Потерявшийся (в списках смерти не значится)

Gram Lee Miller

Наивный домашний мальчик попадает в жернова Чеченской войны. Он «растёт» и «матереет» на этой войне и, несмотря на то, что с каждым новым днём, проведённым там, он сам погибает, превращаясь в живой труп, осознание ущерба приходит к нему только тогда, когда по его вине гибнет ребёнок.Герой возвращается домой. Попав в ОПГ, он выполняет ликвидации и собирает «дань».В конце 90-х годов, спасая и себя, и дочь криминального авторитета от бандитов в погонах, герой вынужден бежать, однако, – выхода нет. Книга содержит нецензурную брань.

Глава I

Солнечное морозное утро конца ноября 1994 года резало глаза и пробирало до костей легким ветерком, забирающимся под куртки призывников. Они стояли на плацу призывного пункта и вот-вот должны были отправится в страну «невиданного счастья»…

Их было сорок. Среди этих ребят, полупьяных и полутрезвых, стоял и Он — восемнадцатилетний мальчик — тоже в не себя от предвкушения чего-то нового, неведомого и сладким волнением щекочущего молодые нервы.

Дом остался позади… Дорогая и милая мама проводила его, изо всех сил сдерживая слёзы.

Даня пошёл в армию, следуя зову сердца и в погоне за мечтой. Бредя спецназом с детства, он занимался всем, чем только мог в своей деревне, чтобы эта мечта стала явью: бег, рукопашный бой, баскетбол… Зимой лыжи. Эти виды спорта закалили в нём характер, дисциплину, прекрасно сложенное тело и дух. Являясь домашним мальчиком, воспитанным матерью, он был очень мягок и добр. Зелёные глаза его с оттенком карего и красивые длинные чёрные волосы до плеч, сбритые под ноль накануне отправки, не давали покоя многим девочкам в школе. Он был красив…

Имея большое, доброе сердце и веру в Бога, считал себя готовым ко всему и ничего не боялся.

…Жизнь ждала молодых мужчин за порогом и они, эти воины—мальчишки, со всех ног бежали навстречу тому, что никогда не оставит их прежними.

Команда, набранная в спецназ внутренних войск, к которой принадлежал и Данила, стояла отдельно от прочих, и уже от холода зуб на зуб не попадал. Автобуса всё не было. Парнишка, стоящий по правую руку от Данилы, пробормотал:

— Они что, скоты, заморозить нас решили? — Он повернул голову в сторону своего соседа слева, улыбнулся и слегка толкнул того плечом. — «Прохладно» как-то тут торчать после тухлой и влажной казармы, наполненной пердежом.

Тут и Данила больше не смог сдерживаться, и они оба рассмеялись.

— Точно… — сказал Данила и протянул руку товарищу. — Данила.

— Вадим… — новый знакомый пожал руку Данилы и улыбнулся открытой и какой-то загадочной, притягательной улыбкой хорошего человека. Открытые, словно всему Миру большие голубые глаза его, смотрели прямо и добро и в них томился вопрос, который читался, наверное, и в глазах самого Данилы: вопрос о том, кто мы и где, куда мы идём, с кем и, главное, — зачем… Тонкая, пока ещё едва уловимая ниточка дружбы, сразу соединила их — Данила понял, что теперь он не один и что теперь он не одинок.

— В Белокаменную едем, да? — задал риторический вопрос Вадим.

— Да вроде…

— Не врубаюсь что-то, круто это или нет…

— Это Внутренние Войска. Там можно будет сдать на «краповый» берет… А значит, — это круто, — отрапортовал Данила.

— Да… — Вадим замолк на минуту, а затем продолжил. — А я вообще-то не хотел служить. Просто не удалось никуда поступить, а откупиться денег не было. Да и жалко деньги отдавать какому-то жирному борову с большими звёздами на плечах. Вот и решил долг, блин, Родине отдать… Хотя, где мы так «задолжали», а?..

У меня брат моей матери без ног с Афгана вернулся. Офицер и прочее, но без ног вдруг перестал быть нужен государству, а сидит теперь на шее у Родины. Такие дела…

Данила слушал Вадима и им овладевали противоречивые чувства: отчасти, Вадим был прав, но эта правда как-то больно резала уши и ранила возвышенные чувства Даньки — пока ещё просто мальчишки, который начитался умных книжек и смотрел на Мир наивными глазами ребенка.

Вадим будто почувствовал это и, взглянув на Данила украдкой, спросил:

— А ты «воин», да?.. Шашки на голо и рубить головы с плеч? Собираешься верить приказам командиров и начальников и думаешь прослыть героем там?.. — Вадим неопределённо качнул головой в сторону.

Данила молчал.

— Угадал я, значит… — Вадим горько усмехнулся. — Послушай, ты мне нравишься. Но не лезь никуда «на рожон». Я больше, похоже, знаю об этой жизни, чем ты… Наслушался и навидался последствий того, чем нас «полоскать» будут. Не обижайся, брат.

— Не обижаюсь, — поднял голову Данила. — Сейчас-то нет никакой войны… — Он посмотрел своему товарищу в глаза.

— Пока — да… — Вадим ответил Даниле таким же прямым и бескомпромиссным взглядом: в нём отражалось что-то пока неизведанное, но смертельно притягательное.

Резкий вопль прапорщика с красной пропитой рожей заставил молодёжь прийти в себя: за разговором они даже не заметили, как в огромные железные ворота въехал старый видавший виды ПАЗик и, развернувшись, встал дверьми к строю новобранцев.

— Тишину поймали, блять! — безумные глаза прапора налились кровью от напряжения голосовых связок.

Данила, никогда не слышавший таких громких откровенных матов, вздрогнул, и впервые ему стало не по себе. В какой-то мере — даже страшно.

— Войны! — продолжил прапорщик. — Это, — он показал на ПАЗик указательным пальцем, — волшебный автобус. Он — «резиновый»! В него влезете вы ВСЕ!!! — И он расхохотался во всю глотку своей шутке, которую, вероятно, повторял каждый раз. — Бегом к машине — мааааарш!!!!!

И сорок молодых лбов ломанулись с визгами и криками в открытые двери автобуса: все хотели занять «сидячие» места, но пацаны мешались друг другу в узких дверях и огромные сумки тормозили ребят. Матерки и крики заполнили всё пространство, это напоминало кучу малу, но Данила слышал только хохот того самого прапорщика.

Ему каким-то образом, не задев никого и ни на кого не наступив, удалось сесть у окна и поставить свою сумку себе на колени. Вадим же яростно работал локтями и застрял на входе в автобус с двумя будущими спецназовцами ВДВ. Кто-то третий валялся у него в ногах, барахтался и никак не мог встать хотя бы на колени.

— Эй, ты! Мудила блять! Ты мне локтем чуть зубы не выбил! — рычал один из тех двух.

— А ты не суй своё рыло, — отрезал Вадим. — Скажи спасибо, что при зубах остался. — И Вадим, выдернув какое-то «тело», успевшее приземлиться рядом с Данькой, бухнулся рядом. — Гуляй, Вася!

— Ты ахуел?!.. — возмутился парняга и одёрнул ворот своей куртки.

— Пошёл ты… — Вадим рассмеялся. — Трогай, шеф! — крикнул он водиле. К этому времени уже все, как кильки в банке, размазались кто — где.

Водитель уж было завёл свою тарантайку, как вдруг кто-то крикнул:

— Стооооой!!! Бойца забыли!..

В этот момент через плац двое солдат быстро несли на руках пьяного, практически невменяемого, будущего ВДВшника. Ребята приняли его в автобус, двери кое-как закрылись, опасно выгнувшись наружу, ПАЗик вдруг дёрнулся с места, чихнул, и заглох.

Хохот и колкие шуточки в адрес водителя и его машины посыпались отовсюду, но и перегруз был на лицо. С третьего раза водителю все-таки удалось стронуть с места просевший автобус и весёлые «запахи» покатили на ж/д вокзал.

***

Ни Данилу, ни Вадима на вокзале никто не провожал, но к другим ребятам приехали родственники и было довольно людно. Два друга сидели рядом и сквозь запотевшее окно поезда наблюдали за провожающими… Кто-то наставлял свое чадо служить хорошо, кто-то ноги держать в тепле. Кто-то — не пить в дороге…

Красный, будто раскалённый на сковороде, диск зимнего солнца быстро катился к закату. Спустились сумерки, и до Данила, наконец, дошло, что всё это — по-настоящему. Игры кончились. Обратной дороги нет. Ему безумно захотелось увидеть маму, обнять её и… вернуться — назад… Сквозь прикрытые веки закапали слёзы, окно расплылось, будто в сказке. Им овладело тепло, тепло, какое бывает только в детстве, когда ты нашкодишь, получишь за это по заднице и, убежав в свое убежище, вдоволь в нём наплачешься от обиды, досады и боли…

Он заснул.

— Даня, проснись… Эй… — услышал он сквозь сон голос, но никак не мог открыть глаза. Ему казалось, что пришла мама и будет его куда-то, а он так устал и не хочет вставать, что… — Просыпайся, боец.

Он открыл глаза и увидел лицо своего друга.

— Что такое?.. — Данила сглотнул слюну и вытер щеку.

— Новосибирск. Надо пересаживаться, дружище.

Пока Данила спал, бойцы спецназа ГРУ вышли в Бердске, ВДВ собирались пересаживаться на поезд до Улан-Уде, а спецназ Внутренних Войск ждал поезда до Москвы.

Вновь после тёплого помещения призывники с сумками на горбушках оказались на морозе. Была уже ночь, но платформа, ярко освещённая фонарями, дарила иллюзию тепла.

— Блин, есть уже охота, — прошептал Данила.

— Сейчас сядем в поезд снова и откроем наши балабасы, — улыбнулся Вадим и его передёрнуло от холода.

— Построились! Бегом. — Высокий и стройный старший лейтенант отдал команду чётким голосом. По возрасту ему было лет около тридцати и в его сопровождении они должны будут приехать к месту службы. 13 новобранцев вытянулись в одну линию. — Так… Никого не потеряли? — Он пофамильно зачитал список, всё откликнулись: «Я!». — Отлично. Поезд номер 1267 «Новосибирск — Москва» прямо перед вами. На нём едем дальше… Сейчас по одному проходим, размещаемся в начале вагона — там наши 14 мест. Пить двое суток до Москвы я не рекомендую, но и не запрещаю — служба раем вам не покажется, это уж точно. Но всё должно быть в рамках приличия. Кто-то начнёт вести себя неподобающим образом, лично шкуру спущу и потом на всю службу распишу только один наряд — драить толчки. Ясно?

— Так точно, товарищ старший лейтенант!

— По одному проходим.

Шумной гурьбой ребята заняли свои места и наконец-то разложили на столах свои провианты в общий «котел». На одном из столов появился и самогон. Познакомились «поподробнее». Всем ребятам было не больше 20-ти и только один оказался городским — остальные были родом из деревень и сёл со всего Алтайского края.

«Самогонщик» выделялся среди остальных крупными габаритами и обладал басом, соответствующим его комплекции:

— Мужики, давайте как-нибудь покучнее что ли. Батя самогонку гнал, — и он улыбнулся во весь рот белоснежной улыбкой доброго сельского богатыря. Звали его Илья. — У нас один «воин» что-то как-то вообще на «отшибе» сидит. Надо перетянуть его. — Илья наклонился к проходу и крикнул. — Лёха, давай к нам! Место есть…

Щуплый белобрысый паренёк высунулся из-за соседней стенки и виновато улыбнулся:

— Я не буду, пацаны… Не удобно бегать туда—сюда да пить мне не охота.

— Ладно тебе… Два метра пробежишь! — Илья снова улыбнулся.

— Да неудобно правда ему, — вступился за товарища другой боец — из города который. — С «гражданскими» сидеть потом. Ещё нажалуются… Слыхал же, что «старлей» сказал.

— Да понял, не дурак, — Илья посмотрел на Костю уничтожающим взглядом, но, конечно, не злым. — Но, уважаемый Алексий, — Илья снова наклонился к проходу между железнодорожными «шконками», — если что — милости просим к нашему «шалашу». — Он громко вздохнул. — Давайте пожрём, пацаны, а?

Никто не был против. Вся провизия лежала в одной куче: тут и бутерброды с колбасой, и жареная курица, и котлеты, и сгущёнка и всякого рода печеньки и прочие сладости с пирожками с картошкой и мясом… Зазвенели стаканы и опрокинулись за знакомство.

Данила сморщился и занюхал чьим-то пирогом с капустой:

— Я как в девятом классе на выпускном нажрался, так с тех пор и не пил эту дрянь… Стыдно было перед матерью пиздец. Поклялся тогда сам себе, что на выпускном из одиннадцатого ни капли не выпью. Кое-как дождался… И не выпил.

Первые же полстакана сильно «ударили» по голове — Данила обмяк и откинулся на стенку. Было душно. Кому не хватило места у стола, сидели прямо на сумках, все кучкой. Илья «тусанул» бутылку соседям за стенкой — тем, кто не смог влезть в то пространство, где сидела основная масса. Она вернулась назад почти пустая.

— Молодец… — сказал Костя Даниле. — Но теперь-то мы солдаты. Как там сложится, кто знает?.. Я бы напился.

— Всё будет хорошо, братан… — добродушно жуя кусок курицы, сказал Илья, достал ещё одну «хершовку» и снова налил всем. — А напиться — это правильно. Ну! Между первой и второй, промежуток… уже слишком большой! — И он опять засмеялся. Благодаря ему, царило настроение пофигизма и уверенности. Он однозначно был душой компании.

Данила опять выпил, и по телу разлилось тепло, оно обняло его и укрыло с головы до ног. Он посмотрел на Вадима, рассматривающего фотографию какой-то девушки: возможно, она была Его девушкой…

Он окинул взглядом всех остальных: безмятежность… Вот то чувство, которое он испытывал. Безмятежность и доверие к каждому — все пацаны оказались хорошими и уже какими-то родными, дорогими сердцу людьми…

«Вот, с ними со всеми я буду два года, — подумал Данила. — И, возможно, они мне станут ближе, чем самые близкие… Всё и правда будет хорошо. Иначе и быть не может. Правда?..».

Но никто не мог ответить ему на безмолвные его мысли. И он сам — тоже.

Из сладостной полудрёмы его выдернул кавказский говор, смех и гортанное произношение, акцент, который так всем знаком.

Они сидели в другом конце вагона, их было столько же, сколько и «наших», но их лихое общение и вызывающее поведение занимали почти весь вагон. Они видимо тоже являлись призывниками и ехали куда-то к себе в часть, но гордые горцы не служат в 18 лет, — они уходят в армию взрослыми мужиками, — поэтому Даниле они показались слишком взрослыми, слишком большими, слишком в себе уверенными. Всё в них было «слишком». Данила не любил подобных «россиян». Ничего плохого эти люди ему не сделали, но от них исходило какое-то первобытное скотство. Даня быстро понял, что русских они не уважают совершенно и относятся к ним, как к грязи. А услышанное из уст одного из них выражение «я твою маму еб… л», наполнило его отвращением к их компании под самую «крышку».

Они пристали к двум русским девчонкам, те подсели за их стол и то, что эти мадамы так мило общаются с кавказцами, Данилу сильно задело: «Как так можно? Они же так разговаривают и совершенно не стесняются выражений?» — Отвратительнее этих горцев для него были только эти шалавы. — «Откуда они взялись в Новосибе и почему их с Кавказа не повезли в Центр напрямую, ведь так же ближе? Может, они отслужили и едут домой, но почему тогда не по форме?».

Данила не понимал, почему так, но факт оставался фактом — они были здесь. И куда бы они не направлялись, пока что приходилось ехать в одном вагоне.

Группу «славян» и группу «кавказцев» разделяла «группа» мирных гражданских людей и офицер спецназа ВВ.

***

Один из горцев через некоторое время заметил пристальный взгляд Данила и вызывающе посмотрел на него через весь вагон, но Данька не отвел взгляда.

Распитие Илюхиного самогона было в разгаре, и братва уже была изрядно навеселе. Только сам Илья, красный, как рак, выглядел «молодцом». Вадим тоже почти не пил, Костя хоть и пил, но был почему-то трезв и Лёха, сидевший с «гражданскими», просто читал книгу.

Кавказцы посмотрели в сторону Данилы, о чём-то по-своему переговорили и самый здоровый из них детина, выглядевший лет на сорок, направился в сторону русских — его звали Эльбрус.

Преодолев вагон своими широченными шагами за десять секунд, он остановился в полутора метрах от всей компании:

— Хули ты вылупился на нас? — пробасил Эльбрус. — Куда едешь?

Начинать так разговор было стратегической ошибкой. К тому же, он почему-то не понял, что все эти бравые призывники едут одной компанией, а может и понял, но считал себя непобедимым и всех своих горцев тоже. А может, он подумал, что русские — это просто бараны, которые не поддержат «своего».

— Куда я еду, тебя не ебёт, — дерзко, смотря верзиле прямо в глаза, процедил Данила.

— Почему ты так разговариваешь?.. Тебя кто, мама так научил разговаривать?

— А тебя «мама не учил», что плохо кому-то говорить, что ты его маму ебал? — неожиданно вошёл в разговор Вадим. Оказалось, он всё слышал и всё знал, но, сказав свои слова, Вадим даже не посмотрел в сторону Эльбруса.

— Зря так разговариваете, — включил «заднюю» Эльбрус. — Может, где-то в одном месте пересекёмся.

— Не пересекёмся, не переживай, — парировал Вадим. — И оставь нас в покое.

Эльбрус на мгновение задержался, смерив взглядом двух друзей и, наконец, обратив внимание, что они не одни, медленно развернулся и пошёл к своим.

— ЭЭЭЭ, уважяемый!.. — прекрасно спародировав акцент, обратился к Эльбрусу Илья. — Бухани! — И Илья протянул стакан.

Он, выпивший в одного в общей сложности полтора литра «сэма», сидел грозной уставшей кучей за столом. Но когда он предложил кавказцу выпить, это был отнюдь не приветственный жест — глаза горели и смотрели прямо и, казалось, что у Илюхи напилось тело, но не разум — он смотрел Эльбрусу в глаза так, будто хотел прожечь в нём дыру.

Задержавшись на миг, Эльбрус «отчалил» к своим.

— Данила, братан… — Илья пробрался через сидящие тела к Даньке и приобнял его. — Мы их всех скрутим в бараний рог! — И расхохотался, уткнувшись в Данькину щёку носом…

— Хера ли ты пялишься на них? — с укором бросил Даниле Вадим. — «Вонючки» эти нравятся что ли? — Даня понял по глазам товарища, что тот крайне зол на него, но почему — не мог понять. Это был не просто укор, а искреннее негодование и предупреждение злой матери о том, что нельзя лезть к горячему чайнику.

— А почему они с ними общаются?! Что, русских нет? — в ответ разгорячился поддатый Данила.

— Да и похеру!!! — сорвался Вадим. — Пускай берут у них хоть в рот! Отвянь от них.

— Да пошли они… — поддержал Вадима Илья. — Нових купимь!!! Давай стакан.

Илья наполнил стаканы только Даниле, Вадиму и себе.

— «Чин-Чин», как говорят французы… — и они выпили единым духом.

***

Пироги сожрали и курицу тоже. И сгущёнка пошла в ход на закусь. Половина воинов уже «склеила ласты», когда пацан с фоткой «Металлики» на футболке, пополз в туалет. Проводница раздала бельё, свет горел только в той части вагона, где сидели горцы. «Металлист» добрался до толчка и засел там, но Вадиму уже очень сильно хотелось «по-маленькому», и он пошёл в сторону кавказцев, ведь с той стороны вагона тоже был туалет.

Когда он поравнялся с горцами и до толчка оставалось каких-то пару метров, нога одного из них преградила ему путь:

— Твой сортир в другой стороне.

Вадим остановился, как вкопанный, от неожиданности. Две эти бляди так и сидели там, среди них, и теперь кавказцы решили «приопустить» и мужское население русских в этом вагоне. Вадим посмотрел сначала на преграду, затем на того, кто её создал, а затем на девушек: они тоже смотрели на него, но, несмотря на их натянутые дебильные улыбки, в глазах читалась мольба.

— Что?.. — обратился Вадим к брюнетке и блондинке, — двум вполне миловидным, молодым и даже красивым женщинам. — Что?! Что Вы тут сидите, кошёлки драные, пизды, блять, расквасили свои?! Пошли домой, твари!!!

Он заорал на них так, что слюна полетела изо рта. Девчонки подорвались со своих мест, горцы заблеяли по—своему и тоже вскочили — они каким-то «чудом» оказались и спереди, и сзади, — и Вадим обезопасил себя, «выключив» локтем возникшую незнакомую фигуру позади себя.

Завязалась массовая драка. Тот кавказец, что преградил Вадиму дорогу ногой, кинулся ему в ноги и попытался повалить на пол, но Вадим выставил колено и горемыка разбил себе об него нос.

После первых двух неожиданных и потому удачных приёмов, Вадим уже не мог ничего сделать в таком тесном пространстве — он только стоял и терпел, прикрывая локтем печень и кулаком зубы, удары, которые буквально сыпались на него со всех сторон.

Вопли и крики наполнили вагон: вопили женщины, плакали дети, матерились и просили прекратить безобразие мужчины и старики.

Первым на помощь Вадиму подоспел Алексей — производивший впечатление щуплого ботаника, он быстро развеял его о себе: крикнув несвоим голосом для привлечения внимания, и, заставив тем самым, обернуться Эльбруса, Лёха, подтянувшись за верхние лежачие места, в прыжке, правой ногой «воткнул» ему мощный удар в челюсть: Эльбруса не зря назвали в честь горы — он пошатнулся, но не упал. В следующее мгновение Лёха проделал тот же трюк, но на этот раз ударил уже левой ногой и в нос, чтобы сбить Эльбрусу дыхание, чтобы он начал задыхаться и захлёбываться собственной кровью. Это сработало: Эльбрус стал пятиться, но тут же наступил на кого-то, не удержал равновесие и всем своим двухметровым сто двадцатикилограммовым телом упал на своих друзей, которые к тому времени повалили Вадима на пол и теперь били его кто-чем: кто — руками, кто — ногами…

Следом за Лёхой подскочили Данила, Илья, Костя и они вчетвером начали жестоко избивать «лиц кавказской национальности» — теперь самый большой Эльбрус валялся на полу, а Вадим, высвобожденный «из плена», душил какого-то Алана.

— Отставить!!! — чёткий и громкий голос командира заставил всех моментально прийти в себя — даже мертвецки пьяные ВВшники, теперь очнулись и готовы были помочь своим товарищам. — Я сказал «отставить», блять!!! — «старлей» стоял в майке и штанах с тапочками на босу ногу.

Он ворвался в толпу и очень быстро и профессионально отделил своих бойцов от чужих, встав между ними. Теперь уже и горцы поднялись и стояли с видом уже не таких крутых пацанов.

— Они первые начали залупаться, командир… — начал оправдываться кто-то из них.

— Кто главный? — металлическим голосом произнес старший лейтенант.

— Мы дембеля… С Читы едем домой, в Дагестан, с пересадкой в Москве.

— Ясно, — отрезал «старлей» и повернулся к своим бойцам. — По шконкам, живо!

Ребята поплелись в начало вагона к своим местам. У Вадима был разбит нос и порвана кофта, но, в целом, он выглядел неплохо. Данила приобнял его за шею:

— Прости, брат… Приспал я…

Вадим махнул рукой:

— Да ладно, сам виноват. Накалили меня эти твари не меньше твоего. Ненавижу такое отношение к женщинам. Да и вообще к людям.

— Ну вы даёте, мужчинки… — приобняв одной рукой их обоих, с укоризной сказал Илья. — Без меня такое замутить! Обидно так-то. А видали как Лёха хлещется? Вот это поц! Лёша! — Илюха рассмеялся и потискал уже завалившегося на верхнюю полку товарища. — Ну красаавец!..

— Да ерунда, — отозвался Леха. — Повезло…

— Да ну конечно, ага… Рассказывай сказки старому Илье.

Старший лейтенант остался с дагестанцами один на один:

— Значит — так, — начал он. — У проводницы есть лёд для ваших носов, возьмёте. К моим больше — ни ногой! И они тоже не полезут. Начнётся что-то снова, я вас перестреляю, клянусь вашим Аллахом, даже не сомневайтесь, — и он дотронулся до кобуры с пистолетом на своем бедре. — Доступно объяснил? Или развить?

— Доступно… — ответил Эльбрус. — Но и своих предупреди, что полезут вновь, окажутся на ножах.

— Справедливо, — кивнул головой «старлей». — А теперь всем спать. И кстати, — «старлей», уходя обернулся, — почему не по форме едете?.. Дембеля же.

— В ушах жмёт… — брякнул Эльбрус.

Офицер ничего не ответил и отправился к своим.

— Всё выжрали? — Он стоял среди пацанов, сидевших и лежавших на своих местах. — С этого момента бухать запрещено. Застукаю кого-то — накажу. К этим бородатым не лезьте больше без Особой надобности — нам до Москвы ехать вместе, они дембельнулись и едут домой, поэтому проблемы им не нужны и нам тоже. Ясно? — Все покивали головами… — Отбой, бойцы.

Он ушёл к себе, а ребята вдруг поняли, что он классный мужик. И что он на их стороне, что бы не случилось…

Давно перевалило за полночь и ребята спали крепким сном. Только Старлей не сомкнул глаз всю ночь до утра.

***

Данилу разбудила гитара… Играл на ней и пел тот паренёк в футболке с фоткой «Металлики». Данила услышал песню, которая на момент пробуждения стала частью его сна… Грустная песня с не менее грустным мотивом, исполняемая чудесным и чистым голосом, наполнила Данилу грустью и тоской. И светлой печалью о жизни и любви, а, может, даже и смерти. Данила почувствовал, как из края левого глаза выкатилась слеза.

«Я был влюблён в Вас, помните ли Вы?..

Тот летний вечер в парке на природе…

Дворец, колонны, каменные львы…

Как стражники, стоящие на входе…

Я был влюблён в Вас, я ловил ваш взгляд,

Я задыхался от сердцебиения,

Я шёл, с пути сметая все подряд,

Я падаю, шатаясь и бледнея…

Представьте, я был вызван на дуэль,

Я был убит и вот восстал из гроба,

Пришёл сказать Возлюбленной своей,

Слова, что прозвучали громче грома:

Я был влюблён в Вас, Вы казались мне

Моих иллюзий перевоплощением.

Корабль мой покоится на дне,

Я в лодке, мне не справиться с течением.

Я был влюблён в Вас, я молил Богов:

Послушай, Боже, только Ты бессмертен…

Я в лодке, я не вижу берегов

И с берегов я тоже незаметен!..

Представьте, я был вызван на дуэль,

Я был убит и вот восстал из гроба,

Пришёл сказать Возлюбленной своей

Слова, что прозвучали громче грома:

Я был влюблён в Вас и влюблён сейчас,

Когда в цветах и яблоня, и вишни,

Моя, внезапно вспыхнувшая страсть,

Которая дороже целой жизни.

Я был влюблён в Вас и влюблён теперь,

Я напеваю всюду эти строки,

Я незаметно превращаюсь в тень,

Идущую по солнечной дороге.

Представьте, я был вызван на дуэль,

Я был убит и вот восстал из гроба,

Пришёл сказать Возлюбленной своей,

Слова, что прозвучали громче грома:

Я был влюблён в Вас…»

— А что за песня, браток?.. Твоя? — спросил Данила «металлиста», украдкой вытерев щеку.

Тот улыбнулся и отложил гитару на стол:

— Нет… Это Александр Васильев, «Я был влюблён в Вас»… Меня Серёгой зовут, кстати.

— Данила я…

И Данька повернулся на другой бок спиной ко всем. Но больше он не спал, а просто никого не хотел видеть.