Трое в штатском. Книга вторая

Deni Vrai, 2005

Что может произойти на художественной выставке? Пусть даже вокруг царит хаос и бушует эпоха перемен, выставка – это место покоя, душевного комфорта. Именно в такое место и отправляется Василиса, пытаясь развеяться. После этого начинают происходить странные вещи. Она снова втянута в череду загадочных и пугающих событий. Если бы не новая подружка Марина, то неизвестно, чем бы все это закончилось.

Глава 2

Он действительно звонил вечером, но я успела изрядно измотаться на жаре, да и после выставки хотелось побыть наедине со своими мыслями. Только после его звонка, подумалось, а ведь я ему не давала свой телефон. Впрочем, у нас есть общие знакомые… а может и давала раньше, да забыла… да нет, был, был, но он его не потерял, не выкинул, сохранил ведь мерзавец зачем-то. Интересно, позвонил бы, если бы случайно не встретились? А впрочем… Я вернулась к мечтам и впечатлениям о выставке. А на следующий день снова была жара и снова работа. И Маринка была занята, навестила меня всего пару раз, мы сходили покурить, болтали опять же о выставке. Я ей благодарна. Действительно это был подарок. Потом Маринка умотала в городскую командировку, а я углубилась в проект. Вообще-то работы многовато, а хочется в отпуск. И после вчерашней культурной программы хочется еще сильнее. Хочется уже очень. И тоска такая по мольберту. Ну вот, есть же настроение, и именно сейчас совершенно нет возможности.

К вечеру поднялся легкий ветерок, прямо специально для меня. Вышла из проходной, и с ветром явился Звездин. Вернее, сначала у носа явился из воздуха букет сирени (ну это уже ни в какие ворота не лезет, он просто не имеет права знать, что я люблю сирень, я ему этого не говорила), следом образовалось довольное лицо. И где этот самодовольный тип узнал о моих пристрастиях?

— Хотел сделать сюрприз, — виновато произнес он. Похоже выражение моего лица красноречивее любых слов.

— Ух ты, — я вцепилась в толстый букет. Гадство! Он применяет запрещенные приемы. Сирень меня деморализует.

— Простите, Василиса, что я так спонтанно, — голос стал увереннее. Мерзавец. — Но вы вроде вчера по телефону не дали жесткого отказа.

— Я и согласий никаких не давала, — огрызнулась я, утопая в чарующем аромате. Ох, слабенько огрызнулась. Ох слабенько.

— Хотел позвонить сегодня, но совершенно не было времени. Решил сюрпризом.

— Я люблю сирень, — призналась я, глянув на Звездина через букет. Кажется, физиономия моя цветет. А он и рад, гад.

— Я заказал столик в ресторане, — совсем неуверенно тянет. Еще бы. Сейчас, я соберусь и скажу ему все, что думаю о его самоуверенности… сейчас… сейчас, еще чуть-чуть… сейчас ему конец… ну-у, сейчас… еще раз понюхаю цветы.

— Заказал на восемь. Подумал, вам же надо собраться. К тому же вы будете ругаться, что без спроса, потом я буду извиняться и просить прощения и снова вас уговаривать… ну, вобщем, я так подумал, часа два нам хватит? А то вам же завтра на работу. Да и мне, честно говоря.

— Я терпеть не могу, когда за меня решают, — какого черта я ему объясняю? Я должна развернуться и молча уйти… сирень. Вот гад.

— Виноват, — Звездин уронил голову. — Готов к любому наказанию. Чем могу загладить вину?

— Самосожжение, — жестко отчеканила я.

— Хорошо, — вздохнул он. — Только одна просьба. Последняя, прошу заметить.

— Какая?

— Часов в девять приступить. После ресторана.

— Ох, — я уже всерьез задумалась. — Я не планировала, как-то…

Что и говорить, конечно, он настоял на своем. Тем более для сопротивления у меня сил-то не осталось. Солнце зомбирует меня и лишает воли, и он этим воспользовался. Наверное, он не плохой адвокат, чужие слабости его сильная сторона. Короче говоря, мы отправились на его шикарной машине ко мне, он терпеливо дождался меня на улице, пока я переодевалась, принимала душ и вообще, наспех приводила себя в надлежащий вид. Когда я вышла на улицу, я даже сама себе понравилась. Вечернее платье, которое мне когда-то подарили девчонки, сидело прекрасно. Материал приятный, мягкий, я и не надевала это платье-то еще ни разу. Так, несколько раз померила дома, покрутилась перед зеркалом, а достойного повода пока не было. Сидит хорошо, может немного слишком открыто, но это ничего. Проверим стойкость «железного» адвоката. К платью и туфли… каблук мне несколько высоковат, я эти шпильки вообще не очень люблю, «ходули» для экстремалок, но один раз можно, гулять так гулять. Вообще-то не хватает только прически, но это мы уже, наверное, не успеем.

— Я не долго? — Спросила я, заливая эхом каблуков родной переулок.

— Боже, — выдохнул Звездин. Сначала у него был вид, утомленный ожиданием, теперь он совершенно растерялся. А что он собственно ожидал увидеть. Что я вылечу из подъезда в ступе с помелом?

— В парикмахерскую мы уже не успеем? — деловито поинтересовалась я. Надо пользоваться растерянностью противника. Вопрос прически это все же немного интимно, но сейчас Звездину не до гонора знатного мачо, ему бы с глазами своими справиться. Да и вообще, не моя вина, что он вместо того чтобы назначить место встречи и дать мне время собраться и сделать все свои дела, предпочитает болтаться под ногами, как бездомная собака.

— А, — он еще не очухался. Слабенький оказался. — В парикмахерскую?

— Да, — кивнула я недовольно. — Я собиралась сегодня сама пойти, но, как-то выбили вы меня из колеи.

— Честно говоря… — он глянул на часы, молча уставился на меня. Ну что с ним делать? Теперь еще и говорить разучился.

— Сколько уже?

— Десять минут девятого…

— А, — махнула я рукой. — Парикмахерские уже закрыты.

— Жаль, — не особенно печально произнес Звездин.

— Ну, что же делать, поедем так.

— У вас нормальная прическа…

— Назовем это так, — отмахнулась я. — Благодаря вам, я в кои-то веки выбираюсь в приличное место неряхой.

— Не сказал бы…

— Поехали, — вздохнула я.

Мы не поехали, мы полетели. По-моему пару раз даже оторвались от земли. Я бы все ему сказала по поводу такой езды, если бы была способна одновременно говорить и прощаться с жизнью. Это он мне мстит так, точно. Ну, может, я и навредничала немного, но это же не повод гоняться за голубями.

Ресторан оказался дорогущий, если только можно об этом судить по внешнему виду. Нас приветливо встретили, проводили к нашему столику. Я еще не успела адаптироваться к обстановке, когда у Звездина зазвонил телефон. И на этом романтический вечер закончился.

***

А я уж думала Звездина ничто не способно вывести из равновесия, но когда он спрятал в карман телефон, я поняла, что ошибалась. На адвокате не было лица. Он пытался что-то говорить, продолжать вечер, но не особенно это у него получалось. Он уже был не здесь.

— Что случилось? — напрямую спросила я.

— Что? — Он, даже взгляд на мне сфокусировать не может. — Случилось?

— Что случилось? — Чуть громче и напористей повторила я свой вопрос.

— Это… — он сделал неясный жест. — Там… по работе…

— Что-то серьезное?

— Да как… — он все не мог вернуться к действительности. — Нет, в принципе… это нет… там… не важно, — Звездин мастерски смахнул с лица наваждение, но в глазах его чувствовалось напряженное размышление. — Думаю, нам пора заказать что-нибудь…

— Вам надо ехать, — попыталась я угадать его мысли.

— Мне? Куда?

— По работе, — если он будет продолжать изображать из себя бетмена, я не удержусь в рамках приличных выражений.

— Да нет, — он пожал плечами, задумался. — Не обязательно.

— Ресторан можно перенести на другой день. Рестораны никуда не денутся, — улыбнулась я. — К тому же у меня, наконец, будет время заняться своей головой.

— Да? — Звездин совсем уж засмущался. Не любит он, когда обстоятельства оказываются сильнее его.

— Из-за ваших сюрпризов, — продолжила я увещевания, бальзамируя его совесть, — вечер у нас получился немного скомканным. Давайте договоримся на другой раз, и все пройдет спокойно. Авантюризм привилегия молодых.

Кажется последний мой аргумент, не столько успокоил его, сколько задел за живое. Может он считает себя мальчиком? Мужчины вечные дети. Поэтому я и сына родила. Вдруг (впрочем для него может это и не было «вдруг», наверное он размышлял говорить мне или не стоит, а может мое последнее заявление про возраст раззадорило его и он решил оправдать внештатную ситуацию разрушившую его надежную конструкцию этого вечера, мужчины так любят оправдываться), Звездин заявил:

— «Ника» горит.

— Что?

— «Ника» — дом моды Вероники Сергеевны, вы с ней вчера знакомились.

— Вера? — Я на какое-то время потеряла дар речи.

— Да, — кивнул Звездин. — В принципе мне там быть не обязательно, там есть мой человек. — Он помолчал. — Обычно я присутствую при подобных событиях, но это, в принципе, не связано ни с какими обязательствами.

— А с самой Верой все в порядке? — Спросила я, не очень понимая, как с этим всем вообще связан Звездин.

— Не знаю, — ответил он. — У меня не хорошее предчувствие…

— Вы думаете с ней, что-то могло случиться?

— Я не знаю.

— Так надо ехать. — Я вскочила. В голове не умещается, как это он не связан обязательствами. Он знает человека, у человека дом горит, а он тут рассиживается и что-то мне тут еще объясняет. Ну и человек. Сейчас я просто не в состоянии трезво рассуждать, но когда приду в себя, я ему все выскажу.

— Вы хотите поехать? — Звездин поднял брови. Ну и сундук.

— Разумеется!

— Но, — он замялся, — скорее всего, картина там не особенно приятная.

— Почему вы тянете? — Я уже плохо сдерживаюсь. — Вам что, действительно безразлично?

— Как хотите, — Звездин пожал плечами, вышел из-за стола. Мы направились к выходу. Он тащится как ленивая улитка, так и хочется дать ему пинка.

Наконец мы добрались до машины и поехали по погружающемуся в удушливый сумрак городу. Я одновременно и злюсь на Звездина и пытаюсь разобраться с нахлынувшими чувствами. Мне немного жутковато, но одновременно кажется, что я выгляжу глупо, уж от меня-то там точно толку будет мало. Есть пожарники, есть, в конце концов, Звездин с непонятными какими-то отношениями с этой Верой, да и человек его какой-то уже там… вот только почему Звездин летел в ресторан на бешеной скорости, а сейчас чапает как в карете, еще в такой позочке расслабленной. Не сильно же он переживает из-за этого пожара.

— Да? — Звездин ответил на телефонный звонок. — Так… да… сколько?… понял. Я сейчас подъеду, держи там пока все на контроле. Да, до связи. — Он убрал телефон, некоторое время задумчиво молчал, затем коротко глянул на меня и произнес:

— Там жертвы, может, все же лучше я отвезу вас домой…

— Жертвы? — Я ощутила, как морозец пробежал у меня по коже. — Кто-то погиб?

— Да. Пожарные уже почти закончили, теперь, видимо, делом займется милиция.

— Кто погиб? — Не без труда выдавила я вопрос.

— Пока не знаю, — Звездин все глубже погружался в свои мысли, со мной он говорил больше машинально. Теперь я чувствовала себя совершенно лишней, но и как покинуть эту ситуацию, когда страшно до чертиков и Звездин ушел в себя, не хочется его отвлекать. Вобщем, сижу, трясусь и мне очень не хорошо.

Мы подъехали к той самой выставке, на которой я была вчера. Повсюду лужи, машины, пожарные, милиция, скорая, дым, пахнет гарью, ходят люди, собралась целая толпа зевак. Звездин остановился в стороне, ближе мы бы и не смогли подъехать, меня совсем не замечает. Я вжалась в сидение, жду, когда он меня заметит и спросит, откуда я тут взялась. Внезапно хлопнула задняя дверца, к нам кто-то подсел.

— Ну что, Сев? — Не оборачиваясь, спросил Звездин.

— Номер ноль, — коротко отозвался мужчина.

— Давненько, — вздохнул Звездин.

— Да, — согласился мужчина.

— Слишком нагло. А может «мажор»?

— Может.

— Ладно, — Звездин замолчал. Он думал и ему никто не мешал. Спустя минуты две, он произнес: — Давай-ка, Сев, по первой категории покачай, а там видно будет.

— Понял.

Больше они не говорили. Мужчина молча вышел из машины, закрыл дверь. Несколько минут мы сидели молча, затем Звездин повернул ко мне голову, улыбнулся… может я чего-то не понимаю?

— Кажется, я испортил вам вечер, — сказал он, не теряя своей грустной улыбки. — Домой?

— Я могу сама…

— Да нет, — он торопливо перебил меня. — Я уже свободен. Нам нечего здесь делать. Если уж я мог испортить вам настроение, то, похоже, я с этим справился.

Я повернула голову в сторону выставки. Пожарные, не торопясь, скручивали шланги, некоторые курили. Похоже, ажиотаж уже спал, и печальное событие стремительно погружалось в пучину все пожирающего прошлого.

— Кто там погиб? — спросила я.

Звездин ответил не сразу. Некоторое время он задумчиво смотрел на меня, затем отвернулся, завел двигатель и тронулся.

— Что случилось, то случилось, Василиса Васильевна, — произнес он. — Есть вещи, которые не возвращаются и не поправляются, о них просто не надо думать.

— Вера, — сказал я то, что не хотела слышать и думать.

— Я отвезу вас домой.

— Боже мой, — я еще не до конца осознала всего того, что сегодня случилось, но уже была уверена, что, наверное, мне сегодня будет плохо. Мне уже плохо.

— Что поделаешь, — Звездин кашлянул. — Такие вещи иногда случаются. Никто из нас не застрахован от несчастий. Извините, Василиса, что невольно втянул вас…

— Я ее даже не знала. Я видела ее раз в жизни, но она была такая… — я замолчала не находя слова.

— Живая, — сказал Звездин. — Она всегда была живая… Василиса, попытайтесь просто не думать об этом. Ой беда, ну зачем я вам сказал…

— Вы не в чем не виноваты, — отрезала я. — В подобных вещах никто не властен. Успокойтесь.

Мы въехали в мой переулок, когда уже начало смеркаться. Звездин плавно притормозил у подъезда. Прощание не заняло много времени. Он предложил зайти и побыть какое-то время со мной, я отказалась. Спасибо ему, конечно, но я из тех, кто предпочитает побыть одной, когда плохо. Договорились, что он позвонит, на том и расстались.

***

Вечер прошел все же спокойно, удалось отвлечься. Почитала и быстрее уснула, а вот следующий день не задался сразу. Во-первых, отключили горячую воду, во-вторых, забыла сумку… сумку! И сразу поняла, что голова сегодня работать отказывается, где-то летаю. Пришлось возвращаться, смотреться в зеркало. Только вышла, вызвала лифт, первый же шаг и хрясь, каблуку конец. И снова домой, переобуваться, смотреться в зеркало… и, черт побери, это были мои последние приличные туфли! На работу я ехала уже в самом что ни на есть «прекрасном» расположении духа.

В метро, какой-то стремительный пенсионер ушиб мне плечо необъятным рюкзаком, в котором легко уместилась бы я сама вместе со всем своим отделом, разве что весили бы мы меньше. На работу я пришла запыхавшаяся и растрепанная, совершенно не готовая что-либо строить, только разрушать. Наверняка кому-нибудь я бы разрушила настроение, если бы спустя пол часа ко мне не ворвалась Маринка с выпученными глазами и не завопила, что жизнь ее разрушена, что смысла продолжать сопротивление невзгодам больше нет, что все эгоисты и справедливости нет. Пока она метала громы и молнии, я поняла, что мне стало лучше. Во всяком случае, похоже, кому-то сейчас хуже.

— Что случилось, Мариш? — Успела спросить я, пока она переводила дыхание.

— Учеба, работа, планы, муж, дети, внуки, — вдруг что-то вспомнила. — А кругосветное путешествие! Я хотела съездить в кругосветное путешествие. Это же была моя мечта! Все, — и она осела.

— Может еще получится? — Робко поинтересовалась я, боясь тревожить ее в момент, когда она лишилась мечты.

— Нет, все, — она покачала головой. — Конец.

— Что случилось? — Вновь поинтересовалась я.

— Жизнь закончена.

— Так серьезно?

— Все плохо, все очень серьезно…

— Да что произошло-то?

— Мне звонила милиция, — упавшим голосом подытожила Маринка.

— И что? — Я ждала продолжение, но по лицу Маринки можно было заключить, что все самое страшное уже сказано, а мой дополнительный вопрос лишь проявление не вменяемости. Но я настаивала:

— По поводу чего звонили?

— Ну, — Маринка развела руками, свела брови. Похоже суть разговора зацепилась в ее памяти значительно хуже самого факта звонка. — Ну, как… — мямлила она. — Так, это… а, ну… про выставку… а, ну да! Когда мы пришли, когда ушли…

— И?

— И все, — Маринка пожала плечами. — Какая разница, — она села на стол. — Мне конец. — Посмотрела на меня. — Тебя я не выдам.

— Спасибо.

— Наверное что-то украли. — Продолжала замогильным голосом рассуждать Маринка. — А у меня даже алиби нет. Все, это конец. Уж я-то знаю, у нас это быстро делается, не то что в какой-нибудь задрипанной Америке. У нас сразу — десять лет без права переписки. — Маринка умолкла, погрузившись в глубокий траур.

— Мариш, — произнесла я. — Что ты мелешь. Сейчас не те времена. — Я напрягла логику и все знания в этой области. — Точно, сейчас можно переписываться. Переписку не запрещают.

— Писать можно? — Маринка подняла на меня два океана тоски.

— Какую переписку? — До меня только что дошел смысл нашей беседы. — Какие десять лет!? Что ты несешь?

— Что я несу. — Она надула губы, по-моему, собираясь разреветься. — Ничего я не несу!

— Маринчик, да ты чего, — я подняла со стула свою пересушенную духотой кабинета арматуру, подошла, взяла Маринку за плечо. — Ты с ума сошла. Думать не о чем, вообще.

— Как же не о чем, — под глазами блеснула жемчужинка слезы. — Милиция так просто не звонит.

— С ума сошла, — я не сдержала улыбки. — Пошли курить.

— Курить? — Она шмыгнула носом.

— Пошли, пошли, — я стащила ее со стола. — Я знаю, почему тебе звонили. На выставке был пожар, я там была.

— Пожар?

— Да, выставка горела.

— Горела? — Маринка захлопала ресницами. — Ничего там не горело.

— Горело, горело, я сама видела…

— А почему я не видела? — Маринка принялась напряженно шмыгать носом. — Я еще не совсем идиотка. Ничего там не горело. Там голые тетки и дядьки были, знакомый ваш был одетый…

— Вот именно знакомый и отвез меня потом туда еще раз. И там все горело.

— Горело?

— Горело, — я кивнула. — И все сгорело.

— Все сгорело?

— Все.

— Ах, — Маринка накрыла лицо руками, оставив только две лепешки глаз. — А тетки?

— По-моему там погибла Вера.

— Ай, — Маринка запищала. — Вера! Погибла! Кто это, Вера?

— Фотохудожница, помнишь, мы знакомились…

— Ой, помню, твой друг нас знакомил.

— Вот именно. И еще он странно себя вел…

— Да-да, — Маринка замахала руками. — Странно, странно. Я сразу заметила. И он одетый был.

— Не в этом дело.

— Не в этом?

— Он потом странно себя вел.

— Потом тоже странно, — Маринка закрыла рот рукой. — Ой, это странно.

— Я весь день сама не своя, — призналась я. — Все это очень…

— Странно.

— Нет, — я помолчала, подыскивая более точное определение. — Это все очень подозрительно.

Маринка хлопает на меня глазами. Стоим, смотрим друг на друга. Мне наше молчаливое хлопанье глазами кажется комичным, вчерашние события ужасными, собственное равнодушие ко всему этому кошмарным. Мне надо работать, я хочу в отпуск, мишура окружающей жизни безумно утомительна. Я устала и хочу…

— Курить, — выдохнула Маринка.

— Да, — согласилась я.

***

Маринкино повествование было коротко, как все гениальное с той лишь разницей, что ничего гениального не прозвучало. Она сообщила, что в тот самый момент, когда она находясь в прекрасном расположении духа готовила шефу на подписание отчет, параллельно оценивая свои возможности и желания на тему грядущего отпуска, как гром среди ясного неба грянул звонок по телефону. Спокойный, уверенный голос представился милицией и сообщил, что ему стало известно о посещении Маринкой выставки. Вернее того, что у Маринки было приглашение. Голос поинтересовался, была ли там Маринка, одна ли и когда ушла. На все вопросы Маринка ответила, голос вежливо попрощался, она отключила телефон и через секунду поняла, что ее спокойный и счастливый мир рухнул. Дальше была моя очередь рассказывать и Маринка уже предчувствует, что здесь будет интересно, она и сигарету закурила только когда дошла очередь говорить мне. И я поведала ей историю вчерашнего вечера. Поведение Звездина, казавшееся мне по крайней мере подозрительным, у Маринки вызвало волну святого гнева:

— Да как он мог!

Я пожала плечами, признавая его низкую подлость, хотя признаться честно, пока не поняла, что именно в его поведении показалось Маринке непозволительным.

— Но, как ты могла! — Воскликнула Маринка окончательно вогнав меня в логический тупик.

— Ну, вот, — протянула я виновато.

— Сумасшедшая, ты в опасности! — Новая пугающая версия. Проще принять на веру, чем понять.

— Что же делать? — Маринка задумалась. Я решила ей не мешать. Все-таки она меня спасает. Если и не понятно от чего, то, по крайней мере приятно.

— Мы должны все выяснить, — пришла к выводу Маринка и ткнула в меня пальцем. — Я тебя не оставлю.

— Хорошо…

— Что хорошо?

— А, ну… — я растерялась. Маринкину мысль я потеряла давно, если вообще ее уловила и похоже сейчас буду разоблачена.

Конец ознакомительного фрагмента.