий сбор? — интересуется Коул, откинувшись в кресле и разглядывая меня. — Может, сидят по домам, трясутся, ждут спасательную бригаду?

— С того, что нигде не видел ни одной панической записи, типа «Здесь выжившие, спасите».

— Вдруг они все умерли, и писать было некому? — Судя по тону Коула, он просто забавляется, наблюдая за моей реакцией и проверяя запас терпения. Я насмешливо фыркаю:

— Ты же выжил. И Джим тоже.

— А мы — Избранные, — встревает Джим. Коул лениво добавляет:

— И сейчас мы прикончим тебя, чтобы наш Владыка был доволен.

Определенно, мы на одной волне. Не сдерживаюсь от смешка, игнорируя непонимающий взгляд Джима, и отзываюсь замогильным голосом:

— «Ты можешь бежать, но тебе не спрятаться, чужак!»

Коул усмехается так открыто и искренне, что я не могу скрыть удивления. Это веселит его еще больше:

— Hombre, ты что, думал, я черствый сухарь и не умею смеяться?

— Даже не сомневался, — отзываюсь я, не договаривая, что у меня нет сомнений еще кое в чем. А именно — в том, что Коул Номад (если его действительно так зовут) далеко не всеми сведениями делится с напарниками. Знает-то он точно куда больше, чем говорит — интуиция редко мне врет. Ладно, об этом будем думать по ходу дела.

— Ну что, пойдем? — Коул поднимается на ноги энергичным движением. Джим тут же подрывается следом: кажется, техник проникся к нашему командиру искренним восхищением и готов следовать за ним куда угодно. Ну, может, почти куда угодно.

— Хорошо бы найти телефон, — виновато вспоминаю Луну, представляю ее тревогу и кару, которая обрушится на мою голову, когда мы встретимся.

Коул кивает и выходит в коридор:

— Поищем.

Шариться по притихшему госпиталю ночью — конечно, милое дело, когда тебе лет двенадцать, рядом такие же безбашенные товарищи, и яркая перспектива — наткнуться на «зомби»-строителей и устроить этакий Рагнарек. То есть, вполне себе хорошо для подростков. Но тут немножко другая ситуация, и как бы мое воображение ни вдохновлялось загадочными событиями, здравый смысл призывает к порядку и логике. А логика говорит, что какие бы обстоятельства ни приключились, позвонить Луне — первостепенная задача, если хочешь выжить. Иначе позавидуешь зомби.

Найти телефон оказывается легко — в кабинете главврача есть даже старомодный дисковый аппарат. Однако позвонить не получается: связи нет. Попробовав несколько раз дозвониться до Луны, в участок или службу спасения, качаю головой и закидываю чей-то почти разряженный сотовый телефон в карман куртки. Может, снаружи повезет.

Кстати, какие там планы у командира?

Коул стоит на углу с автоматом в руках и прислушивается к чему-то. Джим старается повторять его движения и даже позу. Я прислушиваюсь. Вроде тишина и…

И в этот момент на первом этаже раздается звон разбившегося стекла, а следом — разноголосый гул, крики и стоны. Ну точь-в-точь как в зомбокино.

Судя по мрачному взгляду, который Коул кидает на меня, и приглушенному «Carajo!», не один я считаю, что ситуация резко осложнилась.

1.5

— Это еще что? — Джим предсказуемо пугается и подскакивает, едва не выронив пистолет. Коул привычно проверяет автомат, а меня осеняет, и я бегу обратно в комнату видеоконтроля. Одна рабочая камера как раз показывает зону входа.

Картинка не радует: толпа вооруженных всем, что под руку попалось, людей вливается нескончаемым потоком внутрь и начинает крушить холл. Замечаю даже нескольких человек с факелами; у многих — холодное оружие. Отсюда не разглядеть, во что они одеты или как выглядят, но на мирную демонстрацию не похоже точно.

К моему возвращению Коул с Джимом успевают изучить карту, и мы спешим к запасному выходу. Никто не хочет встречаться с гостями. Обходимся даже без шуточек, и молча добираемся до запасного выхода…

Только чтобы понять, что и эта дверь вот-вот рухнет под натиском обезумевших людей. По какой-то счастливой случайности эта дверь оказывается прочнее, так что нападавшие только разбили стекло и пытаются открыть замок.

Коул подлетает к двери и едва успевает заблокировать замок, прежде чем с той стороны прорвутся. Яростный вопль разочарования становится ему ответом. Кто-то засовывает руку в дыру в стекле и пытается схватить Коула, но тот благоразумно отступает и знаком приказывает нам сделать то же.

— Да чего же они хотят-то?! — вопль души Джима, в общем-то, наш общий.

Оглянувшись, я встречаюсь взглядом с гостем по ту сторону двери. Покрасневшие глаза внимательно и холодно изучают меня, и в этом взгляде явно читается обещание чего-то очень нехорошего.

— Полный п…ц, — выдыхает Коул. Он смотрит на меня, и в его ухмылке куда больше предвкушения чего-то интересного, чем страха или озабоченности. Наверно, я такой же, потому что Джим смотрит на нас обоих с одинаковым ужасом: «Занесло же меня в компанию придурков с манией самоубийства!»

— И где здесь запасной черный ход? — выдыхаю на бегу. Коул усмехается и указывает вверх:

— На крыше, amigo.

— С вертолетной площадкой?

— Размечтался!

Не, ну а что? Помечтать уже нельзя?

Но не успеваем мы добраться до спасительной лестницы на крышу, как позади раздается звон разбитого стекла, а следом — топот множества ног. Коул чертыхается и резко толкает Джима вперед: иди первым. Сам, кажется, собирается остановиться и вести переговоры (может, и с помощью автомата — уж больно безумные у него глаза), но я хватаю его за рукав и тащу с собой. Коул сильнее меня, но к счастью, сам уже понял, что погорячился, и через мгновение я его отпускаю, и он замыкает процессию.

Джим возится с засовом металлической двойной двери, руки у него трясутся, так что приходится Коулу оттеснить его в сторону и самому взяться за дело. Топот превращается в более осторожный шаг, но гостей много. Очень много.

Обернувшись, я встречаю все тот же холодный, оценивающий взгляд. Он принадлежит мужчине средних лет, одетому вполне прилично: костюм, галстук, белая рубашка. В руках у него чемоданчик, и это выглядит настолько нелепо, учитывая, что во второй руке у него скальпель. За ним толпится еще человек десять, и это только те, кто сумел втиснуться в тесный коридорчик. Остальные гомонят позади, нагоняя холодной дрожи.

— Что вам нужно? — Я смотрю на лидера, сосредоточившись на его движениях и мимике, и надеясь, что Коул с Джимом возьмут на себя наблюдение за остальными. Однако мужчина смотрит мимо меня и, кажется, вовсе не собирается отвечать. Он смотрит прямо на Коула и улыбается — медленно растягивая тонкие губы, так паскудно, что нога так и зудит отвесить ему хорошего пинка.

— Мистер Вальенте, — цедит гость вежливо. — Как мило, что вы вышли нас встречать, да еще и с друзьями. Давайте закончим на этом.

Коул скалится и бросает:

— Besa mi culo, hijo de puta!

А потом, словно он спустил курок невидимого ружья, начинается хаос. Hijo de puta нехорошо прищуривается, вытаскивает из своего чемоданчика пистолет и направляет его на Джима. Остальные явно намерены начать потасовку.

Коул оказывается быстрее меня, и прежде, чем я успеваю что-то сделать, сдергивает с пояса дымовую гранату и бросает в толпу, а я дергаю Джима за рукав — как раз за миллисекунду до того, как мимо его щеки пролетает со свистом пуля. Джим взвизгивает, Коул рывком тянет его на себя и буквально вталкивает в открытую дверь. Рявкает на меня:

— Вперед!

Времени геройствовать нет: разъяренная толпа расчехляет оружие и движется в нашу сторону, а лидер остается где-то за их спинами. Коул чуть ли не подбрасывает меня в сторону выхода, влетает следом сам и успевает захлопнуть дверь в то самое мгновение, как внизу бухает взрыв.

Тишина оглушает. Как и осознание, что это была не дымовая граната.

Джим с ужасом отползает прочь от мрачного соседа. Я готов сделать то же, но закипающий гнев сильнее:

— Какого дьявола, Коул?! Это же люди!

— Мне важнее было спасти вас, — раздраженно отвечает Коул, сверкая глазами.

— Так кинул бы дымовую! Ты хоть понимаешь, что натворил? — У меня вдруг иссякает запал, так что я готов сесть прямо там же, где стою. Настолько меня шокирует его поступок.

Сам же Коул, кажется, не мучается угрызениями совести. Он спокойно садится на парапет и закуривает. Джим молча переваривает случившееся, растерянный и испуганный.

— Вальенте.

Коул раздраженно выдыхает дым сквозь зубы и поднимает тяжелый взгляд:

— Да. Я назвал другую фамилию. И что?

— То, что маленькая ложь часто тянет за собой большую. — Я встаю так, чтобы заслонить Джима, и поднимаю пистолет. Целюсь в человека, только что кинувшего гранату в толпу. — Кто ты такой?

Коул медленно встает, и вся его поза кричит о напряжении и опасности. Я стараюсь даже моргать реже, чтобы не упустить из виду малейшее движение.

— Что именно ты хочешь узнать, hombre? — Тон Коула обманчиво мягок, и это раздражает. Я сжимаю зубы:

— Что за хрень тут творится? Ты явно в курсе.

— Джим был прав, — он небрежно кивает в сторону нашего товарища по несчастью. — Это все Коллайдер.

Он замолкает и почему-то улыбается — вполне себе миролюбиво. Я тщетно жду продолжения рассказа: он молчит. Джим издает какой-то звук — нечто среднее между вздохом разочарования и стоном боли.

— Дальше! — рявкаю, не опуская пистолет. Коул нехорошо прищуривается:

— Прекрати уже этот цирк, парень. Со мной тебе не справиться.

— Дальше!

Его взгляд становится совсем уж недобрым, и прежде, чем я успеваю заметить, в лоб мне смотрит дуло пистолета. А поверх него — такой холодный взгляд, что хочется поежиться.

— Кишка у тебя тонка знать все, — цедит Коул, делает шаг ближе, и теперь дуло щекочет мне лоб. Коул выше, так что мне нужно поднять руку, если я хочу ответить такой же любезностью. Я не двигаюсь, хотя злость распирает изнутри. — Ты неплохой человек, и я не хочу причинять тебе вред. Так что давай разойдемся сейчас, по-хорошему.

— Cabeza de mierda, — отвечаю я с горечью и гневом.

Коул хмыкает и неожиданно выкидывает очередной фокус: делает молниеносное движение в сторону, оказывается за моей спиной и заламывает руку, одновременно нажимая на какую-то точку на запястье, отчего я не сдерживаю стон боли и роняю «Глок». Попытка вырваться оканчивается неудачей и новым приступом боли в локте. Коул завершает дуэль, легко заставляя меня опуститься на колени.

— Давай закончим на этом, — доверительно шепчет он, склонившись.

— Пошел ты!

— И пойду, — соглашается он, так же неожиданно отпуская меня. Усмехается почти добродушно: — Ты славный паренек, Адриано.

— А ты… ты негодяй! — наконец прорывает Джима. — Мерзавец, двуличная тварь, убийца!

Коул откровенно смеется:

— А ты воспитан в духе аристократов, верно, Джимми? Adios, ребятки.

Он легко спрыгивает с парапета и исчезает из поля зрения. Мы с Джимом одновременно подбегаем к краю крыши — чтобы увидеть лестницу, ведущую на этаж ниже, и коридор к соседнему зданию. Коул без колебаний открывает дверь и скрывается в коридоре.

— Внизу… — бормочет Джим растерянно. Я перевожу взгляд на улицу и чертыхаюсь. Потому что толпа осаждающих не сдается. Кажется, их стало только больше, и они явно разъярены. Хорошо, никто пока не смотрит вверх.

Осмотр доступного нам участка крыши оказывается неутешительным: с высоты третьего этажа без последствий не спрыгнешь, а единственная альтернатива — путь, которым воспользовался Коул. Дьявол его побери.

Пока я предаюсь мрачным размышлениям, Джим смотрит вниз. Внезапно он с визгом отшатывается от края крыши, держась за окровавленную щеку и смотря на меня с ужасом:

— Они знают!

Мда. Надеяться на мирные переговоры, наверно, глупо — с таким-то багажом смертей за плечами. И пусть я был не в курсе, что собирался сделать Коул, все равно на сердце тяжесть. Я был рядом, когда он кинул гранату. Я не попытался помешать.

«Я же не знал!»

Чуть дальше от парапета обнаруживается скамейка, и я буквально падаю на нее, чувствуя опустошенность и усталость. Внизу кричат, ругаются, обещают смерть от миллиона разных причин… а у меня сил хватает только на то, чтобы сидеть и рефлексировать. Щеку Джиму только оцарапало метким броском, так что он довольно быстро приходит в себя и начинает расхаживать по крыше, нервно заламывая руки и причитая.

Какой у нас выбор, если мы хотим выжить и понять, что вообще происходит? Только путь вперед. Возможно, там тоже опасно, но сидеть и ждать расправы — глупо.

Вот только встать не получается: тело словно перестает слушаться, и я могу только тупо смотреть в облачное ночное небо. Пока в сознание не врывается визгливый голос Джима:

— Эй! Ты меня вообще слышишь?

— Тебя очень трудно не расслышать, Джим, — устало выдыхаю я и поднимаюсь. Подавляю тяжкий вздох: это ничем не поможет. — Пошли.

II. Адриан

— Ну слава богу! — выдыхает кто-то с огромным облегчением и дрожью в голосе.

— Крепкая у тебя голова, парень.

— Не так уж уверен в этом, — бормочу я. — Джим?

— Я в порядке, — отзывается он, помогая мне подняться на ноги. Меня терзает ощущение, что что-то здесь не так. Оглядываюсь, но разглядеть что-либо не так-то легко.

С трудом удерживаюсь, чтобы не вздрогнуть, когда луч фонарика освещает сначала валяющийся в луже крови труп психа со свернутой шеей, а потом — прислонившегося к стене человека, который стоит, скрестив руки и выглядя таким бессовестно-спокойным, что аж завидно становится.

— Tienes cojones, — одобрительно отмечает он, отлепляясь от стены и делая шаг вперед. Коул Вальенте протягивает мне руку так, словно мы не были противниками полчаса назад. — Так и быть, я расскажу все, что знаю об этой заварушке. Гарантирую: тебе понравится.

— Hijo de puta, — отвечаю я, а потом жму ему руку.

Совершенно точно нам еще много чего есть что сказать друг другу. Но это может подождать. Пусть даже я наивный дурак, которого жизнь ничему не учит.

Самый главный урок этой жизни — помнить, кому ты должен.

2.1

Говорить, что в отделении психиатрии тихо и спокойно — это, конечно, странно. Но только в нормальные времена. А сейчас это даже радует: идешь себе по коридорам и буквально погружаешься в вязкую тишину, которой веет от каждой двери и даже от стен.

Никогда бы не подумал, что холодный металл пистолета в руке способен так успокаивать. Хотя и не вижу никакой явной угрозы. Ключевое слово — «явной». Потому что в таком месте не может быть спокойно на душе. Вон Джим — тот в своем репертуаре: тихо паникует и чуть ли ногти не грызет, посекундно оглядывается и собственной тени шугается (я не упускаю возможности проверить это, за что едва не получаю монтировкой по дурной голове).

Начинаю проникаться мрачной атмосферой психблока, и впервые в жизни понимаю, что это за место такое. Спасибо, Скартум, за новые знания. Я бы и без них прекрасно обошелся, впрочем. Мазохизмом никогда не страдал, «стеклом» не зачитывался…

— У нас даже нет карты, — шепот Джима вклинивается в тягучие размышления, заставляя вздрогнуть и шепотом же выругаться. — Куда мы вообще идем?

— Назад пути нет, — изрекаю я великую истину. — Дверь заблокирована, это должно их задержать.

— А что мешает им встретить нас у входа в этот блок? — Джим, кажется, не постесняется устроить маленькую истерику. Только этого мне не хватало. — Вот будь я на их месте…

— Вот иди и будь, если так рвешься, — не выдерживаю и повышаю голос. Джим как-то моментально съеживается, и мне становится стыдно. — Извини, я тоже немного нервничаю.

Джим отвечает рваным вздохом и понуро кивает. Да, парень, мне тоже не по себе от всего этого бардака, я прекрасно тебя понимаю. Но все, что в моих силах — это продолжать идти вперед. В конце всегда находятся ответы.

Наглухо закрытые двери с узкими окошечками провожают нас, недобро смотрят в спину, и от этого хочется стать очень-очень маленьким и незаметным. Назло холодным мурашкам расправляю плечи и шагаю дальше. Джим не отстает ни на шаг, и я замечаю, что он старается идти точно за мной: ни на сантиметр не приближаться к дверям.

Тишина давит на нервы, темнота обволакивает. Ощущение полного одиночества. Никогда такого раньше не чувствовал — и не хочу.

— Куда все подевались? — шепот Джима разрезает мрак, и парень сам пугается этого, замолкает. Я пожимаю плечами:

— Возможно, никуда?

— Не… не надо, — Джим слишком поздно спохватывается — я уже подхожу к одной из дверей и беззвучно сдвигаю в сторону панель окошечка. За спиной слышу сдавленный выдох.

Ну конечно, внутри ни хрена не видно: ни окна, ни света.

— Только не вздумай…

Поздно, Джим. Я уже.

В палате на одного гостя обнаруживаются аж двое: один лежит на полу, раскинув ноги и руки и тупо уставившись в потолок пустыми глазами. Луч света падает в красное пятно, роршаховской кляксой разлитое под телом, отражается от стали воткнутого в грудь санитара скальпеля… а потом от безумных глаз, вдруг занимающих весь мир перед моими глазами.

Джим с визгом отшатывается, задевает мой локоть — и тем самым спасает: вторым скальпелем безумец рассекает воздух перед моим лицом, демонстрируя нереальную скорость. Неудача вырывает у него тихий горловой рык, от которого по спине тут же начинают скатываться мерзкие мурашки.

— Стреляй! — хрипит Джим, почему-то оказавшийся на полу — прямо под дверью напротив. Я матерюсь сквозь зубы, замечая такой же скальпель в руке второго пациента, осознавая, что уговоры тут бессмысленны…

…с такими не ведут переговоров.

…И стреляю в первого безумца, готового метнуть скальпель в Джима. Звук выстрела разрывает почти полную тишину, пуля попадает в лоб противнику, и тот отшатывается.

Джим захлебывается сбивчивым бормотанием, но я не слышу его, не понимаю смысла. Разворачиваюсь ко второму и… в последний момент удерживаюсь от выстрела. В руке у безумца нет ничего. Он ухмыляется так мерзко, что палец чешется на спусковом крючке, но я только посылаю его, повторяя слова Коула. И только потом в плечо попадает скальпель — к счастью, он летит рукояткой вперед, и падает на пол.

Джим разражается такой великолепной истерической речью с многоэтажными конструкциями, словно все это время усердно копил эмоции. Меня прорывает на нервный смех, и безумец в палате охотно вторит ему. Джим увлекает меня за собой, мимо дверей, за которыми начинают копошиться обитатели комнат, к лестничной площадке, где есть окно. Охотно позволяю ему вести в этом туре вальса.

Повезло, что вроде обошлось без ранения, хотя по оханью Джима можно заключить, что я истекаю кровью и вот-вот окочурюсь прямо на месте.

— Привал, — бурчит Джим, скидывая мою тушку со своего локтя и без сил опускается на подоконник, едва не вывалившись в сад. Я хватаю его за рукав, возвращаю в исходную позицию. Киваю согласно:

— Привал. Поможешь глянуть?

Куртку жалко, конечно — почти новая, а тут ее дырявят с такой бесцеремонностью. Ладно плечо — зажило бы, но вот так портить униформу…

— Ты ужасно везучий, — выдыхает Джим с облегчением, констатируя, что я цел и невредим. Соглашаюсь с не меньшей радостью:

— Уж что-что, а это у меня есть, ага.

Психи наконец затихают, недовольно поурчав и пошаркав. К черту такую акустику: ощущение, что сидишь рядышком, и нет между вами никаких стен. Уютно — для мазохистов или садистов (смотря, предпочитаете вы страдать или причинять страдания).

— Ну вот, а ты беспокоился, куда они подевались, — ехидничаю, поднимаясь на ноги и размышляя, что делать с курткой. Мда, на показ мод я в ней точно не попаду: безупречно ровный разрез на плече, пятна неведомого происхождения везде и невесть как забившийся в карманы вонючий мусор — совсем не мой стиль. Придется оставить ее — неохота щеголять в виде мусорной кучи. Хорошо, под ней теплая футболка, а то здешняя погода не очень похожа на майскую. Наверно, из-за тумана.

Пока Джим нервно топчется на площадке, поочередно поглядывая то вверх, то вниз и прислушиваясь к малейшему шороху, я методично проверяю все боеприпасы (несколько обойм для «Глока», коробка картечных патронов для «Ремингтона», оставленный Коулом боевой нож — хотя я не спец в боевых искусствах с холодным оружием), после чего показываю: вверх. Джим не возражает.

Может, мы идем совсем не в том направлении, и выход на самом деле внизу, но чутье ведет меня наверх. На следующем этаже нас поджидает такой же коридор, но в этот раз мы не останавливаемся и идем мимо, стараясь не шуметь. Как назло, пол покрыт кафельной плиткой, так что при каждом шаге сначала получается; цок! — а потом услужливое эхо раскатывает его по всему коридору: цок-цок-цок! Это не нравится и обитателям палат: они просыпаются и начинают бузить, требуя тишины (а может, еще чего другого, выяснять нет желания).

Наконец коридор позади, и мы выходим на неожиданно хорошо освещенную галерею, похожую на ту, по которой мы пришли сюда. Осматриваюсь, пытаясь сообразить, где здесь могут быть кабинеты. Хоть какая-то информация там должна быть? План здания, записи в журнале, видео, например.

Парадокс: я стараюсь сосредоточиться на всем, что нас окружает, чтобы не пропустить ничего — и в то же время настолько погружен в размышления, что Джим первым замечает надпись на стене напротив. Вопреки законам жанра, буквы написаны не кровью и даже не краской: банальный маркер, к тому же зеленого цвета, которым кто-то вывел на белой стене: «Не все мертвы».

— Ну вот тебе и «выжившие», — язвит Джим нервно. Я уточняю:

— Не-мертвые. А это немножко другое.

— Демагогия, — ворчит он, но соглашается.

Не-мертвые, не-живые — это весьма расплывчатое определение, и пока оно не станет более явным, лично я не собираюсь поворачиваться спиной к кому бы то ни было.

— Ладно, пошли искать этих… выживших.

Галерея выводит нас к еще одной лестнице. Такое впечатление, что психбольницу строили фанаты коридоров и ступенек. Ну да фиг с ними. Главное, чтобы двери от палат не открылись. Мне хватает одного убийства за вечер.

Одного. Первого. Пусть даже это было для защиты другого человека. На душе мерзко, словно в нее наплевали черти, хохоча и скаля зубы.

Джим молчит, и кажется, ему тоже хреново. А может, просто боится. Не настолько хорошо мы знакомы, чтобы я был в чем-то уверен. Так и идем в молчании, как усталые путники в пустыне, пока не натыкаемся на кабинет главврача.

Дверь гостеприимно открыта, так что заходим мы со всей осторожностью. На столе горит лампа — видимо, питание от батареек, и вообще кабинет выглядит вполне безобидно (если из шкафа не выскочит псих с ножом). Я на секунду отвлекаюсь, чтобы осмотреть коридор, и пропускаю момент, когда околдованный теплым светом Джим переступает порог.

В следующее мгновение ему на голову обрушивают толстенную книгу, так что бедняга Джим падает подкошенным деревцем. Я влетаю внутрь, тут же разворачиваюсь и направляю пистолет на девушку в белом халате, что стоит за дверью. Незнакомка, отоварившая Джима фолиантом, с испуганным писком прикрывается этой самой книгой и жмурится, словно это может спасти от смерти.

Как ни странно, именно так и происходит. Такое обыкновенное движение заставляет меня расслабиться и чуть опустить оружие, разглядывая девушку. Джим охает, привлекая к себе внимание. Девушка приоткрывает один глаз, косится на парня и издает еще один писк:

— Джим?!

— Я, конечно, козел, Алисия, — бурчит тот, садясь и держась за голову, — но и ты — далеко не ангел. Это ж надо так…

— А что, мне надо было ждать, пока ты представишься? — интересуется Алисия, явно чувствуя огромное облегчение. — Здесь нормальных нет, если ты еще не заметил!

— Заметили, — говорю я и выглядываю в коридор: слаженная работа этих двоих по нарушению тишины может привлечь нежданных гостей. Пока все тихо, и я кидаю взгляд на смущенную девушку и страдающего от шишки на макушке Джима. — Ты в курсе, что здесь творится?

— Не особо, — неохотно признается Алисия, откладывая книгу и поправляя халат. Симпатичная: темные локоны, карие глаза, фигуристая. Понятно, на что клюнул Джим. По ходу, они давно и прочно знакомы, раз такой обмен любезностями в порядке вещей.

— И все же? Расскажешь?

— У меня позавчера была смена, — Алисия присаживается на спинку диванчика; выглядит она уставшей. — Обычные процедуры, ничего такого. Разве что больные чересчур активные были, — ее передергивает, но она тут же берет себя в руки. — Потом решила прибраться в кабинете томографии. Выхожу — а тут такое… — голос срывается, но снова только на секунду. — В той стороне вообще никого в живых не осталось, — она машет куда-то в сторону, — а здесь — одни психи. Хорошо, что заперты. Я отсюда выходить не рискнула.

Джим с трудом держит себя в руках, а вот я почему-то холодно-спокоен. Если не равнодушен.

— Только люди?

— Что? — Алисия непонимающе смотрит на меня, пожимает плечами, потом мотает головой: не понимаю, о чем ты?

Значит, уличные беспорядки не затронули госпиталь.

— Кабинет томографии, значит… Там наверняка есть облучение. Ну, радиационный фон, все такое? И обслуживающий персонал как-то защищен от этого.

Алисия медленно кивает, не понимая, к чему я веду. Я смотрю на Джима:

— Когда все это началось, ты был в боксе, я так понимаю?

— Ну да, но…

— Я видел такие. Когда в ремонт попадают особо чувствительные к внешнему воздействию детали, механик находится в экранированном от магнитных волн помещении, верно?

Джим сначала трясет головой, затем спохватывается и тут же начинает кивать. Алисия хмурит брови:

— И что с того?

— Изоляторы в участках тоже защищены от внешнего воздействия — после нескольких нахальных афер, которые провернули хакеры, желающие вытащить своих подельников, — я говорю медленно, одновременно разъясняя Джиму и Алисии свои догадки, и все больше уверяясь в своей правоте. — А значит, ты был прав, Джим.

— Да? — он недоуменно моргает. Я объясняю:

— Цепь совпадений — уже не просто совпадения. Какова вероятность, что весь город сразу сходит с ума без всяких причин?

— Коллайдер! — от возбуждения Джима снова начинает трясти. Алисия выглядит и шокированной, и растерянной. — Это все они!

— Сюда же добавляем и отсутствие связи, — подвожу я итог, хмыкаю. — Да уж…

— Но что же нам делать?

— Не суетись, Джим. Прежде всего надо выбраться, не нарвавшись на чей-то нож — или клыки. Нужна карта города, — я смотрю на Алисию, та задумывается на мгновение, потом подходит к столу и начинает рыться в ящике. Поворачиваюсь к Джиму: — Машины наверняка в отключке, так? Ох уж эти ваши зеленые технологии…

— Мы не сможем дойти до моста, — упавшим голосом говорит Джим. Такого пессимиста еще поискать!

Алисия разворачивает на столе карту. Поколебавшись, закрываю дверь на замок, и подхожу к столу.

Скартум — почти идеальная окружность, и практически в самом центре высится Центр. Госпиталь ближе к тому мосту, через который сюда попал я, но Джим показывает на другой мост — на другой стороне городка.

— Почему туда? — хочу я знать. Отвечает Алисия:

— Оттуда ближе всего к соседнему городу.

— И где гарантия, что там не случилось всего этого?

— Возвращаться я не хочу, — быстро говорит Джим, передернувшись. — Там эти психи… и на улице.

Я молча разглядываю карту. Центр притягивает взгляд, прямо как Око Саурона, и что-то подсказывает, что добраться до другого моста будет ох как нелегко. Все это очень смахивает на направленный эксперимент, уж не знаю пока, какого толка. В любом случае, приятного мало.

— Пойдем сюда, — я тычу пальцем в иконку Центра. Джим закашливается, Алисия задает вопрос за него:

— Зачем?!

— Око бури обычно самое безопасное место при шторме. И вообще, я что-то сомневаюсь, что нас просто так выпустят из города.

— А если попремся в Центр, значит, нас по головке погладят, дадут пирожок и отпустят?!

— Я хочу узнать, что здесь произошло, — тихо говорю я, смотря прямо на Джима. — И думаю, тебе это тоже интересно. Кто убил твоих друзей и знакомых? Кто создал этих монстров и свел с ума людей? Что за эксперимент тут проводили?

Джим открывает рот, но ничего не говорит. Я попал в точку. Он, может, и не выглядит отчаянно смелым, но отчаяние тоже придает смелости. И ему явно хочется получить ответы.

— Безумный план, — голос Алисии подрагивает, но выглядит она не такой уж испуганной. Я улыбаюсь ей:

— Браво.

— Мне нужно оружие, — решительно говорит она, собирая волосы в хвост. Восхищает подобная смелость в девушках. Но почти все оружие осталось у Коула, и мне нечего ей предложить. Даже дробовик под шумок забрал этот чертов маньяк.

Алисия не ждет ни от кого подарков. Она избавляется от халата, оставшись в удобных джинсах и кофте, внимательно оглядывает кабинет и за неимением лучшего вооружается карнизом для штор, без колебаний забравшись на стол и выковыряв этот самый карниз из креплений.

— Ну что, пошли? — предлагает она, и мне уже жалко безумца, у которого не хватит мозгов обойти стороной нашу троицу.

Алисия уверенно ведет нас к выходу. Джим, идущий рядом с ней, то и дело что-то бурчит себе под нос, но в целом выглядит достаточно решительным. Я шагаю последним, оглядываясь все время и прислушиваясь к шорохам.

Коридор изгибается и выводит нас в следующий блок госпиталя — терапию. Странная тут архитектура, конечно, но кому пожалуешься? Алисия не соврала: здесь и правда на каждом шагу трупы: врачи в белых халатах, пациенты, охрана. Джим бледнеет и старается идти поближе к стене, где побольше свободного места. Алисия держится молодцом.

Я подбираю пистолет, выпавший из пальцев охранника с разодранным горлом, вручаю девушке. Та не слишком охотно принимает оружие, но и с карнизом не расстается.

От запаха крови начинает мутить, и мы ускоряем шаг, чтобы выбраться. С облегчением закрываем за собой дверь и мрачно переглядываемся.

— Я такое раньше только в ужастиках видел, — Джим очень старается сохранять лицо, но судя по зеленоватому оттенку кожи, ему сейчас поплохеет. Я открываю окно, выходящее в сад, и мы с наслаждением дышим свежим воздухом.

— Да уж, о таком не мечтают…

— Слышите? — Алисия вскидывает руку, призывая к тишине. Мы замолкаем.

За дверью одного из процедурных кабинетов слышен слабый голос: «Помогите». Джим снова покрывается бледностью и, кажется, вовсе не настроен идти в ту сторону. Однако Алисия без колебаний направляется в сторону кабинета массажа, и я следую за ней, держа пистолет наготове. У самой двери опережаю ее и делаю знак: прикроешь. Она кивает, и я открываю дверь.

Под потолком тускло светится лампа; глаза быстро привыкают к слабому свету, позволяя разглядеть интерьер. На кушетке лежит привязанная девушка, на которой почти ничего из одежды — длинные волосы скрывают больше, чем обрывки ткани. Она поворачивает голову на шум, и смотрит прямо на меня. И я тону в боли, что плещется в огромных глазах. Боли и безумии. Или — безумной боли?

Джим толкает в плечо, обращая мое внимание на второго человека. Молодой худощавый парень сидит в кресле, точно так же привязанный к нему ремнями, и на нем тоже минимум одежды. Глаза у него закрыты, грудь слабо вздымается.

Алисия хмурится, разглядывая обоих и не спеша подходить к кому бы то ни было. Девушка на кушетке переводит взгляд на нее, и тут же исчезает ощущение, что она пытается передать мне какую-то мысль.

— Помогите, — шепчет она еле слышно. — Я живая…

Джим ойкает и отскакивает в сторону. Я навожу пистолет на парня, который своим пробуждением так напугал моего напарника, и смотрю в синие глаза — точно такие же, как у девушки. Тонкие губы, искривленные болью, изгибаются в слабой усмешке:

— Я — живой.

Я хмыкаю, разглядывая обоих по очереди. Джим вполголоса ругается, стоя у двери. Алисия стоит, склонив голову к плечу и словно прислушиваюсь к своей интуиции. Чутье говорит, что здесь что-то неладно, и не стоит доверять кому-то…

И в этот момент парень резким движением поднимает руки, разрывает слабые ремни, подрывается и выскакивает в темный коридор, да так резво, что никто из нас и отреагировать не успевает. Джим сумел отскочить в сторону, и теперь напоминает лягушку с выпученными глазами.

Алисия прищуривается и подходит к девушке ближе, но с карнизом наготове:

— Кто ты? И кто он?

— Я — живая, — снова сообщает девушка, кривя губы в улыбке. — Он — нет.

— Черт вас всех побери, — выдает пожелание Джим дрожащим голосом. — Пошли отсюда, а? Я ей не верю.

— Я тоже, — хладнокровно говорит Алисия и направляется к выходу. Джим с готовностью следует за ней. Я закрываю дверь и успеваю увидеть, как взгляд пленницы загорается гневом, и она поднимается с кушетки, не обращая внимания на ремни. Закрываю замок и усмехаюсь Алисии:

— Живее всех живых, ага.

Пленница с такой силой бьется о дверь с той стороны, что металл вибрирует, а Джим подпрыгивает на месте. Я не обращаю внимания, вглядываясь в полумрак коридора:

— Где второй?

Мы как раз выходим в холл, а планировка тут такая, что в каждом углу за раскидистым кустом декоративного растения может скрываться по несколько психов. Главный вход скрыт как раз за таким растением, и идти к нему еще метров двадцать. В спину летят приглушенные вопли и проклятия пленницы, и Алисия закрывает дверь с видимым удовлетворением.

Трясу головой, прогоняя странное ощущение, и вполголоса интересуюсь:

— Когда они на вас смотрели, не было такого чувства, словно они пытаются прочитать мысли?

Мои товарищи синхронно кивают: Джим с испугом, Алисия — мрачно.

— Особенно девка, — цедит она. — Может, вернуться и прикончить ее? Или задать пару вопросов?

— Я ужасно устал, — жалуется Джим, потирая шею. — Давайте побыстрее выбираться? Ну их всех к черту.

— Ага, — соглашаюсь я, — только в уборную заскочу.

Туалет находится парой шагов дальше по коридорчику. Алисия останавливается в коридоре, Джим пару секунд колеблется, и в итоге остается рядом с ней.

Конечно же, глупо было ожидать, что меня встретит светлое и чистое помещение. Хорошо еще, трупов и монстров не валяется под ногами. Так-то причины задерживаться и нет.

Держать фонарик в зубах, когда моешь руки, и одновременно зажимать подмышкой пистолет — та еще забава! Смотреть на себя в зеркало без смеха трудно.

В зеркале же можно увидеть и кое-что еще. А именно — как бывший пленник массажного кабинета бесшумно появляется за спиной и коротко размахивается. Через секунду ты знакомишься с холодным полом, еще мгновение недоумеваешь, кто выключил свет, а потом сознание без колебаний отключается.

В себя я прихожу от того, что кто-то бесцеремонно трясет меня за плечо, при этом светя прямо в лицо фонариком. Одежда противно липнет к телу, висок гудит, голос над ухом вызывает желание поморщиться и закрыть голову подушкой. Кажется, именно понимание, что здесь и не пахнет подушкой, помогает мне рывком сесть и оттолкнуть спасителя.

— Ну слава богу! — выдыхает кто-то с огромным облегчением и дрожью в голосе. Кто-то еще хмыкает и наконец отпускает мое плечо, а Алисия (о, вспомнил ее имя) скептически замечает:

— Крепкая у тебя голова, парень.

— Не так уж уверен в этом, — бормочу я, ощупывая голову. — Джим?

— Я в порядке, — отзывается он, помогая мне подняться на ноги.

Меня терзает ощущение, что что-то здесь не так. Оглядываюсь, но разглядеть что-либо не так-то легко.

С трудом удерживаюсь, чтобы не вздрогнуть, когда луч фонарика освещает сначала валяющийся в луже крови труп психа со свернутой шеей, а потом — прислонившегося к стене человека, который стоит, скрестив руки и выглядя таким бессовестно-спокойным, что аж завидно становится.

— Tienes cojones, — одобрительно отмечает он, отлепляясь от стены и делая шаг вперед. Коул Вальенте протягивает мне руку так, словно мы не были противниками полчаса назад. — Так и быть, я расскажу все, что знаю об этой заварушке. Гарантирую: тебе понравится.

— Hijo de puta, — отвечаю я, а потом жму ему руку.

Совершенно точно нам еще много чего есть что сказать друг другу. Но это может подождать. Пусть даже я наивный дурак, которого жизнь ничему не учит.

Самый главный урок этой жизни — помнить, кому ты должен.

2.2

Голова все-таки дает о себе знать, и какое-то время я даже не замечаю, чем там заняты мои товарищи. Правильно говорят, что не понимаешь, в чем счастье, пока не грянет несчастье. А ведь нужно так мало. Например, чтобы в голове не гудело, в ушах не стоял противный комариный звон, а в ботинках перестало хлюпать.

Повезло, что в раздевалке рядом нашлись чистая сменка и обувь, так что теперь я щеголяю в темно-синем костюме санитара: свободная куртка и штаны, в которых со свистом блуждает сквозняк. Хорошо, ботинки подошли идеально.

Наверное, меня еще и пошатывает, потому что как-то незаметно (хотя и продолжая ворчать) Джим подставляет мне свое плечо в роли костыля, после чего стены чертового госпиталя уже не так нагло плывут перед глазами. Алисия, не слушая моих вялых возражений, обматывает мне голову красным полотенцем, вызвав ехидный комментарий Коула, что теперь я похож на Рэмбо.

Хотел бы я сказать, на кого похож он сам, да только боюсь, что язык не послушается. А пока мир приходит в себя, мне позарез нужно задать несколько вопросов человеку, который явно знает больше, чем мы.

— Рассказывай, — то ли прошу, то ли требую у Коула, глядя ему в спину.

Вальенте вышагивает с едва заметной ленцой, держа оружие так, словно оно игрушечное. И словно не он сегодня грохнул кучу психов, спасая почти незнакомых людей — нас.

Не могу разобрать, что я ощущаю при воспоминании об этом. Сожаление? Гнев? Растерянность? Но совершенно точно знаю одно: я намерен выяснить, кто во всем этом виноват.

— Уверен, что хочешь получить тонну неприятных новостей прямо сейчас? — отзывается Коул, не поворачиваясь к нам. Ловлю взгляд Алисии: она смотрит на нашего вожака со смешанным выражением: недоверие вкупе с чем-то еще. А вот Джим, готов поспорить, еще и побаивается Коула.

Нехорошая тишина накрывает нас толстым одеялом, и от этого неуютно и отчего-то противно на душе — как будто кошка только что прошлась грязными лапками, сделав кое-какие дела. Звук наших шагов только на миллисекунду разбавляет эту тишину. Или это моя контуженная голова такие шутки шутит?

— А что, для плохих новостей бывает какое-то определенное время? Рассказывай, что здесь происходит.

Коул хмыкает, останавливается и пару секунд молчит. Потом поворачивается к нам и смотрит на Алисию — задумчиво и оценивающе. Вот только говорит совсем не то:

— Слышишь?

Пока я пытаюсь понять, почему только Алисия может слышать или не слышать чего-то, Джим бурчит себе под нос:

— А мы что, глухие?

Алисия прищуривается, медленно кивает:

— Да.

— Что — да? — не понимает Джим. До меня все вообще доходит с большим опозданием; чего там — я даже свою реплику не могу подать. В беседе участвуют только двое.

Коул машет рукой: пошли. Сам же возглавляет парад, сосредоточенный и хмурый. Алисия как по приказу занимает место рядом с ним. Нам с Джимом предоставляют право плестись в арьергарде. Однако это нас не устраивает.

— Эй! — громким шепотом возмущается Джим. — Куда это вы рванули, а? Алисия, да постой! Тьфу, да что ж я, нанимался в няньки, чтобы меня зомби сожрали?

— Будешь шуметь — до зомби не дотянешь, — обещает Коул, неохотно замедляя шаг. Я ухитряюсь цапнуть его за рукав:

— Что вы там услышали, что так мчитесь?

Не отличающаяся большим терпением Алисия закатывает глаза, делает шаг в мою сторону и поднимает край полотенца. Я тут же отмечаю, что слышу гораздо лучше, и одновременно с Джимом выпаливаю:

— Телефон!

Коул насмешливо фыркает и снова уходит вперед, но на этот раз я делаю усилие, сбрасываю руку Джима со своего плеча (кажется, это я тут пострадавший, а не он!) и догоняю Коула. Едва не врезаюсь ему в спину, но успеваю затормозить, и со всем спокойствием, что удалось наскрести, интересуюсь:

— Ну и что? Ждешь важный звонок?

Алисия испускает тяжелый вздох и подхватывает меня под руку, чтобы я не встретился со стеной:

— Когда же тебя отпустит…

Сам хотел бы знать!

— Это же госпиталь, да? — задаю глупый вопрос. — Не найдется живительного эликсира?

— Ну, если ты согласен разгуливать с капельницей наперевес… — Алисия закусывает губу, сдерживая смешок. Поправляю полотенце и качаю головой: вот только капельницы мне не хватало! Хотя… может, и стоит принять предложение?

Кто бы ни строил госпиталь, он явно вдохновлялся лабиринтом Минотавра или еще чем-то из этой оперы. Идешь себе по коридору, который вроде прямой, а посмотришь назад — и уже не прямой. Заворачиваешь за угол — и бац! Снова оказываешься на перекрестке нескольких одинаково мрачных коридоров. Парадоксально: почему-то освещение в госпиталях, особенно аварийное, только добавляет саспенса. А уж если добавить мелодичные трели телефонного звонка, раздающиеся откуда-то из глубин лабиринта, так вообще бери и снимай «Сияние».

— Вот ведь кому-то приспичило, — ворчит Джим, пытаясь скрыть нервозность. Получается это у него плохо, но кто бы стал его винить за это?

Телефон без остановки трезвонит в одной из палат. На секунду накатывает изумление: связи ведь нет, так откуда?.. А потом внутренний голос устало отмахивается: тебя такой пустяк способен удивить? Пфф!

Коул бесстрашно открывает дверь и первым заходит в палату. Джим с Алисией, не сговариваясь, устраивают толкучку на пороге, а я замыкаю шествие, не забыв на всякий случай проверить, нет ли кого позади.

Это оказывается ординаторская: три стола, заваленных бумагами, которые вот-вот окажутся на полу; несколько стульев, доска, на которой висят рентгеновские снимки. У открытого окна, за которым высится здоровенный дуб, стоит нехилая такая пальма в горшке, кокетливо замотанная ветром в занавеску, как в фату. И на одном из столов — старый дисковый телефон черного цвета, который и нарушает тишину.

— Ого, — Джим удивлен, — я уж думал, таких больше нет в природе.

— Зато ему ничего не страшно, — замечает Коул, подходит к столу и поднимает трубку. Ничего не говорит, и нам тоже делает знак: молчите. Алисия вообще жестом предлагает Джиму подержать тряпочку у его рта; Джим возмущенно хмурится.

— Аарон? — Голос мужской, полный смертельного испуга и безнадежности. — Они там все уничтожат! Не стоило верить мэру и… — помехи заглушают его слова, как в плохом фильме. Затем незнакомец продолжает дрожащим голосом: — У тебя почти нет времени, чтобы сбежать. Они запустят Третью фазу, как только… — и короткие гудки.

Коул медленно опускает трубку, не сводя с нее глаз, как будто надеется услышать продолжение. Мы переглядываемся, желая узнать мнение каждого. Алисия хмурится:

— Странно все это, да? Ну, то есть вообще все, я имею в виду. Как будто ты спишь и никак не можешь вырваться из кошмара…

— И что теперь делать? — нервно спрашивает Джим.

— А что, этот звонок как-то меняет наш план? — спрашивает Коул почти задумчивым тоном, глядя в окно. — Будем голосовать?

— Голосовать? — эхом отзываемся мы с Алисией, одинаково удивленные. Алисия добавляет:

— Тут что, есть какие-то варианты?

— Или ты хочешь рассказать нам о какой-то там фазе? — осеняет меня.

Коул щурится, разглядывая меня, и взгляд у него веселый. Впрочем, он тут же возвращает себе максимально серьезный вид и притворяется, что изучает бумаги на столе. Я хмыкаю, уже на сто процентов уверенный, что попал в точку, но не продолжаю допрос. Уже понял, что с этим типом подобное не катит. Если он сам не захочет говорить, бесполезно пытать.

— Вот об этом я бы послушала, — вежливо заявляет Алисия, скрестив руки на груди. Джим встает рядом и повторяет ее позу.

Я предпочитаю устроиться на подоконнике в обнимку с дробовиком, и разматываю надоевшее полотенце. Судя по ощущениям, голова против таких жестких мер. Сам себе напоминаю полудохлую мумию. Украдкой прикладываюсь гудящим лбом к прохладному дереву приклада и на секунду закрываю глаза.

Коул присаживается на край стола, не выпуская автомат из рук. Оглядывает нас задумчивым взглядом, будто решая, что именно говорить, а о чем промолчать. Джим оказывается предсказуемо нетерпелив:

— Ну и?

На улице моросит дождь, пахнет жженой резиной и чем-то еще, неприятным и тревожным. Я вытягиваю руку, ловлю холодные капли. Потом вытираю руки полотенцем и смотрю на Коула. Он кивает, глядя на меня:

— Ладно, так и быть. Начну с начала.

— Да уж пожалуйста, — ехидно отзывается Алисия, разгребая кучу бумаг, чтобы вытащить ноутбук. Экран включается, на рабочем столе — несколько иконок. Джим косится на монитор, потом спохватывается и снова переводит взгляд на Коула:

— И?

Кажется, Вальенте искренне кайфует с нетерпения этих двоих. На его месте я бы точно кайфовал. Но я усиленно делаю вид, что поглощен разглядыванием взятой с подоконника толстенной папки с карточками пациентов. Вот еще не хватало — ловить каждое его слово!

— Что вам вообще известно о Центре?

— Скартум, наверняка, был построен для их разработок и экспериментов. Во всяком случае, так мне рассказывали, — откликается Алисия. — Но что они там в своих лабораториях делали, меня не интересовало.

— Точно, — Коул поднимает указательный палец, как профессор на лекции, услышав правильный ответ студента. — Двадцать лет назад Скартум был построен с нуля, чтобы стать огромным лабораторным комплексом для изучения физических явлений. Здесь все заточено под науку, и абсолютное большинство жителей так или иначе связаны с физикой. Физикой элементарных частиц, если быть точнее.

— Пока ничего шокирующего, — осторожно говорит Джим, по очереди глядя на меня и Алисию. — Да? Такое же не возбраняется законом?

Ну да, насколько я знаю, научные городки строились и до этого. Ничего шокирующего мы пока не услышали. Как, впрочем, и объяснений случившегося в Скартуме.

Коул разглядывает пол, и вид у него такой задумчивый, что Джим тоже переводит взгляд себе под ноги, словно ожидая увидеть там ответ. Алисия хмурится:

— Физика элементарных частиц как-то связана с тем, что здесь произошло — что бы это ни было, черт его возьми?

— Не просто связана, — отзывается Коул. — Она и есть причина катастрофы. Хотя нет, немного не так. Наука всего лишь стала в очередной раз жертвой масштабных замыслов не в меру амбициозных людей. У них в руках неожиданно оказался ключ к великой тайне, и они решили открыть дверь, не особо задумываясь о последствиях.

Повисает тишина. Мы обдумываем услышанное. Лично меня терзает смутное ощущение дежавю, но я никак не могу поймать его за хвост.

Джим потрясенно выдает:

— Это что же получается? Коллайдер все-таки бабахнул, как и опасались? И теперь мы в ином мире? В параллельном измерении? — Его голос повышается на октаву с каждым предложением, и такими темпами он скоро перейдет на ультразвук. — Я прав?!

— Угомонись, — Алисия кидает на него странный взгляд, в котором раздражение смешалось с просьбой. Потом смотрит на Коула: — И что случилось? На каком этапе все пошло не так?

— С самого начала, — отвечает Коул и презрительно усмехается. — Hijos de putas engreidos. Большинство так и не успели понять, что через секунду отбросят коньки, вот в чем ирония.

— Первая фаза началась при запуске Коллайдера, так? — Алисия смотрит на Коула пронзительным взглядом, ища подтверждения или опровержения. Он медленно кивает:

— Более или менее так.

Я хмыкаю, но ничего не говорю. Пока лучше послушаю. Тем более, вон Джим чуть на месте не подпрыгивает от нетерпения:

— Так что? Это все-таки иное измерение уже, да? Частицы как-то изменились и все такое? И кто остался без защиты, тот погиб или превратился в монстра?

— Ну, я смотрю, ты бы и сам прекрасно все рассказал, — лениво говорит Коул. Алисия, кажется, готова уже треснуть его, а если не она, так я.

Дождь усиливается, косой ветер заносит большие капли в комнату, так что приходится слезть с подоконника и закрыть окно. Теперь моя очередь задавать вопросы, и мне нужны точные ответы.

— Ты сказал, что работал охранником в Центре, и телохранителем у директора. Как долго?

Коул склоняет голову к плечу, словно обдумывая ответ.

— Несколько недель. Перевелся из другого офиса, так сказать.

— И как давно началось… — я задумываюсь, как сформулировать вопрос. — Когда ты стал замечать странности?

— Любопытный вопрос, — замечает Коул одобрительным тоном. — Видишь ли, тут такое дело, что не было такого момента, с которого бы все стало явно катиться к чертям. Я, в общем-то, мог судить о происходящем только по реакции ученых.

— А Фрейзер? — вклинивается Джим. Коул мрачно усмехается:

— Фрейзер? Да у него мозгов хватало, только чтобы экскурсии по Центру проводить — мол, вот он какой, его личный комплекс, завидуйте все. Нет, он совершенно точно не был главным. И ничего не знал.

— А кто знал?

— Была там одна, — тянет Коул, задумчиво щурясь. — Профессорша, звали Чен. Анна Чен. Она там всем командовала. Фрейзера она недолюбливала, а меня одного туда не пустили бы, сами понимаете. Да я не особо и рвался, пока по Центру не стали расползаться слухи — типа, что-то у физиков не так идет в эксперименте, а сворачивать его они упорно не хотят.

Конец ознакомительного фрагмента.