Arca Quaesitorum

Deorer (2024)

Стремление выжить является самым сильным из всех инстинктов. Простейший микроорганизм, не имеющий оболочки и ядра, как клетки у животных и растений, стремится быть, пусть и неосознанно. Такое поведение естественно. Удивительно другое: самопожертвование ради жизни непохожего на тебя. Но люди уверены в своей избранности и считают, что кроме них никого нет во всей вселенной, а потому не смогут распознать иное живое и разумное существо. Преодолеть эту самоуверенность невозможно. Любая попытка выжить в нашем мире обречена на неудачу.

Глава 1. Прибытие

Лето. Суббота, около полудня. Облачно.

Окраина Кисловки. Настоящая, старая Кисловка. Низкие деревянные дома, в один или два этажа. Печные трубы дымят даже летом. Между неровных рядов домов бегут узкие дороги с выраженной колеёй и широкими пыльными обочинами, края которых, примыкающие к деревянным заборам, покрыты скошенной травой. Вдоль заборов пестреют непролазные кушари, — то сирень, то барбарис. Только перед калитками и воротами та же голая пыльная истоптанная земля, что на обочине дороги.

А вот вдоль забора из красного кирпича аккуратно посажены кусты дёрена белого. Здесь здание двухэтажное, кирпичное, недавно построено. Здесь и газон поаккуратнее, чем у прочих домов. Таких домов мало в Кисловке, это отголоски давно угасшего экономического подъёма.

Несколько дорог, по которым можно добраться до города, оплели разросшуюся деревеньку. Далеко, на западе, бежит автострада, параллельно которой проходит железная дорога. Чтобы добраться до станции и сесть на электричку, пешком придётся идти почти час. Но через Кисловку ходит автобус. Этот маршрут чудом сохранился с тех времён, когда рядом с Кисловкой появился посёлок «Механик», созданный для сотрудников НИИ и работников механического завода.

Бывший посёлок «Механик» и стал Кисловкой. Большой Кисловкой, но всё же не городом. Высотки тут выстроены угловатыми, но уютными полукольцами, внутри больших дворов росли редкие деревца и дикий кустарник. Детские площадки зажаты автостоянками, и машины жильцов столпились, будто очередь за дефицитом в стародавние времена. Детвора с весёлым визгом носилась по двору под присмотром нескольких стариков и старушек. Здесь царило умиротворение. Огромный и шумный город темнел едва различимым смогом севернее.

На самой окраине Кисловки, там, где проходила старая дорога, ведущая к мосту через речку Ажорку, стояли недостроенные кирпичные дома, с пустыми глазницами окон, без крыш. Через дверные проёмы видны незаконченные стены комнат. Хозяева широко размахнулись, каждый дом занимал чуть не половину участка. Но уже лет десять, как эти участки оказались заброшены, и стали Местом Встречи местного кошачьего народа.

Ажорка вместе с дорогой — улица Дальняя, — поворачивала почти строго на север на углу первого участка, где ещё был забор. Западный берег реки в этих местах высок и крут, скальные породы рыжих и серых оттенков обнажились. Они отбрасывали серо-зелёную воду, и на восточный берег накатывали волны. Вдали терялся длинный мост с одной низкой аркой.

За кирпичными коробками брошенных участков Старой Кисловки чернели овраги. До ближайшего из них, длинного и широкого, с грязной водой на самом дне, окаймлённого бурой травой и вьюном, всего-то шагов тридцать от последнего участка. Бывшая пашня, вся изрезанная этими оврагами, шла до самого лесочка на западе. Всяэта территория давно пустовала, люди редко сюда заглядывали, хотя жилые дома располагались всего лишь в полусотне метров от первого из недостроенных. Кисловские коты и кошки своими песнями изредка мешали людям заснуть, когда собирались на Месте Встречи для обсуждения накопившихся новостей.

Природа, казалось, приготовилась к сегодняшнему особенному дню, ждала некоего важного события, и потому загодя выгнала людей из жилищ и изувечила их поля. В эту субботу и птицы облетали стороной и пашню, и остовы зданий на повороте улицы Дальней, избегали оврагов.

Сквозь резко очерченные просветы грязно белого небесного покрова пробивались потоки солнечного света. Широкие лучи, как на пейзаже, написанном маслом, упирались в землю. В большом овраге стало светло.

И тут что-то произошло: через один из просветов в облаках протянулся к земле конус с зеркальной поверхностью. Своим основанием этот объект накрыл бывшую пашню, овраги, кирпичные стены, старую разбитую дорогу. Отражение неба неуловимо быстро изогнулось, внутри конуса мелькнула продолговатая тень. Зеркальный конус исчез также быстро, как и появился. Тихий стон прокатился в воздухе. Серый туман заклубился над большим оврагом. Никто из людей этого не видел, конечно.

Алымов-старший, кряхтя, ухватился за монтировку, и попытался приподнять установку: телескоп должен стоять ровно, не качаться. Ножка треноги опасно задралась, задела ногу Олега. Тот бросил молоток, и помог отцу. Уголок толи остался не прибитым к доскам конструкции, напоминающей лёгкий тент, который сумеет передвинуть один старик, чтобы защитить от дождя себя и довольной дорогой телескоп, «Звездогляд-1005».

Отец и сын спустились с крыши — пора пообедать и отдохнуть. Поднялись на веранду, и Виктор Иванович тут же устало уселся на скамейке.

— Олежка, а скажи, когда у меня тут второй внук станет бегать?

Олег тяжело вздохнул, вытер пот со лба. От грязной перчатки на лбу остались разводы и небольшой кусочек опилок. Олег снова вздохнул и сел на скамеечку рядом с отцом, ладонями упёрся в колени, пальцами их сжал.

— Боимся мы, отец. Ты же знаешь, Никитка трудно родился. И болеет.

— Знаю, как не знать-то, — ответил Алымов и опустил голову.

— Что ж, теперь так и будете, втроём? Хоть тогда Никитку привезите.

— Ладно, отец, привезём, лето ещё долгое. — Олег хотел привезти сына. Только Леночка не отпускала. «Ну что там делать моему мальчику?» — щебетала она суетливо, торопясь произносить слова. «Пусть тут играет, во дворе полно детишек, а у деда нашего в деревне никого нет же», — и она права, здесь малых детишек почти и нет, Стёпка Уваровых да Мишка. Остальные же — это ребятня постарше. Незачем Никитке с ними водиться.

После обеда Алымов-старший прилёг вздремнуть, Олег расположился в большой комнате дома с ноутбуком. Елена ждала звонка. Надо отчитаться, спросить о том, что надо прикупить на обратном пути. Хорошо, что «Механик» рядом, интернет и здесь теперь имеется.

Кот Рыжик пробрался Месту Встречи. Он хотел найти свою подругу, но запахи кучи старого тряпья, что была избрана Домом, сказали ему, что дети уже достаточно подросли, и теперь разбрелись по округе. Подруга ушла отсюда несколько дней назад. Рыжик осторожно исследовал её путь, убедился в том, что с ней ничего не случилось.

«Странные эти люди. Почему меня Рыжиком называют? Старик добрый. Многое понимает. Только никак ему не объяснить, что я не могу быть Рыжиком. Я — Красненький, неужели он не видит?» — Рыжик уселся в раздумьях. Следы. Запахи. Ветер что-то принёс незнакомое с запада.

Стоп! Кто это? Другой. Чёрный кот с пепельной полосой на морде. Рыжик знает его. Черныш был здесь совсем недавно. «Люди так его называют». — кот продолжил исследование: здесь его подруга, Пушинка, говорила с Чернышом, но недолго они поговорили, и разошлись в разные стороны. След Черныша, его вечного соперника, пропал недалеко от оврага. Рыжик остолбенел: белёсый туман перед ним внезапно стал гуще, появился сильный запах, непонятный, вызывающий тревогу, страх. «Так. Опять люди что-то натворили!» — подумал кот.

Промозглое утро вспомнилось Рыжику. Когда плохо видно, мокро в воздухе, отчего тяжело дышать. Дымка утренняя надвигалась на него какими-то рывками, внутри что-то вспыхивало, мерцало. «Не огонь это, не фонарики, не искры. Непонятное. Страшно», — кот наблюдал, пятясь к домам. Тело прижато к земле, брюхом он задевал землю, травку, мелкие камешки.

«Кш-ррр-ми-ээ» — пронеслось в сознании кота. Клубы дыма приблизились к животному. Внутри серого тумана что-то мерцало лиловыми и зелёными всполохами. Рыжик принюхался. Из тумана шли запахи, много, разные, что-то знакомое в них ощущалось. И Черныш там был! «Черныш», — мелькнули слова, которые сказал не Рыжик. «Кто говорит?!» — он испугался.

Кот затравленно стал озираться и тихо зашипел. Туман коснулся его. Рыжик взвизгнул во всю глотку, эхо его крика угасло в тумане. Ему стало тепло, но неприятно. И он бросился со всех лап бежать куда подальше.

Алымов-старший осмотрел задний двор. Рыжика не было. Миска на веранде, миска в сарае — обе пусты. «Вот ведь обжора! Наверное, ещё и мышей домой притащит, чтобы со мной поделиться», — и Виктор улыбнулся.

— Олежка! Не помнишь, когда последний раз кота видел? — спросил он у сына. Немного беспокойно на душе, когда кот уходит надолго.

— Не помню, утром я приехал, он меня встретил, и всё. — ответил Олег.

Алымов-старший махнул рукой, и направился к воротам, чтобы выпустить Тойоту. Пора ехать. Никитка ждёт, Ленушка беспокоится.

Минивэн злобно взвизгнул, когда Олег в очередной раз попытался выехать со двора. Отец стоял у ворот, качая головой. Олег заглушил движок.

— Ну, всё, хана. — сказал он с досадой. — Япошка тойотская!

— Да, нехорошо. Нельзя с таким двигателем ехать, не дай боже, угодишь в историю. — с тревогой отозвался Виктор Иванович.

— Не знаю, что и делать теперь. Сюда эвакуатор не поедет.

— Есть же тут ребята, у них дед Лёня за главаря, помнишь такого?

— Ой, нет, ты что! — Олег помнил деда Лёню, поэтому воскликнул довольно громко, даже сам удивился своей реакции. Отец рассмеялся.

— По-о-мнишь, ага! Вижу! — Алымов погрозил пальчиком, изображая Леонида Старикова. Олег посмотрел на отца, и его лицо расплылось в улыбке: так дед Лёня грозил пацанам, которые летом забирались во двор его дома, чтобы поживиться яблочками и набрать орехов грецких. Ух, как они улепётывали, чтобы не попасть под хлёсткие удары веником!

— Пойдём, Олежа, поговорим. Там ребята гонки устраивают, на автостраде, ночами. У них и мастерская имеется, завсегда машины есть, и починить твою они уж сумеют. Леонид их всему обучил, я знаю.

— Ладно, пойдём. — расстроенный Олег быстро согласился. — Надо мне только позвонить. Предупрежу, что позднее приеду.

— Ох, да. — согласился отец. — Звони. Я пойду, а ты догоняй.

Вечерело. Небо очищалось от уже темнеющих облаков, ветры сдували их, как пух с одуванчиков на лугу. Большой красный диск Солнца на западе оставил от себя узкий серп, и своими косыми лучами подсвечивал убегающие облака, так что их края приобрели оранжевые оттенки. Река тихо шелестела вдали, унося на север своими водами дневное настроение, и Алымовы, отец и сын, медленно шагали по пыльной обочине дороги к остановке. Ситуация с автомобилей Алымова-младшего испортила день.

— Ты не переживай, Олежка. Починят, неужто не знаешь деда Лёню? — ободряюще говорил Виктор Иванович своим низким голосом.

— Да, может, и починят, но ведь суббота. — Олег досадливо сморщился, на его лице появились складки, на высоком лбе, под глазами, на щеках. Отец мельком взглянул на него, и хмыкнул.

— Боишься, что дед Лёня в загул уйдёт? Не переживай, не уйдёт.

— Да как не переживать-то? Ленка хотела, чтобы мы прокатились завтра по городу, шопинг, понимаешь? — Олег просветлел, выпрямился, вспомнив о жене, о сынишке: «Как-то они там? Небось, ждут, не трезвонят, терпеливые».

Алымов-старший шёл рядом и размышлял. «Похож Олежка на маму, ой, похож. Даже морщинки там же проступают. И внук растёт добрый», — Виктор тоже улыбнулся и взглянул на сына. Олег заговорил первым.

— Никитос просил в парк пойти, столько всего летом в парке.

— О! Конечно, игры — это замечательно. Но ведь есть такси?

— Да, такси… Такси дороже, чем на своей тачке. И вещей меньше возьмёшь, и вообще… — Олег снова помрачнел. Отец похлопал его по плечу.

— Олежка, парень, что ты так переживаешь, два или три дня побегаете на своих двоих, ничего страшного не случится ведь! — Алымов как мог, пытался успокоить Олега. Сложная настала жизнь, непонятная.

— Ладно, отец. Поеду на автобусе, куда деваться.

— А что же своими гаджетами не воспользуешься?

— Так до Кисловки же проезд стоит как полёт на Луну, отец! Что ты, в самом-то деле! — Олег одновременно и возмутился, и посмеялся. Какой же отец дремучий! «Да, это тебе не Союз… сели-поехали…» — Олег вспомнил далёкое детство, вспомнил, как всей семьёй добирались сюда пешком, а он, удобно устроившись на шее родителя, глазел по сторонам. Мама, молодая, стройная, весёлая. Живая. Руки светлые, мягкие и тёплые. Голос звенит.

— Не грусти, Олежка, — отец как-то сразу понял мысли сына.

На замечание сына о своей бытовой отсталости он и внимания не обратил. Конечно, дремучий дед, сто лет в обед. Карту свою до сих пор на комоде прячет, ходит по магазинам с бумажными деньгами да с мелочью. Очередь собой тормозит, когда сдачи нет на кассе. А часто теперь такое происходит. Все же нынче с картами да телефонами. И скидки у них, и бонусы, кэшбеки. Запутаешься. Но люди всё же добрые, иногда кто-то скидкой поделится, кто-то скажет: — «Ой, давайте уже я оплачу, там всего-то семь соток, подумаешь…» — и протягивает кассирше свою пластиковую карту. Или телефоном тычет сразу. Куар-код. Вот!

Улица Победы. Они стояли на остановке, под навесом. Проступили первые звёзды на очистившемся небе. Белые ночи не такие уж светлые, и мимо проезжавшие редкие легковушки слепили глаза яркими фарами.

Автобус, наверное, задерживался на переезде. Олег заметно нервничал.

— Глянь, на севере что-то светится, — постарался отвлечь сына Виктор.

— Так лето. Белые ночи, ничего удивительного, — отмахнулся Олег.

— Нет, нет, Олежка, глянь же, это где-то на краю Кисловки.

— Где-где? — вяло заинтересовался Олег.

— Кажется, на Дальней, на старой дороге в город, — решил Виктор.

— Ну, возможно, возможно… — протянул Олег.

Они немного поговорили о прошлой, забытой уже работе Виктора Ивановича. О том, что обсерваторию не закрыли, хотя и стариков уволили, а молодёжи осталось едва ли не вполовину меньше необходимого по штату.

Подъехал автобус, пышущий жаром разогретого двигателя, который клокотал и фыркал. Один человек вышел из дверей, и Олег заскочил в салон. Там он развернулся, и помахал отцу на прощание. Виктор поднял руку.

Старик направился в сторону улицы Дальней. Что-то там светилось. «Интересно, кто там вдруг появился? Неужели вернулись хозяева этих недостроек?» — размышлял Виктор, повернув на улицу Гоголя, к реке.

До поворота к мосту не он дошёл. Почему-то возникло беспокойство, и желание вернуться домой. «Странное ощущение», — подумал Алымов. — «Вроде бы меня кто-то пытается остановить, в грудь толкает. Сердце?» — он машинально приложил правую руку к груди. Остановился. Рукой лихорадочно пошарил в кармане ветровки. Достал пузырёк и привычными движениями уложил большую таблетку под язык. Постоял. Повернулся, и побрёл назад, к своему дому. «Олежка, поди, станцию уже проехал», — Виктор решил не звонить сыну. Столько у него сейчас дел, куда там звонить.

Алымов снова остановился. Он заметил в стороне какое-то странное серое облачко, которое одиноко летело в небе и чуть мерцало. Ветер нёс облачко на восток, и оно вскоре исчезло где-то за рекой. «Чудные дела, ветра у земли нет, а на сотне метров прям ураган!» — удивился бывший техник обсерватории. Он побрёл дальше. Дважды проверил, нет ли аритмии.

Виктор заприметил Рыжика, сидящего на заборе. «Вот он где, меня ждёт, нагулялся. Без мышей обошлось, похоже», — Виктор прибавил шагу.

Когда Алымов-старший затворил за собой калитку и направился к веранде, кот спрыгнул с забора, и стал льнуть к нему, крутился возле ног.

«Человек! Старик, послушай меня! О, да, Рыжик, Рыжик… Алый Мой человек, друг, я встретил что-то непонятное там, на Месте Встречи. Прозрачное, сверкает, но не лампочка, и движется. И оно что-то говорит», — Рыжик бежал за человеком и мяукал, пытаясь рассказать о произошедшем.

«Ой, ну почеши, ага. Как вам хорошо-то, с такими лапами. Вроде крючки крючками, а всюду можете достать», — кота погладили, и он изогнул спинку, чуть заметно фыркнув от удовольствия.

«Меня бы тоже помыл, а? Нет. Ну и ладно», — Виктор стоял перед умывальником, щедро разбрызгивая вокруг себя воду. Затем он вытер лицо, руки, и поднялся на веранду. Там открыл шкафчик и достал из него пакетик.

«О! Нямка! Ой, фу, опять старое… Алый, Алый Мой, найди мне что-то посвежее в другой раз, ладно?» — Рыжик принялся есть. В горле ему что-то драло. Он решил, что это от жажды. Виктор наливал в другую миску воду из бидона: «О! Водичка, хорошо», — Рыжик перешёл к этой миске, начал пить.

«Так вот, слушаешь? Серое облако», — кот мурлыкал, сидя на коленях человека, который удобно устроился на диване в большой комнате дома. «Большое оно, там, в овраге спряталось. А внутри облака что-то странное. Оно само, как дым от костра, только пахнет почему-то твоими дурацкими ягодами, которые нос щиплют, а ещё цветами пахнет. Ага, да, почеши. Вот, да, тут. Спасибо!» — Алымов чесал коту за ухом и размышлял о сыне и семье.

«Так вот, туман этот. Ползает он. Как живой. И говорит! Как кошки говорит! Кажется, сам туман говорит. Или кто-то внутри тумана говорит. Страшно мне было. Алый!» — кот мягко шлёпал лапами, идя за человеком, чтобы закончить свой рассказ. Алымов забрался под одеяло. Потом с досадой поднял край одеяла, вытянул руку и выключил настольную лампу.

«О, ты уже спать собрался? Надо же, как на крыше побывает, всегда спать хочет, и внутрь лезет, накидывает на себя тряпки разные. А мне на крыше лучше спать, когда лето. Если только не морозное утро…» — Рыжик побрёл во двор. Там можно и побегать, и дела разные сделать.

В двух километрах от Старой Кисловки, Иван, которого мучила бессонница — он всё размышлял, как ему завтра признание своё подготовить, да никак не получалось придумать что-то значительное, — стоял у окна своей двухкомнатной квартиры, и с любопытством разглядывал серый туман, накрывший Кисловку. Конечно, это не настоящая двухкомнатная квартира с коридорами, кухней и всем остальным, как это заведено в любой городской многоэтажке. Стенкой, разделявшей на две части не такую уж и большую комнату, служил огромный, высотой до потолка, шкаф, в котором хранились всякие разные вещи, обувь, книги, старые безделушки, что остались ещё от прежнего жильца. «Окно бы уже надо помыть, что ли, — подумалось Ивану. Но не завтра, конечно же. — Чёртова нерешительность! Вряд ли Вика оценит такое, — продолжал изводить себя Иван. — И вставать завтра рано, иначе опоздаю снова, никуда не годится старшему по залу опаздывать…»

Неожиданно бессонница у него прошла, и он резко захотел спать. «Спать! Немедленно спать…» — появилась мысль, совершенно неожиданная мысль, будто чужая. Навязчивая. «Спать! Спать!» — Иван даже стал зевать. Не раздеваясь, он грохнулся на диван и быстро уснул.

В этот час почти все люди, находившиеся в радиусе пяти километров от большого оврага с туманом, неожиданно ощутили дремоту и желание прилечь. Лишь немногие бодрствовали, но они не обращали никакого внимания на серое сияние над Кисловкой. Они были очень заняты своими делами. Хотя у некоторых из них появилась какая-то необъяснимая скука, а один программист зачем-то удалил только что написанную им программу, и удивлённо таращился на монитор, не понимая, зачем он это сделал.

Окраина города. Та же Кисловка. На тёмном небе сияли звёзды, и только на горизонте, далеко на севере, едва заметной полосой светились тёмно-красные уплывающие облака, которые ещё видели зашедшее здесь Солнце. Виктор Иванович спал. Зато Рыжик носился по двору, валялся на траве, играл с ветвями кустов. Только он и увидел приближающееся к дому серое мерцающее облако. Туман! Он уже здесь!

Первой реакцией кота была боевая стойка с распушённым хвостом. Рыжик, изогнув тело, пытался разобраться в своих ощущениях, — то ли напасть на «это», то ли поскорее убежать. Ему не удавалось понять, опасна ли для него «эта штука». Но тут рядом с большим серым облаком появилось второе, совсем небольших размеров, и быстро стало перемещаться прямо к коту. То встал на дыбы, и зашипел. Но как только «это» приблизилось, кот вдруг упокоился. Затем, когда маленькое облачко замерцало серым светом, — вспышки пробегали по телу странного существа, — Рыжик уже не сомневался в том, что перед ним нечто живое и не опасное. Маленькое облачко окружило кота, и тот повалился набок, сложив лапки, заурчал и начал пускать слюни, сжимая и разжимая когти на всех лапах. Потом принялся переваливаться с одного бока на другой, подёргивая хвостом и лапами от удовольствия. «Красненький, Красненький», — кто-то ласково звал кота.

Большое облако в это время легко прошло сквозь стену внутрь дома. Постепенно серый туман, окружавший Рыжика, рассеялся, и кот побрёл к приставленной к дому лестнице, забрался по ней на крышу. Побродил туда-сюда, будто ждал, когда облако вернётся. Облака не было, и он, устроившись рядом с телескопом, стал наблюдать за происходящим в Кисловке.

Над окраиной, где бесформенными кучами сгрудились недостроенные особняки, нависало огромное серое облако. От него отделялись едва заметные человеческому взгляду небольшие серые облачка, по одному, или группами, и расползались по улицам, заглядывали в дома. Туман над остовами особняков мерцал всё слабее и постепенно угасал. От него отделялись всё новые маленькие облачка.

После большой паузы появилась большая группа, и поплыла, очень быстро, быстрее других, по направлению к «Механику». Туда, где кроме бывших сотрудников института и работников мехзавода, обитали самые разные люди, но чаще всего, — так называемые неблагополучные семьи, и одинокие банальные алкаши, которых родственники выселяли, чтобы не портили окружающим жизнь. Выселки.