Никто

Key4Sally, 2018

Представьте мир, где нет ничего, кроме песка, черного неба и бесконечной ночи. Стерильное пространство, безжизненная пустыня, где заперто одно-единственное живое существо – жуткое чудовище, кровожадное животное, для которого чужая жизнь не имеет ценности. Оно долго ждало Валерию, и наконец она здесь. Но, вместо того, чтобы с жадностью вцепиться ей в глотку, оно предлагает девушке нечто удивительное – научить ее создавать материю и жизнь из пустоты. Стать Творцом целого мира. Но, как и все на свете, величие требует платы, так сколько стоит возможность стать Создателем? Продолжение романа «Ты пойдешь со мной?», ставшее чуточку взрослее.

Глава 2. Дорога домой

Сашка никак не могла усидеть на месте. Ее вертело по всей комнате, которую она уже исходила вдоль и поперек. Она посидела на всех горизонтальных поверхностях и заглянула во все шкафчики, пока я рассказывала ей свою, поистине невероятную историю. Она все сильнее и сильнее открывала глаза, и в какой-то момент мне захотелось подставить ладошку, чтобы ее глазки не выпали из обоймы. Пятна ее уже почти прошли. Действительно, было бы чертовски обидно за даром потерянный пригласительный, если бы он таким чудесным образом не преобразился во что-то удивительное.

— Вы целовались? — жадно спросила она меня.

— Нет, конечно.

— Конечно! Валерия, вы недоженщина. — констатировала она.

— Александра, я с Вами абсолютно согласна.

— Зря согласилась. Я бы столько интересного могла тебе возразить…

— Не надо.

— Так чем же все закончилось?

— Ничем. Мы заехали в кафе, и выпили кофе с булочками. Потом он отвез меня домой. Мы попрощались.

— А телефон?

— А что с телефоном?

— Он взял твой номер.

— Нет. Зачем? Мы не планируем больше встречаться.

— То есть как?

— Вот так.

— Ты полагаешь, что он возил тебя на другой конец города исключительно из благородства?

— Получается что так.

Сашка сверлила меня взглядом. Ей казалось, что я что-то ей недоговариваю, но мне нечего было добавить. О номерах действительно не зашло и речи, и честно говоря, меня это не расстроило. Даже если мы больше никогда не увидимся, уже того, что он сделал, вполне достаточно, чтобы я до конца жизни вспоминала о нем с благодарностью.

— Ладно… — протянула она, хитро щуря глазенки. — Чай пить пойдем?

Я кивнула. Мы пошли на кухню. Надо сказать, что даже у нее в гостях чаем всегда занимаюсь я, потому как это верх моего кулинарного таланта. И к своему собственному удивлению, сегодня я с удовольствием заварила самый обыкновенный черный чай.

Когда я возвращалась домой, было уже темно. Непривычно, что в пять вечера уже ночь, но мне нравилось идти по заснеженной, темной дороге, освещенной фонарями. Периодически Влад всплывал в моей голове, но воспоминания о нем приносили физически ощутимую боль, поэтому я гнала эти мысли прочь. Странно, но о Ване я не вспоминала вообще, и поймала себя на этой мысли только когда подошла к дому, и только потому, что около моего подъезда стояла машина как две капли воды похожая на ту, что принадлежала моему эльфу. Когда до нее оставалось несколько шагов, дверь открылась, и Ваня вышел из машины.

— Привет, сумасшедшая, — сказал он улыбаясь.

Я улыбнулась ему.

— Привет. Что ты тут делаешь? — сказала я, подойдя к высокому блондину, любуясь прекрасной улыбкой.

— Заехал узнать, не свалила ли тебя простуда.

— Нет. Живее всех живых.

— Я ненадолго. Посидим в машине?

Я согласно кивнула, обошла машину и села на пассажирское сиденье. Пока Ваня усаживался в водительское кресло, свет в салоне горел, и я успела заметить, что выглядит он не очень. Коже, которая до этого итак была белее снега, будто стала тоньше и прозрачнее, а худое лицо выглядело усталым и осунувшимся. Он не выглядел плохо, и все еще источал безумную привлекательность, но был заметно хуже, чем вчера. Дверь закрылась, свет погас.

— Ты-то как себя чувствуешь? — спросила я его, когда он уселся поудобнее.

— Я? Нормально. Это же не я вчера в летних туфлях рассекал сугробы.

— Выглядишь не очень.

— А ты сама деликатность.

— Ну, прости. Из песни слов не выкинешь.

— Просто устал немного, поэтому ненадолго, — он посмотрел на меня и улыбнулся, прекрасно зная, какой эффект это производит на меня. — У меня для тебя кое-что есть, — он достал что-то из кармана пальто. Вещица быстро сверкнула в скудном свете фонарей, льющих тусклый свет через лобовое стекло. Он положил это в мою ладонь так быстро, что я не успела рассмотреть, что это было. Небольшое, со спичечный коробок и гладкое, как стекло. — Положи это в карман, а то забудешь.

Я послушно сделала, что было велено.

— Теперь послушай, — и тут он наклонился к моему уху так близко, что прохладная щека прикоснулась к моей. Я снова покраснела, и порадовалась, что машине темно. Но то, что произошло потом, заставило меня сбиться с дыхания — он нежно прикоснулся рукой к моему лицу и тихо прошептал. — Я знаю твой секрет.

Первым моим порывом было отодвинуться, посмотреть ему в глаза, понять насколько серьезно мы сейчас говорим, и если серьезно, то о чем? Но его рука нежно легла на мою шею и удерживала меня так, как хотелось ему. Странно, я понимала, что происходит что-то не то, но страшно мне не было. Было любопытно. Замерев, я слушала, как он тихо шепчет мне то, что я не могла услышать ни от кого, кроме самой себя и Влада:

— Я знаю, что ты вытащила Графа из мира, о котором никто даже не подозревает. Я там был. Я знал тебя задолго до вчерашнего вечера, и ты мне запомнилась не вчерашней выходкой. Мне очень интересно то, что в твоей голове, и именно поэтому я здесь. Я знаю, как ты хочешь вернуться обратно. Я могу помочь. Я могу вернуть тебя назад.

На последних словах мое дыхание сбилось. Я снова попыталась дернуться.

— Тише, тише. Не спеши. Дослушай, — рука чуть сильнее сдавила мою шею. — Я дал тебе пузырек, в нем вода из озера, того самого, где жил Водяной. Помнишь? — я кивнула. — Я сделал так, что она вернет тебя в тот мир, в любое время, когда пожелаешь, — он отстранился от меня, но ровно настолько, чтобы наши носы едва касались друг друга. Он посмотрел мне в глаза. Я смотрела на длинные ресницы и голубую радужку, и тут где-то в глубине его глаза отчетливо сверкнул красным крохотный огонек. Очень похоже на то, как светятся в темноте глаза сиамских котов. Крошечный проблеск сотые доли секунды, и снова ничего, кроме голубого хрусталя и длинных ресниц. Он взял мое лицо в свои прохладные ладони. — Слушай внимательно и запоминай. Нужно любое маленькое помещение, и чем меньше, тем лучше, а иначе процесс может затянуться, и путешествие в другую реальность может оказаться не очень приятным. Понимаешь? — я кивнула, хотя не поняла ни слова. — Хорошо… — он странно протянул это слово, словно произнося его, думал совершенно о другом. — Откроешь пузырек и выльешь воду прямо на пол. А дальше все произойдет само собой. Запомнила?

Я кивнула. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. Он рассматривал мое лицо, и взгляд его скользил по моим ресницам, кончику носа, губам… Мне казалось, что сейчас он сделает то, чего так ждала Сашка. И вдруг, словно прочитав мои мысли, он улыбнулся, отпустил меня и отвел взгляд. Отодвинувшись, он снова посмотрел на меня.

— Мне пора. Беги, моя Лера, — сказал он ласково и устало.

Я кивнула, и словно под гипнозом, вышла из машины. Дверь бесшумно закрылась, а меня обнял холод зимнего вечера. Мотор заурчал, машина заскрипела колесами по снегу и медленно двинулась к выезду из двора. Я зашагала к дому, чувствуя себя, если не пьяной, то, определенно, не трезвой. Мне казалось произошедшее со мной всего секунду назад, было очень, очень давно. Так давно, что стерлись детали, потускнели, потемнели эмоции и ощущения, и осталась голая суть — я могу вернуться назад. Сейчас смысл этих слов не доходил до меня, и они так и оставались просто словами, пустыми, ничего не значащими. Я повернулась и посмотрела на уезжающий автомобиль. Его не было. Странно, ведь по моим расчетам я все еще должна была видеть его у самого дальнего угла моего дома, выворачивающим на дорогу. Но машины не было. Я совершенно сбилась с толку. Неужели я опять потеряла счет времени? Сколько я тут стою? Я посмотрела на часы и поняла, что глядя на стрелки, не могу понять который час. Смотрю как баран на новые ворота — стрелки вижу, а время понять не могу. Я зажмурилась, помотала головой и снова посмотрела на циферблат. Пятнадцать минут шестого. Никакого выпадения из реальности не было. Мороз начал ощущаться гораздо сильнее. Я зашла в подъезд и нажала кнопку лифта. Пока кабина спускалась, треща так, словно это ее лебединая песня, я пыталась вспомнить, где мы встречались там, в сказочном мире. Но сколько бы я не перебирала в памяти лица, знакомые до боли, и мимолетные, ничего для меня не значащие, я никак не могла вспомнить никого, даже отдаленно похожего на Ваню. Я бы точно его запомнила, даже если его лицо попало в поле моего зрения мельком. Единственным местом, где мы могли встретиться и не запомнить друг друга, был вечер бала. Народу там было столько, что я могла и не заметить, даже такое удивительное создание. Нет! Не могла. Я бы заметила. Я бы запомнила. Конечно, если бы не была ослеплена сиянием Графа. При мысли о Владе снова неприятно скрутило нутро, и я заставила себя думать о чем угодно другом.

Зайдя домой и, раздевшись, я села на диван и долго смотрела на выключенный телевизор. До меня, наконец, начала доходить суть происходящего — я могу вернуться назад. Мысль эта сверкнула в моей голове и осветила мою серую, никчемную жизнь. Я МОГУ ВЕРНУТЬСЯ НАЗАД! Сердце екнуло и зашлось. Вернуться в сказочный мир, где летающие ягоды и голубая глазунья, где чай, пахнущий мятой, на вкус как шоколад, где Водяной больше не живет на дне озера, а рассекает небеса с говорящим камнем на шее. Туда, где моя Ирма… Я заплакала. Милая моя, добрая ведьма… как же мне тебя не хватает! Слезы лились по щекам, и я никак не могла понять были ли это слезы горести или облегчения. Я не трудилась их вытирать, все равно смотреть на меня некому. Просто сидела и глядела на черный, безжизненный прямоугольник телевизора, где отражался мой силуэт. Была бы ты тут, ты подсказала, что делать. Но ты так далеко… Не в чужом городе, не в чужой стране, а в другой вселенной, и кто знает, где находиться этот мир? Никто не знает, но… у меня есть ключи. Есть возможность бросить все и отправиться туда, где есть все, что мне нужно для счастья. Только вот, как же бабушка, дедушка? Как же Саня? Понимаю, как будет больно им, если я исчезну. Просто пропаду, не оставив ничего, ни единого слова о том, жива ли я, все ли со мной в порядке. Понимаю умом, но сердцем не чувствую. Не могу ощутить то, через что им придется пройти, пока они будут искать меня. Полиция, листовки, объявления в соцсетях. Им будет больно, хотя «больно» слишком мягкое слово. Но я-то этого не увижу. Животный эгоизм кричал, что мне нет до этого никакого дела, но человеческая суть упрямо твердила, что никто из них не заслуживает такого свинского отношения. Они любят меня, и не их вина, что есть на свете люди, которых я (простите меня мои родные, но это правда!) люблю в миллион раз сильнее. И тут извечный вопрос, наконец, обозначился со всей четкостью — поступить правильно, или так, как хочется? Чьи интересы важнее для меня — мои или близких мне людей?

Я заключительно всхлипнула, вздохнула, поднялась и пошла в ванную. Утро вечера мудренее. Умывшись, я зашла в свою комнату, с головой залезла под одеяло и быстро уснула.

***

С того злополучного вечера прошла неделя. Странно, но дни летели быстро, хотя я была совершенно уверена, что нерешенный вопрос будет тянуть меня якорем и растягивать минуты в года. Напротив, теперь, когда у меня был шанс, путь к отступлению, мне казалось неправильным принять решение наобум, подчиняясь только своему «хочу», а потому за размышлениями я снова, довольно часто, выпадала из времени, которое итак не особо-то меня жаловало.

Сашка чуть не плакала, узнав, что мой новоиспеченный принц исчез без надежды на возвращение. Я уж и не помню, что ей плела. Что-то о том, что у него родственники в другом городе и срочно понадобилась его помощь. Когда вернется и сам не знает, а потому мы дружно пришли к выводу, что не стоит тратить мое драгоценное время. Мы расстались хорошими друзьями, и на том спасибо. И пока Александра бубнила что-то про то, что спасибо на хлеб не намажешь и в постель не положишь, я думала о том, что это далеко не конец. Все во мне было абсолютно уверенно, что каким-то образом, как-нибудь мы еще встретимся, даже если я решу больше никогда не возвращаться в волшебный мир.

И однажды я именно так и решила. Решила твердо и безоговорочно. Просто в один поздний вечер пятницы пришла домой, и все стало ясным как день — я зашла в квартиру и, разуваясь, услышала, как дедушка с бабушкой разговаривают на кухне. Сейчас уже не помню, о чем они говорили, но обсуждалось что-то пустяковое, житейское, совершенно бытовое. Прошла на кухню, а бабушка печет булочки, и такой по дому аромат, что я чуть язык не проглотила. Дед поздоровался со мной, бабушка улыбнулась:

— Садись. Уже почти готово.

Дедушка налил чай. Не такой, какой делаю я, а обычный пакетированный. Бабушка достала из духовки противень, сняла булочки и выложила их в глубокую тарелку, которая тут же очутилась передо мной. И как-то сразу пришла в голову мысль, что я не оставлю их. Не пойду я никуда.

Я съела три булки, выпила полную кружку чая, и пошла в комнату, поблагодарив своих. А потом я закрыла дверь, и весь вечер оплакивала мое невозвращение. Я плакала по Ирме, по Амалии, по Великой Волшебнице и даже по Косому. Я тихо рыдала в подушку, пока вконец не выбилась из сил. Я так и уснула в одежде и проспала до самого утра.

***

Началась предновогодняя неделя. Все, как сумасшедшие носились по магазинам, покупая подарки, платья, туфли и такое количество всевозможной еды, словно завтра не первое января, а восьмое сентября сорок первого, а мы Ленинграде и точно знаем, что на утро нас оккупируют. Бронировались последние свободные минуты в парикмахерских, в которых мастера работали почти круглосуточно, ни одного свободного столика, даже в самом захудалом кафе нашего города не осталось, а все, кто планировал новый год в шумных компаниях, уже запаслись аспирином, рассолом, минералкой, а самые пессимистичные заверили завещание у нотариуса. В общем, все неслось по тому же сценарию, что и каждый год. Люди постоянно куда-то звонили: магазин, салон, магазин, ночной клуб, магазин, база отдыха, магазин, друзья, магазин, бывшие друзья и, напоследок, еще раз магазин. В этом году я насильно оправила Саню отмечать новый год в компанию к очень хорошим, веселым людям. Сашка очень долго не соглашалась, и таких изобретательных доводов, которыми она пользовалась, человечество не слышало со времен мифов Древней Греции. Начиная от банального «Мне нечего надеть» и «Там будет Димка, ну тот, помнишь, с кривыми зубами. Он мне прохода не дает», заканчивая очень милым «Год барана нужно встречать с его символом, поэтому я не могу тебя бросить». Но все же мы сошлись на том, что депрессивная дама с истеричными наклонностями никак не может составить достойную компанию молодой, красивой фее. К концу недели, когда мне казалось, что мы уже обо всем договорились, Саня все еще не теряла надежды сыграть на моей совести:

— Ты просто не хочешь отмечать новый год со мной, — она театрально надувала губы, которые и без того были пухлыми. — Так и скажи.

— Саня, прекрати. Это не сработает. Я хочу провести новый год так, чтобы не портить своей миной праздник другим людям. Даже бабушка с дедушкой, и те не так упираются, как ты.

— Они уезжают?

— Да, к друзьям.

— О, небеса, так это же будет идеальный новый год! Ты, я, шампанское и все, известные человечеству, сериалы.

— Таким будет наш идеальный новый год лет через пятьдесят. Вот тогда для нас это будет праздник, достойный того, чтобы складывать о нем легенды и пересказывать их внукам. А сейчас ты обязана компенсировать свою неудавшуюся поездку на тот прием, который я у тебя бессовестно забрала. Езжай, тигрица, покажи им как нужно отмечать.

Сашка закатила глаза и повернулась к окну. Я продолжала пялиться в телевизор, где шел повтор хоккейной игры, которую я смотрела вчера, но делала вид, что вижу происходящее впервые.

— Лерка… — сказала она тихо. — Ты все еще… ну… В общем. Ты как… как ты…

Я повернулась к ней, глядя, как мучает мою подругу приступ словесного запора. Бедняга даже покраснела, стараясь найти самое деликатное, самое безобидное слово для моего отношения к Владу.

— Все уже хорошо, — ответила я на не прозвучавший вопрос, просто чтобы не мучить ее, и в очередной раз пожалела, что вместе с историей про эльфа, рассказала и о моем темном принце. — Я уже совсем о нем не вспоминаю, — чувствуя, как больно закручивается пружиной мое нутро.

Сашка кивнула и снова уставилась в окно.

***

Наступил канун нового года. Все разъехались, куда и планировалось, а я осталась одна. Восемь вечера. Я затеяла поход в магазин за самым необходимым эту волшебную ночь — закончилась туалетная бумага. На пороге магазина я поняла, что затея моя была провальной с самого начала. Почему-то я была совершенно уверена, что в это время люди уже прошли все семь кругов ада и давно рассаживались за новогодним столом. Но, не тут-то было! Очереди были нескончаемы. Все кассы работали и при этом хвост самой кроткой из очередей заканчивался где-то в бакалейном. Я героически выдержала это испытание, ни разу не потеряв самообладания. Выходя из магазина, я ощущала, что выиграла затяжную битву, не потеряв ни одного бойца. Кажется, прошли столетия, хотя на самом деле бездарно потерян всего один час. Да и ладно, все равно никаких планов на сегодня у меня нет.

Я шла по улице с пачкой бумаги и смотрела, как кипит предновогодняя суета. Люди собирались большими компаниями и шли куда-то, парочки бежали домой с полными пакетами, семьи с детьми шли на елку. Мне казалось, что весь мир существует отдельно от меня, хотя внешне я тоже вписывалась в это общество, правда с той лишь разницей, что в руках у меня была туалетная бумага, а не торт. Ну и ладно, Кесарю — кесарево. Правда, внутри я была чуть живее сайры, закатанной в банку, и сейчас меня радовало только то, что не было нужды разыгрывать комедию и натягивать улыбку на лицо, делая вид, что все настолько хорошо, что на самом деле я еле сдерживаюсь, чтобы не бегать вприпрыжку. Я просто шла и смотрела, как люди радуются празднику, и радовалась за них, насколько могла.

По дороге от магазина до дома есть парк. Его можно и обойти по широкой улице, но там и в обычные то дни очень людно, а сегодня… Одна мысль о том, что придется расталкивать локтями плотную толпу, заставила меня содрогнуться. Я свернула на дорожку в парк и пошла по хорошо освещенной аллее. Пошел снег, как по заказу — большие пушистые хлопья сплошной стеной. Прямо как в романтических комедиях, где все неизменно заканчивается хорошо. Я почувствовала себя злобной старухой, у которой вызывает раздражение абсолютно все, что делает счастливыми других, и мне стало противно и одновременно жалко саму себя. Я жалела себя, как жалеет чужой человек совершенно незнакомого, но абсолютно несчастного. А потом разозлилась. Разозлилась на то, что не в состоянии оценить то, что делают для меня мои родные и мой единственный друг. Никак не могу принять их тепло и любовь, они просто не приживаются во мне, словно я почва, израсходовавшая весь запас питательных веществ, и теперь во мне ничего не может прорости, даже мелкие сорняки, и те не растут. Я — пустая земля, бесплодная, голая, серая как грязь. Я подумала об Ирме. Теперь, она так и останется самым далеким и самым близким мне человеком. Как она там? Встречают ли в сказочном мире новый год или Рождество? И если да, то, как там твое настроение, добрая ведьма? Наверное, вся в хлопотах и заботах. Летаешь по кухне, творишь всякие вкусности, поешь и танцуешь. Ну, уж точно ты не сидишь с рулоном туалетной бумаги в руках на лавочке в парке. Я представила, как Косой помогает ей, в своем угрюмом безмолвии накрывая на столы, вешая гирлянды, наряжая исполинскую елку в столовой. Я вспомнила об Амалии, и почему-то мне представилось, что она встретила свое счастье в маленькой деревне на краю вселенной, в лице огромного бородатого кузнеца, немного неуклюжего, но доброго, который никак не насмотрится на свою хрупкую, почти хрустальную, белокурую красавицу. И когда он уходит на работу, он целует ее в щеку, он улыбается ему, а потом он наклоняется и целует заметно округлившийся животик. Как же они там без Влада? Злятся ли, что я забрала его? О том, как отмечает новый год Влад, мне даже думать не хотелось, но фантазия упорно подсовывала мне панорамы огромного особняка из стекла и бетона, где играет музыка, пьют и танцуют люди, коих так много, что яблоку негде упасть. Девушки обнажены как морально, так и физически, мужчины порочны и избалованы, и среди всего этого великолепия в золотом сиянии — его величество, Граф Владислав Игоревич, наследник бессчетного богатства, любимец женщин, надежный деловой партнер, наследующий империю своих родителей. Куда уж мне? Все мое наследие — четыре рулона туалетной бумаги. Скажем прямо, невелико наследство.

Я очнулась от своих мыслей и поняла, что вокруг нет людей. Никто больше не пробегает торопливой походкой, никто не смеется, не соревнуется наперегонки. Я глянула на часы — одиннадцать сорок! Е-мае! Я опять потеряла счет времени, и оно бессовестно улизнуло от меня. Меня, конечно, никто не ждет за праздничным столом, но традиция есть традиция, и я помчалась домой, чтобы успеть накрыть на стол то немногое, что приготовила для праздничной ночи. До дома было совсем недалеко, но даже те пять минут, что нужно, чтобы оказаться дома, сейчас были одной четвертью всего оставшегося времени. А еще раздеться, накрыть на стол, благо все уже приготовлено, и откупорить бутылку газировки. Не люблю шампанское, так что не вижу смысла открывать пол-литровую бутылку ради одного символичного бокала.

Я бежала легкой поступью беременного бегемота, периодически входя в дрифт на скользких поворотах, пытаясь цепляться за все, что можно и нельзя. Бумагу я бережно прижимала к сердцу, как самый ценный трофей за всю мою жизнь. Но гравитация штука неоспоримая, и, выйдя на финишную прямую, я все же расстелилась на накатанном островке льда. Странно, но спешка и падение сбросили с меня мое уныние, и я захохотала. Негромко, но от души. Грациозно расставляя ноги в удивительной по красоте и изящности позе, я поднималась, смеясь чуть ли не до слез. Наконец совладав со своим телом, я добралась до дома. Уже в лифте я осмотрела себя и поняла, что вся в снегу. Я хихикнула и принялась счищать его с себя. Лифт остановился, я вышла на лестничную площадку, отряхиваясь, как собака, вышедшая из воды, достала ключи из кармана, подняла голову и вскрикнула, выронив туалетную бумагу — на коврике, оперевшись спиной о мою входную дверь, прямо на заднице, одетой в шикарные, дорогие брюки, сидел Влад. Длинные, стройные ноги согнуты, локти опираются о колени, и подпирают голову. На нем красивая черная рубашка, три верхние пуговицы расстегнуты, без галстука, пиджак, слишком тонкий, чтобы ходить в нем в минус двадцать восемь и очень красивые туфли. Он поднял на меня свои сапфировые глаза и тихо сказал:

— Привет.

— Угу, — промычала я.

Он опустил глаза, и мы замолчали. Я была в полном ступоре, и почему-то на первый план вылезла мысль, что такими темпами я пропущу бой курантов. Надо о чем-то говорить подумала я, и выдала:

— Не холодно? Задницей прямо на полу сидишь.

— Тут коврик, — пробурчал он.

— А… Ну тогда сиди, конечно.

Снова повисло молчание. Не тягостное, когда нечего друг другу сказать, а наэлектризованное, когда столько всего сказать нужно, что просто не знаешь с чего начать. Я переминалась с ноги на ногу, как скаковая лошадь, а он просто рассматривал свои руки. Прекрасные, мужественные… Лера! Не смей! Не позволяй себе даже думать об этом! Я помотала головой и ляпнула первое, что пришло в голову:

— Ты что, прямо вот так сюда приехал, в пиджаке? На улице минус тридцать.

— Я на машине, — он поднял на меня глаза. — Ты что, не видела на парковке синий «Бугатти»? Или у Вас «Бугатти» во дворе — это норма?

— Да хоть на карете, — психанула я. По правде говоря, я ничего не видела, потому что опаздывала домой к двенадцати. — Тебе что нужно?

Он неопределенно пожал плечами и снова уставился на свои руки.

— Слушай, отодвинься от моей двери и можешь и дальше глубокомысленно отсиживать свой зад.

Я подошла к двери. Он поднялся — вырос надо мной, глядя на меня сверху вниз. Каждый раз, когда он был настолько близко и смотрел на меня вот так, мне казалось, что я становлюсь еще меньше, чем я есть. Он сделал шаг в сторону, пропуская меня, и когда я подошла к двери, оказался за моей спиной. Только со второго раза мне удалось вставить ключ в замок. Дверь открылась, и я шагнула в квартиру. Я повернулась к нему, чтобы эффектно попрощаться, но он нагло перешагнул порог моего дома и, аккуратно подвинув меня, закрыл за собой дверь. Он неспешно снял с себя пиджак и повесил его в прихожей. От такой наглости у меня начисто отнялся язык. Я молча смотрела, как он так же неторопливо снимает один туфель, затем второй и аккуратно ставит их на полку для обуви, а затем неспешно проходит мимо меня в мою же комнату. Не знаю, какое у меня было лицо, но подозреваю, что меня всю перекосило от возмущения. Но Влад даже не взглянул на меня. Я наскоро отделалась от одежды, побросав все абы как, и с праведным гневом полетела к себе. Открыв дверь, я увидела, как он во весь свой рост растянулся на моей кровати, зарываясь лицом в подушку.

— Ты что себе позволяешь? — возмущенно зашипела я.

Он повернулся ко мне, и я увидела, как по его лицу растекается блаженное удовольствие.

— У тебя очень удобная кровать, — сказал он тихо.

Я мельком глянула на то, как свисают с края его длинные ноги.

— Я-то знаю, ведь это МОЯ кровать. Что тебе здесь нужно?

— Мне нужна вот такая удобная кровать. Где вы ее покупали?

— Не помню. Не знаю. Слушай, я вполне серьезно тебя спрашиваю? Я не шучу.

Он удивленно вскинул брови, но ничего не ответил. А меня буквально затрясло от такого хамства. И лишь мгновением позже до меня стало доходить, что ИМЕННО меня так разозлило. Влад, зайдя в квартиру, разделся и сразу же прошел прямиком в мою комнату. Не в зал, не в комнату бабушки с дедушкой, а в мою, как будто точно знал, ГДЕ моя комната. Словно уже не раз… И тут догадка осенила меня. Я еле слышно, словно сама сомневалась в том, что собиралась сказать, спросила:

— Слушай, ты что… ЗНАЕШЬ где моя комната?

Он коротко кивнул и улыбнулся. Я покраснела до кончиков ушей.

— Ты что, уже был здесь? — говорю совсем тихо.

Он кивнул, а затем поднялся и сел на кровати.

— Говорю же, я все о тебе знаю. А есть что-нибудь поесть?

Он поднялся с кровати и прошел мимо меня в коридор. На кухне включился свет, и я услышала, как зашумел чайник. Бессильно рыча от злости, я зашла на кухню. Он рассматривал содержимое холодильника.

— Зачем? — спросила я, глядя на его задумчивое лицо.

— Зачем что? — спросил он, доставая их холодильника мой огромный новогодний набор ролов и суши.

— Зачем пробирался в мой дом? Как ты вообще мог оказаться у меня дома так, что я не знаю об этом?

— Ну… не совсем законно, — ответил он будничным тоном, каким говорят который час.

От праведного гнева меня чуть не разорвало на части.

— Зачем? — повторила я.

Он поставил суши на стол и бросил на меня мимолетный взгляд.

— Хотел убедиться, что у тебя все хорошо.

— Для этого незачем незаконно пробираться в мою квартиру. Достаточно просто позвонить!

Он тем временем, достал соевый соус и бутылку «Колы».

— Я не хотел, чтобы ты знала о моем существовании. Я буду кофе, а ты?

И тут за соседней стеной послышались громкие крики «Ура», звон бокалов, смех, громкая болтовня, а через несколько секунд на улицах загремели фейерверки. Люди высыпали на улицу и кричали, визжали, хлопали, смеялись. Повсюду слышались раскаты грома, за окном пылали яркие вспышки, и стало светло как днем. Наступил новый год. Я все пропустила. Коту под хвост новогодняя традиция! Я почувствовала, как по щекам побежали горячие слезы. Слезы бессилия, злобы, обиды, ненависти. Все это время ты видел, как мне было плохо, все это время ты знал, как я мучаюсь, мои слезы, мою истерику, но все, на что хватило твоего ума, это тайком подглядывать в замочную скважину? Кружить вокруг меня, как акула, которая ждет, пока ее жертва истечет кровью?

Я развернулась и побежала в свою комнату. Забежала, хлопнула за собой дверь, села на пол и жалобно заскулила. Вытирая слезы, я с трудом хватала ртом воздух, которого стало так мало, и удивлялась, откуда во мне столько воды? Мне казалось, что этот человек высушил меня до капли, но у него снова и снова получалось выдавливать из меня что-то еще.

— Лера, — послышалось за дверью.

Я молча глотала слезы.

— Лер, ну открывай, — сказал он тоном, каким разговаривают с трехлетними детьми.

Я не говорила ни слова. Не могла говорить, потому как истерика, идущая полным ходом, не останавливается в одно мгновенье. Нужно ждать, пока она пройдет сама. За дверью послышался спокойный голос:

— Ты же знаешь, что у тебя в коридоре висит запасной ключ от твоей комнаты.

— Только попробуй! — рявкнула я.

На какое-то время воцарилось молчание, но потом тихий голос снова заговорил:

— Ты меня, безусловно, напугала, но я пожалуй рискну.

Я подскочила и, открыв дверь, рванула ее на себя:

— Ты подлый и эгоистичный! — кричала я. Он смотрел на меня спокойно, медленно переводя взгляд от моих глаз, к губам и обратно. — В тебе от природы заложена любовь к себе, да с таким запасом, что на десятерых хватит. А тут еще и вертятся вокруг тебя, кто во что горазд, и никто, НИКТО не смеет поставить тебя на место. Была бы тут Ирма…

И вдруг он мгновенно взорвался и закричал так, что я чуть было, не оглохла:

— ДА ТОЛЬКО НЕТ ЕЕ ЗДЕСЬ!!!

От испуга я замолчала, глядя как, знакомая мне ярость вспыхнула в нем, искажая его лицо:

— Ты забрала ее у меня!!! — кричал он, тяжело дыша. — Ты забрала у меня все, что было! Все, что я строил с таким трудом, все, что было мне дороже всего на свете, — в таком знакомом приступе ненависти он зашагал по коридору из конца в конец, затем остановился и вонзился в меня ненавистным взглядом. — Я дал тебе все, что у меня было, доверил самое ценное, и сам доверился тебе, и что же ты сделала? Забрала! Отняла! Решила все за меня, не имея на это никакого права. Выкрала меня у самых дорогих мне людей, не спросив, хочу ли я этого!? Выкрала и поставила здесь, как постамент, надеясь, что сделала благое дело. А почему бы не спросить у меня, нужно ли мне это все? — он обвел руками вокруг себя.

— Я спросила тебя, — тихо сказала я. — Я спросила и ты согласился.

— Ты спрашивала меня тогда, когда мне было пять лет! Когда у меня еще ничего не было. Когда я просто не знал, чего лишаюсь.

Он снова зашагал по коридору туда-сюда. А затем остановился и с силой прошелся по лицу ладонями, зашипел сквозь зубы, зарычал и замолчал. С минуту мы стояли в полной тишине. Я никак не могла прийти в себя — никогда я не смотрела на произошедшее с такой точки зрения. Я была уверена в своей правоте и, честно говоря, даже не думала, что могут быть варианты. Я была уверена, что поступаю правильно. Тут он снова заговорил, тихо и устало:

— Любовь, Лера, это огромная ответственность, поэтому, когда кто-то доверяет тебе свой мир, нужно быть очень осторожной, чтобы не сломать его. Поэтому я больше не люблю тебя.

— Пожалуйста, не говори так… — взмолилась я, чувствуя, как снова подступают слезы.

— Но иначе не скажешь. Я не люблю тебя потому, что ты даже не попыталась понять, что для меня важно. Ты не просто не увидела или не захотела смотреть. Ты одним взмахом руки разрушила меня, думая, что лучше знаешь, что мне нужно.

— Человек должен жить в реальном мире, — прошептала я свой последний и единственный аргумент.

Он посмотрел на меня удивленно и грустно.

— Ну и как тебе тут? Как тебе реальный мир?

Я лишь молча закрыла руками лицо и снова заплакала. Он кивнул, и просто слушал, как я плачу. Я никак не могла остановиться, слезы снова и снова наворачивались на глаза. Наконец я тихо со всхлипываниями заговорила:

— Я не пыталась обидеть тебя, я пыталась спасти.

Он грустно посмотрел на меня.

— От кого спасти?

— От Фоса. От себя самого.

Он кивнул:

— То есть теперь, я нравлюсь тебе больше, чем таким, каким я был там?

Я отрицательно замотала головой. Он ухмыльнулся:

— Я себе тоже не особо нравлюсь.

— Так ведь все в твоих руках. Не обязательно быть сволочью…

— Как оказалось, Валерия, далеко не все в моей жизни в моих руках, — сказал он, злобно глядя на меня. Я опустила глаза и замолчала. А он заговорил так тихо, что я еле слышала его:

— Так всегда бывает, когда решаешь чью-то судьбу. Всегда есть шанс, что решишь неправильно, поэтому люди годами узнают друг друга, чтобы не ошибиться, чтобы понять, что нужно любимому человеку. Я любил тебя с пятнадцати лет. А ты меня?

Я молчала.

— Пару недель, — тихо прошептал он. — И решила, что можешь решать за меня мою судьбу?

Я посмотрела на него, и увидела лишь бесконечную усталость. Этот разговор выпотрошил нас обоих. Ничего не осталось — ни доводов, ни аргументов, ни злости, ни слез. Он выпрямился и пошел к выходной двери, бросая мне напоследок:

— Я бы жил там. Жил бы там всю свою жизнь и ни разу не пожалел о том, что не вернулся сюда.

Я смотрела, как он обувается и мне стало невыносимо больно. Я знала — сейчас он выйдет отсюда и больше никогда не вернется. Я знала, что больше его не увижу. И тут меня осенило:

— Стой! — крикнула я.

Он поднял на меня глаза, поправляя ворот пиджака.

— Я могу все исправить.

Он отрицательно мотнул головой, не веря ни единому моему слову. Он взялся за дверную ручку, но подбежала к нему и налегла на дверь всем своим телом.

— Влад, постой, — сказала я глядя в самые синие на свете глаза, которые больше не любили меня. Но я-то любила! Если бы я не сделала все, что было в моих силах, ни за что бы не простила себе этого. — Я правда могу помочь.

Он вздохнул и устало посмотрел на дверную ручку, потом снова на меня.

— Отойди, — сказал он.

— Ну послушай же меня! — упрямо твердила я. — Я не вру, и не выдумываю.

Он отрицательно кивнул головой и потянул ручку на себя. Меня сдвинуло вместе с дверью, но я навалилась и вернула все на место. Он начал злиться — так посмотрел, что одного взгляда было достаточно, чтобы испепелить меня. Я лихорадочно подбирала в голове доводы, причины или просто что-то достаточно убедительное, чтобы он остановился и послушал:

— Влад, ты ничего не теряешь, — выпалила я. Он задумчиво нахмурил брови, а я продолжала. — У тебя уже ничего нет, — сказала я одному из богатейших и красивейших людей нашего города. — Тебе уже не потерять ничего кроме собственной ничтожной, серой жизни, что есть сейчас, — он закусил губу и отвел взгляд. — И чтобы я сейчас ни предложила, это все равно лучше, чем то, что есть на данный момент.

Он снова поднял на меня глаза и внимательно заглянул в мои. Потом убрал руку с дверной ручки и надменно задрал свой прекрасный нос:

— Ну, рассказывай.

— Пойдем в мою комнату, я тебе все объясню.

Он улыбнулся одним уголком рта, поднял брови и сказал:

— Я такое часто слышу, но обычно ничего нового мне после этих слов не показывают.

Я закатила глаза и фыркнула:

— Я и не сказала, что буду показывать, я сказала, что буду объяснять. Идем.

Мы зашли в мою комнату. Я приказала ему закрыть дверь. Он снова язвительно хмыкнул:

— Ну, пока все идет как обычно…

Я достала из-под матраса то, что подарил мне Ваня. Это был крошечный пузырек из толстого стекла. Внутри была вода.

— Вот! — я повернулась и показала его Владу. Он окинул вещь недоверчивым взглядом.

— Что это? — спросил он.

— Это вода из озера, где жил Водяной.

Он взял флакончик и с сомнением повертел в руках, рассматривая его:

— Откуда он у тебя? — спросил он.

— Я набрала, когда была там, — беззастенчиво соврала я. Боюсь, если объяснить ситуацию, как она есть, он просто не станет меня слушать. А мне очень нужен шанс.

— И с чего ты решила, что он поможет вернуть нас назад?

— Великая сказала.

Он внимательно посмотрел на меня, потом на бутылёк, и снова на меня.

— Правда?

Я кивнула.

— И что нужно делать?

Я дословно передала ему слова Вани. Он внимательно слушал, не перебивая и, лишь изредка посматривая на меня, проверяя мою вменяемость. Когда я замолчала, повисла тишина. Влад думал. Над чем именно тут думать было не ясно — ничего не изменится, если это не сработает. Мы просто оба увидим, как я лью воду из бутылочки на пол, и она растекается по линолеуму. Конечно, если ничего после не произойдет, он просто поднимет меня на смех и уйдет, но, на мой взгляд, это совершенно копеечная цена за возможность хоть как-то удержать его рядом, за призрачный шанс исправить то, что натворила.

— Ну ладно, — сказал он, наконец. — Давай попробуем.

Я кивнула и открыла крошечную пробку на бутылке. Зачем-то понюхала его — он пах соленой водой. Я довольно кивнула, а потом вспомнила наставления Вани:

— Слушай, нужно очень маленькое помещение. Давай закроемся в туалете.

— Ну, точно! — с насмешкой отозвался Влад. — В туалете мы еще не закрывались… Начинай.

Я вздохнула, но спорить не стала — надежда на спасение наших отношений и без того была призрачной, не хватало потерять последний шанс, затаскивая Влада в маленький узкий туалет. Я опрокинула бутылек. Мы вцепились взглядами в крошечное горлышко с таким ожесточением, словно от его содержимого зависела судьба человечества. Странно, но полный бутылёк воды, стал опустошаться, не выливая из себя ничего — вода уходила, сверкая пузырьками воздуха, заполняющими собой крошечный флакон, но наружу не выливалась. И вот, когда мы оба, разинув рты, смотрели, как последние граммы жидкости вытекли в никуда, на тонком горлышке повисла крошечная капля. Она медленно надулась и, наконец, с неохотой сорвалась вниз. В полной тишине она преодолела короткий путь от бутылька до пола и беззвучно упала на пол. И вдруг пол взорвался волной воды, захлестнув наши ноги по щиколотки. Вода бурлила гейзером и вырывалась из ниоткуда — там, где упала капля по всей комнате, бурля и пенясь, разливалась вода, заливая собой все вокруг, словно там внезапно открылась скважина. Влад отпрыгнул назад, но это было совершенно бессмысленно — спустя три секунды мы стояли по колено в бурлящей воде, не понимая, что происходит. Поток ее был столь силен, а вода прибавлялась так быстро, что мы не могли вымолвить ни слова от неожиданности и просто шарили бешеными глазами по пенящейся, быстро прибывающей воде. Вода не просто затапливала нас, она поднимала волну, и с каждой новой волной вода поднималась примерно на полметра. Спустя считанные доли секунды вся мебель оказалась под водой. Первым среагировал Влад — он метнулся к двери и дернул ручку, но та даже не пошевелилась. Он с силой рвал ее на себя, но результата не было — дверь словно приросла к косяку. А тем временем вода скрыла мне плечи, а Владу дошла до груди. Вода была очень холодной и больно вонзалась сотнями тысяч крошечных иголок, отчего я тихо взвизгивала, но не могла толком закричать. Я слышала стук собственных зубов и увидела, как перехватило дыхание у Влада. Только теперь до меня дошло, о чем говорил Ваня — чем меньше помещение, тем быстрее бы вода затопила его, и тогда путешествие в другую вселенную было бы не таким ужасным — ты просто не успел бы испугаться того, что вот-вот утонешь. Влад повернулся ко мне и увидел ужас в моих глазах. Он рванул ко мне что было сил, но в это же самое мгновенье вода накрыла меня с головой. Я хлебнула воды, оттолкнулась от пола ногами и вынырнула. Громко выдохнула и жадно вдохнула несколько раз, прежде, чем волна снова утопила меня. Пола под ногами больше не было. В испуге я открыла глаза и посмотрела вниз — там зияла бесконечная водная тьма, уходящая куда-то вниз, ставящаяся совершенно черной там, где ей уже не было конца. Там не было дна, там вообще не было ничего кроме воды. Ужас пронзил меня насквозь, и я чуть не закричала, но где-то глубоко в голове инстинкт самосохранения остановил меня — не смей раскрывать рот! Напуганное сердце зашлось, а легкие заныли, но я стискивала зубы. Я завертела головой в поисках света, но все пространство вокруг меня — сверху, снизу, вокруг — было совершенно одинаковым — сине-серым, уходящим вдаль черной бездной. Я была среди толщи воды совершенно одна, и только теперь, когда страх стал осязаем, я поняла, что тело мое уже не трясется. Еще немного, и я умру от холода, даже не успев задохнуться. Я беззвучно запищала сама толком не понимая, зову я на помощь или просто испускаю писк отчаянья. Тут кто-то резко схватил меня за шиворот и потащил вниз. Я запаниковала и начала барахтаться, отчаянно пытаясь спастись. Но рука с силой тащила меня за собой, не давая ни малейшего шанса на спасение. Воздух в легких горел, больше всего на свете мне хотелось вдохнуть. Я уже почти выбилась из сил, когда мой рот раскрылся сам по себе, выпуская из легких углекислый газ. Вода хлынула внутрь меня, обжигая холодом горло, разрывая легкие. Я отчаянно замахала руками и ногами. Но тут моя голова вынырнула над поверхностью. Я закашлялась, судорожно схватила ртом воздух, но потом вода, выходящая из легких, снова преградила путь кислороду. Я отчаянно пыталась снова научиться дышать, кашляя и отплевываясь, пока меня продолжали тащить за собой грубыми рывками.

— Помогай! — услышала я отчаянный возглас Влада прямо над моей головой.

Ничего не соображая, я судорожно начала барахтать ногами в поисках опоры, и, как ни странно, почти сразу же уткнулась в песчаное дно. Я уже могла дышать, правда, через раз и все еще отчаянно кашляя. Я загребала тяжелыми ногами по песку в ту сторону, куда тащил меня Влад. Из последних сил, на чистом адреналине и исключительно благодаря инстинкту выживания Влада, мы оказалась на песчаном берегу. Мы упали на четвереньки и, кашляя, тяжело дыша, ползли вперед. Когда, берег отделил нас от воды, силы, наконец, покинули нас. Мы тяжело плюхнулись на спины, отдуваясь и глубоко дыша. Из моих легких, вместе с воздухом вылетали тихие стоны, а Влад просто громко и размеренно качал воздух, словно машина. В голове стало кристально чисто. Оказывается, когда тонешь, все твои мысли сводятся к абсолютному минимуму — желанию дышать, и сразу такая ясность в мыслях, что можно разглядеть нирвану на том конце темного коридора. Я дышала и дышала, словно ни для чего больше мое тело не предназначалось. Наконец сердце начало успокаиваться. Я открыла глаза. Кругом была тьма. Бездонное черное небо висело надо мной. Ни звезд, ни луны, ни облаков, только черная мгла. Мертвая какая-то. Не знаю, как это объяснить, но при взгляде на нее казалось, что она… искусственная. Господи, придет же такое в голову…

— Странное небо… — услышала я слева от себя. Голос у Влада был тихий, усталый, хриплый.

Я повернулась и посмотрела на него. Он лежал на спине и тяжело дышал, но уже без надрыва. Он смотрел в небо, как и я, и взгляд его рыскал по чернильной мгле в поисках привычных глазу вещей, но оно было пустым. Он устало поднялся на локтях и огляделся. Я последовала его примеру.

Кругом, сколько хватало глаз, простирался песчаный берег, нежного фиолетового оттенка. Песчинки слабо светились, из-за чего весь свет шел не сверху вниз, как положено, а снизу вверх. Странно, но пустыня выглядела безжизненной, искусственной что ли. И только минутой позже я поняла, что не так — пустыня тянулась бесконечно, и на всем протяжении ее ландшафт не менялся — ни одного бархана, углубления, ямы или наноса. Просто гладь песка, ровная, как по линейке. Как в японском саду камней, ее словно тщательно выровняли, или… ни разу не сломали первоначальный вариант. Я бросила взгляд на песок под своими руками — он, как и положено песку, оставил на себе четкие отметины моих рук.

— Влад, тут никого нет, — сказал я тихо. Но Влад выразил мысль яснее:

— Тут никогда никого не было.