Шёпот Вселенной

Eastern Wind, 2020

Повесть о молодости, свободе и принятии себя. Герои книги – молодые юноши и девушки, ищущие правду в творчестве. У всех разные характеры и судьбы, при этом каждый из них – осколок одной души. Через синтез поэзии и прозы автор устанавливает с читателем эмпатическую связь, и устами главного героя напоминает: "Любое существо способно отыскать путь к взлету". Содержит нецензурную брань.

Сметать, снова и снова. Удалить к чертовой матери, без остатка. Попытаться найти опорную точку, вернуть начало истории. Которой и нет. Нет знакомых «в некотором царстве, в некотором государстве» или «жили-были». И даже приветствия. Как сумбурный каламбур получается.. на заметенных следах некогда интересной истории. Так, а о чем она была? И существовала ли вообще?

Кто ж его знает.

А знаете ли?..

Когда-то существовала Вселенная. Она была целой, без изъянов и негативов. И сияла так ярко, что, казалось, ослепит саму Примадонну и займет почетное место в рейтинге «лучших открытий». Без излишеств, но с каким-то благоговейным трепетом ярких красок.… Хотя и не точно. Ведь она могла быть и иссиня-черной. Даже чернее мглы, если такое вообще возможно. Жила себе и жила. Может, вращалась, а после возвращалась в исходное положение, или напротив, «выходила на прогулку», напевая свою излюбленную песню:

«Дышать глубоко.

С не комфортом,

Вздрагивая от ветров,

Дышать легко,

Но как-то.. неловко,

Посреди бушующих высоток

Расцветки типа хаки.

Дышать глубоко.

Даже судорожно,

Окаймляя эго,

Проносясь вниз шепотом

По остывшим венам.

Дышать глубоко.

И ненадежно

В городе простом,

Представляясь где-то,

Делая заметки на задворках

Чьих-то миров, вселенных.

Дышать глубоко.

Без кислорода,

Как-то даже смешно,

В этом сумраке дневном,

Давя лепестки новой партией

Из буклета о другой жизни,

Подавившись от нехватки некогда

Открытых швов

Дышать глубоко.

Приходится. Но почти не больно

В городе ночном.

Дышать глубоко.

Понадобится, когда-нибудь

Для дела одного.

Даже как-то не смешно»

Пожалуй, слишком чудно для нее — как прогуливаться, так и напевать подобные мотивы. Какие вселенные и миры? Разве она не единственная на белом свете? Увольте, о чем речь.… Но там же уточнение о «чьих-то миров». Значит ли это, что они еще и кому-то принадлежат? Это же вопиющий вздор! Такого просто не бывает..

Погружаясь все дальше, «глубже» в собственные думы, Вселенная и не заметила, как начала меняться. От таинственного иссиня-черного осталась мириады вычурных цветов, — да таких, что и стыдно посмотреть. А привычный распорядок дня начал идти вразрез с ее желаниями. Она перестала поспевать за чередой проносящихся событий, которых у нее никогда и не было. Это так дико, что хочется.. А чего бы ей хотелось? Для чего она была создана? И вообще, она создавалась или уже существовала — здесь, в этом пространстве?

А затем за Вселенной стали наблюдать. Исследовать, заполнять новыми красками. И что им всем от нее нужно? Ее начинало трясти, и.. Погодите-ка, как это, трясти? То есть, это что-то связанное с тем старым словом.. Ах, как не вовремя позабылось то. Ну, то, то самое.. Как же его.. Эх, а ведь вертится, вертится! Ювства, чужства,.. оства.. чегоства, чуювства.. Аа, чувства! Да, точно, чувства. Как же давно она его слышала!..

Слышала? А когда?..

И что это за «чувства». Может, животное какое? А вдруг опасное?..

И вдруг они. Эй, вы, — да-да, вы, — там, по той стороне горизонтов.. Зачем явились то? А в ответ — оскал: такой невесомый, естественный и до чертиков вульгарный. Но, что самое удивительное — вовсе неробкое игнорирование ее. Нет-нет, они знали о ее существовании, мнимо восхищались и всячески испытывали внимание. Но от такого близкого контакта кружится голова, замирает дыхание. Вселенная чувствует, что задыхается под натиском: и что-то внутри отчаянно бьется, желая вырваться, удрать от недоброжелателей. В погоне за свободу одерживают вверх незнакомцы, что так беспардонно вторглись к ней, в ее пространство. И Вселенная не просто страдает — нет-нет, она уже как дважды погибла от неизбежных судорог. Ее уже нет, она — лишь тень от былого «Я»; собственность тех пришельцев, заполонивших ее без остатка. Она под прицелом, но первый выстрел уже достиг ее сердца. 2-0, они победили. Сломали и обесценили. И так секундой за секундой, вздохом через вздох, судорожно сжимая бездыханное существо в своих ловких руках. Из нее сделали немого зрителя, вынужденного не просто слушать, но и смотреть историю каждого. Ох, боги, которых нет, это так утомительно..

И вновь через запятую, и вновь сквозь многоточия

*

— Весь мир — одна сплошная задница, испускающая не самые лестные звуки..

— Ну-ну, в тебе лишь взыграл пессимист. Посмотри на это с другой стороны.

— Ах да, ну что ж.. День был невероятно непривычен в изобилии всех свалившихся на меня бед, черт бы его..

— Эй, не сбивайся! Начало было многообещающим, так что, можешь продолжать. Давай, я верю в тебя и в силу твоих..

— Ой, да заткнись ты..

Медленно вздохнув, парень еще больше сгорбился. Как же ему непривычно выражать собственные мысли вслух, тем более перед тем, кто так пристально следит за каждым его действием. Даже сейчас, когда он собирался отпить из своего стаканчика с мятным капучино. Но и здесь героя поджидало нелепое фиаско: не рассчитав угол, он опрокинул напиток на свою любимую футболку с надписью «Пошли на, я так вижу».

— Да еб..

Его сразу обрывают, отвешивая неплохой подзатыльник и приговаривая:

— Еще чего удумал ругаться! Совесть-то поимей, рядом с тобой девушка находится!

Он ненадолго «подзавис», а потом ухмыльнулся и ответил:

— Ага, скорее, вояка со средним стажем и захмелевшими амбициями.

Он хотел продолжить иронизировать, но, увидев тяжелый взгляд напротив, решил промолчать. Верно ведь когда-то говорили о том, что молчание — золото.

— И долго ты собираешься молчать? — возмутились со стороны.

— Командир не дремлет, да? — вновь подшутил он.

Парень знал, что на него не обижаются. Да и как можно на такого дурака, как он, обижаться?

Они уже давно дружили. Правда, их совместная история началась не совсем стандартно.

Лето в городе N — наиболее шумная местность среди других городов. Трудно сказать, был ли он привлекателен и уникален, но что-то симпатичное так или иначе проскальзывало в нем: умеренно палящее солнце, чьи лучи касались древних плит; едва уловимый ветер, «задевающий» проходящих невесомым поцелуем и удаляющийся прочь, в укромные уголки крон деревьев, что стояли поодаль от старинных сооружений, на одном из которых восседал мальчик. Так могло показаться на расстоянии, но обстоятельства говорили о другом. С неконтролируемым биением сердца и трясущимися губами он всеми возможными и невозможными способами старался удержаться на ветке. Это был его первый подъем на дерево на спор. Если ребенок попытался предугадать исход, то, скорее всего, отказался бы от спора с соседскими мальчишками, с которыми он каждый день играл во дворе. Но юношеская гордость, азартность и стремление к первенству говорили сами за себя. Поэтому несколькими минутами ранее, он со своей компанией из закадычных приятелей отправился к дереву, что находилось неподалеку от разрушенного собора. Преодолевая сомнения и противоречивые чувства, мальчишка с озорной улыбкой подошел к стволу дерева и воскликнул:

— Тааак-с, ну что ж, господа, готовьте ваши сотки*! Начнем же путь к вершине!

И, нелепо зацепившись за сучок, подтянулся к ветке, аккуратно ставя ногу на ответвление. Почувствовав устойчивую опору, он продолжил карабкаться вверх, все дальше и дальше отдаляясь от земли. Наконец, добравшись почти до середины, мальчик присел на выступающую ветвь, осторожно прижимаясь к стволу и закрывая глаза. «Даа, действительно тяжко», — утомленно подумал он, но вслух выкрикнул:

— Ну что, скептики, видали?!

Снизу послышался гул из восхищений и всевозможных восхвалений. Приоткрыв глаза, мальчик перевел свой взгляд вниз и обомлел. И вправду, он слишком высоко забрался.… А как же спуститься назад?! Но пока внизу ничего не прознали, он решил «доиграть» роль смелого, произнося:

— Знаете, а мне здесь нравится, пожалуй, останусь тут ненадолго, полюбуюсь видами! Можете меня не ждать, я к вам позже подтянусь!

Согласившись, остальные покинули «юного Колумба», разбредаясь, кто куда. И новому искателю приключений оставалось лишь решить, как действовать дальше. Судорожно сжимая руками и ногами ветку под собой и с силой вжимаясь в дерево, мальчик старался успокоиться. Ведь ничего страшного, так? Ах, да, подумаешь, одно неверное движение — и ты на земле. Хороший плюс и, собственно, конечная цель, вот только есть один нюанс в виде неизбежных переломов. «Спокойно, спокойно, это все — сплошное недоразумение! — начал бормотать он. — Дыхание почти восстановлено, больше не дрожу, все не так плохо. Осталось спуститься. Поэтому необходимо совершить действие прямо противоположное: свой восход использовать в обратном направлении, верно? Да, все просто, поэтому.. А чем я заканчивал??». Несколько опешив, он вновь утратил самоконтроль, продолжая без умолку бормотать. И так погрузился в анализирование, что внезапно вздрогнул от неожиданного вопроса:

— Эй, Шерлок, долго еще будешь лясы точить с дубом и просиживать булки?

Мальчик удивленно взглянул на фигуру. И вправду, девчонка — самая, что ни на есть настоящая: в ярких фиолетовых штанах с подтяжками, оранжевой футболке и соломенной шляпе. Слегка вьющиеся волосы цвета какао задорно разлетались в сторону, слегка прикрывая круглое детское личико. Уголки губ иронично приподняты и сгибались так, будто уже собирались озвучить и другие колкости. Выразительные глаза устремлены вверх: смотрят внимательно, оценивающе прищурившись, отчего глубокий темный цвет сменился на яркий, янтарный. Одна бровь кокетливо вздернута, выражая любопытство, а руки сошлись на талии.

Не успев придумать подходящего ответа, девочка продолжила:

— Вот скажи, тебе вообще знакомо такое понятие, как инстинкт самосохранения?

На этот вопрос мальчик недовольно нахмурил брови и пробурчал:

— Если нечем заняться, и ты решила поглумиться, то знай: черта с два это прокатит!

На это она лишь закатила глаза, вздыхая глубже.

— Нет, все-таки дурак..

— Эээй, а можно полегче с выражениями?!

— Знаешь ли, только дураки могут попадать в подобные ситуации, и ты — не исключение, а наипрекраснейший образец этого движения.

— Чего?! Обзываться надумала??

— Нет, только констатировала очевидное.

Мальчик тихо простонал. До чего же своевольная и язвительная особа! Что с ней такое?!

— Шерлок, ты не ответил на вопрос. Да и на предыдущий тоже.

— И с чего ты решила, что я поддержу беседу??

— Может, потому что именно ты застрял на дереве, не зная, как спуститься? — ухмыльнулась она в ответ.

Мальчик замер. Неужели, это было настолько очевидно?..

— Эй, Шерлок..

— Меня вообще-то Даней зовут..

— Нее, Шерлок тебе больше подходит. Ну, так что, Шерлок, как ты оказался в подобной ситуации?

— Тц, — тихо цокнул он себе под нос.

— Поняятно..

— И чего тебе там понятно?? — вспылил мальчик.

— История басни очевидней некуда: герой хотел показать, насколько смелее и храбрее других, и взобрался на самый вверх. Но, не рассчитав силы, оказался в западне. Так скажи, бравый воин, где твои братья по самодеятельности?

Покраснев до самых ушей, он начал что-то отвечать, но его вновь прервали:

— Ох, неужели тебя бросили на произвол судьбы?

— Что?! Вовсе нет, они не такие! — заступился за товарищей Даня.

— Значит, ты их самолично прогнал, — подтвердила свою догадку девочка. — Эх, Шерлок, Шерлок, ты и впрямь дурак, каких поискать. Похвастался перед всеми своим подвигом, но, почуяв беду, отказался от помощи, эдак «Я и сам справлюсь, я же сильный», да?

На это он лишь насупился, пробурчав:

— Да, почему бы и нет?

— Вот я и говорю — дурак!

— А без оскорблений ты совсем не можешь?!

— Перестанешь быть дураком тогда, когда научишься думать головой. Тогда, зачем тебе друзья?

Даня призадумался, а затем ответил, растягивая слова:

— С ними весело. И общаться интересно..

— Здорово-здорово. Но, знаешь ли, что должен уметь хороший друг?

–А?..

— Прийти на помощь своего товарищу, — не бросить в беде. Быть рядом, а не по первому щелчку исполнять все твои прихоти, если видит, что ты попал впросак. Как, например, случилось сейчас.

Он ничего не ответил. Ведь знал, что она права. Но уязвимое самолюбие не давало высказаться по этому поводу, да и что он мог добавить? «Прости, но ты права?». А ведь девчонка и сама догадывается.

Погрузившись в не самые оптимистичные мысли, он не сразу заметил, что она начала карабкаться к нему. Широко распахнув глаза, он закричал:

— Ты совсем рехнулась?! Тут слишком высоко, возвращайся обратно на землю!

— В отличие от тебя, у меня есть в этом опыт, — огрызнулась она в ответ.

— Ага, а то, как же!..

— Шерлок, если не умолкнешь, то останешься ночевать здесь, а после прославишься, как самый знаменитый дурак из всех ныне живущих дураков. Оно тебе надо? Нет, если ты хочешь стать популярным таким образом, то я могу..

— Лаадно, я тебя понял, понял я! — нервно прервал он ее.

Да и что он мог ответить?

— Эм, кстати, ты не представилась.., — начал мальчик.

— Даша..

— Ага-ага, Карл.

— Какой я тебе Карл?! — возмутилась она.

— Ну, знаешь, ты просто «мисс — сама очевидность», — подшутил над ней мальчик.

— Заглохни, Шерлок.

Сверху послышался смех, ставший началом для их удивительной и искренней дружбы. Такой, что ни в заметках сказать, ни печатным слогом описать.

И даже спустя некоторое время, миновав детство и отрочество, разменивая второй десяток, они продолжали следовать друг за другом, познавать самих себя. Со стороны это казалось ребяческим, неудержимым и, может, каким-то странным, но для обоих — это было неотъемлемым и взаимодополняющим, скрепляя их общей нитью. Судьбы или чего-то сверхъестественного, для них это не имело значение. Это что-то вроде знания на двоих, — не подвергаемого чем или кем-либо; неопровергнутое, нерушимое никакими извне причудами мира, — да что уж там, самой Вселенной.

На это она вздыхала и окидывала своим взором жизни людские — все, без исключения. Даже сейчас, не сводя глаз с идущих по тротуару двух молодых людей.

— Земля вызывает Шерлока, метнувшегося в дальние грезы..

Молодой человек мельком взглянул на нее, а затем продолжил:

— И на чем мы остановились?

— Скажем так: мы даже толком и не начинали. Так, что за страдания терзают твою мятежную душу? Что за мрак оглушил твои светлые думы, что за..

— Пожалуйста, уволь меня от прослушивания подобных речей с твоей стороны, — прокряхтел юноша, не назойливо покачав головой.

— Тогда хватит тормозить и рассказывай.

Пауза затянулась на непродолжительное время, прерываемая не частым скрежетом колес по асфальту, музыкальной подвеской на входе пекарни, что находилась за углом. Слегка суетливые птицы проносились над крышами домов, очерчивая здания витиеватым танцем и, устремляясь, удалялись прочь — в направлении, ведомом только им. Случайные буклеты слегка подрагивали от неторопливого шороха ветра, слегка приподнимаясь и разрезая воздух едва уловимым шелестом страниц. Редкие прохожие: кто-то на тротуаре; другие, перебегающие дороги в не положенных местах; и, конечно, не обошлось и без утренних зевак, что разбрелись по доступным кафетериям, раз за разом поглощая бодрящие напитки.

Юноша задумался, наблюдая за происходящим извне. Он не понимал происходящего, но с каким-то трепетом относился к окружающим действиям. Вслушивался, всматривался, будто хотел отыскать все то, что не достает для целостности картины. Но что же это?..

— Мне нечего говорить.

Девушка нахмурилась:

— И что это значит?

— Думаю.. Нет, этого не объяснить.

— А если попытаться?

— Не уверен, что то будет правильно..

— Кто его знает, это же все весьма субъективно. Что правильно, что нет — это уже не зависит от ситуации.

Немного отходя шока, он ответил:

— Вот, знаешь, порой я тебя и понимаю, и не понимаю одновременно.

— А представляешь, как мне приходится уживаться с собой?

Они рассмеялись. Да, они знали, ощущали запутанность и дуальность друг в друге. Будто близнецы из разных параллелей, встречающиеся как на краю обрыва, так и в начале склона. Необузданные, движимые негласным кредо, разделенным между ними.

— Просто отказ от моей работы породил ряд сумбурных мыслей и сомнений.

— Главное, что не убеждений.

— До этого, как рукой подать.

— И что ты там надумал?

— Слишком много.. Это настолько хаотично, что невозможно зацепиться за что-то определенное, поскольку не имеет нужной формы.

— Что-то вроде о смысле существования и реальном предназначении каждого?

— Ох, ты лишком хорошо меня знаешь..

— Кто бы сомневался, — хмыкнула она в ответ.

— Что, если мы все совершаем ошибки? Да-да, это естественный процесс, но я не об этом… Как же это пояснить.. Скажем, эти самые индивидуальные ошибки — не просто действия, совершаемые под влиянием неконтролируемых мыслей и желаний как своих, так и других людей, но нечто вовлекаемое, оставляемое незаметные следы на летописи истории всего рода? Да не только рода, но и больше? Осознанные или неосознанные, мы убеждаем себя и остальных в том, что совершаем это с благими намерениями или во имя чего-то — но так ли оно так? Как человек может быть настолько уверенным в том, что совершил, или еще собирается совершить? Откуда ему ведомо, что это его и только его ответственность за совершаемое? И действия — спонтанность, выверенность, эфемерность или что? А эта закономерность происходящего — сначала по стопам предшественников, затем единомышленников, а после — по своим собственным. Правильность или потребность, стремление к познанию или вынужденная необходимость. Или, может, им движет негласный кодекс, сотканный из нравоучений, убеждений или собственных страхов?

— Decipimur specie recti? *

— Опять своего Горация цитируешь..

— Ну, увольте, именно в конкретной ситуации он так пригодился.

— Да, ибо на большее он не спосо… Ай! — воскликнул юноша.

Его бесцеремонно заставили пожалеть о сказанном, ущипнув за бок. Вот же, удумал над мыслителем надсмехаться. Юн или нет, но великих суждено почитать, преклоняться пред ними, и не более того. А кто он, что так непринужденно щебечет о правильности или сумасбродности мира с его живыми историями.

— Как бы то ни было, даже если это Гораций или кто другой, но ты уж слишком отчаянен. — Насупилась девушка, одновременно соглашаясь: — Но это не значит, что тебе стоит не говорить об этом.

— Мне? Стоит ли сказать? Но, что такого важного я привнесу?..

— Москва, знаешь ли, тоже не сразу строилась.. И что же, ты готов вот так вот сдаться?

Парень удивленно посмотрел на нее, забавно сморщив нос от робкого касания лучей.

— Мы сейчас о моей личной неудаче с работой или всемирном, глобальном?

— Одно не мешает другому, ведь первое — это и есть второе, правда, другая ее часть.

— И что ты хочешь услышать?

— Почему ты сдался?

Он невольно поежился. Разговор принимает весьма опасные очертания, медленно и верно подводя к серьезному ответвлению.

— Что значит сдался? Не думаешь, что этот глагол слишком вычурен и..

— Сначала бурчишь, раздражаясь по мелочам и проклиная все и вся, а теперь пытаешься ловко выйти «сухим из воды». Правда, не учел, — ты не один в этой самой лодке, дно которой все еще можно заделать.

Молодой человек пытается отшутиться:

— Думаю, в разных сценариях для такого неприятного инцидента не найдется запасных инструментов и стройматериалов.

Удар несильного подзатыльника разряжает обстановку.

— Эй, хватит меня уже мутузить!

— Ну, как там говорилось?.. Ах, да, бьет — значит, любит? — злорадно усмехнулась девушка.

— Твоя любовь не ведает границ..

— Что не скажешь о твоих эмоциях. Так вот, продолжаем не самый приятный разговор в твоей жизни.

— Бывало и хуже.

— И что же?

— Как насчет познания незнакомого края? — многозначительно задал он вопрос. Но кому именно он предназначался?

**

Мелкая дробь по клавишам тихо перемешивается с одиноким блюзом из старых колонок, что расположены в дальних углах помещения. Причудливый блик витражей подмечает стоящие на полках чашки, придавая им невесомый оттенок таинственности. Почти изредка раздаются краткие поскрипывания стульев поодаль, что с каждым разом смещаются на сантиметр от исходной позиции плитки. Раздается запах свежемолотого кофе — 100 процентной арабики, что с гордостью подмечают владельцы, — едва уловимый аромат от запекающейся выпечки, немного кардамона вперемежку с новыми, только что поставленными в заведение книгами для своих посетителей, и табака. Он буквально разносился повсюду, оставляя после терпкое, сладковатое, но с легкой горчинкой амбре. Обволакивал, въедаясь без спроса, взывая к приятной истоме и эфемерному ощущению дежавю.

«Déjà vu», — с чувством, как бы смакуя давний термин, пробуя услышать новые созвучия, незнакомец мысленно произнес его.

Такое кроткое, такое знакомое и до одурения невыносимое. Преследуемое, возвращаемое к тому, от чего так стараешься отмахнуться.

Глаза цвета южной травы, разбавленные лучиками солнца — эдакого подсолнуха без черных вкраплений. Голос — мягкий, тягучий, подобно карамели, незнакомый и уже такой близкий, — существует ли на самом деле этот тембр? Где сейчас его мелодия звучит?..

И этот запах: дурманящий своей терпкостью, нескромностью и знанием. Что это, ваниль? Нет, здесь больше, — какие-то правильные пропорции из ванили и кардамона, насыщенные чем-то большим, утонченным, но не имеющим конкретного определения.

Конец ознакомительного фрагмента.