Критик Ковчега

Herman Ishchenko

Люди живут под землей уже множество лет. Обычные граждане не знают, почему они там очутились и является ли их жизнь нормой. Главным героям предстоит тяжелый путь, в исследовании которого каждая новая тайна мира будет началом леденящих изменений.С каждым новым днем будет все больше вопросов, а ответы иногда станут тяжелейшим грузом на их плечах. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 17. Как все было. Часть Четвертая

6-е августа 2011 год

Меня зовут Пауль Маис, и я признаюсь в том, что мне страшно.

Два года подряд ничего не происходило. Каждый год, седьмого августа, люди прятались в бункеры, которые строили или покупали за несколько месяцев до адской даты, но ничего не происходило. Ходили мысли, что тот, кто задумал это, уже выполнил свою миссию и оставил нас в покое. Правительство всего мира с каждым годом обеспечивало все более и более серьезный и надежный уровень защиты. И вот снова приближалась эта дата. Календарь все так же насмехался, смотря с дальнего угла кухни. Насмехался!

Самое странное было то, что никто не знал ни причины этой даты, ни ее руководителя. Это было существо, по интеллекту превосходящее технологии всего мира, не говоря уже о людях. Возможно, это была группа людей, или это на самом деле был гнев божий: все это были слухи, простые сплетни и мысли, жужжащие в головах с первых минут лета. В этот день в каждом городе отключалось электричество, чтобы никто не мог связаться друг с другом, это делалось исключительно для защиты населения. Оставались работать больницы и некоторые магазины, и то, на собственных аккумуляторах. Также в этот день был запрещен выход на улицу без какой-либо причины. Тех, кто осмеливался, ожидал месяц испытательных работ. Полицейские машины были расставлены практически на каждом углу. Эта дата уже скоро наступит на весь мир в очередной раз, уже через семь часов. Пусть она уже и не была так страшна, как два года ранее, но внутри рычал животный страх, словно дикое животное, загнанное в угол стаей охотников: бежать уже было некуда, и ты понимал, что через секунду твое тело будет пробито дробью из охотничьего ружья. Это ощущение не покидало ни одну душу на всей планете. С каждым днем, который насильно нас подталкивал к седьмому августа, этот животный страх становился все сильнее. С каждым днем нас загоняли все глубже в безвыходный угол. Уже через семь часов она будет звенеть в наши дома, а мы, словно смотря в глаза вампира, заколдовано будем настежь раскрывать двери и ждать, когда календарь, смотрящий с дальнего угла кухни, издаст свой зловещий смех в последний раз. Дин-дон, дата уже на пороге!

7-е августа 2011 год

Все, сидя в своих бункерах, ожидали конца нависшей над ними даты с первых минут ее начала. Кто-то молился своим богам, кто-то погружался в бессмысленные статьи газет, а кто-то, не собираясь залезать в бункер, проводил этот день в свое удовольствие. В этот раз седьмое августа было по-особенному жарким днем, и прожить без кондиционера было невозможно, а так как во всем мире отключали электричество, то приходилось обходиться пломбиром или замороженным соком, которые хранились в холодильниках с собственными аккумуляторами, небольшие конечно, но на один день его хватало. У большинства на такой случай было много холодной воды или алкоголя, без которого этот день проходил невыносимо тяжко. И все равно каждый занимался своими делами, обходясь без электричества. На любой стук в двери никто не реагировал, даже если там стоял близкий друг или пожилой сосед, таковы были правила.

Мы с Мери развелись полтора года назад, и все благодаря этой чертовой дате. С тех пор мой организм и познакомился с большим количеством алкоголя. С ней я не виделся уже больше года. У нее своя семья, а у меня — я. Ужасное чувство — засыпать и просыпаться с единственной мыслью: «ТЫ БРОШЕН!!!». Хотелось найти ее полоумного муженька и растоптать его кишки по всей улице, ведь только я могу любить Мери, только я могу любить ее всюду! Я ТАКОЙ ОДИН!

И так почти каждый день в течение первых полугода, после чего я обратился к психологу и посещаю его кабинет по сей день два раза в неделю. Психолог смог поставить меня на ноги, избавив от расшатанного состояния, чему я очень благодарен. И вот, на часах две минуты до злосчастной даты, когда дьявол станцует на всем земной шаре польку. Раздался звонок в двери. Я не стал подходить, следом еще один, и еще, более долгий. Он действовал мне на нервы, и, сдавшись, я направился к двери и открыл ее, не посмотрев в глазок. Настала тишина, между мной и стоящей в метре от меня Мери. Она зашла, прошла мимо меня и села на диван.

Мой мозг испытывал самый настоящий ступор. Я развернулся, хотел начать разговор, спросить, что она тут делает, но она начала первой.

— Этот день нас объединяет, хочешь ты того или нет, у нас была дочь, если ты еще не забыл ее из-за своего алкоголя, а сегодня тот самый день, когда ее не стало. Я посчитала, что сегодня, в этот день, нам нужно просто держаться вместе, — я перестал ее слушать, наверное, с самого начала. Да уж, мои уши забыли, насколько прекрасен ее голос, пусть даже сейчас он и был сильно прокуренным. В ответ я лишь сказал:

— Как считаешь нужным, — а потом улыбнулся, взял наполовину пустую бутылку текилы и направился на кухню.

Главной задачей было всеми силами не думать о том, что сегодня за дата, несмотря на то, что жуткая атмосфера седьмого августа проникала в каждую пылинку, в каждую материю, и мы оба понимали, что она слышит нас, чует нас, и даже знает каковы мы на вкус. Черт подери, да она пустила корни в нашу планету настолько глубоко, что весь мир находился в страхе! Каждый старался не думать, сдерживать слезы о погибших в этот день родных, даже зарывать глаза на собственную боль в сердце и терпеть, ждать, когда пройдут эти сутки. Все просто ждали их конца. Возможно, Мери сюда привела именно эта дата. Всю ночь мы молча распивали остатки моего алкоголя. Мы не пьянели, возможно, это тоже было по хотению седьмого августа.

Утром раздался еще один звонок в дверь. Мы с Мери переглянулись и вместе подошли к прихожей. На часах было вовсе не утро, а целых двенадцать часов. Мы открыли дверь, там стоял старик Брайан, тот самый друг отца, все еще живой, с доброй улыбкой на лице, и по бутылке в руке. Не знаю, как он прошел мимо полицейских машин, и знать не хотел. Только он начал говорить, как несколько летящих птиц вонзили свои клювы в его грудь, руки, голову. Мери вскрикнула, он упал, все с той же доброй улыбкой, истекая кровью. Мы заперли двери, не занося тело в дом. Позади летела еще туча птиц, птичья тьма! Ими что-то управляло. Сотни птиц начали врезаться в стены каждого из попадавшихся им домов.

— ПРИВЕТ, ПАУЛЬ, ДАВНО НЕ ВИДЕЛИСЬ! — голос в голове появился и ушел. Седьмое августа снова село на трон. Весь наш дом гремел от ударов маленьких крылатых. Стекла были все в крови. Вся улица была в трупах птиц. Одни из соседей кричали что есть мочи или выли. Их стекла разбили, и стая птиц залетела к ним в дом. Минутой позже их крики стихли. Мы с Мери, обнявшись, находились возле подвала, на случай, если и наши стекла не выдержат. Хорошо, что я поставил новые совсем недавно, из весьма толстого материала. Все стихло, на часах к этому времени было двадцать минут четвертого.

Во всем мире, в каждом городе прозвучали вопли сирены, которая обычно звучит как штормовое предупреждение. Услышав ее, все крепко обняли близких и затаили дыхание. Воцарилась гробовая тишина.

Земля начала содрогаться, стекла во всех зданиях моментально вылетели. Вот и зашла на порог адская дата, усмехаясь. Только на этот раз без звона в дверь, нагло вонзила клешни во внутренности домов. Все понимали: это был последний ее визит. Последняя симфония седьмого августа. Раздался сильный грохот, и все, кто вышел из своих домов, увидели, как рушатся многоэтажные здания, а земля под ногами начала расходиться. Что это было? Землетрясение? Нет. Тут было что-то другое. С этими мыслями все затихло. Мы с Мери поднялись на крышу дома и увидели, как из трещин выползают кучи пауков, всех пауков, которые только могут существовать. Они заполнили птичьи трупы, весь асфальт был огромной темной лужей из этих членистоногих. Пауки начали подниматься по домам. Вот и настали наши последние секунды. После этой мысли пауки, почему-то, перестали лезть на дома и просто заполонили всю площадь улиц. Из тех же трещин начал подниматься дым. За несколько минут он достиг уровня одноэтажного дома. Небо в этот момент стало до жути темным, как при сильном шторме: оно было разгневано.

Спустя еще полчаса злобный лик туч выглядел так, словно после сильного ливня, и пропускал лучи вечернего солнца. Было глупо верить в то, что все прекратилось. Рассеявшийся дым оставил за собой жуткое зрелище. Треснувшая асфальтированная дорога была вся окутана кровью. Этот дым разъедал людей и пауков. Вся улица окрасилась алым цветом. Остались лишь части скелетов. От ужаса я схватился за руку Мери, она была в этот момент невероятно легкая и холодная. Сжав ее сильнее, я услышал хруст. В шоковом состоянии обернувшись, я увидел тело своей жены, которое смотрело на меня. Что… Что это такое?! Это же невозможно… Мери, Мери!!! Ее глазное яблоко было черного цвета, в его темноте, казалось, можно было утонуть, тьма поглощала меня. Я взял ее тело на руки. Она дышала, и был слышен пульс, так что же случилось?! В атмосфере злобной тишины раздался еле слышный голос:

— Прости меня, Пауль… — эти слова было единственным, что позволило ей то состояние. Я нагнулся к ней и, испустив обреченный вопль, обнял еще крепче. Посмотрев на ее тело, я уже видел не свою жену: это было обтягивающая кости кожа. Волосы вмиг поседели и выпали. Изо рта на высохшем лице стекала черная жидкость. Ее сердце больше не билось, а кожа становилась все более сухой и тонкой. Не прошло и минуты, как в моих руках лежал скелет в окровавленной одежде.

ПУМ ПУМ ПУМ, ПАУЛЬ! КАК ТВОИ ДЕЛА? ЧТО У ТЕБЯ НОВОГО?!

— Господи! Что… что произошло?! Все же было нормально! Все же, черт тебя дери, было нормально!!! За что?.. — я не мог сдерживать себя, в моих глазах кипела злоба и ярость, я хотел найти того, кто за всем этим стоял. Не успел я собраться с мыслями, как раздалось сильное громыхание. Вдали виднелись падающие уцелевшие многоэтажки. Асфальт распустил еще больше трещин. Земля начала дрожать сильней, и со звуком грома все дома начали разваливаться. Я обернулся, в последний раз посмотреть на тело (ТРУП) своей жены, и мою голову прорезало нечто ужасное, самое страшное, что только мог ощутить человек, преумноженный ужас!

ЕЕ ТЕЛО ПОЖИРАЛА ТВАРЬ С ВЫТЯНУТОЙ МОРДОЙ И СШИТЫМИ УЧАСТКАМИ КОЖИ. ОГРОМНАЯ ТВАРЬ! ОНО ЕЛО ЕЕ СКЕЛЕТ И УЛЫБАЛОСЬ! ОНО СМОТРЕЛО НА МЕНЯ, УЛЫБАЛОСЬ И ЕЛО!!!

Седьмое августа уже доигрывало свою симфонию разрушения. На последних секундах земля под ногами превратилась в груду павших в бездну камней. Я падал, наблюдая за этой тварью, и смеялся что было сил, а в самый последний момент лишь показал средний палец тому свету, который еще был виден. Кажется, я погрузился в сладкий сон, в долгий и прекрасный сон.

Когда я очнулся, вокруг меня ходили люди в белых халатах и вживляли что-то мне под кожу. Я ничего не чувствовал, ни боли, ни страха, ни голода, ни прошлого.

После моего пробуждения прошло двадцать пять дней в белой комнате, по крайней мере, мне так казалось. Я не мог вспомнить даже собственного имени. И вот в мою дверь вошло два человека с каталкой, переложили меня на нее и крепко привязали к холодному металлу толстыми ремнями так, будто я мог им сопротивляться. Такой же белый коридор, другая белая комната. Меня отвязали и выдали одежду: хорошо, что я помнил, в какой очередности что надевать. Потом меня проводили до очень странного и на удивление вместительного лифта. И вновь провал…

Проснулся я в сыром деревянном доме от того, что раздался ужасающий вопль сирен, от которого можно было оглохнуть. Дом был очень тесным, скорее это была просторная будка. Я вышел и увидел свет фонарей. А что было за ним? Темнота… Я помнил, что раньше сверху не было темного потолка, там было… как же это называлось?! Что бы то ни было, сейчас там была лишь тьма. Где я, черт возьми, оказался?!

БАЙ-БАЙ, ПАУЛЬ! БАЙ-БАЙ! ТВОЙ НОВЫЙ ДЕНЬ НАЧАЛСЯ!

Добро пожаловать в Ковчег!