Роскошь и тлен

J. R. Crow, 2020

Это сказка о любви и безумии, которые ходят рука об руку. Распродав все, что у нее было, Эмили Роуз беспечно колесит по стране, не связанная ни семейными узами, ни долгом – лишь убегающей вдаль дорогой. Она воспринимает свой цивилизованный мир, как должное, а ценность человеческой жизни – как что-то само собой разумеющееся. Что произойдет, если таинственная аномалия во времени и пространстве забросит ее в самое сердце мрачной империи, где каждый второй пытается тебя использовать, ограбить или убить, а единственный, на кого ты можешь надеяться – глава преступной группировки, для которого чья-то смерть – любимое развлечение? Но даже демонам порой хочется немного тепла…

Глава 5. Одни из нас

Эмили не спала, скорее урывками дремала. В какой-то момент она вынырнула из объятий сна, как выныривают из глубокого омута. Ночной воздух унёс из комнаты остатки дыма и теперь вяло поигрывал лёгкой тканью занавесок. Ян расслабленно лежал на шёлковых простынях, глаза его были закрыты. В тот момент он выглядел таким уязвимым, по-детски беззащитным… но девушка понимала, что это совершенно ничего не значит. Такие люди спят чутко — или спят вечно, третьего не дано.

Она неслышно спустила ноги с кровати и обхватила голову руками. В мыслях навязчиво крутились воспоминания, как бабушка рассказывает маленькой Эмили сказки о злокозненных бесах, что соблазняют беспечных людей щедрыми дарами и льстивыми посулами. «Как защититься от них, бабушка?» — спрашивала девочка, а старушка с улыбкой отвечала: «Слуги тьмы не имеют власти над теми, чья душа чиста». Что же теперь? Она по доброй воле провела ночь с посланцем самого Сатаны, и, господи боже, ей это понравилось! «Бабушка бы не одобрила», — горько усмехнулась Эмили про себя.

В конце концов, девушка пришла к выводу, что ей не о чем жалеть — святые силы как-то не спешили ей на помощь, а значит, нет смысла отвергать подарки зла. И вообще, спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Эмили ещё раз оглянулась на спящего Яна и медленно встала. Осторожно прошлась босыми ногами по комнате. Попыталась провести пальцами по одному из мечей на стене — оружие предупреждающе заискрило, видимо, его защищала какая-то магия. В комодах неаккуратными стопками лежала разнообразная одежда, в вазе пестрили украдкой выброшенные фантики от конфет — эта забавная мелочь вызвала у девушки понимающую улыбку. Тот самый «сейф» она не нашла, да и не слишком разумно держать его в собственной спальне — место слишком очевидное. Наконец, проверив всё, Эмили осторожно приблизилась к сундуку с бумагами. Удивительно, но на нём не было никаких чар. Девушка свободно взяла в руки один из свитков и чуть слышно присвистнула от досады — все записи были на китайском. Только заголовок, написанный резким и отрывистым почерком, гласил: «образец номер 22». Эмили просмотрела ещё несколько бумаг: «образец номер 15», «пришелец номер 4», «образец номер 2»…

Что это? Заметки исследователя? Коллекционера? Ясно, что под «пришельцами» Ян имел в виду таких же, как она — несчастных жертв пространственных аномалий. Но что такое «образцы»? Он что, опыты над людьми ставит?!

Ян чуть заметно пошевелился, и Эмили, поспешно запихав бумаги обратно в сундук, прилегла на кровать. Ян сонно прижал её к себе, и девушке ничего не оставалось, кроме как закрыть глаза и всё-таки попытаться уснуть.

Её разбудил стук в дверь. Чуть приоткрыв левый глаз, Эмили наблюдала, как старый слуга шепотом произносит:

— Глава, там к вам Грязный Джим.

Как Ян с явным неудовольствием выбирается из постели, ворча:

— Да что ему надо-то…

Тем не менее он быстро оделся и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Не справившись с любопытством, девушка накинула на себя давешний чёрный халат, сунула ноги в сапоги и тихонечко прокралась вслед за Яном. Даже удивительно, что по дороге ей никто не встретился. Притаившись за углом, Эмили подождала, пока он войдёт в уже знакомую дверь, и бессовестно прильнула к замочной скважине.

В плохо прибранном после бурной ночи помещении клуба, закинув ноги на столик, развалился плечистый здоровяк с коротким ежиком волос, чьё лицо крест-накрест пересекали два побелевших от времени рубца. За спиной мужчины переминались с ноги на ногу двое ребят помоложе, видимо, телохранители. Но, судя по взглядам, который они кидали на вошедшего Яна, взяли их исключительно для солидности. Едва тот присел на диванчик напротив, главарь с осуждением произнес:

— Ты зачем моих ребят убил, а? Не по понятиям это.

— Они на меня напали, — безразлично отозвался Ян. — Я защищался.

— А я слышал, всего лишь выразили восхищение красотке, — не сдавался Джим.

— Обещание «уважить мою бабёнку» никак не походит на восхищение, — возразил Ян. — Только вот ключевое слово здесь — моя. И все, кто попытается её «уважить», будут получать нож в глаз. Я понятно объясняю?

Грязный Джим удручённо покачал головой:

— Вот чё ты такой злющий, Ян?

— Я не злющий. Я ценю хорошее воспитание. Мои люди никогда не берут чужое без моего разрешения. А вот ты, Джим, своих распустил.

Здоровяк понял, что переговоры зашли куда-то не туда, и быстро перешёл к делу:

— Но мне всё равно убыток изрядный. Кто возмещать будет?

— Сколько?

— Четыре «бусины».

Тут уже Ян возмутился:

— Четыре? За этот сброд? Две, не больше. По одной за рыло.

— Это был молодой и сильный сброд, — поправил Джим. — Три!

Ян кивнул и достал браслет.

— Надеюсь, на этом недоразумение исчерпано?

Эмили поморщилась — каждый раз, стоило ей хоть немного убедить себя, что всё ещё может быть хорошо, и этот мир почти такой же, как её собственный… реальность вновь поворачивалась к ней очередной неприглядной стороной: человеческая жизнь в тени сияющего Лондона стоила чуть меньше, чем вчерашнее платье.

— Целые? — Джим на просвет осмотрел каждую, потом перевёл взгляд на руки собеседника.

— Я похож на кидалу? — прищурился Ян.

— Да чё ты начинаешь, — поспешно замотал головой Джим. — Не кидала ты, знаю я. Просто странный — эссенцию на колдовство тратишь, как высокородный какой-нибудь.

Слово «высокородный» в его исполнении походило на ругательство.

— Может, потому, что я колдую получше многих высокородных?

— Я и говорю — странный. — Джим поднялся, а его сопровождение облегчённо вздохнуло. Они сделали несколько шагов, потом Джим обернулся:

— Мог бы просто морду набить, ты же умеешь.

— Умею, — согласился Ян, — но не люблю.

Джим безнадёжно махнул рукой и к вящему удовольствию телохранителей, наконец, покинул клуб; девушка удачно спряталась за дверью, так что незваные гости её не заметили. Не обратил внимания и старик, который, пройдя в комнату, доложил куда более боязливо:

— Там из имперской гвардии пришли. Просят выйти….

Его тон навёл Эмили на мысли, что снова надеяться на удачу не стоит, и девушка вернулась в спальню.

Ян пришёл спустя где-то четверть часа со здоровенным синяком под глазом. Допил вчерашнее вино, чуть выдохшееся за ночь, и присел на постель, оперевшись на собственные колени.

Эмили сделала вид, что сонно потягивается, приподнялась на кровати и, обняв Яна со спины, поцеловала в шею.

— Доброе утро.

Девушка встала и, запахнув халат, прошла к столику и выпила прямо из носика чайника остывший чай. Лишь после этого она пристально взглянула на набухающий фонарь.

— Ого. Ян, ты когда успел?

— Ерунда, — пренебрежительно усмехнулся он. — Её Императорскому Высочеству не понравилась крыса в прическе. Пришли два мордоворота из гвардии, сделали семьдесят четвёртое последнее предупреждение, дали в глаз. В общем-то, я ожидал чего-то подобного — каждый раз одно и то же. Налей и мне чаю, пожалуйста.

Эмили послушно наполнила чашку холодным чаем и, присев рядом с ним, протянула — Ян залпом её выпил и небрежно поставил на пол.

— Семьдесят четвёртое? Тогда совершенно не странно, что они сразу подумали на тебя. Но это было круто. Реально круто. Я бы ещё раз посмотрела на физиономии той напыщенной девицы и этих высокородных господ. — Она тихо посмеялась, вспомнив летающую крысу, потом осторожно дотронулась до синяка. — Тебе бы лёд приложить.

Ян накрыл её руку своей.

— Я же сказал — ерунда, — его ладонь засветилась, и спустя секунду об ударе напоминала лишь слегка побелевшая кожа. Затем Ян наклонился к её лицу и долго смотрел в глаза, словно что-то там выискивая. Наконец медленно проговорил:

— Насчет вчерашнего… Не делай так больше.

Не успела девушка спросить «как», он притянул Эмили к себе и поцеловал, нежно и требовательно, как умеет целовать лишь мужчина искренне влюблённый.

Но это длилось лишь мгновение, Ян отстранился и спокойно продолжил:

–… как будто хочешь сказать, что я и правда тебе нравлюсь. Но это невозможно. Все люди лишь притворяются, что им есть дело до кого-то, кроме себя. Потом забирают всё, что могут забрать, и исчезают навсегда. Так зачем тешить себя иллюзиями?

Девушка на мгновение просто потерялась. Ей даже показалось, что он всё знает про ночной обыск… Лишь после поцелуя Эми смогла понять, о чём именно говорит Ян. Ей показалось, что в его голосе так и сквозит сожаление. Ответ пришёл сам собой. Роуз схватила мужчину за подбородок и притянула к себе:

— Не смей говорить мне о том, что я чувствую. Сперва сам разберись в своих чувствах, понял?

И крепко поцеловала его в ответ.

— А ты настырная, пташка. — Ян ехидно улыбнулся, от примерещившегося сожаления и следа не осталось. — Ладно, поступай, как тебе нравится. Я же обещал развлекать тебя, верно? — Он прошелся до стола, закинул себе в рот горсть выживших конфет и, чуть обернувшись, сказал: — Оденься. Как будешь готова — я покажу тебе кое-кого интересного.

— Тебе не нравится, как я выгляжу сейчас? — Поднявшись, Эмили демонстративно развела руками и покружилась, показывая себя во всей красе. — А мне кажется, что мне очень идёт твоя одежда.

Словно случайно, ткань халата скользнула по хрупким плечам, оголив их.

— Нет, мне вполне нравится, — заявил Ян. — Но твоя красота сегодня мне уже стоила трех «бусин», а поэтому лучше будет всё-таки не демонстрировать её всем подряд.

Чтобы не выдать себя, девушка переспросила:

— И каким же образом ты потратился на мою красоту?

— Тот негодяй, что вчера пялился в твоё декольте и которого ты пожелала отпустить, вместо того, чтобы быть благодарным, пожаловался своему боссу, — объяснил Ян. — Он держит соседний район и мы.. «дружим», — последнее слово он произнёс с едкой усмешкой. — Пришлось заплатить ему за неудобства. А я ведь мог тебе на это ещё одно платье купить. — Закончил назидательно: — Так что в следующий раз думай, кого отпускаешь, вдруг опять получится, что ограбишь сама себя.

— То есть, это я виновата ещё? Ну ты даёшь, — восхитилась Эмили. — А кто меня одел как куклу фарфоровую? Не выряди ты меня так, то мы бы не сцепились с теми мужланами, и не пришлось бы никого отпускать. Всё очень просто. Так что ограбил ты себя сам. Запомни, когда девушка неприглядна, то и спрос на неё меньше.

— А ещё ты лишила меня удовольствия его пристрелить, — невозмутимо добавил Ян.

Тут уже возразить было совершенно нечего, и девушка нехотя буркнула:

— Ну да ладно, переоденусь. Отвернёшься?

Сегодня Яну было неинтересно упираться, а потому он просто положил голову на кровать и демонстративно уставился в потолок.

Не без труда справившись с поиском разбросанных вещей, Эмили натянула свою одежду и переплела волосы.

— Я готова. Или стоит надеть на себя что-то более подходящее вашему миру?

— Пока так сойдёт, — ответил Ян, окинув взглядом одевшуюся Эмили. — Идём.

На этот раз он повёл девушку в подвал. Там было далеко не так уютно, как на третьем этаже, да к тому же — сухо и душно. В железных клетях, запертых на замок, лежали мешки и коробки. Было ещё несколько окованных железом дверей, совершенно одинаковых, если бы не иероглифы, начертанные чёрной краской.

Ян присмотрелся к первой двери, покачал головой:

— Не то. Здесь у нас сидит эмиссар… Как уж её… Фемократической республики Франиопа. У неё было много забавного оружия, но сама она скучная. Всё время ругается, на контакт не идёт. Разговаривала она только со служанкой, которая приносила ей еду, вскоре та сбежала от нас и остаток жизни провела в женском сопротивлении. С тех пор я женщин сюда не пускаю.

А вот у второй двери он улыбнулся:

— Эта девочка мне очень нравится. Жаль только, что она не захотела быть моей пташкой.

Он достал ключ, со скрежетом повернул его в замке и распахнул тяжёлую створку.

В пустой камере, освещаемой лишь узким зарешёченным окном, чей пол был закидан соломой, сидела дева с волосами цветом словно луна. Её огромные глаза были пронзительно-голубыми, а кончики ушей слегка заострёнными. Дева выглядела истощённой, но взгляд был полон бессмертного достоинства.

— Вот, — Ян с гордостью указал на пленницу. — Анориэль, или как-то так. Можешь спросить её про «дыры», она много знает.

Увиденное поразило Эмили до глубины души — в самом ужасном смысле. Девушке совершенно ни о чём не хотелось спрашивать несчастную пленницу, хотя у неё было много вопросов. Но лишь один сорвался с её губ, прежде чем она успела осознать сказанное:

— А какая камера предназначена для меня?

Теперь становилось ясно, почему служанки с такой жалостью смотрели на неё. Очевидно, что в этом месте окажется и сама Эмили, как только перестанет быть интересной Яну.

— Та, которая наверху, — с милой улыбкой ответил Ян. — Или она тебе не по душе?

Он попытался погладить эльфийку по щеке, но та демонстративно отвернула голову.

— Бедная упрямая Анориэль. Ты ведь тоже могла ни в чём не нуждаться, — с глумливым сочувствием произнёс Ян, убирая руку. — Может, всё-таки передумаешь?

Эльфийка не удостоила его ответом.

— Знаешь, тут не очень-то уютно. Может быть, отложим эти вопросы? Я есть хочу, — соврала Эмили, хотя даже мысль о еде вызывала у неё тошноту. Даже не тогда, в переулке, а именно сейчас она поняла, в какую передрягу попала. Это было совершенно новое и даже жуткое ощущение — своей полной беспомощности.

— Ладно, идём, — раздражённо бросил Ян. — Завтрак уже готов.

Когда он отвернулся, Эмили бросила на Анориэль полный сочувствия взгляд и поскорее вышла.

В спальне их уже ждали свежие и ароматные закуски. Девушка старательно делала вид, что ест с удовольствием, хотя аппетита у неё так и не появилось. Мысли крутились в голове быстрым хороводом, не давая ни минуты покоя. Вот только внешне она продолжала вести себя как обычно: флиртовала с Яном, улыбалась ему и смеялась над его шутками.

Улучив момент, Эмили спросила, как будто между прочим:

— Я вот только понять не могу, зачем тебе те девушки в подвале? Обычно собирают марки или редкие монеты. Неужели ты собираешь отвергнувших тебя дам?

— Я не виноват, что мне достаются только дамы, — развёл руками Ян. — У нас с принцессой… неозвученное соглашение, если можно так выразиться. Её интересуют только мужчины. И животные. Я не перехожу ей дорогу, всё-таки получать по лицу за мои шуточки, — он непроизвольно дотронулся до подбитого глаза, — далеко не так неприятно, как быть повешенным. Кстати, — он пристально посмотрел ей в глаза, читая внутреннее смятение, как из открытой книги, — я и вполовину не так жесток, как Её Высочество. Лечебница для душевнобольных переполнена пришельцами, которые не смогли удовлетворить её любопытства.

— Для душевнобольных? — По спине Эмили пробежал холодок — подобные заведения старого Лондона современный кинематограф показывал ну очень натуралистично. — Не очень радужная история. — Девушка налила себе чаю, сделала пару глотков, стараясь успокоиться. Не вышло. В тот момент, несмотря на весь свой самоконтроль, она так и не смогла улыбнуться. — Это жестокое место, не так ли?

Ян кивнул и щёлкнул пальцами — дважды.

Несколько минут прошло в молчании, но вскоре в комнату зашёл старик, неся две трубки.

Ян взял их из рук слуги и небрежно махнул тому, мол, иди.

Едва дверь закрылась, он протянул одну из трубок девушке:

— Твой мир солнечней и радостей, верно? Гранбретания жестока. Ко всем, кто не умеет убивать и защищаться. Даже отпусти я бедняжку Анориэль, она бы погибла на следующий день. Или даже хуже, чем погибла. Этот мир для таких, как я, но даже мне пришлось пролить много крови, чтобы жить так, как мне хочется. Просто прими это. И дыхни. Станет легче.

Эмили отрицательно мотнула головой:

— Ты же знаешь, что я не стану курить опиум. Так что не стоит. Из всего, что затуманивает разум, я предпочитаю алкоголь, да и то не каждый день и не до поросячьего визга. — Она на мгновение задумалась, поджав нижнюю губу. — Знаешь, мой мир тоже не идеален. Далеко не идеален. В нём есть жестокость, несправедливость. Но есть и выбор. К примеру, я. Я просто сбежала от всего, продала квартиру и путешествовала по миру, ни в чём себе не отказывая.

Ян пожал плечами и затянулся из двух трубок сразу.

— Больше предлагать не буду. Если передумаешь, просто попроси. — Глядя на то, как дым складывается в причудливые фигуры, он задумчиво добавил: — Выбор — это иллюзия. Выбор есть у тех, кто способен за него заплатить — деньгами или кровью. У остальных его нет.

Внезапно девушку посетила идея, и она даже заулыбалась от собственной догадливости. Немного рискованно, конечно, но попробовать, однозначно, стоило.

— Я вдруг вспомнила, что кто-то задолжал мне желание…

— Разве я не сделал того, что тебе захотелось, вчера? — плутовато приподнял бровь Ян, как бы невзначай проводя тыльной стороной ладони по пояснице, что ещё помнила болезненные прикосновения его рук — того гляди тоже синяк появится.

Но длилось это недолго — он отстранился и вновь обаятельно улыбнулся:

— Ладно уж, пока я добрый, загадывай ещё одно. Свозить тебя на курорт, где есть солнце? Подарить бриллиант в сотню каратов?

— А ты, я посмотрю, считаешь себя мечтой любой женщины, — возмутилась Эмили непристойному намёку.

— А разве это не так? — не меняясь в лице, отозвался Ян. — Напоминаю, что всё происходящее было целиком твоей инициативой.

— Ты… да ты…

«Спокойно, Эмили, не спорь с ним, не давай вывести из себя — похоже, доводить людей до белого каления нравится ему ничуть не меньше, чем убивать. Поэтому — успокойся. Вдох-выдох.»

Чуть восстановив самообладание, девушка усмехнулась:

— Я не говорила, что это было моим желанием, так что не считается. И нет, я не потребую от тебя никаких трат, но мелочиться не буду, не надейся. Я хочу, чтобы… — Эмили говорила с уверенностью, но на этом месте все равно запнулась. — Чтобы женщины из подвала сменили тёмные камеры на уютные комнаты, и ты не трогал их более, а заботился. Чтобы у них всегда были свежая еда и вода, чистая одежда. Выпускать их на свободу не прошу, ты этого не сделаешь. А вот уют предоставь. Это и есть моё желание.

Ей очень хотелось зажмуриться, будто бы в ожидании удара — рукой или словом, но Эмили выдержала — взгляд не отвела.

Ян не ответил. Лишь задумчиво похрустел пальцами и вышел в коридор.

Его долго не было, и девушка уже начала надумывать всякие ужасы… но потом в комнату ввалилась целая толпа.

Анориэль в местном платье с корсетом, умытая и причёсанная, с тревогой поглядывала на развешанное на стенах оружие. Вторая дама была высокой — выше Яна и сопровождающих его далеко не низких ребят минимум на голову. Мускулистая настолько, что посрамила бы земных чемпионов по бодибилдингу. На её голове красовался розовый ирокез, некогда бритые виски обросли русым пушком. Один глаз заменял прибор ночного видения, а из-за уха торчала антенна. Правая рука была металлическая, с блестящими шарнирами.

Платье смотрелось на ней так же неуместно, как седло на корове, впрочем, культуристке было на свой внешний вид совершенно наплевать.

Только переступив порог, она разразилась громогласной руганью:

— Грязные псы! Я выпотрошу вас, а кишки развешу по стенам моего корабля! Немедленно отпустите меня и всех сестёр, которые живут здесь в угнетении и рабстве!

Ян приобнял Эмили за плечи и вкрадчиво спросил:

— Ты точно не хочешь, чтобы это чучело вернули обратно в подвал?

— Прекрати, Ян, — поморщилась девушка. — Они не собаки тебе, чтобы сидеть на привязи. Я так понимаю, что они такие же, как и я. Иномирки, верно? И… двери с подписями было три. Где же третья?

— У нас была третья? — Ян поднял взгляд на одного из здоровяков. — Ах да, кажется, припоминаю. Где она?

Подручный молча провёл пальцем поперёк шеи и уставился в пол.

— А, вспомнил! — Ян истолковал его жест по-своему. — Она сбежала. Стащила ключ у служанки, и поминай как звали. Ты не подумай, мы её искали. Но кто-то из людей Грязного Джима сказал, что видел, как её грузят в карету лорда Томаса Рэдфорда. Так что больше мы её не увидим — если ректор Хогвартса положил на кого-то глаз, тут даже я бессилен.

— Она мертва? — тихо спросила Эмили, глядя то на одного, то на другого. — Хотя, не отвечайте, я не уверена, что хочу об этом знать.

— Ты даже не пытался ей помочь, наверняка! — тут же взвилась воительница. — Всем мужикам плевать на любую из сестёр!

— Не на всех, но вот на тебя — точно, — оборвал Ян готовую начаться отповедь. — И если ты немедленно не заткнёшься, я тебе и во второй глаз вставлю какую-нибудь полезную железку.

Она гневно фыркнула и скосила глаза сначала на охранников, потом на стену, увешанную оружием.

Эмили ласково улыбнулась, осторожно повернула лицо Яна к себе и тихо замурчала, как подлизывающаяся кошка:

— Ты можешь оставить нас наедине? Если они действительно попали сюда так же, как и я, то нам есть что обсудить. С глазу на глаз мне будет легче с ними разговаривать. — И подкрепила свою просьбу нежным поцелуем.

Ян ответил, нарочито демонстративно, при этом ехидно косясь на эмиссара.

Воительница не менее демонстративно отвернулась.

Оторвавшись от Эмили, Ян обратился к пленницам:

— Итак, дамы. Видите эту прекрасную леди? С сегодняшнего дня я дарю вас ей! Теперь она — ваша госпожа и богиня!

Он взмахом руки выгнал подручных из комнаты, а сам на секунду остановился в дверях:

— Они сказали мне всё, что могли сказать. Делай с ними, что хочешь. Можешь даже отпустить. Но за все их действия с этой секунды отвечаешь ты.

И вышел, прикрыв створку за собой.

Эмили тихо подошла к двери и закрыла её как можно плотнее — чтобы никто не подслушивал.

С этой минуты она говорила шёпотом, и девушкам приходилось прислушиваться.

— Расскажите мне, что с вами случилось?

— Мы теперь должны говорить по твоему приказу? — гордо вскинула голову Анориэль, не повышая, впрочем, голоса.

— Я не прошу подчиняться мне. Я лишь хочу узнать правду, — сохраняя дружелюбный тон, ответила Эмили.

— Какую правду? — с горечью проговорила эльфийка. — Какая разница, как мы попали в этот ужасный мир, если итог один? Нас поймал демон в человеческом облике и делает с нами всё, что заблагорассудится. Конец скрижали. Точка.

Эмили умело скрыла своё разочарование и перевела взгляд на мускулистую девушку с розовыми волосами:

— А ты мне что скажешь?

— Скажу, что нужно убить этого выродка! — рявкнула культуристка, даже не пытаясь понизить голос. — Я — эмиссар Брумхильда Ринддоттир, и моя родина учила меня всегда и везде противостоять угнетению и абьюзу!

При отсутствии конвоя она попыталась схватить футуристический автомат, что висел на одной из стен, но не тут-то было. Вспыхнул защитный контур, воительница отлетела от стены и приземлилась на пол.

— Не ломайте там моё имущество, пожалуйста! — раздался откуда-то издалека голос Яна. — Уйми их как-нибудь, пташка, даже моему ангельскому терпению есть предел!

Опомнившись, Эмили попыталась как-то остановить Брумхильду, которая стала крушить всё вокруг в поисках чего-либо, что сошло бы за оружие, но проще мыши остановить слона.

Анориэль, с безразличным видом стоящая у стены, не только не помогала, но и демотивировала заодно.

А ведь она просто хотела поговорить!

Мозг закипал, и не выдержав, Эмили громко выкрикнула:

— Довольно! Хватит!

В комнате повисла звенящая тишина.

Эмили осела на кровать, обхватив дрожащими руками голову. Она была на грани и готова в любой момент сорваться. К такому жизнь её явно не готовила.

— Довольно… — тихо повторила Эмили дрожащим голосом. — Не могу. Больше не могу.

Брумхильда перестала проверять барьер на прочность, присела рядом с Эмили и с неожиданной для неё теплотой обняла за плечи:

— Прости меня, сестра. Я не хотела навлечь на тебя беду. Нам нужно держаться вместе в этом чужом и ужасном мире. Я верю, знамя фемократии однажды взовьётся и над этим местом, и ни этот урод, ни какой другой больше не сможет тебя мучить.

Минут пять девушка просто молча сидела в её медвежьих объятиях, пытаясь унять дрожь в теле. Когда это всё же удалось, Эмили подняла уставшие глаза и сказала:

— Возвращайтесь в свои комнаты. Больше вас не будут мучить. Я хочу побыть одна.

Она встала, распрямила плечи, гордо вскинула голову и улыбнулась, словно приступа паники и вовсе не было.

Брумхильда ободряюще похлопала её по плечу — Эмили чуть не упала — и взяв Анориэль за руку, как маленького ребёнка, вышла.

Оставшись наедине с самой собой, Роуз медленно выдохнула и принялась за уборку устроенного бардака.

Вернулся Ян. Прошествовал мимо неё и плюхнулся на кровать. Язвительно бросил:

— Спасибо, что мою любимую вазу не грохнули. — Тщательно осмотрел место происшествия и добавил: — Я с самого начала знал, что это плохая идея. Но пошёл у тебя на поводу, потому что, кроме вазы, конечно, ничем не рискую. Только вот зачем они тебе? Думаешь, добротой ты их разговоришь? Я пытался, ты знаешь, что я могу быть очень добр. Или, может быть, ты набираешь союзников? Так вот, в этом случае они — плохие союзники. Остроухая немедленно вляпается в какую-нибудь историю, а громила… она даже могла бы стать лидером женского сопротивления. Ненадолго. А потом их бы всех посадили в Тауэр, потому как давно маячат бельмом на глазу короны, но пока ведут себя тихо — удобны, как иллюзия оппозиции. Да и против кого ты собралась воевать? Неужели, против меня? Я тебе не по зубам, милая пташка. Пока нет.

— Не называй меня так. У меня есть имя, — кратко отозвалась девушка, сгребая в кучу битую посуду куском разломанного при падении Брумхильды стола. — Или как ты меня записал? «Образец» или «пришелец»?

— Ах, прости меня, Эмили, — ядовито ухмыльнулся Ян, — как я и думал, эта розовая на всех женщин плохо влияет. Мы заключили сделку: ты развлекаешь меня, а я — тебя, а заодно ищу способ вернуть тебя в твой мир. Вчера всё было хорошо! Но я на кой-то чёрт вспомнил про пункт номер два и показал тебе Анориэль. И знаешь, то, что сейчас происходит — в первую очередь с тобой, — это нихрена не весело. Может, ещё в Хогвартс предложишь наведаться, приставить нож к горлу ректора и спросить, где третья девчонка?

— Вот оно в чём дело, — не менее выразительно прошипела Эмили, оборачиваясь. — Я не слишком благодарно отнеслась к твоему жесту великодушия и совсем забыла изображать тонну веселья. Ах, простите меня, господин Ян! — И тут же прикусила язык, вспомнив, чем может закончиться ссора с этим человеком. Поэтому она подошла к кровати, присела на краешек и, чуть улыбнувшись, осторожно погладила его по руке. — Я просто живая и не способна менять настроение как по щелчку пальца. Ты злишься на меня?

Ян лениво сменил положение лёжа на положение сидя, похлопал её по плечу и сказал с нотками искреннего участия:

— Живая, говоришь? Ясно. Наверное, это значит, что иногда тебя мучают такие ужасные вещи, как жалость, чувство вины, сострадание, вера в справедливый мир? Я понимаю. Я правда понимаю — сам когда-то был таким. В далёком детстве. Но моё доверие растоптали, над моей искренностью посмеялись, и никому, совсем никому, не было до меня никакого дела. Это ведь так забавно, правда: пообещать малышу конфетку за простое поручение, а потом поколотить, если он всё-таки его выполнит? Спустить собаку — пусть побегает, сверкая босыми пятками и заливаясь слезами. Задавить едва не насмерть тяжелой повозкой — тоже отличный вариант. И знаешь, тогда, когда мне было особенно больно и страшно, я понял, что доверие — это ложь. Сострадание — это ложь. Не на кого надеяться. Никто не придёт мне помочь. В целом мире у меня есть лишь я сам. И я ничего этому миру не должен. Понять это — и есть то самое совершенство, к которому стремятся мудрецы.

Ян наклонился к уху Эмили и вкрадчиво, такие интонации обычно приписывают змею-искусителю, прошептал:

— У меня получилось достичь совершенства. И я могу помочь тебе сделать то же самое. Если захочешь.

Всё-таки он сумасшедший. Ну не может человек в здравом уме на полном серьёзе говорить такие ужасные вещи! Но живое воображение Эмили в красках нарисовало ей картины одиноко детства без родных, без друзей, и её сердце наполнилось сочувствием и болью. Девушка обняла его, крепко прижала к себе и тихо ответила:

— Но если я это сделаю, то потеряю себя. Я такая, какая я есть. Настоящая. Мне казалось, именно это тебя во мне и привлекает. Но как насчёт тебя? Быть может, это я сумею тебе помочь — зажечь в твоём сердце давно забытые чувства?

Ян рассмеялся, тихо и безумно:

— Бойся таких слов, милая Эмили. И не предлагай мне ничего подобного — никогда. То, что погребено, не должно быть раскопано, этот путь ведёт к неминуемой смерти. Я не хочу, чтобы с тобой приключилась беда, поэтому и предупреждаю — первый и последний раз: ни-ког-да не предлагай мне ничего подобного. Ты спрашиваешь, какой я на самом деле? Так вот, я презираю тех, кто смотрит на меня со страхом, и убиваю тех, кто смеет меня жалеть. И всё жду того, кто посмотрит на меня и скажет: «Ты именно такой, каким должен быть, и меня это устраивает». Можешь ли ты посмотреть на меня именно так? — Если девушка и собиралась что-то сказать, Ян не дал ей такой возможности, зажав рот кончиками пальцев: — Не отвечай. Не говори этого вслух. Я прочитаю по глазам — когда придёт время. Или нет. Тогда давай просто и дальше выполнять наш договор — так будет лучше для нас обоих.

— Хорошо, хорошо, — поспешно отозвалась Эмили, едва вернула способность говорить — этот разговор оказался для неё слишком тяжёлым. Она ласково погладила Яна по спине. — Тебе нужно расслабиться. Но без опиума. Знаешь, как я обычно делала это в своём мире? Горячая ванна с мягкой пеной, аромат благовоний, зажжённые свечи. А после — массаж. Что ты об этом думаешь?

Мгновение, и он снова казался совершенно нормальным.

Ян выбрался из объятий Эмили и капризно поджал губы:

— Горячая ванна? Нет-нет, это скука смертная. Ты когда-нибудь была на горячих источниках?