Поэтика публицистики К. Симонова 1941—1945-х годов

Irma Narbut

К. М. Симонов прожил богатейшую жизнь, насыщенную событиями огромной исторической важности, был их активнейшим участником. Главным в творчестве Константина Симонова было утверждение в литературе и в жизни идей защиты Отечества и глубокого понимания патриотического и воинского долга.

Глава 1. Публицистика К. Симонова в контексте литературного процесса

1941—1945 годов

1.1. Из историографии вопроса

Особая миссия в период Великой Отечественной войны предназначалась публицистике, которая характеризовалась обращенностью писательского сознания к военно-политической проблематике. С началом войны в результате реорганизации газетно-журнальной сети закрылась часть периодических изданий. Изменилась периодичность выхода некоторых «толстых» журналов, ряд изданий существенно потерял в тиражах. Все это привело к тому, что военные публикации стали чаще выходить в неспециализированной общественно-политической прессе, рассчитанной на широкую аудиторию [61]. Интерес же многих периодических изданий к такого рода публикациям с каждым годом возрастал.

Антисоветская гитлеровская пропаганда на временно оккупированной территории еще настоятельнее требовала перестройки всей советской журналистики, укрепления ее кадров самыми квалифицированными работниками. В этой связи впервые в истории отечественных средств массовой информации, в редакции газет, радиовещания, информационных агентств были направлены сотни и сотни советских писателей. Уже 24 июня 1941 г. на фронт отправились первые добровольцы-писатели, в том числе Б. Горбатов — на Южный фронт, А. Твардовский — на Юго-Западный, Е. Долматовский — в газету 6-й армии «Звезда Советов», К. Симонов — в газету 3-й армии «Боевое знамя», затем в газету «Красная звезда» [60].

Военное время привело к созданию новых форм литературной жизни: периодические издания объединили всех активных участников литературного процесс. В редакциях газет была даже введена штатная должность — «писатель», предполагавшая широкий круг обязанностей. На страницах центральных изданий регулярно публиковались литературные произведения, полностью соответствующие военно-политической концепции издания в целом. Газета как тип издания позволяла оперативно реагировать на события действительности, без задержки находить адресатов сообщений.

В соответствии с постановлениями ЦК ВКП (б) «О работе на фронте специальных корреспондентов» (август 1941) и «О работе военных корреспондентов на фронте» (сентябрь 1942) писатели честно выполняли служебный воинский долг, нередко рискуя собственной жизнью. В кадрах Красной Армии и Военно-Моского Флота в годы Великой Отечественной войны находилось 943 писателя. Из них — 225 погибли на фронте, 300 — награждены орденами и медалями Союза ССР [61,98].

Правдивой летописью войны стала фотопублицистика [21]. Зрительное восприятие всего, что происходило на фронте и в тылу, оказывало самое сильное воздействие в снимках Д. Бальтерманца, М. Калашникова, Б. Кудоярова, В. Темина, П. Трошкина, А. Устинова, Я. Халипа, И. Шагина [см приложение с военными фотографиями К. Симонова].

Период 1935—1941 гг. был сложным в истории развития нашей журналистики. Официальная печать пропагандировала дружеские отношения с Германией, ей запрещались всяческие выпады против этой страны, ее руководства и политики. Поэтому для нее не было катастрофическим событием начало Второй мировой войны. С другой стороны, на страницах газет велась военно-патриотическая пропаганда, писалось о необходимости быть бдительными, быть готовыми в любой момент встать на защиту Родины. Многие публикации внушали читателям мысль о несокрушимой мощи и исключительной боевой готовности Красной Армии. В действительности же армия требовала технического перевооружения, но провести его было сложно из-за экономических трудностей и кадровых чисток (многие были репрессированы) [61;17].Политические просчеты Сталина, уверенного в своей безошибочности и прозорливости, нежелание руководства видеть и слышать реальные факты, говорившие о готовящемся нападении Германии на СССР, отсутствие свободы прессы, способной обсуждать и анализировать происходящие в стране и в мире процессы, привели к тому, что страна оказалась абсолютно не готова к войне, которая началась в июне 1941 г. и была названа Великой Отечественной. Эта неготовность к войне привела к великим жертвам и огромной цене завоеванной победы. И советская пресса была тем инструментом, который убеждал, мобилизовывал людей на подвиг, на самопожертвование, на преодоление неимоверных трудностей. На службу этой идеологической за — даче были поставлены лучшие журналистские и писательские силы.

Все СМИ во время Великой Отечественной войны работали в особом режиме. Важнейшую роль играло проводное радио. Оно передало правительственное заявление о вероломном нападении Германии на СССР в 12 часов 22 июня. И уже через 45 минут передало первые военные «Последние известия». 24 июня было создано «Совинформбюро», важнейшей задаче которого являлось изложение сводок о военных действиях и фронтовых сообщений [1;14;21]. Перестраивалась на военный лад и работа всех СМИ. В газетах и на Всесоюзном радио появились военные отделы.

В системе военной печати важное место занимали центральные издания. Всего в годы Великой Отечественной войны в Красной Армии и на флоте выходило 5 центральных газет. Они были рассчитаны на средний и старший офицерский состав. «В дни войны газета — воздух, — писал Илья Эренбург. — Люди раскрывают газету, прежде чем раскрыть письмо от близкого друга. Газета теперь письмо, адресованное лично тебе. От того, что стоит в газете, зависит и твоя судьба» [124,25]. Эти слова характеризуют тот заряд оптимизма, уверенности в победе, который несли со страниц газет и журналов журналисты и писатели.

Главная из газет — «Красная звезда». 1200 номеров этой газеты военной поры — это героическая летопись народа, нарастающей мощи армии и военного искусства ее военачальников [36;30]. «Красная Звезда» в годы войны была одной из пяти центральных газет и являлась органом народного комиссариата обороны, то есть газетой ведомственной, направленной прежде всего на аудиторию кадровых военных. Военная тема в газете являлась традиционной («Правда», «Известия» были газетами общественно-политическими). «Красная Звезда» была укомплектована наиболее опытными журналистскими кадрами; авторы «КЗ» — офицеры, свободно владеющие военной тематикой. «КЗ» выходила на четырех полосах стандартного «правдинского» формата тиражом до 480 тысяч экземпляров. Из 60 писателей, работавших в центральной прессе в военное время, 40 регулярно сотрудничали с «Красной Звездой». [1; 8;9;17]. «Все для фронта, все для победы!» — этот лозунг определял главный смысл публикаций издания, редакция которого с началом военных действий была укреплена новыми силами. В газету пришли и постоянно печатались крупнейшие советские писатели П. Павленко, А. Сурков, В. Гроссман, К. Симонов, А. Толстой, И. Эренбург и многие др. За годы Великой Отечественной войны вышло 1200 номеров газеты. И каждый из них — это героическая летопись крепнувшей боевой мощи и оперативного искусства Красной армии. «Красная звезда», будучи органом Народного Комиссариата обороны, играла определенную роль в разработке и освещении важнейших вопросов тактики, оперативного искусства, организации взаимодействия родов войск, а также в помощи офицерским кадрам овладевать боевым опытом [21].

Особенность публицистики Великой Отечественной войны и в том, что традиционным газетным жанрам — статье, корреспонденции, очерку — перо мастера слова придавало качества художественной прозы. Одна из основных тем военной публицистики — освободительная миссия Красной Армии.

Тема Родины, патриотического долга заняла главное место в публицистическом творчестве А. Толстого с первых дней войны. Очерк «Смельчаки», напечатанный 24 июля 1941 г. в «Красной звезде», за время войны был издан 35 раз на 17 языках народов СССР общим тиражом 2720 тыс. экземпляров. За годы войны А. Толстой написал около 100 статей, текстов для выступлений на митингах и собраниях. Многие из них звучали по радио, публиковались в газетах [21].

23 июня 1941 г. — на второй день Великой Отечественной войны — началась публицистическая деятельность Ильи Эренбурга военного периода. Особого накала публицистика И. Эренбурга достигла в кризисные дни битвы за Москву. За годы Великой Отечественной войны Эренбург написал около 1,5 тыс. памфлетов, статей, корреспонденции, вышли в свет 4 тома его памфлетов и статей под названием «Война»[123].

Неутомимый корреспондент «Красной звезды», прошедший дорогами войны тысячи километров, был К. Симонов. Читателям нравились суровые, мужественно-сдержанные корреспонденции и очерки К. Симонова. «Части прикрытия», «В праздничную ночь», «Юбилей», «Истребитель истребителей», «Песни» и другие потрясали правдой жизни, умением заглянуть в духовный мир человека. Выступление писателя в печати, публикация его военной прозы имеют свою специфику, определяемую иным характером субъективности, избирательностью, доступностью подачи материала [9;46].

В военной публицистике Симонова — стремление автора к «самораскрытию», что способствует пониманию собственного творчества. Писатель рассматривает и оценивает значительные литературные явления с точки зрения своего художественного опыта, индивидуальной манеры, позволяющей определить основные творческие принципы. Художественное и публицистическое наследие писателя составляют единое целое. В рамках одной творческой деятельности происходит «переакцентуация» (М. М. Бахтин), взаимопроникновение, обогащающее и собственно художественную и публицистическую стороны работы писателя [29].

Вторая часть главы нашей работы рассматривает публицистику К. Симонова в контексте литературного процесса военных лет. В исследовании дана характеристика основных тенденций развития литературы периода 1941—1945 годов, отмечена их объективно-историческая обусловленность и определены основные жанровые, композиционные, стилевые особенности поэтики публицистики К. Симонова.

1.2. Принцип историзма как основа творческого мышления писателя: традиции военной литературы в публицистике К. Симонова (Толстой — Ремарк — Астафьев-Быков-Эренбург — Симонов)

Принцип историзма — основа творческого мышления К. Симонова, определившей концепцию военной публицистики. Писатель осмысливает литературный процесс в исторической ретроспективе, следуя идее преемственности традиций [86,41—42].

В рукописях К. Симонова читаем: «Мы часто говорим, что ушедший писатель живет в своих книгах. Это, конечно, верно. Но это далеко не полное выражение всей истины. Ушедший писатель живет в своей любви к народу и земле, и книги его это все-таки лишь часть этой любви, хотя и самая большая по значению. Но есть у нее и другие части — цепь человеческих поступков, совершенных в разные годы и постепенно сложившихся в биографию, проявлений характера, постепенно сложившихся в неповторимый облик. Наконец, другие люди, в которых он своими книгами, словами, поступками вложил в течение долгой жизни что-то свое, оставшееся в них и после его смерти — эти люди тоже как бы часть ушедшего от нас человека — он живет и в них тоже» [46,300]. Симонов писал о том, что жизнь и деятельность человека, как и историю, нужно рассматривать целостно: «… Надо, чтобы история была в нашем сознании действительной историей. Нельзя выковыривать из нее только изюминки, как пятилетний ребенок из булки» [81,66].

Л. Финк пишет: «Симонов не стремился к полному изображению исторических событий и лиц, а тем более к изображению их «внутреннего мира» [99,113].

Традиции Толстого

Художественный рост Симонова-прозаика был основан на глубоком освоении традиций русского реализма. Военная проза К. Симонова теснейшим образом связана с лучшими традициями военной, исторической прозы Л. Н. Толстого. А. Макаров отмечал, что Симонов развивает в своем творчестве толстовские представления о характере русского воина. «Работая над романом об армии, поставив себе задачу реалистического показа русского военного характера, Симонов естественно встал на путь, указанный Л. Толстым» [50].

Вслед за А. Макаровым И. Вишневская находит у Симонова развитие толстовских идей о героическом поведении на войне русского человека: «С толстовской же тенденцией связана и еще одна мысль…о том, что люди перед лицом смерти перестали думать, как они выглядят и какими они кажутся, — на это у них не оставалось ни времени, ни желания. Так от реальной, будничной войны, ее взрывов, смертей и пожаров Симонов переходит к нравственным ее итогам…» [10,77].

В письмах Симонова есть одна важная самооценка — он относит себя к тем литераторам, которые вполне сознательно стремятся «написать войну правдиво и буднично, как великий и страшный труд» [76,53]. Симонов учился у Л. Н. Толстого главному — изображению войны и человека на войне. Литературу о войне А.Н.Толстой назвал «голосом героической души народа» [1,33].

Следуя традициям Л.Н.Толстого, К. Симонов изображает духовные, внутренние качества, достоинства русского солдата, психологический портрет героя. По традициям высокой военной прозы Л. Н. Толстого, К. Симонов утверждает самоценность человека перед лицом смерти. Через произведения о войне Л.Н.Толстого пришло к Симонову философское понимание войны и человека в ней. Новый тип войны, новый характер внутриармейских отношений скорректировали толстовские традиции и подсказали Симонову жизнеутверждающее, по преимуществу позитивное направление его художественных поисков [41]. В рассказе «Пехотинцы» К. М. Симонов так определяет свой взгляд на изображение войны: «На войне рассказывают о войне по-разному, иногда волнуясь, иногда приходя в ярость. Но чаще всего бывалые люди говорят о самом невероятном так, как Ткаленко, спокойно, точно, сухо, словно ведя протокол» [85,т.1,88]. «Протоколирование невероятного» — так можно определить стилистику симоновской прозы, ее психологические истоки, выраженные в рассуждении о комбате Ткаленко: «Это значит, что они все давно обдумали и решили и поставили перед собой отныне единственную и простую цель — убивать врага» [85,т.1,89].

Ремарк

Творчество К. Симонова близко произведениям Э. М. Ремарка. В романе «На Западном фронте без перемен» автором дается глубоко правдивое изображение фронтовой жизни солдат, их переживаний, чувств, быта « окопной жизни». Но у Ремарка в романее — психология армии, обреченной на поражение; у Симонова — трагедия войны, наполненная пониманием и состраданием. Это война против фашистов, пришедших поработить народ, творящих невиданные злодеяния. Это осознание правоты своего дела, уверенность в победе.

Астафьев

Продолжение традиций литературы в области военной тематики требует симоновской самоотверженности, преданности, глубокого постижения специфики военного дела. Разработка военной тематики в публицистике К.М.Симоновым отличается тонким пониманием проблем воинского воспитания и формирования высокого уровня военного искусства.

Симонова, как и других известных авторов, пишущих о войне, часто упрекали в том, что он изображает войну, «которой не было»…Вспоминает В. П.Астафьев, писатель-фронтовик, солдат «окопной войны»: «Мне Симонов Константин незадолго до смерти своей сказал: „Пишите свою войну, мы свою написали. Мы уже убедили читателя, что главной фигурой на войне был журналист“. Он иронизировал, конечно, но вранья о войне наворочен был такой вал, что читать можно было три, ну пять книг от силы. „Звезду“ Казакевича, „В окопах Сталинграда“ Некрасова и „Василия Теркина“ Твардовского.\…\ Симонов, кстати, знал войну на уровне высшего командования и честно эту войну писал. В окопы не лез. А была литература парадная…» [2,19].

В.П.Астафьев схож с К. Симоновым в своем опыте войны и взгляде на войну как на великую трагедию народа, русского человека. Война не забывается: «Я все помню. Память действительно милосердна, в обычной жизни многое стирается, мне война 10 лет снилась и перестала. Но в подсознании-то откладывается, его не обманешь, и когда садишься писать — ты ведь с ним выходишь на связь, с этим своим вторым я, которое и есть бессмертная душа, я думаю. Оно все про тебя знает, все понимает. Ты в жизни от него прячешься, но пишешь-то им, из него. Так что память есть, есть, — другое дело, что она лучше была до контузии. Не-ет, русский человек живуч, да если он еще повоевал…» [там же].

Быков

Незадолго до смерти другой писатель-фронтовик Виктор Некрасов напечатал статью «Об «окопной правде» и прочем». В конце ее он цитировал писателя-фронтовика Василя Быкова: «От умения жить достойно очень многое зависит в наше сложное, тревожное время. В конечном счете именно наукой жить достойно определяется сохранение жизни на Земле. Жить по совести нелегко. Но человек может быть человеком, и род человеческий может выжить только при условии, что совесть людская окажется на высоте…". После этих слов Быкова Некрасов написал: «Как хорошо сказано… Да, жить по совести нелегко… А если к тому же запрещено? А может быть, даже и наказывается? С каким трудом пробивалась та самая, то пацифистская, то ремарковская «окопная правда» про Великую нашу Отечественную войну». Заканчивалась статья Некрасова нестерпимо горькими строками: «Бог ты мой, как трудно быть русским писателем. Как трудно жить по совести…"[2,27].Эта горечь о войне объединяла произведения Симонова и белорусского писателя Василя Быкова, чьи произведения о войне, как и произведения К. Симонова, были переведены на многие языки мира. В самом начале шестидесятых в «Дружбе народов» была напечатана его повесть «Третья ракета» о войне и почти одновременно вышла книжка «Журавлиный крик», в которой была повесть и несколько рассказов о войне.

Первые повести Быкова свидетельствовали, что «окопная правда» — с трудом пробивающее себе дорогу к читателю широкое литературное явление, рожденное незамутненной памятью о реальной войне ее непосредственных участников [там же]. «Действительно, — писал В. Быков, — очень многого из настоящей правды о войне мы не сказали, мне кажется, что мы еще идеализируем и работаем по старым, во многом от сталинской школы канонам, не столько вглубь, сколько вширь. Неудивительно поэтому, что при сравнении даже лучших наших произведений о войне… мы зачастую выглядим до жалкости убого. А ведь время идет, уходят из жизни те, кто вынес на себе всю тяжесть войны, и грядущим поколениям останется пропагандистская литература, сработанная по утилитарной мерке каждого данного времени, а вовсе не по большой мерке правды. Некрасов, Казакевич, Бакланов, Бондарев, еще пять-восемь человек, по-настоящему правдивых и высокоталантливых, но ведь это для такой страны до обидного мало.

Конечно, нужна гражданская смелость и нужен талант… От войны у меня так много в голове и на сердце, что, думается, хватило бы на всю жизнь. Военная тема неисчерпаема…» [там же].

Судьбы героев военной публицистики К. Симонова были трагичны, как и судьбы героев В. Быкова. «Опять и опять под губительным пулеметным огнем атакуют они немцев, закрепившихся на каком-то безвестном холме, который на военном языке именуется господствующей высотой. Опять и опять оголодавшие, одетые бог знает во что, зимой мерзнущие до костей, летом заедаемые комарами, идут партизаны на задание — жечь мост, или подрывать «железку», или разжиться для отряда каким-нибудь харчем, — идут, не ведая, что ждет их на этой лесной опушке или на ближайшем хуторе. Опять и опять сжимает страшное кольцо «блокировки» волчья стая карателей. Горит вокруг лес, горят вёски (сёла), горят люди, и не дай бог живым — на муки, на пытки — попасться в лапы этим зверям…

И вместе с героями автор — под пулеметные очереди, не дающие поднять головы, по горло в болоте, окруженном полицаями, на костоломном допросе в немецкой комендатуре, в горящей хате, изнемогая от жара, задыхаясь в дыму.

Снова и снова переживал он войну — и свою, «лейтенантскую», и чужую, но чужую теперь тоже, как свою. Те, кому пришлось воевать, знают, какое нелегкое это дело после госпиталя, где в тебя не стреляют, не бомбят, три раза в день кормят, спишь на простыне, правда, раны болят, иногда очень, но постепенно это проходит. Как трудно после госпиталя снова возвращаться на передовую — хорошо знаешь, что тебя там ждет. И все-таки подштопали тебя, здоровье позволяет, возвращаешься. Долг требует, твое место сейчас на передовой», — пишет о В. Быкове, его «огненной» прозе Лазарь Лазарев, автор книги о К. Симонове [44,255].То же можно было бы сказать и о «документалистике» Симонова.

Конец ознакомительного фрагмента.