Потерявшийся (в списках смерти не значится)

Gram Lee Miller

Наивный домашний мальчик попадает в жернова Чеченской войны. Он «растёт» и «матереет» на этой войне и, несмотря на то, что с каждым новым днём, проведённым там, он сам погибает, превращаясь в живой труп, осознание ущерба приходит к нему только тогда, когда по его вине гибнет ребёнок.Герой возвращается домой. Попав в ОПГ, он выполняет ликвидации и собирает «дань».В конце 90-х годов, спасая и себя, и дочь криминального авторитета от бандитов в погонах, герой вынужден бежать, однако, – выхода нет. Книга содержит нецензурную брань.

Глава III

Через два с половиной часа были в Моздоке, а вечером — в аэропорте Северном, в Грозном.

Встречали ребят «деды» на «Уралах» и «ЗиЛах». Полк располагался в 15-ти километрах от Грозного в заводском микрорайоне. Пока ребят везли по Грозному, они смотрели на разрушенные дома, трупы, валяющиеся прямо на улице, застывшие в нелепых позах… Часто встречались оторванные руки или ноги, или ополовиненные тела — только верх или только низ. В более — менее уцелевших жилых домах окна оказывались завалены мешками с песком.

Даня смотрел на весь этот кошмар и не мог понять, никак не мог, что он на войне. Было внутри него ощущение, будто он на машине времени перенёсся на 50 лет назад и оказался где-то на полях Великой Отечественной, — против немцев… Но это была всего лишь игра воображения, детская фантазия, которая до первого выстрела казалась милым приключением.

Ни у кого не было никакого желания что-то говорить или спрашивать — ребята наблюдали смерть.

Машины остановились возле какой-то полуразрушенной школы. В бывших классах стояли двухъярусные кровати — это было местом дислокации. Командир был на задании, поэтому встретил пополнение сержант Виктор Бойко, девятнадцатилетний широкоплечий паренёк с грустными глазами.

Ни матрасов, ни подушек, ни одеял не было, поэтому первое, чем занялись молодые бойцы — это потащились под присмотром старослужащего собирать себе все эти необходимые вещи по разрушенным пустым домам.

— Местные будут на вас смотреть, как на собак, — начал солдат, который сопровождал «молодых». Его звали Иван и ему было не больше 20-ти лет, но война наложила на паренька неизгладимый отпечаток: немытый, небритый, подстриженный наголо и постоянно чесавшийся, в затертой и вымоченной в солярке «форме», он напоминал домового. С автоматом. — Днём эти твари будут называть себя другом и братом, тебя — защитником, а вечером обстреляют блокпост. Так что, пацаны, держите ухо в остро и пока что делайте только то, что вам говорят и не ходите никуда далеко, тем более — по одному. Ясно?

— Ясно, — ответил Данила и едва не вывернул себе ногу, угодив в какую-то яму.

— Осторожнее… — невозмутимо продолжал Иван. — Да. И ещё Вши. Это просто пиздец, мужики. Моемся раз в месяц, жрать добываем сами, потому что на сухпае далеко не уедешь, да и продуктов в пункте дислокации части часто не бывает. Тут за забором школы, в здании больницы, стоит батальон внутренних войск, так мы иногда воруем оттуда сгущёнку и прочее…

Конечно, всё было ясно.

***

Вечером «молодые» представились своему командиру — капитану Шерстобитову Геннадию Павловичу. Высокий, светлобородый, с белоснежными зубами на фоне обветренного потемневшего лица, «кэп» ничем не отличался от своего ефрейтора Вани: такой же грязный, замызганный, без знаков отличия. Со стороны он казался обычным солдатом и принял пополнение по-свойски:

— Располагайтесь, пацаны! Теперь, это и Ваш дом. Я — капитан Шерстобитов. «Свои» меня зовут просто по имени — Гена. Это, — он указал на бойца, лежавшего и читающего какую-то занюханную книгу, — сержант Витя. Вы его уже знаете. — Витя, не отрываясь от книжки, приветственно махнул рукой. — Ну а там дальше разберётесь по ходу пьесы. Субординация моя заключается в том, чтобы никто не ахуевал и делал то, что я скажу в точности так, как я сказал. Вот и всё… Да, и кстати, никто не знает, насколько мы здесь. С вашим прибытием уехали немногие… Я вот планирую тут до конца быть. — Он не весело улыбнулся.

Капитан произвёл приятное впечатление в целом: спокойный, уверенный в себе, знающий, казалось, всё на свете.

Потом собрались поужинать, чем Бог послал, — в основном, макароны и сухпай, — но в этот вечер повезло больше: ребята накануне подстрелили корову и оставалось немного мяса, поэтому порешили сварить «праздничный» суп в честь приезда пополнения.

Одиночные выстрелы, временами пулеметные очереди, являлись нормальным явлением — «старики» особо не обращали внимание даже когда по их школе постреливали. Наблюдательные пункты и блокпосты лениво отвечали на «укусы» боевиков — время открытых боестолкновений закончилось совсем недавно.

— Ладно, — вытирая бороду, произнес «кэп» после ужина. — По нарядам… На блокпосте с 22-х часов: «Старый» и Михач. До часу. С часу до четырех: Арчи — ты. Возьмешь «молодого» с собой. Данилу Фролова, например. — Чернобровый и черноокий Арчи кивнул. Похожий на еврея, он был слишком бледен и худ. — В четыре Вас сменят те, кто сейчас вернётся: кто у нас там? — «Кэп» обратился к сержанту.

— Стасян и Влад.

— Стасян и Влад… Дальше: в Грозный на патруль идём: Я, ты, Витёк, отделение Яковенко и все «молодые», кто прибыл. За старшего здесь оставим Кочу. Комендантский час с 22-х часов, поэтому надо, чтобы порядок был. Сейчас тут уже не Сталинград, конечно, когда сидели как прослойки в торте — первый этаж наши, второй — чечены, третий снова наши, а через дорогу в доме напротив — опять «бородатые», — но эти гады сбривают бороды и возвращаются под видом мирных жителей, поэтому: никаких лишних движений. Они стреляют нам в спины, это может произойти в любой момент. Тихо и чётко будем работать и смотреть в оба. В темноте не поймёте, но днём станет видно, — у кого подбородок белый, тот и сбрил недавно бороду. Значит, «валить» его надо, собаку, блять. Броники, каски, разгрузки, полное вооружение и боеприпасов столько берите, сколько сможете унести. Готовимся!

***

В 22:00 спецы на одном «бэтере» и БМП медленно ползли по разрушенному городу. На въезде бойцы «спешились» и шли теперь по обе стороны улицы один за одним. Мелкий противный дождь стучал по каскам ребят. Было холодно, погода вообще была очень изменчивая: днём могла быть жара, а ночью снег, который таял днём. Ни одного огонька, ни одного фонаря… Тишина и тьма повсюду, даже кошек и собак было ни слышно, ни видно, только звук моторов боевых машин резал ночь и дождь. Ровные шаги бойцов месили мерзкую липкую грязь.

«Кэп» сидел на «броне» — фары БТРа не горели, но «кэп» и сержант, который шёл во главе бойцов, знали эти руины, как свои пять пальцев.

Они уже шестой час колесили по городу, круг за кругом, временами останавливаясь на передышки, пока «кэп» не нарушил тишину в эфире:

— По наводке зачистим адрес.

— Принял, — ответил сержант Витя.

Говорить подробно было небезопасно, — боевики слушали волну бойцов, — но метров через двести «кэп» тихонько стукнул по БТРу прикладом автомата, дав команду остановиться, и спрыгнул с машины. Витя был рядом.

— Короче, смотри, — быстро зашептал командир. — Первый этаж, квартира та, что слева. 50 метров слева будет этот дом, второй подъезд. Машины оставим в стороне, как всегда, чтобы без палива. Я захожу с отделением Яковенко, Вы — прикрываете.

Бойцы быстро и в полной тишине преодолели 50 метров до цели. Вадим понял, что они проходили здесь раз десять за это время, возможно, специально, чтобы усыпить бдительность бандитов.

Двое бойцов засели под окнами, несколько проникли на лестницу, ведущую на второй этаж, и там затаились на лестничной клетке. Остальные растянулись вдоль стены до выхода из подъезда. «Кэп», стоя чуть правее двери нужного «адреса», громко постучал в неё:

— Милиция! Проверка документов! Открывайте!

Тишина. Он ударил еще громче. За дверью послышалось вошканье, и командир ясно расслышал щелчок затвора автомата.

— Готовьсь, пацаны…

Едва он успел прошептать эти слова, как длинная автоматная очередь «прошила» дверь насквозь. Спецназ кувалдой начал ломать дверь. «Кэп» скомандовал по рации, чтобы подтягивался БТР; ребята под окном стали колошматить по нему, — окно было затянуто брезентом, — однако за ним лежали ещё и мешки с песком, и пули не проникали внутрь квартиры. Зато изнутри вдруг на землю упала «Эфка». Двое спецназовцев ринулись в разные стороны, раздался хлопок и одного зацепило в ногу. Тем временем подъехал БТР и по окнам «заговорил» башенный пулемёт — от его огня мешки с песком превращались в труху. Воспользовавшись моментом, под прикрытием БТРа, раненый боец со своим товарищем спрятались за броню и контролировали теперь оба окна.

Дверь в квартиру была сломана.

— Блять, не возьмем живыми, пацаны! — кричал с сожалением командир. — Кидайте гранаты!

И в коридор квартиры полетели одновременно три штуки: два высоких предсмертных вопля приглушили выстрелы и всё стихло. БТР перестал палить по окнам; спецназ двинулся вглубь логова бандитов.

В однокомнатной «берлоге» мебели почти не было — всё, что было, — стало кусками дерьма из дерева. Два порванных трупа боевиков валялись в зале в разных углах: один — старик, второй — молодой парень лет 25-ти — сын этого старика…

— Смотри, — показал «кэп» сержанту, светя фонариком и указывая стволом автомата на молодого боевика. — Борода свежесбритая… Они знали, что мы заметим, вот и решили сдохнуть. Оба. — «Кэп» закурил. — Хороший стукач у нас. Третий раз в точку бьём благодаря ему и, главное, как быстро! Этот хуй ёбаный сколько в городе? — Он снова ткнул автоматом в труп. — Сутки? Может, двое?.. От силы. Хороший стукач…

Сержант кивнул головой.

На блокпосте было тихо и спокойно. Данила и Артур (Арчи) сидели на своих «поджопниках» прямо на земле под прикрытием мешков с песком и хрустели макаронами. Время от времени в воздух взлетала световая ракета, озаряя руины и «зелёнку» недалеко от поста.

— Смотри и слушай, — монотонно прошептал Артур. — В этой темноте главное слушать. Любой шорох — стреляй в ту сторону, откуда он донёсся. Разбираться потом будем. Эти твари могут подползти и напасть на нас с одними ножами. А может, это будет простой ёжик, но это похуй, главное, — стреляй и не думай…

— Световые ракеты зачем? — спросил Данила.

— Ну, по той же причине… Ещё когда «наши» к нам на смену пойдут, мы увидим их благодаря свету. А ещё боевики любят «растяжки» ставить. А этот свет их отпугивает.

— Как вампиров? — произнёс Даня.

— В какой-то степени, да, — усмехнулся Артур. — Мы же их можем увидеть и убить.

В этот момент что-то хрустнуло в ночи и Артур открыл огонь из автомата в ту сторону, не жалея патронов. Через пару секунд спохватился и Данила, и поддержал товарища огнём.

Взметнулась световая ракета и озарила метрах в двадцати труп человека.

— Вдруг «свой», Артур? — прошептал задыхающийся и взволнованный Данил.

— Свои тут не шастают… — произнес Артур ледяным тоном. — К нам лез… Головы резать, мразь.

Потом ребята услышали звуки боя в городе.

— Боевое крещение принимают товарищи твои, — прошептал Артур. — Хоть бы всё хорошо было…

— Да… — ответил Даня. — Надо быть вечно на чеку.

Дождь пошёл сильнее, и пацаны накрылись плащ — палаткой, затаились, временами поглядывая в щели, когда ракета вновь вздымалась в небо. Несколько пуль вошло над их головами в верхние мешки с песком. Артур два раза выстрелил в воздух, чтобы обозначить, что они живы на своем посту и воцарилась тишина. Со стороны города тоже больше не стреляли.

Так завершалась для «молодых» их первая ночь на войне.

***

На утро все участники ночной спецоперации спали. Они изъяли с той квартиры несколько единиц огнестрельного оружия, гранатометы и деньги. Тела отправили в комендатуру в шесть утра и «кэп» дал команду «отбой». Вадим и Данила успели обмолвиться парой слов и поделиться впечатлениями.

— Ты убил кого-нибудь? — спросил Даня.

— Нет, не пришлось… Всё произошло быстро, я даже толком и не помню ничего, только «бах! бах! бах!» и «тра — та — та — та!»… — Он устало посмотрел на своего друга. — А ты?

— Я не знаю… Первым в ночь выстрелил Артур, а дальше мы вкруговую палили. Кто знает, кто в него попал… Но я думаю, что Артур.

— Ясно… — Вадим потёр глаза и почесался — вши успели «пересесть» на новеньких. — Давай спать?

— Давай…

И ребята вырубились на своих лежанках, едва головами коснувшись подушек.

На КПП жизнь текла однообразно: днём — досмотр машин, пропуск автоколонн, ночью — борьба вслепую за жизнь. Ребят часто дергали на всякого рода «зачистки» не только в самом Грозном, но и за несколько километров от него, — в пригороде, в соседних аулах и сёлах. Изымали оружие и боеприпасы, чаще всего — со стрельбой…

Лёшка со своей СВД делал успехи и не раз прикрывал пацанов на марше и при штурмах. За первые несколько дней прибывания в Чечне, он первым из «молодых» убил боевика. А затем второго, третьего, десятого… Казалось, что он никогда не спал, замкнулся в себе и жил своей жизнью: если были на базе, он уходил в руины и возвращался поздно или его не было сутки, двое. Капитан Гена в нём души не чаял, и всегда брал его с собой куда бы они не направлялись. Серёга — «металлист», и без того не особо общительный, тут вообще приуныл и частенько выпивал, напевая под гитару свои чудесные песни.

Все пили… Кто-то больше, кто-то — меньше, но пили все — на трезвую голову жить день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем в условиях уличной, «окопной» войны, когда может прилететь смерть из-за каждого угла в любое время дня и ночи, было невыносимо в здравом уме и трезвой памяти.

Часто, боевики «развлекались» открытым текстом называя в эфире российских бойцов по именам и фамилиям, они называли населённые пункты и адреса прописки ребят, они знали родителей и близких родственников и грозили расправой над ними…

Вадим после того, как его чуть было не накрыло миной, через пару недель, закурил.

Больше всего на его нервы, помимо прочего, действовали разложившиеся трупы: трупы солдат, трупы мирных жителей, трупы женщин, трупы детей… Временами, они работали с МЧСсовцами, прикрывали их, пока те разрывали могильники и схроны, вытаскивая останки русских гражданских людей с перерезанными горлами, с вовсе отрезанными головами… И всё это случилось с этими несчастными еще до начала этой войны. Чудовищный факт, не укладывающийся в голове: чеченцы начали резать русских еще ДО войны.

Больше всего Вадиму запомнилась мумифицированная беременная женщина, с отрезанными грудями и вбитым колом во влагалище. Он блевал весь вечер после увиденного и вновь и вновь заливал это водкой. Водки было немерено. Воды не было, а водки — сколько хочешь.

Данила также отрешился от всего. Последнее письмо от матери он получил, еще находясь в учебке. Мама писала, что переживает и каждый день молится за него. Данила, как мог, успокаивал и про отправку в Чечню ей, конечно, ничего не писал.

Все пацаны относились друг другу очень хорошо, они, спаянные боями и смертью, стали настоящими братьями друг для друга, но без надобности старались не разговаривать. Зачистка за зачисткой — и время шло. Три недели минуло, и командир говорил, что с новой партией к ним, должно быть, приехал и сам Иисус — за это время никто не погиб и даже ранен не был, за исключением того случая в первую ночь.

Отношения с местными оставались напряженными, но больше всего опасались детей, потому что никогда никто не знал, что они могут «выкинуть».

В конце мая ребятам автоколонной пришлось выдвигаться за хлебом за 18 км от их расположения. На трёх БТРах, с разведкой впереди, они с утра отправились в путь.