На факультете ин. яз. Душанбе

Jurakhon Mamatov

Книга о горцах и горянках, о простых жителях высокогорных селений, гордо и молчаливо переносящих ежедневные суровые горные будни. «Я – привилегированный человек, что увидел эту красоту…», – так сказал один из иностранцев, восторженно разглядывая первозданную красоту памирских гор…В книгу также включены рассказы о любви, о юных чувствах, о школьных и студенческих переживаниях, прочитав которые читатель вправе заключить: «все люди Земли живут, влюбляются и переживают одинаково…»

Айша

Мы знали, что сегодня у нас последний день в институте… Как же быстро и незаметно прошли эти пять лет!

Вся наша группа сидела в аудитории 126 в ожидании лекции по теории перевода, которую должна была вести Галина Сергеевна. Аудитория находилась в конце коридора, и из-за густой тени чинар в ней всегда было довольно прохладно, хотя на улице было очень жарко — всё-таки июнь месяц.

Мы сидели грустные. Не было обычного студенческого веселья. Даже самые хулиганистые студенты притихли. Возможно, подсознательно все понимали, что мы больше никогда не будем вот так вот, как студенты, сидеть вместе… Всё. Сегодня заканчивается наша беззаботная, весёлая, бесшабашная студенческая жизнь. Рядом со мной, справа, у окна сидела Айша, моя однокурсница. Айша открыла окно, затем, положив голову на конспект, грустно взглянула на меня своими красивыми зелёными глазами. Её рыжие с красноватым отливом, немного кудрявые и очень густые волосы свисали со стола…

В окно подул лёгкий ветерок, и в класс залетели несколько пушинок тополиного пуха, которые, слегка кружась, медленно сели на стол и на волосы Айши. Я слегка наклонился и тихо подул на пушинки, чтобы сдуть их с волос. Пушинки не слетели. Тогда я попытался смахнуть их рукой и протянул руку к волосам Айши… Она медленным движением схватила мою ладонь и осторожно, поверх волос, прижала к своей щеке… И я почувствовал приятную прохладу её мягких шёлковистых волос… Затем я, чуть шевельнув рукой, углубился в густоту её волос, так что пряди волос оказались между моими пальцами…

— Как мы хотели побыстрее закончить институт, а сейчас, наоборот, хочется просто уйти на каникулы, а на следующий год снова всем вместе встретиться, — грустно произнесла Айша.

Сидящая в переднем ряду Парвина медленно оглянулась на неё и чуть ли не со слезами тихо вымолвила:

— Айша, ты как будто мои мысли читаешь… я тоже об этом сейчас подумала…

— Такого больше не будет, — тихо добавил я. Мне тоже было очень грустно.

Я вдруг вспомнил, что самую первую лекцию на первом курсе мы тоже начинали именно в этой аудитории, аудитории 126. Это была лекция по фонетике английского языка… Символично.

— Ребята, а ведь наша первая лекция тоже была в этой самой аудитории! — громко произнёс я.

— Да, точно! Блин, вот совпадение, — удивлённо обернулся Хасан, мой друг из колхоза «Россия».

Я взглянул на Айшу. Из её глаз текли слёзы.

— Джура, вместо того, чтобы подбодрить, поддержать, ты говоришь: «такого больше не будет», сыплешь ещё больше соли на рану… Ты ведь, всё-таки, наш староста…

…Про Айшу. У нас с ней на третьем курсе были хорошие дружеские отношения, которые затем постепенно перешли за границы дружбы… Это произошло на одной из наших студенческих вечеринок. Мы праздновали Новый Год в «Гипроземе», в доме нашей однокурсницы Наргизы.

Как полагается, мы шумной группой наряжали большую ёлку. Девушки на кухне готовили новогодние салаты, торты. Было весело. До окончания института, как нам казалось, было ещё очень и очень далеко…

В углу на диване сидел Фарход и под гитару пел песню Муборакшо «Аз дили ман рафтаи берун ба Худо, туро намепарастам». Затем, отложив гитару в сторону, он начал резаться в карты с Хасаном. Соседка Наргизы Лариса, тоже с «иняза», но из русской группы, вырезала из белой бумаги красивые снежинки и лепила их куда только могла: и на стены, и на телевизор, и на ковры на стене.

Честно говоря, работали только девушки, а нас, пацанов, они только посылали в магазин. То сыра не хватило, то чакку нужно было купить, то майонез закончился… И так до полуночи, пока не наступил Новый Год. Естественно, у нас были и новогодние салюты, и фейерверки, и полагающиеся к празднику хлопушки… и, конечно, шампанское. Шумно встретив Новый Год, мы сели за большой стол, составленный из двух небольших столов, один из которых был на десять сантиметров ниже другого. Но мы на это не обращали внимания.

Затем наши девушки-затейницы, Сайёра и Ширин, начали придумывать всякие игры. И самой интересной игрой была «Выполни». Ширин записывала на кусочках бумаги разные «приказы», которые нужно было выполнить: «спеть песню», «станцевать», «прочитать стих», «поцеловать Ларису» или «поцеловать Хасана», «залезть под стол и молчать пять минут и не засмеяться» (а за это время кто-нибудь расскажет очень смешной анекдот — обычно смешные анекдоты рассказывал Хасан).

Разгорячённые шампанским, мы веселились долго. А потом, как это обычно и бывает, кто-то прилёг немного вздремнуть на диван, кто-то — на кресло.

Я вышел на балкон. С высоты третьего этажа был хорошо виден ночной Душанбе. Воздух был морозный, и на необогреваемом балконе было очень холодно. В углу балкона, в большой деревянной кадке, рос огромный куст лимона (хобби папы Наргизы), от которого чувствовался запах цитруса. Через минуту на балкон вышла и Айша с моей тёплой курткой в руках.

— Холодно, оденься. Староста не должен простудиться. Кто тогда нам стипендию будет раздавать! — С весёлой улыбкой она набросила мне на плечи куртку. Меня всегда удивлял и умилял вот этот то ли сестринский, то ли материнский инстинкт наших однокурсниц. Не все, конечно, но большинство девушек были такими.

Сама Айша была одета легко. Сиреневая блузка, длинная, темно-малинового цвета, шерстяная юбка. На плечи была наброшена коричневая кожаная куртка с капюшоном.

— Сама смотри не простынь.

— Не должна, куртка вроде с тёплой подкладкой.

— Иди отдохни, а то целый день на кухне простояла, — посоветовал я ей.

— Что это ты меня прогоняешь? — с загадочной улыбкой прищурила свои зелёные глаза Айша. Наверное, это было действием шампанского.

Её глаза, на самом деле, были очень красивыми. Большие, немного таинственные, зелёные… Мне нравилось смотреть в её глаза. Она это знала и никогда не отводила взгляд.

А в эту новогоднюю ночь, на балконе, она была просто загадочной феей. Её длинные, золотистого цвета волосы сверкали в полутьме балкона. Я, глядя в её зелёные глаза, с некоторой долей шутки, но тихо и искренне произнёс:

— Я ждал бумажку с надписью «поцелуй Айшу», но, к сожалению, она досталась Ларисе.

Айша посмотрела на меня, как бы убеждаясь, шучу я или действительно хотел вытащить задание «поцелуй Айшу». Потом перевела взгляд на ночной Душанбе.

— Люблю новогодний праздник, есть в нём что-то особенное, волшебное. А ты? — повернулась она ко мне.

— Я тоже люблю. Это, наверное, у нас осталось из детства. Когда родители заранее начинали готовиться к празднику. Прятали подарки под ёлку. Ждали какого-то волшебства…

Вдруг Айша медленно повернулась ко мне и слегка насмешливо спросила:

— Ты на самом деле хотел вытащить записку «поцелуй Айшу»?

— Да, на самом деле, — уже серьёзным голосом ответил я…

Она молча стояла передо мной. Подсознательно я понимал, что в эти минуты наши дружеские отношения переходят дозволенные границы… но так велик был молодой соблазн… и так трудно было устоять перед её зелёными глазами и чувственными полуоткрытыми губами…

Я неожиданно для себя откинул её кудрявые волосы с плеч и тихонько прижал её к себе. Она не сопротивлялась… Это было негласное, обоюдное согласие… А возможно, заранее подготовленный тот самый «волшебный новогодний подарок», которого мы ждём с самого детства.

Я сразу почувствовал тепло её девичьего тела, от которого можно было опьянеть и без вина. Чувствовал, как учащённо бьётся её сердце… Она, слегка привстав на цыпочки, одной рукой обняла меня за шею… другой — провела по моим волосам…

На мгновение наши чувства пересилили доводы рассудка, который, конечно же, был под воздействием паров шампанского. Всё закружилось в ночном морозном душанбинском воздухе… В нём перемешались запахи лимонных листьев, шампуня, пахнущего цветами лилии… и вкус нежной губной помады… Юность просто ликовала!..

Мы опомнились, лишь когда тихо открылась дверь балкона и появилась Лариса с сигаретой и зажигалкой в руках. Увидев нас в полутьме балкона, она с еле сдерживаемым смехом произнесла:

— Ой, простите, я не знала, что вы тут, — и, быстро закрыв дверь балкона, снова вернулась в комнату. В комнате раздался уже громкий смех Ларисы.

Айша, смущенно поправив волосы, тоже вышла за Ларисой. И я услышал её притворно-недовольный голос:

— Стучаться нужно, дура…

— Что… что? На балкон — стучаться? — ещё громче засмеялась Лариса.

Я стоял в морозном воздухе балкона, оценивая, что же произошло мгновением назад… Мысли путались: дружбе конец… теперь влюблённость… другие отношения… Я не знал, то ли радоваться этому, то ли грустить. Но юношеский оптимизм подсказывал: радуйся, ты влюблён! Влюблён в самую красивую, в самую нежную девушку…

Через минуту я тоже вошёл в комнату. Айша была на кухне. Лариса сидела на диване, всё ещё держа в руках незажжённую сигарету и зажигалку. Я присел на кресло рядом с диваном. Лариса, сдерживая смех, привстала, подошла к столу, достала бумажную салфетку и протянула её мне.

— Ромео, следы помады вытри с лица… пока никто не заметил. — С этими словами она, улыбаясь, вышла на балкон покурить. Она была единственной девушкой в нашей компании, которая курила. К тому же, она была старше других студенток, так как в институт она поступила после педагогического училища.

Я вытер лицо и спрятал в карман салфетку, ставшую темно-розовой. Подошёл к столу, взял тарелку с нарезанным кружочками киви и снова присел на кресло. Люблю киви. Есть что-то освежающее во вкусе этих тропических ягод.

Была уже поздняя ночь. Хасан с Фарходом улеглись в соседней комнате прямо на полу. Кто-то из девушек заботливо накрыл их коричневым клетчатым пледом.

Диваны, конечно же, были предоставлены девушкам. Наргиза, как хозяйка квартиры, заботливо обходила все комнаты, выключала свет…

Воцарилась та самая тишина и фиолетовая полутьма, которая всегда наступала после наших частых студенческих вечеринок… За три года студенчества мы уже знали все привычки друг друга. Знали, кто «вырубится» первым, кто будет убирать со стола, кто будет мыть посуду, кто досидит до утра… Мы стали очень близки друг другу. Это и есть студенчество…

Айша долго возилась на кухне…

Я подошёл к ней. Вся посуда уже давно была помыта… Она машинально сушила уже давно сухие тарелки салфеткой. Она просто не осмеливалась выйти из кухни и снова оказаться рядом со мной. Увидев меня, она смущённо опустила глаза, её щёки горели алым огнём…

Я отобрал у неё салфетку и тарелку, положил их на стол. Взял её за руку и, сказав «пошли», вывел её в комнату. Она послушно последовала за мной. В полутёмной комнате я посадил её на диван, сам сел на соседнее кресло. Положив свою ладонь на её ладонь, я тихо, но уверенно произнёс:

— Я ни грамма не сожалею о случившемся и прощения просить не буду, потому что я ведь этого хотел! Я ведь хотел вытянуть бумажку с записью «поцелуй Айшу». Жду твоего ответа…

— Всё как-то неожиданно случилось, — тихим голосом ответила она. А потом, взглянув на меня своими зелёными глазами уже без смущения, улыбнулась.

Вот так и начались наши отношения…

А потом случилась война… гражданская война…

Она уехала из Душанбе. Перевела документы к себе на родину, в Хорогский университет.

Снова появилась в Душанбе лишь к началу пятого курса, спустя почти два года.

Мы снова сидели вместе, снова были друзьями, но прежних отношений уже не было.

Разговоров о прежних чувствах она избегала. Думаю, на это у неё были веские причины, о которых она, возможно, не хотела говорить. За два года в жизни могло много что произойти…

— Давай останемся друзьями, — предложила она однажды, сидя рядом со мной на лекции по теории грамматики английского языка в один из зимних дней. Я не стал настаивать, хотя… да что говорить… Эта война многое что изменила…

…И вот теперь мы сидим в аудитории 126, и это наш последний студенческий день. Мы больше никогда не будем прежними студентами. У нас теперь не будет наших весёлых студенческих вечеринок… Хасан не будет в нашей студенческой компании рассказывать анекдоты. А Фарход больше не споёт песню «Аз дили ман рафтаи берун ба Худо, туро намепарстам». Мы больше не соберёмся у Наргизы в «Гипроземе» на новогоднюю вечеринку… не будет прохладного зимнего балкона с запахом лимона…

Всё это, может быть, и будет, и вечеринки, возможно, будут, и Фарход ещё споёт, но это уже будет другая жизнь. Это будет не студенчество. Студенчество сегодня кончилось. Началось и кончилось в аудитории 126 факультета «иняз»