Снежная слепота

John Anhinga

Снежная слепота — ожог в глазах полярников от вечного снега вокруг. Не видя ничего, кроме, трудно вспомнить, что было помимо. Книга содержит нецензурную брань.

Сон первый. Шагая по синей траве

Волосы Пэридот утянуты в две бесконечных косы. Проливаясь от самых висков и до пола, они берут в кольцо её благородную голову. Старейшина седа, как лунь, но бессмертна — и потому молода, как июньская лилия. Склонившись над звенящим бусинками свёртком, она едва касается лба младенца и что-то шепчет, а встревоженная мать, замерев, как мышь перед взглядом змеи, слушает этот шёпот.

— Не знающий гнёта, глубокий мыслью, ты вырастешь чутким и столь прекрасным, что звёзды будут зажигаться лишь в твою честь. Да отмерят путь твой три края, что укроют за собой гибель, и первый будет, когда ты споёшь на пролитой воде, и второй будет, когда, шагая по синей траве, сверзишься в тень, и третий будет, когда, обретя мир, ты уронишь гранат.

Из-под век Пэридот сквозит белый огонь. Она качает младенца, но тот не открывает глаза: его сон так глубок, что малютка не слышит пророчества своей судьбы.

— Боги коснутся тебя рукой крепкой, кровавой, и не будет в подлунном мире никого пленительней тебя, — голос старейшины крепнет, его гулкие ноты разносятся по тёмной комнате. — И будет всё так, как предрекла я, и да прозвенит твоё имя!

Ночь сгустилась над людским королевством, но просиявшие звёзды взрезали синюю мглу.

— Капелла.

≈

— Его Величество Император Гуфра Четырнадцатый, позвольте ничтожному слуге доложить о прибытии в столицу эскорта Прекраснейшей, который благополучно завершил свою миссию и возвратился…

Окна тронного зала столь высоки, что, вынув стёклышки витражей, можно окружить ими весь город Глория с рыночной площадью и домами дворян. Гербы древнейших родов украшают трон Императора искусной резьбой, под потолком зала цветут флаги всех прозелитов: зал не пройти от дверей до ступеней меньше, чем за три сотни шагов.

— Все слуги Великого Императора пребывают в добром здоровье, однако Старейшей Пэридот слегка нездоровится…

Кукольная головка недвижна, но жестом тонкой руки Император отсылает вельможу. Тот, раскланявшись, пятится к выходу: одни дворяне смеют поворачиваться к Благословенному спиной. Лишь за мужчиной закрываются высокие двери, Император вздыхает и съезжает по спинке трона. Его детские ножки даже так не достают до ковра. «Ещё немного, — знает он. — Ещё пара Эса, и вольность торопить докладчиков».

Императору минул восьмой Эса, но он уже сыт дворцовой жизнью по горло. Болтая ногами в тяжёлых туфлях, он не слышит чужих шагов до последнего, до весёлого:

— Что, Венец жмёт?

От неожиданности Император подпрыгивает, приземляясь на трон с идеально ровной осанкой. За его спиной, дав волю звенящим амулетам, смеётся Пэридот. На её щеках ни морщинки. Она оборачивается, и, пропуская Благословенного вперёд, следует ровно за ним.

— Как твоя встреча? Интересно?

Император не стесняется в выражениях. Он может говорить с учительницей о чём угодно, лишь бы соблюдал её наставления.

— Крайне. Наконец поговорили с Дорго, не видались пару Сол.

Пэридот растила и его отца, и деда, и прадеда, и всех юных королев. В беседе с бессмертной человеку нечего стыдиться.

— Как ему пришлась Дань?

— Превосходно. В этот раз всё прошло даже лучше, чем при Вашем деде, Гуфре двенадцатом.

— Дед? Это было меньше, чем два Сола назад. Вы не виделись так давно?

Старейшина искренне смеётся:

— Давно — это когда на месте Глории цвела дикая арника, Ваше Величество. В нашу последнюю встречу Дорго был молод, на меру его рода он был примерно Вашего возраста.

Император удивлённо хлопает глазами. Их радужка, говоря за наследника чистейшей крови, блещет рубином.

— Неужто?! Пэридот, скажи, а драконы вообще умирают?

Женщина улыбается ученику и отвечает:

— Конечно. Они так же смертны, только живут много дольше.

— Почему тогда их король меняется чаще, чем они умирают? — не успокаивается любопытный ребёнок. Пэридот, любуясь его честным лицом, вспоминает предыдущего Короля Драконов, отца Дорго.

— Они — не люди, Ваше Величество. Ваш отец занял трон после смерти деда, Вы сам — после гибели отца. Драконы же вступают в царствование, войдя в брачный возраст, а их предшественники удаляются на покой.

— Думаешь, в этом они мудрее нас?

Старейшина касается рукой плеча Императора. Бесчисленные амулеты на её рукаве звенят, задевая шёлк мантии.

— Как знать, Ваше Величество. Как знать… — Пэридот останавливается у окна галереи, по которой лежит их путь, и смотрит во внутренний двор. — Вы сами вступите в полные свои права только после женитьбы.

— Да, — соглашается Гуфра. — Это хорошая традиция, чтобы унаследовать.

Заметив, что наставница больше не следует за ним, Император возвращается к ней и также заглядывает в окно.

— Что увлекло тебя, Пэридот? — И, проследив её взгляд, с удивлением находит его на стройном юноше. Судя по широкому поясу цвета синей пыли, сидящий внизу — из касты мудрецов, длинные волосы выдают в нём лектора семинарии. По левую его руку расположилась фигура, укутанная в серый покров — конечно, весталка. Судя по их позам, молодые люди разговаривают: лицо юноши обращено к небу, а девушка внимает его словам.

— Даже отсюда видно, как он хорош, — шепчет Старейшина. Император, напрягая молодые глаза, невольно завидует зоркости Пэридот: между стеклом галереи и деревом, в тени которого сидят двое, больше полутора сотен шагов.

— Капелла? Я удивлён, что для Дорго ты забрала не его.

Пэридот скалится, как хищная фосса, а Император голоском ребёнка льёт издевку ей в уши:

— Договор с Королевством Драконов ведь требует Прекраснейшего из рода людского…

— Что же, если титул Нужнейшего совпал в нём с этим качеством?

Они продолжают свой путь. Ребёнок вспоминает, как Капелла вылечил его от бессонницы, когда Пэридот отлучилась, и вдумчиво тянет:

— Из прекраснейшего он возрос до необходимого. К тому ж, по твоим словам, Дорго доволен Даром. Чего ещё желать королевству, кроме удачного совпадения возможностей и ожиданий?

Старейшина закатывает глаза и тихо смеётся. Юный Гуфра Четырнадцатый достоин предшественников мудростью и тонким дворцовым юмором. В который раз Пэридот убеждается: именно она стала законодательницей этих порядков.

— Рассуждать о прекрасном и не пасть в славословие — великое искусство, Ваше Величество.

Император хмурится и вопрошает:

— Ты говорила, в славословии теряется истина, — Пэридот кивает, она рада, что воспитанник усвоил её слова. — Как же отличить истинную красоту от ложной?

— Водой, — отвечает старейшина.

— Смыть румяна, что ли? — Недоумённо восклицает Император, и женщина смеётся.

— Едва ли. Красота подобна вину, и чем оно гуще, тем больше пьянит. Вернуться к менее крепкому тяжко, а опьянение кончается недугом, и, чтобы не заболеть, нужно пить ещё и ещё. Но истинно прекрасный никогда не затмит других, никогда не будет им противостоять в борьбе за первенство.

Венценосный ребёнок останавливается у двери своих покоев, проводит ладошкой по замысловатым узорам на створке. Он гладит пальцами волосы нимфы, одной из двенадцати нимф в хороводе.

— Выходит, есть люди красивее Капеллы?

Пэридот кладёт руку ему на плечо и встречается взглядом с драконом со второй створки.

— Есть. Но прекраснее — не существует на землях Четырёх Королевств. — Старейшина входит в покои, вдыхает звонкий, полный цветами воздух. — Он подобен воде: чист, прост и безгрешен. Он даёт жизнь всему, наполняя собой и землю, и небо. Он никому не желает зла, и тем подобен…

— Детям Первого Зверя? — угадывает Император, и Пэридот с улыбкой соглашается:

— Верно. Тем выше душа, чем ближе к ним.

Заповедная Топь видна в широкие окна, она тянется так далеко, что даже Пэридот не видит края. Стены столицы очерчены ровной окружностью, но сам город — лишь половина, и за Дворцом, что стоит в центре, обрываются здания из жёлтого камня и начинается Сад — гигантский полукруг зелени, где не ходит ни одна живая душа, кроме, пожалуй, Старейшины Пэридот.

— Скоро зацветёт водяная трава, и у Вашего Величества за окном будет море, — говорит она, оборачиваясь. — А теперь, прошу, пора возобновить Ваши занятия.

— Мы много пропустили, — тянет Император. Капелла заменял наставницу, пока та гостила в Чешуйчатом Королевстве, но ребёнок хитрит. Император, как и все дети, не очень любит уроки.

— Тем больше усердия Вам следует проявить. Сегодня поговорим о географии…

≈

Гомон разносился по гулким стенам, лился в окна и прорывался сквозь двери. Дети не хотели заканчивать перерыв, и Магистру пришлось долго стучать своим посохом по полу, чтобы ученики успокоились. Когда они, наконец, расселись по длинным скамьям, старик прокашлялся и возвестил:

— Святейший отзывает меня в Своё личное услужение, а потому отныне вам будет преподавать мой любимый ученик, лучший после меня, Капелла.

В класс, полный шепотков и хихиканья, вошёл статный юноша. Ученики тотчас стихли, наблюдая во все глаза: он поклонился Магистру, проводил его до двери и вернулся к доске, положил на стол охапку свитков. Оглядев класс добрыми, внимательными глазами, он подошёл к ряду ученических парт и облокотился на стол спиной. Его тёмно-русые пряди были стянуты синей лентой, но её узел ослаб, и пара локонов выбилась из него, ложась по бокам от лица.

— Рад видеть вас, — произнёс он, и ребята ответили лишь через пару секунд:

— И мы рады, учитель! Спасибо за Вашу науку!

Юноша улыбнулся и убрал пряди за уши.

— Я уже учил кого-то из вас, и некоторых помню. Остальных прошу поверить: я помогу вам во всём, утешу и дам совет. Но также я очень требователен… — Новый учитель скользнул взглядом по своим прежним ученикам, весело улыбаясь. — И не думайте отлынивать от уроков!

Голос его напомнил ребятам весенний ручей: шелковистый, но глубокий; звонкий, но не оглушительный; чистый, но полный смысла. Они заворожено наблюдали за наставником, пока тот разворачивал на доске карту и отряхивал указку от меловой пыли.

— Теперь, пожалуй, начнём. — Он оглядел класс, искры задора плясали в его глазах. — Кто-нибудь здесь слышал о Четырёх Королевствах?

Поднялось пять неуверенных рук. Капелла кивнул и продолжил:

— Кто может их перечислить? Или показать на карте?

Шепоток пронёсся по классу: тема Четырёх Королевств никогда ранее не поднималась у школьной доски. Столь смелый шаг нового наставника вызвал у ребят одновременно ужас и восторг, что слились в гремучий заряд интереса в юных головах. Поднялся с места главный задира класса, Нэзар, сын Императорского гонца. Выйдя к доске, он принял из рук наставника указку и, сверкая угольями глаз на Капеллу, начал:

— На земле есть четыре королевства: наше, людское, ещё Чешуйчатое, его населяют драконы, Мёртвое Королевство атанов и Запретные Земли. Атаны жили на севере, драконы на юго-запад от нас, а Запретные земли — на восток.

— Отлично, Нэзар. Отец не рассказывал тебе о Запретных Землях?

Мальчик потупился, вперил взгляд в собственные ноги и пробубнил:

— Нет. Откуда вы знаете моё имя? — Вскинулся он с вызовом, но, встретившись глазами с наставником, мучительно покраснел и вновь опустил голову.

— Найта рассказывала о своём брате, драчуне и заводиле по имени Нэзар, — пропел Капелла, откидываясь на стол и упираясь в него локтями. Тот, запустив пятерню в чёрные вихры, усердно чесал затылок. Подбородок мальчугана уткнулся в ключицы, а уши едва не пылали. Наставник усмехнулся и отпустил ученика за скамью, по пути тот едва не своротил стол и отдавил ноги половине товарищей.

— Итак. Нэзар ответил верно, но не слишком полно: знания о Запретных Землях, конечно, под запретом, — ученики переглянулись. — Однако не все.

Наставник обвёл взглядом класс. От гомона, встретившего Магистра, не осталось и шороха. Детские лица были обращены к нему, пожирали его глазами, и Капелла удовлётворённо вздохнул. Он поднял руку, задрался свободный рукав его одежды, жадным взорам открылась чистая, матовая кожа с неповторимым тоном теней у локтя и под запястьем. Поймав другой рукой шнурок, пришитый к изнанке, Капелла подвязал сначала один рукав, после второй — было жарко — и продолжил урок.

— Сегодняшняя тема: торговые пути и области производства. Если к следующему разу вы усвоите мою лекцию и распишете её в виде таблицы не более, чем на локоть свитка, я отвечу на любой вопрос про Запретные Земли.

Стоит ли говорить, что таких внимательных учеников Императорская Семинария не знала ни до, ни после Капеллы.

Близился вечер, его шаги были незаметны и робки — вливаясь в небо полутонами, он красил своды в лиловый. Тихо, шёпотом готовились травы к росе — чересчур рано, до неё осталась целая треть долгого, тёплого дня. Капелла вышел из класса последним: снимал с чёрной доски карту Четырёх Королевств. Его запястья были испачканы мелом, и юноша направлялся к фонтанчику, украшавшему зелень под Императорской галереей. Едва окунув руки в хрустальную воду, он почувствовал на себе чей-то взгляд и тотчас обернулся. Вокруг не было никого: только стены дворца, живая зелень меж ними и старое дерево, низвергавшее пряди-ветви до самой травы. Проследив направление взгляда, он восторжествовал: из тени каменного закутка вышла девушка в длинных тёмных одеждах.

— Рад видеть, Найта, — поздоровался юноша, приветливо подняв руку. Укоряющим взглядом проводив его голые локти, Найта фыркнула:

— Поражаюсь, как ты заметил.

Найта была весталкой — ей запрещалось видеть неприкрытое тело мужчины, исключая кисти рук и лицо. Помня это, Капелла спешно развязал ремешки, и свободные рукава легли на его запястья. Девушка кивнула и, в знак примирения, опустилась на мягкую траву, приглашая друга сесть рядом.

— Как первый день на месте Магистра? — Серый балахон Найты разметался вокруг её ног, она положила голову на колено и приготовилась слушать: Капелла знал, она обожала его рассказы.

— Ребята любознательные, активные, стоит расшевелить. Обещал им интересную тему, если подготовят внеклассный урок. Магистр, конечно, был с ними строг — боюсь, как бы не избаловать их. Познакомился, кстати сказать, с твоим братом: прелюбопытнейший паренёк. У доски насупился, пыхтит, как дикий зверёк! Надеюсь, мы найдём общий язык.

Найта сидела неподвижно, её взгляд застыл, как озеро подо льдом. Будто не сразу заметив, что собеседник молчит, она ответила:

— Да, Нэзар неприятный ребёнок. Никогда не улыбается сёстрам и матери, не принимает подарков. Всегда на него ворох жалоб — он задира, ты будь с ним построже. Гадкий мальчишка, распустится — жизни не даст!

Капелла смеётся. Кажется, девушке стыдно за младшего брата, вот она и прячет неловкость за злыми словами. На самом деле, знает Капелла, она любит Нэзара: как не любить такого интересного мальчика. Из него непременно вырастет сильный, преданный воин, опора сёстрам и старой матери, отрада отцу. Юноша думает продолжить рассказ, заводит речь о теме урока; Найта всё так же недвижна, её тень красит траву в аспидно-серый, а одежды будто вытесаны из тёмного камня. Капелла говорит ей о том, как море Эринэй обнимает западное побережье, как суровый океан Тщеты бьётся о скалы Мёртвого королевства, и как брызги заледеневают, взлетев к подножию Крайней башни, но вдруг осекается: за ним кто-то следит. Издалека, едва заметно, но пронзительно и властно — этот взгляд пронзил Капеллу насквозь. Пытаясь не выдать себя, юноша оборачивается и сквозь вуаль русых волос замечает две тени на витражных окнах Императорской галереи.

— И? Ты замолчал, — возникла Найта. Ощущение чужого взгляда исчезло — наблюдатель отвернулся или отвлёкся, и Капелла перевёл дух.

— Просто показалось, — ответил он, не сочтя нужным рассказать о произошедшем. Брюнетка что-то промычала и вновь затихла, видно, ожидая дальнейших излияний Капеллы. Сама она, как думал юноша, говорить не любила.

— Хочешь, расскажу, что я вычитал в Императорской хронике сегодня ночью?

Восприняв молчание Найты как знак одобрения, он хотел пуститься в историю, но внезапно стих: к ним приближались шаги. Капелла даже не обернулся, наблюдая за реакцией Найты: та скривилась, непонятное чувство мелькнуло на её лице. Девушка подобрала полы балахона и опустила капюшон ниже, спрятала в рукавах пальцы и замоталась вуалью.

— Рад видеть, Рэддок! — Поздоровался её собеседник, даже не обернувшись.

— И я тебе рад, Капелла! — раздался в ответ звонкий голос, и на траву рядом с ним плюхнулся подтянутый, ловкий парень с рыжими вихрами и сыпью веснушек на остром лице.

Конец ознакомительного фрагмента.