F.A.T.U.M Saga of the Phoenix

Davit Baghdasarov, 2023

Приготовьтесь погрузиться в мир, где амбиции и предательство переплетаются с отголосками забытых пророчеств. В мире "F.A.T.U.M: Сага о Фениксе – Том 1" владыка Юга Джедор, самый могущественный из правителей, собирает Совет императоров Юга, чтобы передать грозное предупреждение – могущественное древнее зло пробудилось от сна, и только единство может остановить его надвигающуюся тьму. Но Совет далеко не убежден в правдивости слов своего Владыки: подозрения в скрытых мотивах окутывают отчаянную мольбу Джедора.Тем временем сердце Северной империи Данов разворачивается соперничество между братьями: стойкий лидер Тивад противостоит амбициям своего младшего брата Гидеона, чьи завоевания угрожают самому балансу сил. Когда их судьбы столкнутся, а империи окажутся на грани хаоса, вы будете увлечены повествованием, которое носит неповторимый отпечаток автора.Не пропустите это захватывающее путешествие в царство эпических масштабов, доступное уже сейчас на Литрес.

Глава 1: Тени забытых

Темный ворон, существо мифического изящества, парил в полуночном небе над теплым южным царством Азур. Его крылья — огненный гобелен красного и черного цветов — ловили мерцающий лунный свет, отбрасывая длинные призрачные тени на землю внизу. Его призрачный зов эхом отдавался в ночной тишине, и казалось, что эта мелодия не подвластна времени. Из далекого золотого замка, возвышающегося на холме, на залитом лунным светом балконе вышла одинокая фигура, молчаливо наблюдавшая за небесным зрелищем. Человек, чей лик был скрыт в ночной темноте, смотрел ввысь со смесью благоговения и любопытства.

Он наблюдал за танцующим по небу вороном — символом наступающих темных времен, живым напоминанием об историческом прошлом страны. Величественное великолепие замка простиралось далеко за пределы балкона, его возвышающиеся шпили и роскошная архитектура говорили о многовековой истории и власти, которую он хранил в своих стенах. Это был маяк власти, свидетельство наследия Южных имперств. Когда ворон произнес свой последний, призрачный клич и растворился в бесплотных просторах, человек на балконе, погрузившись в раздумья, повернулся и направился обратно в сердце замка. Он прошел через внушающий благоговение тронный зал, украшенный гобеленами с изображением давних сражений и одержанных побед. Факелы, выстроившиеся вдоль зала, отбрасывали теплый мерцающий свет на деревянные колонны с богатой резьбой и богато украшенный каменный пол. Мужчина на мгновение замедлил шаг, устремив взгляд в дальний угол зала. Там в замысловатом бра мерцало таинственное голубое пламя, отбрасывая жутковатый оттенок на окружающий мрамор. Оно плясало и кружилось, его движения были почти гипнотическими.

В этот момент из тени материализовался еще один человек с тускло горящей лампой в руке. Слабый свет лампы высветил его вытянутое лицо с аккуратно подстриженной бородой и острыми скулами, отливающими призрачной бледностью. Это был Амазис, доверенный советник императора и первый наследник престола Южных имперств. Он обладал загадочной привлекательностью, выдавая ее высоким ростом и худощавой фигурой, которая, казалось, выдержала все бури времени. Его волосы, что спускались вниз как черное полотно, часто имели глубокий оттенок ночи, окутывая лицо, отточенное годами. Суровые черты этого лица говорили о том, что его челюсть способна разрубить сталь, и тайная мощь скрывалась за спокойной наружностью. Однако истинная природа Амазиса прячется в его глазах, в этих глубоких темных прудах, наполненных мрачной тайной.

Темные глаза, напряженные и глубокие, манили к себе, как забытое древнее предание. Амазис был одет в роскошь, соответствующую его высокому положению, в регалии полуночного черного и мерцающего золота. Его мантия текла как река, покрытая мягким черным бархатом и украшенная сложными золотыми вышивками, которые хранили древние мудрые легенды.

На его воротнике была черная эмблема, изображающая растерзанного драконом феникса — символ Азура, богини тайн и перемен Амики. А на другом воротнике, оранжевая собака с двумя длинющими клыками, являясь символом его дома. Его глубокий и мудрый голос, тихий и полный благоговения, говорил, его слова были пронизаны аурой пророчества и мистицизма."Голубое пламя? О, Величайший из Великих, это, несомненно, знак…"

Загадочный человек медленно повернулся, и теперь перед Амазисом открылась его личность. Лорд-Император Джедор, непреклонный правитель Юга, человек, само присутствие которого вызывало уважение и внушало страх в равной степени. Лорд-Император олицетворял собой властное присутствие и суровую красоту. Широкая фигура и мощная челюсть дополняли его пронзительные карие глаза. Его волосы, уложенные в светлые локоны, придавали ему харизму, непоколебимый взглад его манил, а мысли были скрыты в тени.

Черные имперские доспехи Джедора были зловещим шедевром. Обсидиановые пластины, испещренные золотыми рунами, излучали ауру зловещей силы. Шлем, увенчанный витыми узорами, скрывал его лицо, а развевающийся плащ, сотканный из мерцающих золотых нитей, намекал на пережитки прошлого. Эти темные регалии были одновременно его защитой и эмблемой, символом его зловещего правления в мире, окутанном вечной ложью.

Но он не носил эмблемы Азура с Богиней Амики. Единственной эмблемой, украшающей его воротник под доспехом, был белый медведь с кроваво-красными глазами, раздирающий в пасти рыбу, его личный символ.

Джедор отвечал тоном мрачной решимости."Наши силы убывают, и нам придется обратиться к северу, дабы выжить."

С этими угрожающими словами Амазис занял место на одном из стульев рядом с величественным троном, его глаза были полны беспокойства и преданности. Зал, казалось, задержал дыхание, и воздух наполнился предвкушением. Джедор медленно отошел от тронного зала, не отрывая взгляда от дальнего коридора, словно ожидая прибытия долгожданного гостя.

Наконец в коридоре появились силуэты, окутанные тайной, которые молчаливо двигались к своему повелителю и владыке. Один за другим они вошли в тронный зал — авторитетные и властные фигуры — и один за другим склонились перед Джедором, опустившись на колени в знак непоколебимой преданности. Судьба Южных Имперств висела на волоске, и их действия и решения переплетались с загадочным гобеленом земли и наследия, которое не желало забываться.

Среди великолепия тронного зала воздух наполнился тревогой, когда Амазис, советник императора и первый наследник престола Южных имперств, вышел вперед. Его некогда высокомерная улыбка была заменена тревожным дрожанием на губах. Его глаза нервно скользили между собравшимися людьми, и их присутствие представляло собой запутанную паутину политических интриг и возможного предательства.

Амазис, сделав неглубокий почтительный поклон, заговорил, его голос был пропитан искусной вежливостью, едва скрывавшей его внутреннее смятение."Приветствую о величайшие из величайших."

Джедор, стоявший как часовой в теплую погоду в центре комнаты, встретил взгляд Амазиса пронзительным очарованием. В его глазах, обычно непостижимых, теперь читалось чувство срочности и нетерпения."Нет времени на пустые разговоры, Амазис. Быстро расставь всех по местам". Помещение словно выдохнуло коллективный вздох, напряжение, повисшее как темная туча, на мгновение рассеялось. Амазис неохотно кивнул в знак согласия."Как прикажете, Лорд-Император".

Однако под поверхностью бушевали токи недовольства и раздора, словно веками накапливавшиеся в этом величественном дворце. Глик, выдающийся и внушительный вождь среди них, обладал властной манерой и суровой, хранимой мудростью в своем внешнем облике. Время отметило его лицо, на нем были отпечатки многих пройденных лет, и в его чертах вырисовались глубокие следы опыта и мудрости.

Длинные волосы цвета ржавого сребра струились по его спине как водопад, великолепно сочетаясь с бородой того же оттенка но с огромной порцией варварской седены. Пылающая шевелюра, переплетенная серебряными прядями, придавала ему особую грандиозность. Тяжелый серебряный доспех на нем сиял и был украшен сложными рельефными узорами и знаками отличия, свидетельствующими о его благородной и храброй жизни. На доспехах виднелись шрамы, как молчаливые свидетельства бесчисленных сражений, символизирующие его стойкость и несгибаемый дух.

Эмблема на правом воротнике Глика была свирепый рыжий кабан, который представлял собой кованый зуб, изогнутый в форме, изготовленный из прочного металла. Эта эмблема словно кричала о силе и решимости своего владельца, о его готовности к встрече с любыми вызовами и опасностями. В каждой изгибах и углах этого символа заключалась загадка, олицетворяющая таинственный мир приключений и риска, в котором он был создан. На левом как и все он носил эмблему Азура.

Глик встал с колен, и его глаза устремились на Джедора с намеком на вызов и недовольство."Это, мне кажется, не самое гостеприимное приветствие со стороны советника"заметил Глик, словно приглашая к соперничеству. Амазис, чей самообладанный характер нарушился, сжал кулаки, и его костяшки побледнели. Его взгляд переполнила интенсивность, приграничная с яростью."Вы что себе позволяете, разве я сделал что-то против воли Лорда-Императора?"Глик усмехнулся, казалось, не обращая внимания на проявление гнева Амазиса."Джедор, пожалуйста, угомони своего пса, иначе мне придется…"

Зал затаил дыхание, в атмосфере нарастала гроза. Хрупкий фасад единства этих могущественных фигур, казалось, готов был разлететься на миллион осколков.

Амазис, с искаженным от ярости лицом и дрожащим от негодования голосом, ответил:"Пса говорите? Похоже, вы забыли, кто будущий наследник Азура!"

Глик, непреклонный и безапелляционный, выстрелил в ответ, его слова, как перчатка, брошенная на освященную землю тронного зала."Истинный наследник пал по собственной глупости! А ты, ничтожный и мерзкий червь, будешь раздавлен, как только Лорд-Император оставит нас!"В этот напряженный миг судьбы Южных Имперств повисли на волоске, балансируя между верностью и предательством, доверием и обманом.

Джедор со спокойной и размеренной грацией опустился на большой трон. Древнее кресло, выкованное из костей павших титанов, было символом его власти, и каждый его дюйм излучал царственное великолепие. Он расположился на нем так, словно оно было продолжением его самого, а в его взгляде бушевала бурная смесь властности и усталости. Его голос, низкий, как раскат грома, гулко разносился по роскошному тронному залу. Его подданные, советники и советницы, сидевшие вокруг великолепного круглого стола, ощущали тяжесть его будущих слов, как надвигающуюся бурю. “Хватит уже, успокойтесь".

Амазис беспокойно заерзал в своем богато украшенном кресле, опустив глаза вниз, пытаясь укрыться от пронзительного взгляда своего повелителя. “Прошу прощения, Лорд-Император” — пробормотал он, с трудом выговаривая слова.

Верховная императрица Ситара, грозная женщина, обладающая мудростью и изяществом, сидела напротив Джедора, и ее царственное присутствие резко контрастировало с его кипящим напряжением.

Ситара обладала резкой линией челюсти, что навевало мысли насчет ее непоколебимости. Ее глубокие черные глаза казались двойными бассейнами тайны, а длинные черные волосы плелись вдоль ее стройного тела. Она была одета в темные фантастические доспехи, впечатляющее сочетание черного и оранжевого. Детали на доспехах были искусно выделаны, а металлическая эмблема в виде змеи на ее нагрудной пластине служила и символом как ее империи так и коварства, явным предостережением для тех, кто смел перейти ей дорогу. Ее внешний вид в сочетании с ее мрачным поведением делали ее мрачной и влекущей в этом жестоком мире, по которому она путешествовала.

Символический стол был настоящим произведением искусства, покрытым утонченной резьбой, рассказывавшей историю выигранных битв и заключенных союзов. Под свечами его поверхность сверкала словно только что выпавший снег. Стулья, выкованные из чистого золота, переливались в мягком свете, придавая помещению величественность. Присутствующие задерживали дыхание, ожидая продолжения совета. Служанки, наряженные в роскошные золотые платья с изысканными узорами и драгоценными камнями, были элегантными и обладали безупречным макияжем в стиле Азура где выделялись длинные стрелки глаз делающие глаза дам лисячими. Их движения были грациозными, когда они несли подносы с хрусталем и серебром, возвещая о своей неизменной преданности своим хозяевам и создавая атмосферу имперской роскоши. Подарив вино и яства, они покинули зал, но за их уходом осталась атмосфера интриги и ожидания.

Глаза Джедора, как угли в разгорающемся костре, скользили с одного лица на другое, и его взгляд был неослабным. Вокруг стола сидели влиятельные и могущественные личности, каждая с собственным уникальным присутствием.

Глик, неординарный союзник, занимал место справа от Джедора, его поведение было решительным и непоколебимым. Рядом с ним находился его преданный помощник Лесос с пылающими огненно-рыжими волосами и мужественной бородой. Его угловатые черты лица и пронзительные голубые глаза придавали ему загадочный вид. Его одежда сочетала в себе практичность и средневековый стиль, подчеркивая его жизнь, полную приключений. Этот рыжеволосый и бородатый мужчина излучал мистическое очарование и харизму, воплощая в себе пламенный дух в сложном и мрачном мире. Он был одет в блестящие серебряные доспехи, которые сияли словно лунный свет на воде. Яркая эмблема черного огня, выгравированная на его нагрудной пластине, символизировала мощное оружие Кирков. На воротнике красовалась лишь эмблема Азура так же как и у всех остальных мелких лордов не являющимся императорами либо советниками самого Джедора. В Азуре запрещалось всем остальным домам носить эмблемы своих домов на воротнике в пресутствии Лорда-Императора. Контраст между серебром и черным цветом придавал ему загадочное и могущественное присутствие в запутанном и коварном мире, где он жил. Он стоял, не спуская глаз с Джедора, готовый действовать по его указанию.

Рядом стоял пустой стул, напоминающий о том, что в зале еще не появился участник. Его пустое присутствие словно предвещало появление кого-то очень важного, в данный момент отсутствующего, но призванного сыграть важную роль в разворачивающихся событиях.

Перед лицом Джедора сверкали глаза Верховной Императрицы Ситары, в которых отражались решимость и древняя мудрость. Рядом с ней — проницательный советник Нариад. Он выглядит грозной фигурой. Его лицо отличается точеными чертами, в том числе сильной челюстью и пронзительными голубыми глазами. Завитые темные волосы обрамляют его суровый облик. Он облачен в яркие черно-оранжевые доспехи, которые зловеще поблескивают в тусклом свете. На его плече красуется эмблема Богини Амики, символизирующая Азур.

Слева от Нариада сидел Адальвин — грозный и старый воин, облаченный в безупречные белые доспехи. Его обветренное, но сильное лицо отличалось суровой красотой, с квадратной линией челюсти и пронзительными, решительными глазами, в которых заложена была мудрость опытного воина. Эмблема в виде снежной совы на нагрудном щите его сверкающих доспехов означала его связь с величественными и таинственными существами этого фантастического мира. Сам доспех, символ чистоты и чести, был искусно украшен витиеватыми узорами, что придавало ему царственную элегантность. Несмотря на преклонный возраст, одеяние Адальвина в сочетании с его твердым характером вызывало уважение и благоговение в этом мистическом царстве. Это была легендарная личность, известная своей непоколебимой приверженностью справедливости и неуклонной преданностью делу защиты имперства от сил тьмы. На воротнике он носил эмблему Азура и эмблему Плесании Желто-красную канарейку с листвой в ключве.

Адальвин сидел со своей дочерью Аббой, словно возвышенный король своего времени. Она была воплощением божественной красоты, ее длинные, белоснежные волосы летели, словно водопад, ниспадая до самых ног. Ее утонченные черты лица и завораживающие глаза, которые казались чем-то сверхъестественным, делали ее просто неповторимой. В ее безупречно белых доспехах, увенчанных эмблемой совы на спине, она выглядела как богиня среди смертных, излучая небесную элегантность. Ее присутствие окутывалось загадочностью, делая ее легендарной фигурой в этом магическом мире.

Ее фарфоровая кожа излучала мягкое свечение, словно дар богов. Большие серебристые глаза, окруженные длинными темными ресницами, притягивали взгляды, словно они сами были загадками, чье разгадывание привело бы к познанию вселенских тайн. Прямой нос сливался с пухлыми розовыми губами, которые часто изгибались в загадочной улыбке, словно она знала секреты, проникающие глубже, чем это можно было представить. Ее красота и грация были исключительными, словно они наследовали вечную элегантность своего рода. Вместе они были воплощением власти, и их присутствие излучало ауру величия, которая соответствовала их высокому положению. Она также носила эмблему Азура но не своих земель.

В этом священном зале, где на волоске висели судьбы народов, разворачивалась картина власти, интриг и истории. Круглый стол Совета, ставший сценой для махинаций императоров и императриц, сверкал своей нарядной красотой, а его участники, каждый из которых имел свои мотивы и амбиции, готовились к принятию решений, способных изменить ход истории.

В просторном зале, представляющем собой гобелен роскоши и власти, последнее место в совете оставалось свободным, место на котором должен был сидеть император Сиф.

На пустом табурете рядом, сидел Альфар, доверенный советник императора Нирландии Сифа. Его поведение было сдержанным и наблюдательным, каждое движение было просчитано. У него был сильный и решительный взгляд, черные короткие волосы и аккуратно подстриженная борода. Он был облачен в излучавшие блеск золотые доспехи, на плече которых красовалась эмблема в виде величественного оленя — символа Ниирландии. Его одежда излучала царственную роскошь, и он был символом силы и благородства в этом чарующем имперстве. На воротнике он также носил лишь символ Азура.

В этом грандиозном собрании приняли участие самые выдающиеся личности Юга, каждая из которых обладала своей уникальной мудростью, силой и влиянием. В воздухе висела атмосфера предвкушения, ощутимая энергия, которая, казалось, гулко отдавалась в богато украшенном зале, где столетия истории и политических интриг оставили свой след. Ловкой и опытной рукой Амазис, всегда любезный советник, тщательно налил в кубок темно-малиновое вино Диндан, рубиновые оттенки которого переливались в окружающем свете. Затем он протянул кубок Джедору, воплощению царственной власти и суровой решимости. Однако Джедор, казалось бы, поглощенный важными делами, предпочел проигнорировать предложенное вино. Его глаза, напряженные и нечитаемые, обшаривали лица, собравшиеся за столом совета. Ощутимое напряжение, царившее в зале, казалось, заглушало даже звон бокалов.

"В своем письме, — начал Джедор, в его голосе звучала серьезность лидерства, — я указал, что произошло с нашими нутийскими собратьями, и именно по этой причине мне пришлось так поспешно созвать этот совместный совет…"Он сделал паузу, и его слова повисли в воздухе, как невысказанная клятва."И прежде чем мы начнем, Альфар, где Сиф?"

Альфар, с позой непоколебимого слуги, почтительно склонил голову, в его голосе звучала тщательно выверенная каденция смирения."Приношу свои глубочайшие извинения, лорд-император. К сожалению, Император был вынужден задержаться, так как был очень занят, и он просит у вас прощения за причиненные неудобства".

Комната, до этого наполненная электрическим предвкушением, теперь зависела от каждого слова Джедора. Он наклонился вперед, его глаза сузились с намеком на подозрение."И чем же он был занят, что проигнорировал созванный мной совет?"

Ответ Альфара был смиренным, но с оттенком неуверенности."Я не знаю, мой господин".

Но напряженную тишину нарушил Глик, наглый старик. Его задорный смех, казалось, гулко разносился по комнате."Он, наверное, занят всякими забавами со своей маленькой женушкой".

Ледяной взгляд Джедора, способный пробить самую толстую броню, устремился на Глика. Тот, почувствовав серьезность недовольства лорда, замолчал, и в комнате вновь воцарилась тишина. Джедору, мастеру контроля, удалось сдержать свои эмоции, его лицо не выдавало ничего, кроме отстраненного авторитета. Спутся мгновение он промолвил — "Приступим".

И с этими словами судьба Южных имперств оказалась в руках этих могущественных людей, собравшихся в комнате, окутанной тайнами, соперничеством и грузом самой истории. Совет, запутанный, как паутина интриг, только начинал распутываться.

В освященном зале, казалось, сам воздух затаил дыхание, отягощенный тяжестью надвигающейся гибели. Совет могущественных фигур, каждый из которых носил мантию своей империи, с восторженным вниманием следил за тем, как Лорд-Император Джедор произносит свое грозное заявление. Его голос, глубокий и звонкий, эхом разносился по пещерному залу, где многовековая история и отголоски прошлых решений оставили неизгладимые следы на каменных стенах. Присутствие Джедора властно, его имперский лик прочерчен линиями опыта и тяготами лидерства. Его взгляд, напряженный и непреклонный, окинул собравшихся членов совета. Это картина власти и ответственности, гобелен, сотканный из нитей амбиций, соперничества и долга.

"Мы узнали, что Феникс снова пробудился, — начал Джедор, предвещая надвигающуюся катастрофу."И хотя он еще не так силен, его возвращение к полной силе займет совсем немного времени. После Нутии он станет еще сильнее, ведь ему удалось завладеть сердцем Императора".

Альфар наклонился вперед, нахмурив брови от глубокого беспокойства. Его зоркие глаза, острые, как острие меча, искали ответы в словах лорда-императора."Значит, вы хотите сказать, что грозная тварь вновь пробудилась?"Джедор отвечал размеренно, в его голосе слышалась ноша откровения."Я хочу сказать, что Феникс приближается, и если мы вовремя не остановим его, то никогда не сможем победить. В прошлый раз у нас был сам Разрушитель миров Дан и сила Семерых которые он забрал у древних, но сейчас нет ни одного носителя такой огромной богоподобной силы, как раньше. Даже если мы соберем всех Императоров АйнемраТерры вместе, отбросив все наши споры, мы не сможем претендовать на победу над ним!"Глик, как всегда скептик, откинулся в кресле, на его губах играла ухмылка. Его голос с оттенком высокомерия ставил под сомнение саму идею возрождения Феникса."Да прекратите, милорд! Мы уничтожили его много веков назад под вашим руководством. Теперь история о Фениксе может быть только мифом". В ответе Джедора чувствовалась тяжесть личного опыта и загадочность исторических истин."Да, я выиграл много битв, но, поверьте, если бы не мой отец и сила Семерых, то Феникс превратил бы нас всех в пыль. К тому же, Глик, все невероятное в какой-то момент называют мифом, и все это делается для того, чтобы скрыть правду. Не тебе ли это не знать, не так ли?"

Терпение Глика иссякло, и он обрушил свой гнев на богато украшенный стол Совета, ударив по нему кулаком с гулким стуком. Казалось, что комната содрогнулась от его гнева, а напряжение в воздухе полыхнуло, как молния."На что ты намекаешь?"В голосе Глика, похожем на низкий рык, прозвучали нотки угрозы, которые гулко отдавались в комнате. Амазис, непоколебимый в своей верности лорду-императору Джедору, вмешался с суровым предупреждением. Его голос, в противовес кипящей агрессии Глика, был полон авторитета."Не забывайте, с кем вы говорите! Зал Совета, горнило власти и интриг, стоял на грани раздора, судьбы Южных Имперств висели в шатком равновесии. Занимаясь решением загадочного вопроса о возвращении Феникса, члены Совета столкнулись с историей, скептицизмом и неопределенным будущим, которое сулило либо спасение, либо уничтожение.

Слова Глика, пронизанные презрением и ядом, прорезали воздух, как отточенное лезвие, их суровость не оставляла места для двусмысленности. Его голос, мощное оружие, отточенное годами придворных интриг и политических маневров, гулко разнесся по залу Совета.

"Ты, вероломная мразь не уважающая историю своего дома, похоже, забыл все из своего прошлого!"с праведным негодованием прошипел Глик."Не смей на меня голос повышать, шавка!"

Напряжение в зале, и без того густое, как патока, грозило достичь предела. Но Джедор, Владыка Юга, был не из тех, кого легко спровоцировать. Он смотрел на Глика с непостижимым выражением, глаза его сузились, едва заметно изменив форму. Глик, почувствовав напряженность взгляда Джедора, не мог не перевести его на себя."Джедор, не думай, что я тебя боюсь", — вызывающе ответил Глик."Не надо на меня так смотреть! Ты носишь титул Владыки Юга, но помни о своих корнях и не забывай, что когда-то мы были на одной стороне против зла!"

Напряжение в комнате, казалось, висело на острие ножа, балансируя между конфронтацией и почтением. Императрица Ситара, фигура изящная и дипломатичная, вмешалась в разговор голосом, в котором чувствовалась мудрость и единство:"Глик, успокойся, дорогой, — попросила она, встретившись с его напряженным взглядом, ее глаза смягчились."Мы все помним, что произошло много веков назад, но нет необходимости напоминать об этом сейчас". Глик откинулся назад, чтобы ответить."Если бы ты помнила, то не посмела бы сейчас ничего сказать". Джедор, признавая совет Ситары, перевел взгляд на нее, молчаливо признавая их общую ответственность и серьезность ситуации, которая связывала их вместе. Не обращая внимания на провокации Глика, Джедор заговорил с ней."Ситара, твоя империя подвергается величайшему риску!"заявил Джедор, его голос был полон настоятельной необходимости."Вам необходимо срочно эвакуировать все население в Азур". Ситара, непоколебимая в своем стремлении к высшему благу, ответила простым, но решительным утверждением."Как прикажете, милорд". Глик пробормотал про себя:"Жополизы, все тут гребанные жополизы!".

Адальвин, голос разума и прагматизма в совете, вмешался с насущной тревогой заметив накаляющеюся обстановку."Джедор, но если все это правда, то нам срочно нужно объединиться с северянами и жителями Востока и Запада. Без них у нас не будет ни единого шанса!"Ответ Джедора был однозначным, отражающим тяжелые обстоятельства, не оставляющие места для колебаний и разногласий."Именно так."

Ярость Глика вырвалась наружу подобно извержению вулкана, его голос превратился в неистовый рев, который гулко отдавался в зале заседаний Большого совета, пронизывая всех собравшихся сановников и вельмож. Его взрыв разрушил покров благопристойности, царивший в зале несколько минут назад, оставив после себя тревожную тишину, наполненную напряжением и неуверенностью."Что за чушь ты несешь? Объединиться с данами?"Слова Глика, пронизанные презрением и недоверием, прорезали воздух, как хорошо отточенный клинок, бросая вызов самой ткани их реальности. Джедор, сидящий в центре этой бури, сохранял позу непоколебимой решимости. Его ответ, произнесенный с самообладанием, говорившим о самоанализе и тяжелом грузе лидерства, резонировал с грузом самой истории."Да, Глик. Для меня это самое сложное решение. Если ты помнишь, во время битвы при Моригле я отрекся от своего дома и Севера и присоединился к Югу, как когда-то сделали и вы.

Но мы все помним, как могущественна сила Феникса, и если они действительно выжили и решили напасть сейчас, значит, они подготовились, и у нас нет другого выбора, кроме как объединиться с данами и другими империями, даже самыми мерзкими, потому что у нас есть только один шанс остановить их всех!"

Глик, пылая всепоглощающим гневом, ответил яростным отказом, в его голосе звучало презрение к самой идее такого союза."Джедор, ты сошел с ума? Эти варвары служат старым богам. Я говорил тебе 500 зим назад, что предоставлю армию и возглавлю ее, объединив силы с северянами всего один раз. Но теперь мы не можем рассчитывать на их помощь после того, что они натворили в горах Ситхави. Только глупец мог допустить такое. Разве ты забыл, что они нарушили свою клятву и пытались уничтожить мой народ? Мне здесь больше нечего делать". С этими категоричными словами Глик, воплощение непокорности, поднялся со своего богато украшенного кресла. Его шаги, каждый из которых был отголоском его разочарования и убежденности, целеустремленно понесли его к выходу. Резонанс от его ухода еще долго звучал в зале, молчаливо свидетельствуя о глубине его несогласия.

Однако Джедор оставался непоколебим, его не остановила только что прошедшая буря. Он воспользовался моментом, чтобы напомнить Глику забытую истину, похороненную главу их общей истории, которая теперь требовала расплаты."Глик, кажется, ты что-то забыл"вдруг тихо промолвил Джедор в свойственной ему манере.

Глик, гордость которого была уязвлена, но любопытство разгорелось, не удержался и бросил взгляд назад, через плечо. В его глазах мелькнуло любопытство, искра понимания того, что сейчас произойдет нечто важное."Да? И что же я забыл?"В этот миг, когда напряжение спало, Джедор, мастер расчетливых движений, поднялся со своего царственного кресла. С его лицом, некогда хранившим спокойствие, произошла метаморфоза. Он превратился в маску непреклонной решимости, в лицо, вытравленное решимостью и целеустремленностью. В его глазах ярко горел огонь непоколебимой преданности, в них бушевало намерение, которое невозможно было отрицать.

И в следующее мгновение, подобно молниеносному порыву ветра, Джедор превратился в сплошное пятно движения, бросая вызов законам физики в демонстрации сверхъестественной ловкости. Это было захватывающее зрелище, свидетельствующее о его боевом мастерстве и неукротимом духе, который им движет. Скорость последнего настолько велика, что Глик даже не успевает прикрыться броней из собственной силы богов.

Зал Совета, ставший сценой для этого захватывающего зрелища, затаил дыхание, когда Лорд-Император Джедор со скоростью разящей змеи бросился к Глику.

Движение разворачивалось с такой неземной быстротой, что человеческий глаз, скованный ограничениями обычного восприятия, едва успевал следить за поразительной скоростью действий Джедора. В мгновение ока он перешагнул границы смертной ловкости, превратившись в настоящую бурю божественной мощи. Его форма, бесплотный вихрь движения, казалось, пронзила саму ткань пространства, оставив после себя лишь мимолетный, мерцающий призрак — призрачное эхо его присутствия. И в одно мгновение катаклизмическая сила удара Джедора обрушилась на Глика, как разъяренный гром, лишив непокорного дворянина дыхания и оторвав его голову от тела. Жизнь Глика, некогда кипевшая страстью и бравадой, оборвалась, оставив после себя лишь леденящую душу картину смерти и тьмы. Его безжизненное тело рухнуло на пол, отброшенное как пешка в бесконечной игре судьбы.

Тяжелая, гнетущая тишина опустилась на зал Большого Совета, пронизывающая тишина, которая, казалось, отражала коллективный ужас тех, кто был свидетелем этого непостижимого действа. Правящие лидеры империй, на лицах которых были написаны шок и недоверие, в ошеломленном молчании смотрели на фигуру Джедора. Он стоял, лишившись всех атрибутов власти, и держал в руках отрубленную голову Глика как мрачный и тревожный трофей."Свою голову", — провозгласил Джедор, его голос был властным шепотом, прорезавшим воздух, и напоминал об абсолютной власти, которой он обладал в этот леденящий душу момент расплаты. Последствия этого чудовищного поступка разнеслись по залу, отбросив на судьбу Южных имперств длинную, предчувствующую тень. Совет был безвозвратно изменен, и отголоски этого шокирующего поступка будут звучать в истории, оставляя после себя наследие тьмы и неопределенности.

Тем временем в огромной и грозной империи Дан, в неумолимом сердце Севера, среди толпы пленников возвышался колосс — вождь данов Тивад. Его длинные блондинистые волосы бурлили как пламя на ветру, отражая живую силу и стойкость. Во мраке ночи, эти волосы были как золото, сверкающее в последние мгновения заката. Они придавали ему вид ангела, спущенного на этот свет с небесных высот.

Но это было только начало загадки, ибо никто не мог остаться равнодушным к его черным, густым как смерть усам. Они казались двумя мраком, затерянным среди светлых волос, словно два вихря, которые могли унести даже самые отчаянные души. Усы Тивада были его тайной, символом его силы и загадочности.

Титанические мускулы этого воина были источником его невероятной силы и могущества. Он выглядел, как создание, спущенное с Олимпа, и его мускулы были такие сильные, что могли раздвинуть даже самую крепкую броню даже без использования силы Богов спрятаных в недрах его сердца. Он был героем для своего народа, несомненно, и его внешность была примером божественной мощи и непревзойденной красоты в этом мире тьмы и предательств.

Пленники свидетельствовали о его силе и могуществе: их руки сжимали мечи, сверкающие, как осколки льда, железные щиты, сверкающие от непоколебимой решимости, и доспехи, несущие на себе тяжесть их необузданной мощи и величия их имперства. Тивад, фигура одновременно властная и загадочная, двигался с изящной грацией, казалось, не подчиняющейся законам природы. Он прошел мимо множества пленников, каждый из которых нес бремя своей неминуемой судьбы. Лица пленников несли на себе безошибочный отпечаток страха, на них был написан коктейль из ужаса и трепета перед неизбежным. Взгляды пленников были обращены к расстеленному ковру безжизненных тел, устилавшему залитую кровью землю. Здесь багровые ручейки смешивались с непрекращающимся дождем, унося с собой жуткую картину смерти.

Среди оставшихся в живых пленных были лица, лишенные цвета и напоминающие трупы, их дрожащие фигуры восставали из самых глубин отчаяния и паники, полные страха.

Их судьба, казалось, была безвозвратно впечатана в пропитанную кровью землю под ногами.

Тивад, неукротимая сила природы, обратился к дрожащим массам голосом, в котором чувствовался вес власти и могущества."Ну что? Есть ли среди вас смельчаки, которые еще хотят свободы? Или вы предпочитаете быть сожранными моей прекрасной Эбией, будучи привязанными к дереву?"

Пятеро отчаянных пленников, у которых страх затмил безрассудное отчаяние, бросились на Тивада. Но Тивад с непоколебимой ловкостью и плавным движением меча разбил оружие одного из них и сразил последнего точным, пронзительным ударом, попавшим в легкие пленника. Два других пленника, ставшие свидетелями ужасной судьбы своих товарищей, бросились на Тивада сзади, желая нанести смертельный удар в незащищенную спину.

Однако предводитель данов, мастер боя и уклонения, ловко уходил от их атак. Словно тень, он проскользывад между ними, и его мощные руки сомкнулись на шеях обоих с непреклонной хваткой стальных клещей. Сила гнева Тивада стала ощутимой, когда он с разрушительной силой замахнулся на беспомощные жертвы, и их головы разлетелись в гротескном и жутком ритме. В этот ужасающий миг их жизни были уничтожены его неумолимой мощью. Затем, проявив небывалую божественную силу, Тивад подчинил себе саму стихию. Тела пленников охватило пламя, вырвавшееся из-под кожи Тивада, их плоть сгорела, оставив после себя лишь обугленные кости как прискорбные остатки их существования. Когда пламя наконец утихло, Тивад стоял среди последствий этого кошмарного зрелища, облаченный в доспехи, дарованные ему божественной волей богов. Оставшиеся в живых пленники, их дрожащие фигуры, пропитанные лужами собственной мочи, вздрагивали от отдаленных раскатов грома в небесах над головой.

"Вас расколоть легче, чем орехи", — объявил Тивад, и в его голосе прозвучала громовая нотка, резонирующая с силой самой судьбы."Давайте, черт возьми, пошустрее".

Паника и отчаяние охватили остальных заключенных, их глаза наполнились нарастающим ужасом. Отчаянно и бесполезно пытаясь спастись, они молча обменивались страдальческими взглядами, в душе каждого из них росло осознание неумолимости своей судьбы. С криками, сливающимися с отчаянными воплями, они рванулись вперед, пытаясь обогнать кошмарную судьбу, подстерегающую их. Но Тивад, яростный и решительный, не оставлял им надежды на спасение. Стремительными и точными движениями, как хищник, настигающий свою жертву, он пресекал все отчаянные попытки к бегству, опутывая их тела, как безвольную добычу, попавшую в неизбежные ловушки. Каждый пленник, осмелившийся воспротивиться надвигающейся гибели, оказывался в плену мощной хватки Тивада, и его тщетные попытки оказывались совершенно бесполезными.

Крики и стоны пленников, отчаянные и мучительные, стали затихать в нависшей тишине, когда Тивад, неумолимый палач, тисками подавил их тщетные попытки к сопротивлению. Неизбежность смерти методично надвигалась на них, как тень, ползущая по земле, гася одну за другой слабые искры сопротивления. В конце концов, какофония борьбы сменилась глубокой и жуткой тишиной, нарушаемой лишь редким хныканьем выживших. Оставшиеся в живых пленники, надломленные духом и преследуемые мрачным призраком гибели, понимали, что лишь отсрочили свою неумолимую кончину, а их побег из лап смерти — лишь неуловимый мираж. Тивад, кожа которого теперь была украшена еще более толстым слоем брони, проступающей изнутри его тела, являл собой гротескный образ живого кошмара. Словно сама его плоть превратилась в гротескный гобелен кошмарной красоты, украшенный чешуей, сверкающей, как кровь, пролитая на поле боя.

"Теперь будет веселее", — заявил Тивад, и в его голосе прозвучало леденящее душу обещание грядущих ужасов. Злобный блеск в его глазах плясал, как злобные звезды на ночном небе. Но не успел последний зловещий слог сорваться с его губ, как с небес, словно мстительный дождь смерти, обрушился смертоносный шквал стрел. Жестокие снаряды с безошибочной точностью попадали в цель, пронзая одно за другим сердца оставшихся пленников. Воздух разорвала жуткая симфония угасшей жизни, каждый удар и вздох — скорбная нота в мрачной композиции смерти. Одна из этих смертоносных стрел, пущенная невидимыми руками, ведомыми зловещей волей, попала в трапецию Тивада. Удар был сотрясающим, жгучая боль пронзила его грозную фигуру и разожгла в нем дикую ярость."Опять ты!"в ярости прорычал Тивад, его глаза пылали адским огнем, отражавшим всю глубину его гнева. Источник этого внезапного и коварного нападения оставался скрыт, окутан загадкой теней. Но Тивад, неустрашимый и неумолимый, был полон решимости раскрыть личность этого неуловимого противника и отплатить ему добром.

Таинственный незнакомец, теневая фигура, окутанная аурой загадочности, все ближе подбирался к Тиваду. По мере приблежения Тивад сбросил с себя броню от использования силы Богов. Его внушительная фигура теперь была полностью обнажена, доспехи, дарованные ему божественной силой богов, были возврашенны под его кожу.

Обнаженный, он стоял среди тренировочного поля, жуткую картину которого обрамляли мрачные и безмолвные черепа пленников, которых он безжалостно уничтожал. Сморщившись от боли, Тивад с силой выдернул из своего бока жестокую стрелу, древко которой было залито его собственной багрово-cиней кровью. Его голос, в котором звучали раздражение и озабоченность, эхом разнесся по ночному холодному воздуху, когда он обратился к приближающейся фигуре.

"Крона, сколько раз я должен повторять тебе, чтобы ты не вмешивалась, когда я развлекаюсь?"В словах Тивада звучала ярость, раздражение с оттенком отцовского беспокойства, которое он с трудом скрывал. Старшая дочь Тивада, Крона, чей облик, обрамленный локонами длинных вьющихся светлых волос, в которых, казалось, была запечатлена золотая сущность самого солнца, стал достоянием баллад бардов и сказаний трубадуров. Лицо фарфорового совершенства, словно высеченное самими богами из тончайшего мрамора, отличалось гармоничным балансом между нежностью и свирепостью. Ее изумрудные глаза, глубокие, как лесные поляны былых времен, хранили нераскрытые тайны, а взгляд мог пронзить душу человека.

Ее доспехи, сделанные из шкуры страшного павшего дракона, свидетельствовали о ее неукротимом духе. Чешуя насыщенного малинового оттенка, казалось, загоралась, когда ее целовали солнечные лучи, и сверкала неземным свечением. Каждая чешуйка, кропотливо изготовленная мастерами-кузнецами в кузницах Южной Империи, была непробиваема, как крепостные стены. Доспехи струились с изяществом, которое не соответствовало их грозной силе, а их линии подчеркивали тонкость и изящество ее фигуры.

Она приблизилась, лунный свет ласкал тонкий изгиб ее лукавой ухмылки — отражение ее непонятной натуры. Она отмахнулась от упреков отца, и в ее голосе прозвучали нотки игривого бунтарства.

"Прости меня, отец, но дядя прислал сообщение о прибытии, поэтому я и пришла", — ответила Крона, в ее глазах горел восторг от собственной смелости. Тивад нахмурил брови, на его суровом лице отразилась смесь разочарования и беспокойства. Он слишком хорошо знал импульсивную натуру своей дочери, которая была зеркальным отражением его собственного пламенного духа. “И все же, Крона, если ты еще раз вмешаешься в мои дела, это будет иметь последствия” — предупредил Тивад, в его голосе звучали и отцовский авторитет, и усталость вождя, несущего бремя командования. Крона кивнула, озорно сверкнув глазами в знак согласия с предостережением отца. Несмотря на свой пылкий характер, она понимала всю серьезность его приказа.

"Я знаю, знаю", — ответила она, в ее голосе прозвучали нотки неохотного согласия. Тивад, не в силах подавить улыбку, протянул мозолистую руку и положил ее на плечо дочери. Его прикосновение было наполнено мощной смесью ласки и молчаливого понимания, что свидетельствовало о сложной связи между ними."Тогда иди, Крона. Найди своего брата и приведи его в замок". приказал Тивад, его тон был пронизан и властностью, и теплом отцовской любви.

Торжественно кивнув, Крона повернулась и исчезла в объятиях теней, ее легкая фигура плавно слилась с непроглядной тьмой, окутавшей имперство. Тивад смотрел вслед уходящей дочери, испытывая сложную смесь гордости и беспокойства. Тяжесть их рода, их ответственность висели в воздухе, как надвигающаяся буря, когда они готовились встретиться с Гидеоном и неизвестными проблемами, которые ожидали их в задумчивом сердце их имперства.

Крона скакала по тренировочному полю, копыта ее коня ударяли по мокрой земле с ритмичной каденцией, вторящей меланхоличной мелодии дождя. Ливень, неумолимый и яростный, промочил ее до костей, одежда прилипла к телу, как вторая кожа. Не останавливаясь, она решительно погнала лошадь вперед, и под ними захрустела земля.

Наконец, она достигла освященной территории Храма Знаний, возвышающиеся шпили которого и древние камни служили свидетельством мудрости, хранящейся в нем. Спустившись с коня, Крона собрала волосы и поднялась по истертым ступеням, и каждый ее шаг гулко отдавался в коридорах. Когда она проходила по коридорам, стены которых украшали выцветшие картины Тивада и загадочные, давно забытые фигуры, присутствие Кроны, казалось, вдыхало жизнь в камни. Ее шаги были размеренны, а взгляд внимателен, когда она наблюдала за бормотанием ученых обитателей Храма. В самом сердце Храма, в покоях, где теплые лучи света смешивались с призрачными тенями, находился почтенный и мудрый жрец, известный как Серо. Он предстает в образе мудреца в красной мантии, украшенной медвежьими символами. Его лицо, вытравленное возрастом, отличалось длинным носом и ушами, царственными скулами и глубокими мудрыми глазами. Длинные, струящиеся белые волосы и величественная борода выдавали в нем вечную мудрость.

Серо восседал на обветренном каменном троне. Казалось, само время течет сквозь его древний облик, а глаза хранят тайны, пережившие бесчисленное множество жизней. Он казался живой реликвией, хранителем знаний и тайн, хранящихся в веках. Рядом с ним стоял мальчик по имени Карей, младший брат Кроны. Несмотря на свой юный возраст — всего десять лет, — Карей обладал несомненным интеллектом в своих ярких глазах, мерцавших, как двойные шары звездного света. Светлые волосы, уложенные в безупречную прическу, обрамляли лицо, поцелованное золотыми лучами солнца, — неповторимый лик мальчика, предназначенного для величия. Он был одет в красную мантию, на спине которой красовался гордый красный медведь — символ империи Дан. Ведь в северных землях не было принято носить эмблемы на воротниках.

Карей обратил внимание на шаги Кроны, которые мягкой каденцией стучали по каменному полу и гулко разносились по парадным залам, когда она приблизилась к почитаемой фигуре учителя Серо. Ее поза выражала глубокое уважение, голова была склонена в знак почтения к присутствию старейшины. В тишине зала атмосфера изменилась, когда Крона заговорила, в ее голосе ощутимо чувство срочности и обязательности, которое повисло в воздухе.

"Учитель Серо, — начала Крона, ее слова прозвучали как решительный призыв, нарушивший поток поучений почтенного священника, — отец просит присутствия мальчика. Серо отреагировал быстро, в его глазах мелькнуло удивление и нотка раздражения. Он был погружен в самый разгар важнейшего урока, и глубокая мудрость его учения лилась потоком, пока не была прервана вторжением Кроны."Крона, — начал Серо, его голос был размеренным и слегка укоризненным, — мы находимся в самом разгаре важнейшего урока. Ты не вовремя". Крона, помня об авторитете отца, встретила взгляд Серо с непоколебимой решимостью."Я понимаю, учитель, — ответила она, — но не от моей воли это зависит". Серо вздохнул, в его чертах отразилось неохотное согласие и глубокое уважение к приказам Тивада."Ах, Тивад, — пробормотал он, с губ его сорвался шепот покорности, — хорошо, Карей. Мы продолжим наши занятия завтра". Юношеский голос Карея, полный любопытства и невинности, воспользовался этой паузой в уроке, чтобы задать вопрос, который все время крутился в его юном сознании."Учитель Серо, — спросил Карей, его голос был наполнен юношеским любопытством, — правда ли, что дядя Зено встретил свою смерть как герой?"

Серо сделал паузу, его взгляд устремился в далекие отголоски прошлого, где сказания поколений сплели гобелен легенд и мифов."Я не был непосредственным свидетелем тех событий, юный Карей, — начал Серо, его голос был пронизан отголосками мудрости предков."Но шепот предков моих предков рассказывает о доблестных деяниях Зено, о его непоколебимой храбрости перед лицом невзгод. Он сражался за свой народ, как герой, чье имя осталось неизвестным миру. Однако точные обстоятельства его последних минут остаются загадкой. Если ты хочешь узнать правду, дитя мое, спроси своего отца, ведь он присутствовал при той роковой битве". Карей нахмурил брови в раздумье: загадка подвига его дяди и вопросы, оставшиеся без ответа, бросали тень на его юношеский облик. Палата хранила в себе ауру глубокого знания, ее секреты и откровения были готовы определить судьбы тех, кто искал ее мудрости.

Слова Карея, словно тоскливый ветерок, витали в воздухе, а загадочное прошлое их рода отбрасывало длинные тени на их настоящее. Учитель Серо, хранитель древней мудрости, смотрел на юношу с некоторым сочувствием, понимая, что в нем горит жажда знаний.

"Ах, Карей, — начал Серо, в его голосе звучала нотка меланхолии, — твой отец, как и многие воины, носит в себе груз невысказанных историй, слишком тяжелое бремя, чтобы им делиться. Рассказы о прошлом, они как хрупкие нити, вплетенные в древо нашей истории".

В зале воцарилась задумчивая тишина, мерцающий свет свечей отбрасывал эфемерные тени на израненные временем стены. Это было место, где отзвуки времени отдавались эхом, где в древних камнях хранились секреты, ожидавшие тех, кто стремился разгадать их тайны. Этот момент оставил неизгладимый след в душе Карея, зародив в нем горячее желание раскрыть скрытые истины, сокрытые в истории его семьи. С вновь обретенной целью Крона вышла из Храма знаний, взяв на руки своего брата Карея. Усадив его на своего закаленного в боях коня — благородного представителя породы Дэн, он обладал длинными крыльями, уходящими за горизонт, обеспечивая одновременно грацию и силу. У этого уникального существа было не четыре, а восемь ног, причем каждая конечность двигалась в совершенной гармонии. Четыре глаза, похожие на драгоценные камни, хранили в себе калейдоскоп видений, позволяя видеть и неземное, и земное.

Его массивная пасть была усеяна острыми, сверкающими зубами — грозная пасть, готовая защищать или пожирать в зависимости от прихотей фантастического мира. Крона и Карей отправились в путь к величественному замку Дана. Непрекращающийся дождь был неумолимым фоном, его ритмичный стук напоминал о том, что мир непрерывно движется.

Карей, сидящий напротив сестры, смотрел вдаль, его мысли были полны любопытства и размышлений. Прерванный урок все еще тяготил его, но жажда знаний оставалась неутоленной. Крона, почувствовав созерцательное настроение брата, нарушила молчание."Опять дуешься?" — поддразнила она, в ее голосе прозвучала нежная насмешка. Карей поднял голову, в его юношеских глазах блеснули любопытство и самоанализ."Нет, сестренка, — ответил он, в его голосе прозвучала искренность, — просто хотел узнать немного больше о дяде Зено".

Крона откинулась в седле, устремив взгляд на мокрый от дождя горизонт. Жажда брата к пониманию была одновременно и восхитительной, и вдохновляющей."Хм, — размышляла она, разглядывая жажду Карея к знаниям, — ты узнал сегодня что-то новое?"Карей охотно кивнул, его юношеский энтузиазм был заметен в жестах."Да, конечно!" — воскликнул он, — "Например, знаешь ли ты, что Гера приказала нашему деду восстать против Хишаса?". Крона подняла бровь, очарованная жаждой знаний Карея. Было видно, что время, проведенное в Храме знаний, не прошло даром."Этому тебе рассказал Серо или другой жрец храма?" — спросила она, заинтересовавшись этим интригующим открытием.

Глаза Карея сверкали юношеским задором, в его словах чувствовалось восхищение своим учителем. Ему не терпелось поделиться полученными знаниями, его голос переполнял энтузиазм."Конечно, это был Серо, — подтвердил Карей, его голос был полон уверенности, — другие жрецы вообще ничего не знают!"Крона не могла не улыбнуться непоколебимой вере брата в своего наставника."А что еще он тебе рассказал?" — поинтересовалась она, любопытство которой было вызвано теми крупицами мудрости, которые впитал Карей.

Глаза Карея загорелись, как звезды-близнецы, и он стал оживленно пересказывать услышанные истории, каждое слово складывалось в яркий сборник мифов и легенд.

"Ну… Например, что наши дяди были теми, кто победил всех Титанов!"воскликнул Карей, его голос был полон юношеского удивления. Крона кивнула в знак согласия, ее грудь вздымалась от гордости за богатую историю своей семьи."Но не без помощи нашего отца", — добавила она, подчеркивая, что их род сыграл важную роль в эпических битвах прошлого. Выражение лица Карея стало решительным, а его молодой голос наполнился решимостью."Я хочу когда-нибудь стать таким же сильным!" — заявил он, сверкая непоколебимыми глазами.

Крона, тронутая горячим стремлением брата, ласково похлопала Карея по плечу, чувствуя, как от него исходит невинность и решимость."Ты сможешь, мой маленький брат, сможешь", — заверила она его, в ее голосе звучала глубокая вера в его потенциал.

Карей на мгновение замолчал, его мысли блуждали по сферам возможностей. Крона, олицетворявшая в глазах Карея силу и мудрость, не могла не разделить неуверенности брата.

Она смотрела вдаль, вглядываясь в горизонт, словно ища утешения и руководства в просторах раскинувшегося перед ними мира. В этот момент, на фоне дождливого пейзажа и бескрайних просторов родной земли, связь между сестрой и братом стала еще крепче, их судьбы переплелись, как нити эпического клубка.

Братья и сестры продолжали скакать, их верный конь нес их вперед с ритмичной грацией. Стук копыт о землю звучал ровно, гармонично сочетаясь с их мыслями и эмоциями. Легкий ветерок проносился по полям, неся с собой аромат полевых цветов и далеких воспоминаний. Казалось, сама природа шептала секреты, даря чувство комфорта среди неизвестности. И все же, несмотря на красоту окружающего мира, Карей не мог избавиться от боли в сердце.

Прошли недели, даже месяцы, с тех пор как уехала их мать, и пустота от ее отсутствия нависла над их жизнью, как тень. Сквозь спокойствие пробился голос Карея, в его словах звучали тоска и неуверенность."Крона, я не могу понять одну вещь, — начал он, и его глаза искали ответы в просторах окружающего их мира, — когда вернется мама? Ведь прошло уже столько времени". Крона, мысли и переживания которой были зеркальным отражением мыслей и переживаний брата, сочувственно ответила."Если бы я только знала", — призналась она, чувствуя, что отсутствие матери тяготит их обоих.

По дороге они остановились, и Крона пришпорила коня. Перед ними возвышался величественный и мрачный замок Данов, погруженный в древний мрак и покрытый зеленым мхом. Замок высился перед ней, как колоссальный дозорный, хранящий в своих каменных стенах тайны многих поколений. Замок поражал своими размерами, возвышающимися башнями и обширными внутренними дворами, свидетельствующими о многовековой истории. Время и битвы исказили каменные стены, придав им тяжесть прошлого и загадочные тайны, которые они хранили.

Каждый камень, каждая башня, каждый уголок замка рассказывали о императорах и императрицах, победах и поражениях, любви и предательстве. Колоссальный и зловещий замок резко выделялся на фоне сурового ландшафта. Возвышаясь на самой могучей горе Северного Цитрата(Название континента северян), его зловещий силуэт доминировал над горизонтом.

Эта крепость, известная своей злобой, олицетворяла собой сущность ужаса и предчувствия. Внешний вид крепости был украшен жуткими декорациями, наводящими ужас. У входа в замок возвышался колоссальный и страшный череп Дурсуркла, древний и обветренный, служивший зловещими воротами. В былые времена это великое создание производило впечатление невероятной мощи и благородства.

Дурсуркл был крылатым чудовищем, обладавшим громадными масштабами. Его золотые чешуйчатые чешуи блестели на солнце, будто звезды на небесах. Крылья Дурсурклы, украшенные многоцветными перьями, размахивались в небесах, создавая ветры и шум, сравнимый только с грозой. Его острые когти, словно мечи, возвышались над землей, иссеченной временем.

У Дурсурклов была драконья голова с гордыми рогами, из которых веками жил великий огонь. Его орлиный клюв был остр как живой сталь, и в нем отражались золотые глаза, полные мудрости и магии. Этот мифический гибрид считался покровителем древних земель и защитником природы.

Дурсуркл был известен своим благородством и мудростью, а также за свою склонность защищать тех, кто нуждался в помощи. Его крылья пролетали над землями АйнемраТерры, принося надежду и справедливость. Легенды о нем передавались из поколения в поколение, и великое создание Дурсуркл оставалось символом света и добра в этом мире, но остались ли еще представители этой древной мощи не известно.

Его зияющая пасть была порталом в эту крепость теней. Вокруг огромного замка возвышались грозные городские стены, выкрашенные в глубокий пунцовый оттенок. Этот зловещий оттенок напоминал о древнем кровопролитии, некогда заливавшем эти земли, и служил леденящим душу свидетельством мрачной истории, хранящейся в стенах цитадели. В самом сердце империи, внутри городских стен, возвышалась статуя огромного медведя — символ власти и устрашения Данов.

Это чудовище из золота и мрамора излучало роскошь, резко контрастируя с мрачными окрестностями. Его внушительное присутствие, обращенное к центру города, властно взирало на горожан, защищая их от злых сил, обитающих в замке и за его пределами. Все это — жуткое великолепие, где мифические существа и призрачные декорации сосуществуют в тревожной гармонии, отбрасывая бесконечную тень на Северный Цитрат и империю, которую он защищает.

Крона спустилась с лошади, и ее сапоги утонули в мягкой, пропитанной дождем земле, когда она взглянула на грозный фасад замка. Замысловатая резьба и обветренные статуи, украшавшие внешний вид замка, словно оживали в изменчивом свете пасмурного неба.

Братья и сестры разделили момент благоговения перед домом своих предков, замком, который на протяжении многих поколений был символом их рода. Когда они готовились войти в его священные залы, груз ответственности и тайн, ожидавших их внутри, давил на их плечи, напоминая о запутанном гобелене их жизни, который продолжал разворачиваться.

Огромные ворота со зловещими рунами, выгравированными на тяжелом дубе, встретили Крону молчаливым вызовом, распахнувшись. Они казались порталами в неизведанные темные глубины, где разыгрывалась кровавая пляска страха и безжалостности. Сам воздух вокруг них потрескивал от потусторонней энергии, словно сам замок обладал зловещим чувством.

Груз истории и невысказанных тайн, казалось, висел в воздухе, тяжелый и предчувствующий. Проходя через ворота, Крона чувствовала на себе взгляды бесчисленных каменных стражей, высеченных на стенах. Эти стоические стражи, черепа которых отражали свирепость драконов, дурсурлков и других существ, встречавшихся древним воинам, были испещрены красными пятнами вокруг глазниц, словно свидетельствовали о бесчисленных битвах и жертвоприношениях, происходивших под сенью замка. Их молчаливое присутствие, казалось, кричало о зловещей силе, которая покоилась в древних стенах замка.

Карей сошел с лошади, и его юношеское любопытство было на время отвлечено видом массивного стола, заваленного едой. Он схватил булочку и с юношеским энтузиазмом принялся откусывать ее, на мгновение отвлекаясь от тайн замка. Крона последовала примеру брата, но в ее взгляде сквозила нежная улыбка, скрывавшая боль, затаившуюся в глазах. Она подошла к Тиваду, восседавшему на своем внушительном троне, воплощавшем величие и могущество Дана. Одеяние Тивада свидетельствовало о его царственном статусе и происхождении. Его мантия, сшитая из тончайших тканей, переливалась на свету, источая ауру элегантности. Затейливо расшитый плащ, наброшенный на плечи, подчеркивал его благородство.

Пояс, украшенный древними и мистическими символами, украшал его талию, даруя силу и защиту. Высокие сапоги, украшенные драгоценными камнями, завершали ансамбль, придавая ему роскошь. Каждая деталь наряда отражала его высокий статус и величие, являясь символом его власти. Крона преклонила колени перед отцом в знак уважения и покорности.

"Отец, приказ выполнен", — объявила она тоном исполненного долга.

Тивад, восседая на своем великолепном троне, окинул дочь проницательным взглядом, в его глазах отразились одобрение и ожидание."Превосходно, дочь моя", — ответил он, в его голосе звучали авторитет и гордость отца.

Широко раскрытые глаза Карея медленно превратились в чувство глубокой решимости, когда он вник в слова отца. Казалось, что комната вокруг него расширяется, а груз ответственности прочно ложится на его юные плечи. Он понимал, что с властью связана большая ответственность, и наследие его семьи лежало на нем. Нежный жест Тивада, проведшего рукой по волосам Карея, стал моментом глубокой связи между отцом и сыном. Это прикосновение выражало и отцовскую любовь, и общее понимание предстоящего пути. Карей ощутил прилив тепла и гордости от одобрения отца, и это чувство стало определяющим в его жизни. Когда взгляд Карея переместился на его сестру Крону, он не мог не признать, какую важную роль она сыграла в их жизни. Ее непоколебимая сила и руководство были постоянным присутствием, а теперь она стала опорой в этот переходный и неопределенный момент. Слова Тивада несли в себе груз мудрости и опыта, и Карей прислушивался к каждому слогу, впитывая уроки, преподанные отцом. Признание возможных разочарований со стороны старших братьев стало напоминанием о том, что власть способна внести разлад даже в семью, связанную кровными узами. В голосе Карея звучала твердая решимость, когда он давал отцу торжественное обещание — клятву, которая определит его судьбу."Я оправдаю твое доверие, отец", — заявил Карей, его голос был тверд и решителен."Я буду учиться и расти, чтобы однажды использовать эту силу на благо нашего народа". Улыбка Тивада стала еще шире, а глаза засияли отцовской гордостью, когда он принял решение Карея."Это мой сын", — подтвердил Тивад, его голос был наполнен гордостью и нежностью."Помни, Карей, истинная сила заключается не в самой силе, а в том, как ее использовать".

Казалось, что комната наполнилась резонансом от их общей цели и наследия, которое будет передаваться из поколения в поколение. Когда отец и сын встретились взглядами, между ними возникло глубокое понимание, ознаменовавшее начало пути Карея в сферу власти и ответственности.

Казалось, что комната вибрирует от резонанса их общей цели, замысловатый гобелен истории и надежды вплетается в их жизнь. Каждый момент был пронизан тяжестью наследия их семьи, наследия, передававшегося из поколения в поколение, и тяжестью будущего, которое им суждено было сформировать.

Карей сидел рядом с отцом, чувствуя, как тепло и неизменная поддержка семьи окутывают его, словно защитный кокон. Сама комната была свидетелем их разговора, стены хранили отголоски прошлых решений и будущих устремлений. Вопрос Кроны повис в воздухе, свидетельствуя о ее решимости и желании внести свой вклад. В ее голосе звучало чувство долга, отражающее ее непреклонную преданность своей семье и своему народу. Тивад ответил размеренно: его взгляд был суровым и непоколебимым. В его взгляде читалось и ожидание, и признание ее возможностей. Крона кивнула в знак понимания, выражение ее лица отражало сложную смесь эмоций. Ее уход из комнаты принес с собой негласное взаимопонимание между отцом и дочерью, общую приверженность наследию их семьи. Когда Карей подошел к отцу, взгляд Тивада смягчился, а жесткая решимость уступила место глубокой отцовской привязанности. Он заключил Карея в объятия, и связь между ними стала ощутимой. Слова Тивада несли в себе вес, выходящий за рамки непосредственного разговора, обещание наследия, простирающегося за пределы этой комнаты. Сила, о которой он говорил, была не просто физическим наследством, а мантией ответственности и лидерства. В вопросе Карея проявилось невинное любопытство, искреннее желание разобраться в сложной динамике их семьи. Ответ Тивада был задумчивым, его глаза устремились вдаль, пока он размышлял над последствиями своих слов. Кровная линия, о которой он говорил, имела древнее значение, связь с родом, прошедшим испытание временем. Зал, казалось, затаил дыхание, как бы признавая глубокий характер этого разговора. Отец и сын сидели в момент общего понимания, на них лежала тяжесть судьбы и наследие истории их семьи.

В тускло освещенном зале царило напряжение: молодой и любознательный отпрыск могущественного рода Карей искал ответов у своего грозного отца Тивада, человека, одно присутствие которого могло вызвать уважение. Зал был украшен роскошью прошлых поколений: сверкающие гобелены с изображениями героических битв и великих завоеваний украшали каменные стены и отбрасывали длинные тени на мраморный пол. Тивад, чей облик свидетельствовал одновременно о властности и уязвимости, возвышался на искусно вырезанном троне из черного дерева, спинка которого была украшена замысловатыми знаками династии Кирков. Его глаза, глубокие и темные, как бездна, несли на себе груз бесчисленных тайн и бремя наследия его рода.

Пока юный Карей колебался, его молодой голос задрожал от неуверенности, отдаваясь тихим эхом от освященного камня."Отец,учитель Серо упоминал, что братьев было четверо…"В комнате воцарилась глубокая созерцательная тишина, нарушаемая лишь слабым потрескиванием факелов, отбрасывающих на стены колеблющиеся, жутковатые тени.

"И в чем же вопрос — мальчик?" — спросил Тивад голосом, похожим на далекий грохот бури. Любопытство Карея пересилило трепет, и он продолжил."Я знаю дядю Гидеона, который является императором данов второго рода, знаю, что дядя Зено погиб в битве при Моригелле, но где же еще один? И, пожалуйста, расскажи мне, как погиб дядя Зено. Учитель сказал, что ты присутствовали при той битве".

На губах Тивада промелькнула мимолетная грусть, почти незаметная, как призрачная дымка."Поговорим об этом в другой раз", — ответил он, отгоняя навязчивые воспоминания, грозившие всплыть на поверхность.

"Но почему?"Юношеский задор Карея на мгновение превозмог его почтительность. Глаза Тивада, ставшие жесткими и непреклонными, устремились на мальчика."Сын!"

Смирившись, Карей опустил голову, молча признавая авторитет отца и негласные границы, скрывавшие прошлое их семьи. Поза Тивада, величественно восседающего на троне из черного дерева, стала повторять позу Джедора который в это же время в империи Азур смотрел пристально на богато украшенный кровью и золотом пол.

Медленно взгляд Джеодра переместился за его пределы. В поле его зрения появилась отрубленная голова Глика, суровое напоминание о недавних событиях, последствия которых висели в воздухе. Два стражника, движения которых были синхронны и решительны, уносили безжизненное тело, каждый их шаг излучал торжественность, словно они несли бремя павшего воина. Джедор, человек загадочной силы и расчетливых амбиций, его голос нес в себе вес империи, обратился к Лесосу, советнику Глика, тоном, не терпящим возражений.

"Ваш император был глупцом, не способным постичь неизбежное… Иди и сообщи его семье, что его божественная сила все равно будет передана кому-то из его рода. Мне она не нужна. Кого бы они ни выбрали, я признаю императором Кирков". Слова повисли в воздухе, словно пророчество, предвещая будущее, полное интриг и неопределенности: династия Кирков стояла на пороге новой эпохи, ее наследие и судьба переплетались с загадочной фигурой Джедора.

В тенистой глубине палаты, словно саван, висела тяжесть власти и надвигающейся опасности, когда Лесос, грозная фигура, со сдержанным почтением высказал свои опасения."При всем уважении, мой господин, Гело не отнесется к убийству своего отца легкомысленно. Так же, как и я".

Джедор, загадочный умник, скрывавший свои мотивы под маской мудрости, ответил с тревожной уверенностью, в его словах прозвучал предчувствующий холодок."Тогда твоя судьба и судьба твоей империи будут иметь один и тот же конец, но я даю вам время чтобы вы все обдумали".

Лесос, человек честолюбивый и хитрый, торжественно кивнул головой, в его словах прозвучала непоколебимая верность."Я сделаю все, чтобы исполнить вашу волю".

Джедор, кукловод судеб, властно, не терпящим возражений тоном, отдавал приказы собравшемуся совету."Слушайте все внимательно. Возвращайтесь в свои империи, приготовьте свои лучшие дары и эконов. Завтра перед тем как вы отправитесь в свои империи вы узнаете, что делать дальше. А пока наслаждайтесь гостеприимством Азура".

Когда совет разошелся, Амазис и Ситара, две фигуры с тайнами, скрытыми под их фасадами, обменялись тайным взглядом, в их глазах читалось общее знание, намекающее на паутину интриг, опутывающих их сердца.

Когда солнце опустилось за горизонт, ночь расправила свои темные крылья над Азурской империей, окутав ее улицы загадочными тенями и пеленой неизвестности. На окраине города, где фонари отбрасывали слабый, мерцающий свет, притаился бордель — подпольное пристанище, где под покровом ночи сходились судьбы.

Ветхая дверь борделя протестующе застонала, когда в нее проскользнула таинственная фигура. В воздухе витал пьянящий аромат декаданса и соблазна, от стен исходила осязаемая аура желания. Ослепительные свечи мерцали, отбрасывая на бархатистые стены игривые танцы света и тени, создавая атмосферу интриги и соблазна. В священных покоях шепот и приглушенный смех разносились по лабиринтам коридоров, и их отголоски сплетались с рассказами о тайнах и желаниях. Женщины в вуалях, бесплотные и манящие, грациозно скользили между комнатами, скрывая свою личность, как загадочные духи ночи, готовые исполнить самые сокровенные желания своих покровителей. В мягко освещенном зале разворачивался таинственный танец страсти и запретных наслаждений, в котором сплетались двое влюбленных. Их пылкие вздохи и шепот признаний составили интимную симфонию, которая растворилась в потаенных глубинах покоев борделя. По мере того как оставшиеся свечи отбрасывали все более яркий свет, они открывали лица любовников. Амазис, олицетворявший похоть и власть, вступал в страстные связи с женщинами, в том числе с загадочной Ситарой и обворожительной куртизанкой Реей.

Между Ситарой и Амазисом раскрылось пламенное объятие, их тела слились в едином ритме желания. Пальцы Ситары, танцующие с грацией танцовщицы, крепко вцепились в желания Амазиса, наслаждаясь точностью и интенсивностью каждого движения, а Амазис оставаласья решительным и непоколебимым.

Ситара, поддавшись своим страстям и желаниям, утвердила свое господство, поставив ногу на голову Рейи. Полсе она крепко сжимала ее груди, наслаждаясь мощными и точными движениями Амазиса, который оставался сосредоточенным и решительным.

Ситара, поддавшись своим желаниям,страстно прижималась к кровати. Этот акт интимного связывания усиливал их взаимную страсть и экстаз. С каждым движением Ситара и Амазис страстно предавались друг другу, достигая новых вершин наслаждения. На пике страсти и наслаждения Амазис достиг кульминации внутри Ситары, погружаясь в сладкое и тайное удовлетворение. После исступления страсти Амазис лег между двумя женщинами, ощущая прилив блаженства и счастья. Облако совместного наслаждения окутывало их тела, и они погружались в мир удовлетворения, окруженные очарованием.

В тускло освещенном зале витал аромат выдержанного вина и благовонных масел. Ситара, томно откинувшись на шезлонге, задрапированном шелковыми тканями, переливающимися, как лунный свет на воде, протянула изящную руку к зависшей рядом девушке с черными волосами, рассыпавшимися по плечам водопадом."Девочка, принеси нам вина", — промурлыкала Ситара, ее голос был знойным шепотом, который висел в воздухе, как соблазнительная мелодия. Рейя, служанка неземной красоты, с миндалевидными глазами, полными почтения, сделала изящный реверанс."Да, госпожа", — ответила она, и в ее голосе прозвучала нежная пульсация покорности.

Когда Рейя вышла из комнаты, ее шаги едва слышно ступали по полированному мраморному полу, зал словно затаил дыхание в ее отсутствие. Пронзительные зеленые глаза Ситары которые меняли свой цвет по настроению их хозяйки, похожие на изумруды в оправе из алебастра, обратились к ее спутнику, Амазису, возлежавшему неподалеку на диване, задрапированном пунцовыми и золотыми тканями. Амазис, суровый и привлекательный, с темными волосами, рассыпавшимися непокорными волнами, встретил взгляд Ситары с тоскливой улыбкой, игравшей в уголках его губ."Я был неотразим, не так ли?" — размышлял он, и в его голосе слышалось эхо тысячи приключений. Ситара, глядя на Амазиса, скривила губы в понимающей улыбке, а ее пальцы лениво перебирали узоры на затейливом гобелене, украшавшем стены палаты."Тебе ох как далеко-далеко от своего брата", — в ее словах сквозила едва уловимая меланхолия. Глаза Амазиса потемнели, и он опустил взгляд, перебирая пальцами витиеватую рукоять кинжала, висевшего у него на боку."Нам всем далеко до его превосходства во всем, — ответил он, в его голосе звучала невысказанная печаль, — но мертвых не воскресить". Тяжелая, задумчивая атмосфера палаты, словно тисками, сжимала их общее горе.

Ситара, мысли которой были покрыты тайной, нарушила тишину приказом, который повис в воздухе, как клинок, готовый нанести удар."Прикончи девчонку", — прошептала она, и ее слова прозвучали ядовитым обещанием, от которого по позвоночнику Амазиса пробежала дрожь: судьба Рейи, девушки-служанки, висела на волоске, как тонкая нить в запутанном гобелене их жизни.

В знойных объятиях коридоров борделя Рейя грациозно скользила с подносом бокалов с вином в крепких руках. Мерцание свечей отбрасывало теплый отблеск на ее раскрасневшиеся щеки, когда она пробиралась по лабиринту желаний. Смех и шепот посетителей окутывали ее, а сердце трепетало от любопытства и опасений, ведь сегодня судьба преподнесет ей неожиданный поворот. Тем временем в комнате наслаждений Амазис схватил лежащий неподалеку кинжал и игриво приставил его к горлу Ситары.

"Моя императрица, вы хотите, чтобы я прикончил шлюху? Тогда нет проблем!"заявил Амазис, и его голос низким гулом разнесся по комнате. Взгляд Ситары, острый, как клинок, выкованный в тайне, уперся в Амазиса."Не гневи меня, Амазис, — предостерегла она шепотом, в котором слышался вес империи, — иначе твой хозяин все узнает и отрубит тебе голову".

Губы Амазиса скривились в сардонической улыбке, его уверенность была непоколебима."Конечно, только не забудь сказать ему, кому я открыл имперские тайны", — ответил он с вызовом, завуалированным в его словах. Но Ситара, как всегда мастер манипуляций, расчетливо перевела разговор в другое русло."Не будь дураком", — напутствовала она."Лучше скажи, что ты думаешь о Фениксе". Когда напряжение повисло в воздухе, как гроза, готовая разразиться, в комнату вновь вошла Рейя, ее изящное присутствие было как глоток свежего воздуха в разгар их тайного обмена мнениями. В руках у нее был графин с вином, рубиново-красное содержимое которого переливалось в мягком свете свечей. Амазис, не раздумывая, поднял с пола бокал и протянула его Рейе, которая ловким движением руки налила вино до краев."Спасибо, дорогая, — поблагодарил Амазис, и в его голосе на мгновение прозвучала искренняя теплота. Рейя, молчаливо наблюдавшая за интригами своих хозяев, негромко спросила:"Что-нибудь еще?"

Амазис покачал головой, поглаживая пальцами изящную ножку бокала с вином."Нет, на сегодня ты свободна", — удовлетворенно заметил он, возвращаясь к своим делам. С быстротой, отражающей его убежденность, Амазис осушил бокал вина, не сводя глаз с Ситары. Рея, выполнив свою роль на данный момент, вышла из комнаты, и ее шаги затихли вдали вместе с ее скромным нарядом.

"Мне нравится это вино", — сказал Амазис, и его голос на мгновение стал передышкой в их напряженной беседе."Оно просто превосходно". Ситара, однако, не желала отвлекаться."Ты не ответил на мой вопрос, — напомнила она ему, пронзая взглядом дымку легкости, вызванной вином.

Амазис откинулся на спинку кресла, его мысли превратились в лабиринт созерцания."Не о чем думать, — ответил он."Нутия сгорела дотла, ничего не осталось. Только сила Феникса способна на такие разрушения. Я сам был свидетелем синего пламени". Ситара, как всегда хитроумный стратег, воспользовалась открывшейся возможностью."За день до этого наш любимый Учитель отправил в Нутию своих лучших воинов вместе с Алхимиком Новых Богов. Разве это ни о чем тебе не говорит?"Амазис нахмурился, его любопытство разгорелось."Хм, откуда ты все это знаешь? Но в любом случае, как его советник, я уверяю тебя, что он послал их, чтобы помочь справиться с простудной болезнью, распространяющейся от реки. Алхимики — эксперты в этом деле". Ситара, однако, была не из тех, кого легко ввести в заблуждение.

"Ой, перестань, — укорила она."Ты гораздо умнее, чем притворяешься. Он использовал силу Новых Богов и уничтожил Нутию. Затем он зажег голубой огонь вместе с Алхимиком, чтобы убедить всех, что хишаси пробудили их спасителя".

Глаза Амазиса сузились, в их глубине мелькнуло подозрение."Лучше скажи мне, кто рассказал тебе эту чепуху про алхимика, — потребовал он, устремив взгляд на Ситару."У тебя есть еще какой-нибудь шпион за моей спиной в Совете Азура?"

Ситара, тщательно охранявшая свои секреты, загадочно улыбнулась."Я не открою тебе всех секретов, — ответила она, — но поверь мне, Джедор лжет!"Амазис, не удовлетворенный, но и не желающий продолжать разговор на эту тему, перевел разговор в другое русло."Хорошо, — согласился он, — но ответь, пожалуйста, еще на два вопроса".

Ситара наклонилась вперед, заинтересовавшись."Я вся во внимании", — заявила она.

Амазис начал, его голос был размеренным и взвешенным."Почему он специально уничтожил Нутию? На его месте я бы просто начал с вашей империи, это лучший вариант для дальнейшей стратегии", — ответ Ситары был столь же расчетлив."Император Нутии обладал самой необычной силой среди Новых Богов, — пояснила она, — и для того, чтобы разоблачить обман Джедора, ему достаточно было просто присутствовать на собрании. Тогда он точно сможет уничтожить его и собрать его силу для себя, ведь Джедор после его последнего поступка не столь доверял одному из своих вернейших псов".

Амазис переваривал эту информацию, в голове у него крутился вихрь возможностей."Тогда вот мой второй вопрос, — продолжал он, — зачем, Джедору все это нужно, если за всем этим стоит он, как ты и утверждаешь?"Ответ Ситары прозвучал с оттенком горечи."Чтобы уничтожить юг и отдать все северу, как он обещал Дану!"

Амазис, нахмурив брови в замешательстве, потребовал разъяснений."Глупости", — глаза Ситары вспыхнули ярким огнем."Хамата упоминал, что слышал клятву. Джедор, прежде чем получить власть, поклялся их отцу, что наступит день, когда северяне будут править, а он уйдет в отставку". Амазис, разрываясь между преданностью и жаждой правды, боролся со своими убеждениями."Джедор не просто так поклялся, — возразил он."Он не раз нарушал свою клятву ради блага мира". Голос Ситары, пронизанный горем и гневом, не оставлял места для сомнений."Не смей защищать того, кто убил и опозорил моего мужа! И на чьей ты стороне?"Ответ Амазиса был быстр и непоколебим."Конечно, на твоей! Но твой муж был моим единственным братом, и ты знаешь, что я не успокоюсь, пока не отомщу за него Джедору. Но одно я знаю точно: Джедор не стал бы лгать о Фениксе! И в этом я доверяю ему больше, чем твоим шпионам в Совете, кем бы они ни были!"

Плавно перейдя из тускло освещенного борделя на окраину Азурской империи, мы оказываемся на пороге величественного двора империи Дан. Темнота прежней обстановки плавно сменяется легким прикосновением бледного солнечного света, который заливает просторы мягким, неземным сиянием.

Перед нами возвышаются грандиозные стены и шпили двора — великолепная архитектура, свидетельствующая о могуществе и наследии империи Данов. Поднявшись по мраморным ступеням, каждая из которых украшена замысловатой позолотой, переливающейся в утреннем свете, как расплавленное золото, там мы встречаем элиту Севера.

Эти закованные в броню воины, облаченные в одежды, которые, кажется, впитывают и отражают лунный свет, создают завораживающий эффект, двигаясь в синхронном унисон. Они воплощают в себе силу, доблесть и яростную преданность своему государю. Среди этого прославленного сборища вперед выходит Тивад, фигура царственного роста. Его благородный облик отмечен чувством гордости и уверенности, которое излучает весь двор.

Его окружают лучшие представители империи Дан, представители самых грозных и непоколебимых воинов, чьи глаза сверкают непоколебимой решимостью. Двор Империи Дан излучает ауру власти и респектабельности, которая просто неоспорима.

Мраморные статуи давно ушедших героев стоят на страже, изящные арки тянутся к небу, древние колонны свидетельствуют о тяжести истории. Красные ковры, подхваченные легким ветерком, трепещут в атмосфере роскоши, их мягкость контрастирует с грозным окружением.

Тивад, стоящий на самой вершине иерархии своей империи, является живым воплощением авторитета империи Дан. Одно его присутствие наполняет двор ощутимой энергией, свидетельствующей о его непреклонной решимости и глубокой преданности благополучию своего народа. Рядом с ним стоит его дочь Крона, а на руках он держит своего сына Карея.

Колонна воинов, облаченных в характерные данские доспехи второго типа, тянулась сквозь суровые земли. Синие фантазийные доспехи с лисьими шлемами и эмблемами лисы на плечах представляли собой впечатляющий ансамбль. Основой этой брони был глубокий, насыщенный оттенок имперского синего, обеспечивающий одновременно защиту и подвижность. Центральным элементом этой экипировки был шлем, украшенный лисьей тематикой, с заостренными ушами и детально проработанной маской лисы, вырезанной с искусством.

Серебряные акценты подчеркивали черты лица и мех лисы, создавая впечатляющий облик. На каждом плече красовались замысловатые эмблемы лисы, изображающие лису во всей ее грациозной ловкости. Эмблемы были выполнены из блестящей стали или серебра и красиво контрастировали с синими доспехами, делая их еще загадочнее и символичнее. Сами доспехи были украшены рельефными узорами из виноградных лоз и листьев, изящно извивающимися вокруг пластин, придавая броне магическое и неземное свойство, словно они были переплетены с самой природой.

И вот, издалека приближались Даны второго рода либо как их называли на севере второго типа.

Мгновением позже появилось чудище — огромный Слинадон, колоссальное и внушительное существо фантастической величины. Оно возвышалось над ландшафтом, имея рост гигантов и длину богов. Тело Слинадона было настоящим произведением искусства, украшенным чешуей, перьями, мехом и их смесью, часто переливающимися радужными цветами или сложными узорами. У этого существа было множество мощных конечностей, украшенных когтями, лапами или копытами, способными вызывать сейсмические потрясения. Голова на длинной шее имела внушительные черты — рога, шипы и глаза, отражающие древнюю мудрость.

Ряды острых зубов стройно выстроились вдоль его пасти, способной поглотить целый лес одним укусом. Некоторые виды этого существа оснащены огромными крыльями, которые раскрывались, словно балдахин, позволяя ему грациозно парить в небе.

Его длинный хвост, как река, заканчивался опасными придатками или великолепным веером разноцветных перьев или оперения. Его окраска представляла собой завораживающую смесь переливающихся оттенков, металлических блесков и ярких узоров, меняющихся в зависимости от настроения и окружающей обстановки. Это существо излучало ауру древней силы, заставляя воздух вокруг него звенеть энергией. Его присутствие влияло на погоду, вызывая бури и ветры, а земля дрожала под его весом. Когда он издавал голос, его рев оглушал и резонировал на многие километры, вызывая благоговейный трепет у всех, кто его слышал. Встреча с таким существом из мира фантазии была незабываемым и волнующим переживанием, свидетельством бесконечного творческого потенциала воображения.

Слинадон медленно остановился перед Тивадом, которого направлял Рутар Шрамоликий, вышедший из повозки. Этот человек был легендой, мастером выживания в опасных землях, и его присутствие внушало трепет как друзьям, так и врагам. В доспехах красного и кобальтово-синего цвета, Рутар был внушительным видом. Его броня несла на себе следы бесчисленных сражений, каждый шрам на ней говорил о испытаниях и ужасах, которые он пережил. Когда-то блестящие красные и синие пластины теперь были потрепаны и изношены, отражая мрачную историю его долгого и насыщенного приключениями пути.

На его лысой голове лежала тяжесть времени, свидетельствовавшая о годах, проведенных в этом суровом мире. Длинная седая борода Рутара текла, как река мудрости, скрывая эмоции, которые он прятал за стойким фасадом. Но история его лица была самой страшной.

Множество шрамов, как овраги, пересекали его кожу, свидетельствуя о битвах, победах и опасностях. Левый глаз, который он потерял в жестокой схватке, скрывался под обветренной кожаной повязкой. Беззубая ухмылка была напоминанием о жертвах, которые он приносил во имя выживания. Его некогда гордые и блестящие зубы были утеряны давным-давно, пожертвованные жестокой природе этого мира.

В столице Данов Второго типа Рутар Шрамоликий был маяком шпионажа за их императором когда то поставленный самим Тивадом, где союзы были кратковременными и предательство было глубоким. Его имя навсегда останется в анналах истории АйнемраТерры.

Рутар был старым соратником Тивада, и его озадаченный взгляд задерживался на Тиваде, когда тот сходил с повозки. Карей уловил выражение лица Рутара, его любопытство разгоралось, и он пристально наблюдал, как Рутар подходил к Тиваду и кланялся в знак уважения. Тивад с язвительной улыбкой поддразнивал своего старого друга."Ах, ты, старый волк. Если ты и дальше будешь так издеваться надо мной, я скормлю тебя Эбии". Рутар, с ухмылкой на обветренном лице, тепло отвечал."Тогда, Ваше Императорское Величество, подходьте и обнимайте своего старого друга". Тивад бережно опускал Карея на землю и шел обнимать Рутара — их товарищеские отношения свидетельствовали о глубоких связях, завязавшихся на поле боя. Рутар с искренним смехом отвечал:"Нам нужно было кое-что обсудить, Тивад. Это очень важно". Тивад, однако, пока откладывал разговор."У нас еще будет время для этого".

Пока они общались, к Тиваду подъезжала еще одна повозка, из глубины которой выходил Гидеон, младший брат Тивада и правитель небольших северных империй, известных под общим названием Даны второго типа.

Его доспехи, облаченные в пышные регалии имперскогоимператора, были глубокого полуночно-синего цвета, переплетенного с золотыми прожилками, сверкавшими, как запечатленные звезды. Огромный обсидиановый плащ, подбитый роскошным мехом соболиной лисицы, изящными складками ниспадал по широким плечам, опускаясь до самого подола позолоченной кольчуги. На нагрудной пластине был выбит знак, поражавший искусством и внушавший благоговение: лиса, выполненная с такой тонкой точностью, что ее глаз, казалось, пронзал душу того, кто осмеливался встретиться с ней взглядом. Этот символ, свидетельствовавший о его родословной и положении, обозначал его как отпрыска элиты империи, как фигуру, с которой необходимо было считаться в лабиринтах придворных интриг.

Однако не только доспехи и эмблема поражали воображение тех, кто видел его. Грива волос Гидеона, каскад темных, нечесанных локонов, словно шелковый водопад, струилась по его спине. Словно сама ночь обрела форму в этих эбеновых локонах, что резко контрастировало со сверкающими доспехами, украшавшими его фигуру. В гобелене этого имперства, где честь и предательство танцевали вечный вальс, Гидеон, с его загадочным обликом и царственной амуницией, был фигурой легенды, персонажем, вплетенным в грандиозную историю власти и амбиций, определявшую этот фантастический мир. И вот он шел вперед, и каждый его шаг отдавался отголосками истории, являясь живым воплощением таинственности и величия, которыми были окутаны придворные драмы имперства.

Лицо Гидеона, озаренное неудержимой радостью, обратилось к брату."Братец, как долго я ждал нашей встречи". Подойдя к Тиваду, Гидеон тепло обнимал его, и в его ласковом жесте сквозила неподдельная тоска. Тивад, хотя и растроган, пытался сохранить самообладание."Достаточно…"Гидеон, не теряя энтузиазма, продолжал."Верь или нет, но я очень по тебе скучал".

Тем временем Гидеон обратил внимание на Карея, своего племянника, и заключил мальчика в любящие объятия. В голосе Гидеона звучали нотки горячности, когда он обращался к ребенку."О, мой племянник, Особенный… Скоро ты станешь последователем воли Геры". Карей, его голос ровный и непоколебимый, отвечал:"Единственно истинного Бога". Гидеон и все, кто собрался рядом, в унисон повторяли:"Единственный верный".

Когда карета со скрипом остановилась, на пороге появилась молодая женщина, Анилия, преданная жена Гидеона. Ее облик, как чарующий сон, завораживал тех, кому посчастливилось заглянуть в ее неземную красоту. Она обладала множеством роскошных каштановых локонов, струящимся потоком шелка, который ниспадал по ее спине, как река темной ночи. Ее глаза, огромные и глубокие, были похожи на двойные бассейны с лунной водой, в которых, как неуловимые фантомы, витали тайны и желания.

Облаченная в великолепное платье цвета лазури, казалось, сотканное из самой сущности небес, Анилия обнимала себя за плечи, обнажая утонченные контуры фигуры — свидетельство мастерства природы в самом захватывающем виде. Лиф платья подчеркивал тонкую талию, а ткань изящно струилась по ногам, расступаясь с шепотом при движении. Это платье было такой же частью ее самой, как и кожа, которую оно украшало, а каждый шов свидетельствовал о мастерстве швей этого сказочного имперства. В этом царстве сказочных интриг и запутанных историй Анилия с ее чарующим обаянием играла роль одновременно и притягательную, и загадочную. Она была загадкой, окутанной красотой, сиреной, взгляд которой сулил и гибель, и спасение. Она появилась с изяществом, свойственным ее роду."Приветствую тебя, Владыка", — произнесла она, и голос ее был мелодичен, как пение птиц, наполнявших близлежащий лес. Однако в ее взгляде читался невысказанный вопрос, который висел в воздухе, как скрытый уголек.

Карей с озорным блеском в глазах улыбнулся, отвечая на вопрос Анилии:"Мама сейчас находится в Цитадели Миро, получая новые указания от бога". Слова слетели с его губ с легкостью, но пронзительный взгляд Тивада заставил его замолчать, напоминая об иерархии, царившей в их мире."Карей", — произнес он холодным, как северный мороз, голосом, — "Не говори, когда вопрос обращен ко мне". Его суровый взгляд, испещренный чертами, говорящими о сражениях и перенесенных тяготах, не терпел возражений. Его приказы были законом, а контроль — безжалостным.

Карей в смиренном согласии кивнул головой, опустив глаза вниз, как проситель перед загадочным божеством.

Гидеон с загадочной улыбкой на губах приблизился к Тиваду. Его загадочный вид намекал на тайны, запрятанные в его душе, и он кивнул головой с торжественностью, не скрывавшей интриги, скрытой под поверхностью. Когда он зашагал прочь, направляясь к загонам, где ждали животные, Тивад не сводил с него глаз, в которых таилось молчаливое неодобрение. В воздухе ощущалось напряжение, живое, пульсирующее обещанием невысказанных конфликтов и испытаний, окутанных тенью тайны. Гидеон, находясь среди своих верных командиров, отдавал приказы с авторитетом опытного руководителя."Расставьте этих существ по местам", — приказал он, и его войска двинулись с точностью хорошо обученной армии, без колебаний выполняя его приказы. Тем временем Тивад, сопровождаемый элитой северных земель, поднялся по ступеням замка. В каждом его шаге чувствовалась властность, но взгляд не отрывался от Гидеона, который наблюдал за ним, кривя рот. Поправив застежку плаща, Гидеон тихо прошептал, затаив дыхание: в его словах были и обещание, и клятва, и мольба."Мой трон и моя слава во имя Его!"

Через некоторое время, ближе к полуночи, бегали и играли два мальчика. Карей и Синор, ростовой мальчишка лет десяти. Синора часто не замечали, его считали простым мальчиком-слугой те, кто играл в интриги. Он был очень толстым и едва мог двигаться, но Карей всегда выбирал его для своих детских игр. В юности своей пару мальчишек придумали игру, участники Керби собирались вокруг уникального камня, пропитанного мистической сущностью, посреди круглой арены. И началась игра, когда один из игроков, силой своей, ударил камень, заставив его непредсказуемо отскочить от стен. Словно голодные хищники, они мчались в погоню за ним, стремясь поймать добычу первыми.

Траектория камня противоречила логике, меняясь внезапно, временами задерживаясь, и даже меняя свой вес. Это требовало от участников мгновенных реакций и стратегического мышления, так как им приходилось адаптироваться к непостоянству этого камня. Альянсы здесь рождались и распадались, как мимолетные мгновения. Игроки могли союзничать, чтобы увеличить свои шансы, но соблазн изменить курс и предать союзника был силен, особенно когда победа казалась настолько близкой. Все было окутано тайной, и обман был могущественным оружием. Тот, кто схватывал камень, должен был произнести предсказание или пророчество, которое нередко имело глубокие последствия. Эти предсказания влияли на ход игры и придавали ей долю мистики.

Персонажи в игре носили уникальные роли и титулы, каждая с своим набором обязанностей и скрытых целей. Эти роли сплетали сложные интриги и соперничества, как в сложном мире политических уловок и борьбы за власть. Свойства камня менялись неожиданно, создавая моральные дилеммы для игроков, которые часто вынуждены были пожертвовать другом ради собственной выгоды. По мере развития игры, участники путешествовали по обманчивому ландшафту, полному поворотов, отражая непредсказуемую природу судьбы и борьбу за власть. В игре исход был всегда неопределен, и единственным неизменным была постоянно меняющаяся динамика погони.

Однако обычные мальчики не играли в эту игру во всем ее проявлении, ведь только специально обученные колдуны, которые отдавали долгие десятилетия практике, могли сойтись в этой смертельной игре на аренах в сердцах империй.

На территории императорских конюшен, под золотистыми лучами северного солнца, их смех звучал словно хор — пение птиц. Карей, юный наследник Данов, собрал в себе всю свою юношескую мощь и с размаху бросил камень в стену, обветренную годами.

Камень, подчиняясь его воле, отскочил от стены и метнулся в сторону конюшни, где ныне пребывали животные почтенной королевы Данов Вторых. Сердце Карея колотилось в груди, когда он мчался к крытой повозке, а его верный спутник Синор, пытаясь не отставать, ощущал разочарование, которое добавляло остроту игре.

Внимательные глаза Карея следили за камнем, который, словно бунтарь, подпрыгивал и скользил под повозкой. Вдруг он исчез под днищем, и там, в тени, Карей обнаружил спящего воина, в доспехах, незнакомых в этом мире."Синор, быстрее!"Карей кричал, готовый к действию, и Синор не медлил. Их взгляды пересеклись, и Синор почувствовал снисходительность своего друга.

Однако к выходу из-за конюшни незаметно, словно призрак, подкрался Рутар, опытный страж имперства."Мальчики, отойдите от этой повозки, тут опасности полно", предупредил он, его голос был низким и глубоким. Карей, никогда не упускавший шанса узнать больше, приблизился к Рутару и задал вопрос, который тревожил его с тех пор, как он увидел эти загадочные доспехи."Чей это воин, мастер Рутар?"Рутар усмехнулся, поднимая брови, и стал осматривать спящего воина."Просто случайный придурок, пытавшийся напасть на колонну", прокомментировал Рутар с пренебрежением, но в его глазах мелькнул след лжи. Карей настоял на продолжении разговора,"Но откуда он взялся?"

"Не знаю, — с усталым вздохом признался Рутар, — он напал на нас по дороге сюда. Наверное, южанин!"Его слова повисли в воздухе, окутанные неопределенностью, оставив молодому наследнику больше вопросов, чем ответов, поскольку тайны этого дня раскрывались перед ними, как страницы древнего фолианта, ожидающие своей расшифровки.

Мальчики продолжаkb бегать и играть. Рутар наблюдал за ними издалека.

Юношеская жизнерадостность Карея не знала границ, он продолжал резвиться в разросшихся садах родового поместья Данов, и его смех разносился по воздуху, как радостный звон серебряных колокольчиков.

Рядом с ним с безудержным энтузиазмом носился его верный Синор с взглядом, темной, как безлунная ночь. Их игривые выходки создавали яркую сцену среди пышной зелени, являя собой сущность юношеской невинности.

Рутар наблюдал за их зажигательной игрой со сложной смесью эмоций. Волнение струилось по его жилам подобно огненному току, порожденное как искренним восторгом от счастья мальчика, так и опасениями перед опасностями, таящимися за стенами империи Дана. Когда солнце висело высоко в лазурном небе и его золотые лучи окутывали все вокруг теплыми объятиями, одинокая птица с длинными малиновыми крыльями грациозно парила над головой Мальчика. Каждый взмах крыльев отдавался силой тысячи ветров, устремляя птицу все выше и выше в небеса, прежде чем она начала дерзкий спуск к замку.

С точностью, отточенной в бесчисленных полетах, он грациозно проскользнул через арочный проем и опустился в освященном тронном зале. В роскошном зале проходило торжественное собрание самых уважаемых членов семьи Дан.

Высокопоставленные члены, облаченные в лучшие имперские наряды, заняли отведенные им места на изысканном плетеном полу. Во главе зала на величественном троне восседал патриарх рода Данов — символ незыблемого наследия династии.

Тивад, видный представитель рода Данов, поднял свой кубок, полированная поверхность которого отражала мерцающий свет свечи.

"За Геру, — провозгласил он голосом, в котором чувствовалась тяжесть веков, — да будет имя его прославлено во веки веков". Хор голосов, богатых и звучных, разнесся по залу, когда каждый из собравшихся повторил слова Тивада, и их кубки в форме медведей опустели в унисон.

Гидеон, молчаливый наблюдатель за церемонией, поднес свой кубок к губам, не сводя глаз с Тивада. Его царственный лик был невозмутим:"Сегодня, по случаю прибытия моего брата, я объявляю праздник открытым". Едва уловимая пульсация предвкушения пробежала по собравшимся мужчинам, их глаза метались между собой, как свернувшиеся змеи, предчувствуя грядущее наслождение.

"Посмотрим, кого на этот раз Гера удостоит привилегией принадлежать к императорской родословной", — размышлял Тивад, его слова были покрыты тайной. Гидеон, как всегда проницательный наблюдатель, поднял свой кубок в знак приветствия."Пусть их жизнь будет такой же долгой, как и наша", — произнес он, и в его словах прозвучали невысказанные истины.

Собравшиеся вновь присоединились к гармоничному тосту, обещание долголетия и могущества витало в воздухе, как древнее заклинание. Тивад завершил ритуал последним глотком из своего кубка, и его взгляд остановился на Кроне, надежном доверенном лице, стоявшем на страже неподалеку.

Крона с изяществом, подобающим ее положению, подошла к Тиваду, склонив голову в знак глубокого уважения, ее присутствие было сродни присутствию теневого стража. В тронном зале семьи Данов разворачивалась интрига, где власть и наследие переплетались с тайнами, погребенными глубоко в истории. Крона медленно подошла к Тиваду и склонила голову. Он шептал:"Дочь, иди в зал Арха и прикажи всем уйти". Она кивала и уходила. Стальной взгляд Тивада на мгновение задерживался на уходящей Кроне — ее фигура медленно исчезала в темноте. Затем он повернулся к Гидеону, приглашая его следовать за собой.

Бесшумными шагами они входили в освященное помещение, и их присутствие было лишь шепотом среди отголосков истории. Зал Арха, святилище семьи Данов, было воплощением их священного наследия. В его стенах хранилась суть их веры и наследие их рода. В самом его центре возвышалась колоссальная статуя Медведя — символ Данов и их стойкости, а над ней — развернутая картина, на которой были изображены отец Тивада, Дан, и их единый бог Гера.

Сюжеты картин были скрыты мягким рассеянным светом, заливавшим зал, и создавали таинственную ауру. Гидеон, как всегда наблюдательный человек, задерживался перед картиной, внимательно разглядывая ее, словно ища тайны, скрытые в мазках кисти. Тивад тем временем располагался за большим столом, размер которого соответствовал серьезности их беседы. Он наливал в кубок темно-малиновое вино, которое в тусклом свете переливалось, как река крови. Когда Гидеон, погруженный в раздумья, расстегивал одну пуговицу своего одеяния, пальцы его нежно массировали горло, Тивад не мог этого не заметить. С ноткой насмешки в голосе Тивад рылся в глубинах их общей истории."Вспомнил былые времена?" — спрашивал он с тоскливым блеском в глазах. Гидеон, увлеченный воспоминаниями о минувших временах, поворачивался к Тиваду лицом, и лукавая улыбка искажала его губы."Ах да, те дни были не самыми лучшими, не так ли?"Тивад, взбалтывая вино в своем кубке, говорил о прошлом с оттенком ностальгии:"На мой взгляд, лучше, чем это дерьмо с замками и слугами, предназначенными для немыслимых вещей". Гидеон на это отвечал ухмылкой, в его глазах плясали искорки юмора."Правда? А мне, оказывается, нравятся слуги, они заставляют меня чувствовать себя особенным". Быстрым, изящным движением Тивад опустошал свой бокал с вином и ставил его на место.

"Ладно, хватит болтать, — объявил он, переходя на деловой тон."Расскажи, что ты хотел". Гидеон, человек целеустремленный, медленно подходил к столу, наливал себе бокал вина и только после этого принимался за разговор."Конечно… Но сначала ответь мне на один вопрос".

Тивад, вечно нетерпеливый, бросил взгляд на солнечнык часы на стене, хотя знал, что на этой тайной встрече время не имеет никакого значения.

"Не трать мое время, глупец, у меня еще много дел на сегодня". Гидеон, не останавливаясь, задал свой вопрос, в его голосе прозвучали любопытство и озабоченность, присущие только старому другу."Ах, да, конечно же начну… Почему тогда ты позволил Джедору занять пост Верховного главнокомандующего в начале войны? Ведь отец хотел видеть тебя в этой роли".

Тивад, в глазах которого отразилось бремя сделанного выбора, со вздохом ответил:"Ты сам знаешь ответ: более умного стратега, чем Джедор, просто не существует". С этими словами он поднялся со своего места, четко обозначив свои намерения, означавшие конец их передышки в Зале Арха и неизбежное возвращение в мир политики, интриг и неопределенного будущего, которое ожидало их обоих.

Тивад пристально посмотрел в глаза Гидеону:"Если это все, то я должен идти".

Но Гидеон, ничуть не обескураженный явным отказом Тивада, продолжал с убежденностью, рожденной суровой целью. В его голосе звучала вся серьезность ситуации:"Нет, нет… Я прибыл из далеких северных земель с единственным предложением. Мы… ты и я объединимся и уничтожим Джедора".

Тивад застыл в шоке, его черты исказились от смешения эмоций. Мысль о воссоединении с Гидеоном, о совместном противостоянии надвигающейся угрозе Джедора открыла ему целый лабиринт воспоминаний и невысказанной истории.

Однако, пока он боролся с внутренним смятением, события в других странах продолжали разворачиваться. Одновременно в Южной Империи лучистый шар солнца начал свое величественное восхождение, бросая золотые лучи на реку Харма в Азуре. Эта извилистая водная артерия безмятежно протекала через самое сердце города, отделяя величественный замок от шумного мегаполиса. В центре этой многовековой реки образованой при битве самого Дана против древнейшей силы перекинулся древний мост, каменную кладку которого украшали статуи божеств, искусно выполненные из драгоценного золота и мрамора.

Легкий ветерок поднимал частицы пыли с божественных статуй и уносил их в трущобы, недалеко от затененного входа в подпольный бордель. Здесь в мрачной картине лежали безжизненные тела куртизанок, их существование погасло, как свечи в грозу. Вокруг безжизненных тел беспрестанно жужжали мухи — незримые плакальщицы этой трагической сцены.

Одна из таких мух с неукротимым упорством падальщиков природы присела на безжизненное глаз Реи, ее крошечные лапки ласкали холодную, бесчувственную плоть куртизанки оказавшейся не в том ложе деля его с Амазисом и Ситарой.

Вдалеке все громче звучала ритмичная симфония галопирующих копыт, возвещающая о приближении императоров из разных южных царств. В сопровождении верных гвардейцев и прозорливых советников они сходились к древнему мосту с таким коллективным присутствием, что, казалось, менялась сама атмосфера утра.

Амазис, владыка-наследник Азура, стоял на мосту, держа в руке изящный бокал с вином, и жидкость в нем переливалась, как рубин в лучах раннего солнца. Альфар,советник и представитель Ниирландии, подошел к нему, недоуменно вскинув брови."Не слишком ли рано для выпивки, лорд-наследник?"спросил Альфар, в его голосе прозвучал оттенок скептицизма. Амазис ответил с сарказмом:"Для того чтобы очистить свой разум от неприятных мыслей, никогда не бывает слишком рано, обычный советник". Их перебранку прервал Нариад, зоркие глаза которого заметили медленно приближающуюся фигуру. Это был не кто иной, как сам Император Джедор, человек внушительный и обладающий неоспоримой властью."А вот и Император", — объявил Нариад. Собравшиеся вельможи и советники поспешили встать полукругом вокруг Джедора, склонив головы в знак почтения перед самым могущественным правителем южных имперств.

Солнце, еще не взошедшее на небосклоне, бросало лучистый отблеск на лазурную реку Харма, придавая древнему мосту неземное звучание. Ветер, нежный и ласковый, ласкал мраморные статуи, нашептывая им тайны минувших веков. Азурская империя оживленно шумела, ее улицы представляли собой лабиринтный улей торговли и интриг. Гулкий галоп Стидов, любимых скакунов южных императоров, разносился по городу, придавая зрелищу еще большую грандиозность. Императоры, каждый со своей свитой советников и грозной охраной, приближались к Джедору, и атмосфера была наполнена целеустремленностью и неотложностью. Джедор с серьезным выражением лица обратился ко всем с речью."Думаю, вы все понимаете ситуацию, — начал он, приковывая к себе безраздельное внимание своих коллег."Опасность угрожает каждому из нас. Ваша задача — подготовить лучшие войска своих империй и отправить их вместе с наиболее способными командирами на Азур. После встречи с северянами мы объединим наши армии и уничтожим Феникса".

Адальвин, опытный владыка, торжественно кивнул в знак согласия, осознавая всю серьезность ситуации. Однако Ситара, мудрый и проницательный голос среди них, высказала свои опасения, устремив взгляд на Джедора."Мой лорд-император, — начала она, ее голос звучал в утреннем воздухе мягким, но звонким кадансом, — что если Феникс в отсутствие наших сил решит обрушить свою ярость на наши земли? Что тогда? Джедор, внушительная фигура, облаченная в царственные одежды глубокого малинового и черного дерева, наклонился вперед с пылом, граничащим с отчаянием. Его глаза, темные, как бездна, пылали решимостью, от которой дрожали сердца тех, кто осмеливался встретиться с ним взглядом."Он сожжет ее даже вместе с вашими войсками, как он сделал это с Нутией!"

Голос Джедора разнесся по мосту, как звон погребального колокола."Только твоя армия не сможет противостоять его мощи, Ситара. Мы должны объединиться, чтобы иметь хоть какой-то шанс. Помни, я командую как Император Юга, а не прошу тебя, как это делают слуги!"

Ситара, блиставшая в своих изумрудных одеждах, украшенных сложной золотой вышивкой, сохраняла самообладание. Ее глаза, поразительного изумрудного оттенка, блестели умом, соответствующим ее царственной осанке. Она склонила голову в знак согласия, ее голос был ровным, несмотря на всю серьезность ситуации."Как прикажете, Лорд-Император".

На мосту воцарилась тишина, и один за другим присутствующие императоры повторили этот жест, их кивки прозвучали как клятва, высеченная на камне, подтверждая их единодушное согласие. Суровый облик Джедора немного смягчился, его суровый взгляд переходил от одного императора к другому."Хорошо. Отправляйтесь и исполните волю Лорда-Императора. А ты Альфар, передай своему императору, что я скоро его навещу!"Альфар, посланник Сифа, глубоко поклонился, опустив глаза в знак глубочайшего уважения."Ваш приказ будет выполнен, лорд-император".

Жестом приказав своему доверенному советнику Амазису следовать за ним, Джедор целеустремленно покинул императоров Южных земель, оставив остальных садиться на своих коней и готовиться к предстоящему нелегкому путешествию. Во дворе, вдали от бдительных глаз собравшихся, к Ситаре подошла Аббе, дочь Адальвина. Ее губы скривились в хитрой, знающей ухмылке, когда она обратилась к ней."И что это было, Ситара?"Голос Аббе был низким, заговорщицким рокотом."Ты знаешь что-то, чего не знаем мы?"Изумрудные глаза Ситары смотрели на Аббе с расчетливой невинностью, но в уголках губ плясали нотки озорства."Что вы имеете в виду? Понятия не имею". Интриги и тайны империи бурлили, как скрытые течения под поверхностью земли, и, отправляясь в это опасное путешествие, они были уверены в одном: в коварной игре власти и союзов не все было так, как казалось.

Судьба их имперств висела на волоске, и тени обмана готовы были соткать свой темный гобелен. Аббе, дама загадочной красоты, смотрела на загадочный горизонт, ее пронзительные глаза открывали глубины знаний и тайны, которые она хранила в глубине души.

Казалось, само ее присутствие приковывает внимание окружающих. В этот момент в воздухе витала атмосфера неуверенности, в воздухе витали невысказанные слова и скрытые намерения. Ситара, наблюдавшая за Аббе, стояла рядом с ней молчаливым дозорным. В ее глазах мелькало любопытство, желание разобраться в запутанной паутине эмоций, окутывавшей каждое движение Аббе. Адальвин, авторитетный и обязательный человек, вышел вперед, на его лице отразились решимость и озабоченность. В его голосе звучала ответственность, когда он обращался к группе, призывая их отправиться в путь, предписанный самим Лордом-Императором. Его слова повисли в воздухе, как призыв к оружию, требующий беспрекословного повиновения."Императрица, — заговорила Аббе, ее голос звучал нежной мелодией на фоне напряжения, — вы прекрасно понимаете, что я имею в виду."Нет, моя госпожа", — нахмурив брови, ответила Ситара, и ее глаза искали в глазах Аббе намек на ясность.

Аббе кивнула, едва заметно признавая, что между ними существует невысказанная ненависть. Все сели на лошадей, движения их наполнились целеустремленностью, и они двинулись вперед, в неизвестность. Одинокая капля дождя упала с небес и прикоснулась к нежной щеке Аббе. В этом эфемерном прикосновении влаги прозвучал предчувственный шепот, предвестие бури, которая разразилась внутри и за окном. Аббе подняла взгляд к зловещим тучам, собравшимся над головой, — метафора предстоящего бурного пути.

Адальвин повернулся и двинулся в сторону своей империи, все последовали за его действиями.

Тем временем в раскинувшейся на севере империи Дан дождь лил не переставая, словно сами небеса оплакивали испытания и беды ее народа. Стражи, стойкие защитники имперства, прятались под непромокаемыми плащами, бдительно неся вахту даже перед лицом ярости природы. В освященном зале Арха разворачивалась сцена семейного раздора: Тивад и Гидеон вели ожесточенную перепалку."Долго ли ты будешь молчать, старший брат? Голос Гидеона прорезал напряжение, как лезвие, его нетерпение было очевидным."И что ты хочешь услышать, тупой идиот? Мое согласие на убийство нашего брата?"В словах Тивада сквозил сарказм, его нежелание идти по этому пути было очевидным."Брата? Ты серьезно, Тивад?"В голосе Гидеона звучало недоверие."Он встал на сторону южан, уничтожив Зено!"Обвинение повисло в воздухе, как клинок, и стало ярким напоминанием о предательстве, разорвавшем их мир на части.

В освященном зале Арха напряжение между Тивадом и Гидеоном достигло предела, их слова превратились в бурную симфонию столкновения идеологий."Зено перешел черту, и ты это знаешь!"Голос Тивада, авторитетный и наполненный историей, звучал в зале."Если бы не Джедор, мы были бы уничтожены Фениксом за грехи нашего Отца. Он установил мир и стабильность, которые мы поддерживаем уже 300 зим. Мы не можем допустить, чтобы она была разрушена". Гидеон с горящими от непокорности глазами ответил:"Ты ошибаешься, старший брат. Он планирует завоевать весь мир, и я не стану жертвой его игр. Мы должны перехитрить его и убить!"Гнев Тивада кипел, и он с трудом сдерживал свое разочарование.

"Гидеон, не играй с огнем! Не смей больше говорить такие вещи в моем присутствии!"Атмосфера становилась все более густой, ощутимое напряжение висело в воздухе, словно грозовая туча. Эмоции зашкаливали, так как Гидеон продолжал настаивать на своем дерзком плане."Но это чистая правда!"Голос Гидеона был решителен, глаза его были устремлены на Тивада."Он уничтожит всех нас! Представь, если он завладеет твоей богоподобной силой… Мы, ты и я, сможем уничтожить его, а затем взять под контроль все наши земли, все ледяные кольца, все континенты! Мир покорится нашей воле!"Тивад, хотя и был раздосадован, но не отступал, пытаясь убедить младшего брата отказаться от гибельного курса."Я не хочу больше слушать этот бред!" — заявил Тивад с тяжелым от разочарования голосом."Ты опьянел от вина, брат". Когда Тивад повернулся и направился к выходу, Гидеон, не останавливаясь, продолжал соблазнять его видением величия."Только подумай об этом!"Голос Гидеона следовал за Тивадом, эхом разносясь по залу."Поглощая империю за империей, мы станем бессмертными и непобедимыми!"В тускло освещенном зале судьба их семьи, империи, а возможно, и самого мира висела на волоске: братья боролись со своими противоречивыми амбициями и призраком надвигающегося катаклизма.

Тивад ответил, не сбавляя шага."Нет ничего хорошего для смертного в бессмертной жизни, я покончил с этой жизнью, в ней больше нет ничего для меня, скоро я передам все Карею и буду покоиться с миром". Тивад вышел из комнаты.

Гидеон с ухмылкой на лице разбил бутылку вина и сел на императорский табурет."И это он всех называет червями?"

Непрекращающийся ливень над Империей Данов утих, уступив место югу, где под сенью императора Сифа лежало разросшееся имперство Ниирландия. Несмотря на кажушийся вншне средний возраст, он был так же стар, как и Джедор, его лицо носило следы переживаний, вытравленных неумолимым ходом лет, каждая морщинка и шрам свидетельствовали об испытаниях и невзгодах, которые его сформировали.

У Сифа, известного когда-то как верного слуги в Азуре, были длинные, струящиеся волосы цвета полуночи. Локоны цвета черного дерева, словно водопад теней, струились по его спине, обрамляя лицо, обветренное суровыми испытаниями, связанными с управлением империей.

Борода, унизанная серебряными нитями, обрамляла его сильную челюсть, придавая облику мудрость и достоинство. Глаза, по-прежнему глубокие и загадочные, таили в себе груз ответственности, а их пронзительный взгляд был способен разглядеть истинные сердца тех, кто искал его аудиенции.

Одеяние императора Сифа соответствовало его высокому положению. Он облачился в роскошную золотую мантию, украшенную бриллиантами, которые сияли, как звезды в ночном небе. Мантия, расшитая символами козы его императорского рода, царственно струилась по фигуре, создавая впечатление власти и роскоши. Его воротник также был уркашен эмблемой Амики и Козы с пятью рогами.

Его царственное присутствие подчеркивала богато украшенная корона на голове, инкрустированная драгоценными камнями, которые сверкали так, словно в них заключалась сама суть власти. Среди придворных махинаций и интриг знати император Сиф вел себя безукоризненно, являя собой истинный образец изысканных придворных традиций своего имперства.

Его голос, хоть и закаленный тяжестью правления, сохранял медовое очарование, а каждый жест был пронизан изящной элегантностью, вызывавшей уважение всех, кто оказывался в его присутствии. Казалось, небеса сместили свой фокус, опустив влажную пелену на эту страну власти и интриг. Верный слуга, облаченный в замысловатые регалии императорского двора, подошел к Сифу с письмом, скрепленным безошибочной печатью Ниреландии.

Сиф, обладающий царственной властью и глазами, в которых, казалось, хранилась мудрость веков, принял письмо и с размеренной неторопливостью сломал печать. Когда он ознакомился с содержанием письма, выражение его лица оставалось непостижимым, не выдавая никакого значения послания."Спасибо, теперь можешь идти", — Сиф отпустил слугу отрывистым кивком. Слуга удалился, а Сиф остался стоять перед своим сыном Сигданом, который только что закончил суровую тренировку. Сигдан, молодой и полный сил, носил свои тренировочные доспехи как почетный знак. Волосы, тщательно уложенные, несмотря на тренировки, обрамляли лицо, в котором было столько же пленительного и грозного. Сигдан отличался вспыльчивостью, в нем горел бурный огонь, постоянно грозящий вырваться наружу. Его гнев мог вспыхнуть, как лесной пожар в засушливое лето, уничтожая всякий разум и сдержанность. Многие, кто переходил ему дорогу, вскоре узнавали, к каким гибельным последствиям может привести его гнев. Но по-настоящему выделяли Сигдана его глаза. Они были похожи на лисьи, проницательные и хитрые, всегда оценивающие окружающий мир. Его миндалевидные глаза цвета полированного красного дерева открывали глубины мудрости и хитрого интеллекта, который заставлял насторожиться даже самых опытных придворных. Те, кто осмеливался бросить ему вызов, вскоре убеждались, что его взгляд может быть не менее смертоносным, чем его нрав.

Сигдан всегда был чисто выбрит, на его юношеском лице не было волос. Его гладкая кожа казалась нетронутой заботами империи, что резко контрастировало с тяжестью прошлых времен Сифа. Он носил эмблему Ниираландии — Золотого Ворона, как постоянное напоминание о своем долге перед империей но отказывался носить эмблему Амики и своего дома на воротнике в своем имперстве аргуминтиру то что он пока что не достоин. На тренировочном поле Сигдан был силой, с которой приходилось считаться. Его мастерство владения клинком не имело себе равных, и он неустанно тренировался, чтобы в один прекрасный день стать достойным наследником престола.

Звон стали о сталь разносился по воздуху, когда он вступал в поединки со своими товарищами-рыцарями, и каждый поединок свидетельствовал о его решимости и мастерстве. Сиф смотрел на него с огромным восхищением. Взгляд Сифа — смесь отцовской гордости и торжественности — упал на сына."Неплохо, сын мой, — заметил он, и в его голосе прозвучали нотки опыта."Но помни, что сила богов требует физической силы и мастерства, чтобы правильно ее использовать". Сигдан, уважаемый и жаждущий проявить себя, ответил твердым кивком."Я понял, отец"."Хорошо", — продолжил Сиф."На следующей тренировке выкладывайся по полной". И все же юношеское любопытство заставило Сигдана озвучить вопрос, который тяжело давил ему на сердце."Но почему ты хочешь передать мне силу богов? Ты умрешь, а я не хочу тебя потерять!"

Глаза Сифа, глубокие лужицы мудрости, выдержали взгляд Сигдана, когда он предложил свой загадочный ответ."Я уже устал, сын мой, и передача власти тебе, моему единственному наследнику, будет лучшим, что я когда-либо делал". Сигдан, озадаченный загадочными словами отца, потребовал разъяснений."Что это значит, отец, и если ты передашь мне невероятную силу, то зачем я вообще столько тренируюсь с этими идиотами? Ведь с твоей силой мне никто не будет ровней кроме великих Лордов-Императоров"Я еще не готов к этому разговору", — отмахнулся Сиф."Но когда ты получишь силу Богов, ты останешься в том же возрасте, в котором получил силу, но каждое последующее использование будет старить тебя и истощать твои жизненные силы. Даже когда ты состаришься, ты будешь выглядеть очень молодо, но в трудную минуту тебе все равно понадобятся навыки, сила делает людей с силой еще сильнее, но бессильные люди скорее уничтожат себя, чем своих противников", — Сигдан впитывал это откровение, размышляя о серьезности предстоящей ему судьбы."А сколько еще таких, как ты, отец? Я имею в виду бессмертных". Взгляд Сифа смягчился меланхолией."Мы не бессмертны, сын мой; мы просто научились обманывать смерть, но она всегда следует за нами. На твой вопрос сложно ответить. Изначально таких, как мы, было очень мало, но иногда дети носителей силы рождаются с силой Богов, проявляющейся без ритуала передачи. Так что точно сказать сложно". Пока они беседовали, командующий Армундр, непоколебимая фигура военной мощи Ниирландии, Армундр, само воплощение имперской мощи и коварства, прохаживался по коридорам власти в своих золоченых доспехах, и его имя шептали с благоговением и ужасом те, кто осмеливался его произносить. В мире, где имперства поднимались и падали, как приливы и отливы, Армундр был именем, вписанным в глубины истории, именем, которое воспевали в сагах и произносили в самых темных углах таверн.

Золотые доспехи, украшавшие Армундра, — искусная работа мастеров, — казались почти божественными в своем великолепии, свидетельствуя о его положении главнокомандующего имперскими вооруженными силами. Символ ворона на правом плече, зловещий предвестник его власти, свидетельствовал о страхе и уважении, которые он вызывал. Говорили, что когда Армундр вступал в бой, враг трепетал при виде этого зловещего ворона — символа приближающейся гибели. Его борода, огненный каскад меди, скрывала тайны ума, острого, как хишасская сталь. Она струилась, как расплавленный металл, символизируя его необузданную натуру, а грива намекала на дикость, скрывавшуюся под его стоической внешностью. Многие считали что когда-то Армундр был членом 13-и воронов.

В огненной массе пробивались серебряные пряди — свидетельство бесчисленных битв и интриг, которыми был отмечен его путь к власти. Длинные, струящиеся волосы обрамляли лицо, на котором виднелись шрамы от тысячи кампаний и предательств. Его глаза, глубокие и проницательные, как бездна, выдавали мудрость и жестокость, которые определили его путь к власти. Армундр был полководцем, игравшим в интриги с мастерством, отточенным годами опыта, полководцем, который не остановится ни перед чем для достижения своих целей. Командующий подошел к Сифу, склонившись перед ним в знак непоколебимой преданности."Приказ выполнен, мой господин, — послушно доложил Армундр. Сиф повернулся к нему:"Все так плохо, как я предполагал?"Армундр ответил без эмоций:"Даже хуже!"Сиф кивком поблагодарил своего верного друга."Спасибо, мой дорогой друг. А теперь иди и найди Аделу, мне нужно с ней поговорить". Армундр, воплощение верности и послушания, ответил простым"Как пожелаете", после чего удалился. Сиф обернулся к сыну, и на его царственном лице отразился груз ответственности."Лучший из всех моих слуг!"Сигдан, все еще пытавшийся разобраться в сложностях своей судьбы, обратился к отцу за советом."Почему ты так с ними обращаешься? Ведь они всего лишь букажки, верно, отец? Мы должны унижать их и держать на своем месте!"Ответ Сифа был быстрым и основанным на тех ценностях, которые привил ему отец."Разве я тебя этому учил?"Признание Сигдана было незамедлительным."Нет, но мама всегда говорила, что мы особенные, а остальные — просто мусор"."Мы поговорим об этом позже", — ответил Сиф, в его голосе смешались строгость и понимание."Но помни — уважай всех, с кем имеешь дело, без исключения". С этими словами Сиф направился в роскошный тронный зал Ниирландии, и его шаги гулко отдавались в величественном помещении. Там он внимательно осмотрел свой трон — царственный шедевр, украшенный драгоценными камнями, которые символизировали саму суть его императорского правления.

Сам трон, как и империя, которой он управлял, хранил в себе тайны и интриги, лежащие на поверхности и ждущие своего раскрытия в постоянно растущей власти и амбициях. Позади него стояла его жена Адела, женщина изящная и умная. Ее лик свидетельствовал о неземной красоте, которая украшала эту землю, — лик, вырезанный самими богами. Длинные локоны сияющей блондинки струились по ее спине, словно жидкие пряди лунного света, создавая мерцающую красоту чистого золота.

Лицо Аделы, словно изваянное чудо, обладало загадочной резкостью, скрывавшей глубины ее интеллекта и тайны, которые она хранила в себе. Ее страстные глаза, теплые и пронзительные, как южное лето, казалось, хранили в себе мудрость минувших веков, а губы, окрашенные в красный оттенок, напоминающий о кровавых битвах, в которых создавалась ее легенда, источали намек на опасность, обещание как наслаждения, так и гибели. Облаченная в великолепное золотое платье, сотканное из нитей, сплетенных заколдованными пауками, и украшенное драгоценными камнями, которые мерцали, как запечатленный звездный свет, Адела двигалась с царственной грацией, приковывая к себе внимание всех, кто видел ее.

Платье струилось, как жидкий огонь, подчеркивая каждый ее изгиб и скрывая тайны, скрытые под ним. В имперстве, где власть и интриги были валютой выживания, Адела была силой, с которой приходилось считаться, королевой теней, которая с ловкостью опытного игрока лавировала в коварных течениях придворной политики. Ее красота, как обоюдоострый меч, была одновременно и доспехами, и оружием, скрывая истинные намерения и оставляя тех, кто осмеливался встать на ее пути, в плену и ловушке. Она подошла и грациозно присела на императорский табурет."Да, дорогоя, садись. Нам нужно поговорить", — предложил Сиф, в его глазах читалась озабоченность и интрига. Адела, встретив непоколебимый взгляд Сифа, устроилась в кресле, отщипывая виноградину от стоящего рядом блюда."Я слушаю, мой господин…"Сдержанным тоном Сиф заговорил о том, что занимало его мысли."Ты слышала новости?"Адела, заинтересовавшись, с легким волнением ответила:"Какую именно?""Новость о Фениксе", — уточнила Сиф."Ах, это… Да!"ответила Адела, в ее голосе прозвучал оттенок скептицизма.

Сиф наклонился к ней, выражение его лица было сосредоточенным."И что ты об этом думаешь?"Адела, продолжая смаковать виноградину, уверенно ответила:"Я не верю, что вымерший народ может воскреснуть, тем более сам Феникс!"Сиф, однако, возразил, сославшись на донесения разведчиков."А как же донесения наших разведчиков?"Адела с ноткой беззаботности продолжала откусывать виноградину:"Они видели то, что видели. Ты знаешь Джедора; он явно понял, что слабеет, и придумал другой план. Его сила — в страхе перед неизвестностью… Он знает, что как только Ситара и остальные почувствуют его слабость, они начнут мстить за все его действия. Поэтому он придумал, что могучий Феникс вновь восстал. Это должно всех напугать!"Сиф, хотя и сомневался, но оставался непоколебим в своей вере."Не знаю, не знаю… Но я все равно доверяю своей интуиции не меньше, чем твоему мнению, Адела".

Адела, криво улыбнувшись, ответила с легким сарказмом:"И что же она вам подсказывает, милорд?"Сиф на мгновение задумался, прежде чем высказать свои мысли."Она говорит о том, что Джедор ничего не придумал. У него хватило бы ума заключить сделку с Тивадом у нас за спиной и уничтожить нас до того, как мы успеем поднять восстание. Нет смысла играть в игры; даже с нашей армией я не смог бы противостоять им в одиночку". Адела тихонько захихикала, ее смех был наполнен весельем."Ключевое слово — "один", дорогой! Вот почему он хочет собрать все армии в Азуре, чтобы весь юг не объединился, когда он отправится истреблять нас всех ради северян!"Сиф, однако, по-прежнему скептически относилася к такому очевидному шагу."Нет, это не его стиль. Он слишком умен для таких детских планов. Кроме того, объединенная армия в Азуре очень опасна. Мы можем захватить самую большую империю, зачем ему так рисковать?"Адела, всегда проницательная, убежденно настаивала на своем."Ты же знаешь, что у него спрятано под Азуром! Не будьте дураком, милорд!"Сиф вздохнул, признавая весомость ее слов."Ладно, подождем Альфара и соберем совет".

В сердце Ниирландии, среди драгоценностей и роскоши тронного зала, император и его императрица боролись с тенями неопределенности, нависшими над горизонтом.

Тем временем среди чарующей красоты гигантского ботанического сада Азура — Амазис, обладатель хитрого ума и неоспоримой харизмы, отправился на неспешную прогулку. Великолепие сада свидетельствовало о роскоши южной империи: древние сады, украшенные пышной листвой и каскадными водопадами.

В глубине сада Амазис встретил трех мужчин, одетых так же, как и он сам. Темно-черная с золотом мантия, которую носили советники империи, была символом их престижа и власти.

Это была тщательно обработанная одежда, излучавшая царственность и власть. Мантия была сшита из роскошной ткани глубокого черного цвета, которая изящно ниспадала до пола, придавая ей величественный и внушительный вид. Черный цвет символизировал серьезность и серьезность их роли советников Империи. Мантию украшали замысловатые золотые акценты и украшения. Золотые детали были тщательно вышиты по краям халата, создавая изящные узоры и орнаменты. Золотой цвет символизировал богатство, процветание и роскошь империи. Одной из самых ярких особенностей халата была эмблема в виде белого медведя, расположенная на левом плече у каждого из советников самого императора.

Надевая эту мантию, советники Империи демонстрировали свою преданность Джедору, верность своей роли и готовность давать советы и рекомендации в высших эшелонах власти. Все они являлись членами тайного совета."Приветствую вас, — предложил Амазис, в его тоне прозвучал намек на лукавое веселье.

Первый из троицы, Мафдет, — старик появился перед нами как призрачное привидение. Его внешность свидетельствовала о том, что он всю жизнь сталкивался с тенью, как внутри, так и снаружи. Длинные, всклокоченные волосы, словно пряди забытого лунного света, спадали на голову серебристыми волнами, спутанные и примятые в результате бесчисленных сражений прошлого.

Под вуалью неухоженной гривы на его лице виднелся груз возраста и опыта, испещренный шрамами выигранных сражений и понесенных потерь. Наиболее заметные из этих боевых шрамов избороздили его грубые черты, создав извилистую драпировку боли и стойкости.

Каждая линия, каждая отметина рассказывали свою историю, свидетельствовали о том, что ему довелось пройти через суровый мир. Но по-настоящему привлекала внимание его борода — размашистый каскад волос, струившийся как водопад из белых и зеленых цветов, напоминавший о древних лесах, окутанных туманом. Цвета смешивались так, что невозможно было определить, где заканчивается естественная белизна возраста и начинаются зеленые оттенки мистического прошлого. Эта борода шептала о давно хранимых тайнах и мудрости, заработанной в ходе жизненных испытаний. Но больше всего привлекали внимание его глаза. Глубоко посаженные и измученные возрастом, они излучали глубокую, потустороннюю мудрость. В их глубине можно было разглядеть отблеск колдовства, словно старик заглянул в самое сердце тьмы и вернулся оттуда со знанием, выходящим за пределы времени и пространства. Эти мудрые глаза, казалось, заглядывали в души тех, кто встречал его взгляд, безмолвно напоминая о том, что он видел ужасы, превосходящие воображение, и все еще ходит по этой тенистой тропе. В царстве темной фантазии, где стираются границы между светом и тенью и надвигаются злые силы, этот старик с длинными седыми волосами, всклокоченной бело-зеленой бородой, мудрыми глазами и шрамами, говорящими о бурном прошлом, был хранителем тайн, носителем древних знаний и выжившим в бесчисленных сражениях с силами тьмы. С надменным видом он направился к Амазису."Мы хотели увидеть Владыку, а не тебя, червяк!"

Амазис, не поколебавшись высокомерию Мафдета, ответил ему шутливой шуткой."Ну и извращенцы, жаль вас разочаровывать! Здесь вы его точно не найдете! Кстати говоря, как прошла встреча в Цитадели Миро? Ставлю свои сбережения на то, что наставник приказал вычитить все нужники до блеска".

Стоя рядом с Мафдет, Неби обнял Амазиса, и его смех гулко разносился по саду. Несмотря на внешнюю привлекательность, он прожил всего 18 зим, а его тайна стать советником была тщательно охраняемым секретом, известным только самому императору.

В том возрасте, когда большинство людей еще могут похвастаться целой гривой волос, на его макушке появилась лысина. Гладкая кожа черного дерева, натянутая на голове, как бы подчеркивала разительный контраст между молодостью и мудростью, исходящей от него. Это было глубокое противоречие, которое интриговало и ставило в тупик всех, кто видел его. Самой характерной чертой его лица была длинная, ниспадающая черная борода. Она ниспадала, как шелковый водопад, и с почти неземным изяществом доходила до груди. Темнота бороды резко контрастировала с юным обликом, придавая ему атмосферу вечной таинственности. Борода была не просто украшением, а символом его авторитета — наглядным свидетельством мудрости, которой он обладал, несмотря на свои, казалось бы, юные годы.

За его пронзительными зелеными глазами скрывались секреты империи. Его уникальные природные способности, известные только императору, стали причиной его беспрецедентного восхождения на пост трех главных советников. В мире, где возраст часто приравнивался к опыту и мудрости, загадочное присутствие молодого советника было парадоксом. Он стал самым доверенным лицом императора не благодаря прожитым годам, а благодаря необыкновенной силе, которая жила в нем. Он еще крепче обнял Амазиса и начал:"Я скучал по тебе! Всю дорогу я повторял, как мне не хватает этого шута с подбородком в форме сапога".

Амазис, ухмыльнувшись, признал товарищество.

У третьего члена их группы, Одайона, советника императора средних лет, была обожжена половина лица, скрытая стальной маской тонкой работы. Открытая правая половина лица была гладкой и безупречной, с острым взглядом, ухоженными бровями и аккуратно подстриженной бородой. Несмотря на разительный контраст, внешность советника излучала авторитет и мудрость, вызывавшие уважение при императорском дворе. Он подошел к Амазису с явным выражением недовольства."Амазис, прекрати этот лепет. Скажи мне, где Джедор? Мне нужно кое-что ему передать".

Амазис, никогда не уклонявшийся от словесной перепалки, воспользовался случаем."Сказать тебе? Разве не Мафдет наш лидер?"Одайон, напомнив о равенстве членов совета, ответил:"Мы все имеем равное положение, даже ты". Амазис, с ноткой высокомерия, не отступил.

‘’Даже я? Не забывай, кто наследник престола! ’’Одайон, все больше раздражаясь, не смог сдержать ответной реплики."Не смеши меня. Ты никогда не получишь трон, ты лишь жалкая тень, оставшаяся от твоей семьи".

Амазис, невозмутимо, тонко намекнул на судьбу их предшественников."Надеюсь, мне не нужно напоминать тебе, что случилось с твоими предшественниками?"Мафдет, пытаясь погасить назревающую конфронтацию, вмешался.

"Хватит спорить. Амазис, скажи нам, где Величайший". Амазис, как всегда провокатор, замялся."Он просил не беспокоить его. И если бы я был на его месте, еще бы посоветовал вам во второй раз отправиться куда-нибудь подальше, чтобы не мешались под ногами".

Неби, всегда ценивший хорошую шутку, подхватил."Вот оно! Вот почему я скучал по этому придурку. Да и ладно, пойдемте в таверну, нам нужно как следует утолить жажду. А вы, мастер Одайон и мастер Мафдет, отправляйтесь искать императора в замке!"

В великолепии ботанического сада Азура, где под сенью древних деревьев и под шепотом падающей воды разыгрывались политика и власть, Амазис и члены его совета затеяли танец интриг, их амбиции и соперничество были скрыты пышной листвой.

В империи Дан погода стала ровной, но дождь продолжал свой путь к земле. Молодая девушка чистила имперские врата, пока ко дворцу направлялся, Кира. Это был молодой и добрый юноша 17 лет, сразу бросавшийся в глаза своим ярким присутствием. Больше всего в Кире привлекали его пронзительные, наивные глаза, в которых, казалось, таился целый мир неизведанных чудес и невинности.

Его радужная оболочка была поразительного лазурно-голубого оттенка, напоминающего чистое небо нетронутого фантастического мира. Эти глаза обрамляли густые темные ресницы, подчеркивавшие их глубину, отчего они казались еще более пленительными и широкими от любопытства. На его лице выделялась сильная, угловатая челюсть, придававшая его облику решительность. Но при этом юные, слегка округлые щеки выдавали присущую ему невинность, что делало его привлекательным в этом волшебном мире. Одет Кира был как скромный кузнец, что отражало его роль в имперстве.

На нем был приталенный, хорошо поношенный фартук кузнеца, испещренный следами бесчисленных часов, проведенных в кузнице. Его одежда состояла из темных брюк и простой рубашки с длинными рукавами, изготовленных из прочных и долговечных материалов, защищающих от искр и жара. Кожаные перчатки с замысловатыми узорами защищали его руки, в которых он усердно работал над созданием самого совершенного оружия и доспехов. На талии Кира носил прочный кожаный пояс, украшенный различными инструментами, что подчеркивало его преданность своему ремеслу. На поясе также висел потертый мешочек, в котором он носил самые необходимые вещи и инструменты, служившие ему во время походов и приключений. Кира подошел к внушительным воротам замка Дан, он нес нечто, скрытое в скромных лохмотьях, — спрятанное сокровище для дочери императора. Однако его появление не осталось незамеченным. Сразу за воротами его ждала карета с аморрейскими лошадьми и эмблемой Падшего Ордена — молчаливое свидетельство запутанной паутины союзов и интриг, окружавших всю АйнемраТерру.

Бдительный страж Данов, облаченный в сверкающие доспехи своего ордена, приблизился к Кире с нарочитой осторожностью. Парень, не смущаясь внушительным присутствием стражника, вежливо и откровенно изложил свою просьбу."Приветствую вас, будьте добры, сообщите леди Кроне, что к ней прибыл имперский кузнец, — попросил Кира, в его тоне чувствовалась юношеская уверенность. Стражник Дан, возможно, подстегнутый намеком на снисходительность, ответил с ноткой сарказма."Может, мне стоит сказать ей, что здесь трус из западных земель?"Кира, не дрогнув перед враждебностью стражника, пылко ответил."Тогда наша госпожа будет недоумевать, почему ничтожный пес из Имперской гвардии смеет называть великого кузнеца трусом". Выражение лица стражника изменилось, гнев и гордость боролись в нем, и он выхватил меч, намереваясь запугать.

Но Кира, непоколебимый и уверенный в себе, сделал шаг назад, обнажив изысканный меч, свидетельствующий о его кузнечном мастерстве."Давай, — бросил Кира, — посмотрим, чья сталь крепче". Однако стражник, передумав, убрал меч в ножны и нехотя вошел в замок, оставив Киру сидеть неподалеку от входа, бдительным дозорным, следящим за окрестностями. Тем временем небо над замком на мгновение потемнело, и над ним пронесся колоссальный ледяной дракон, отбрасывая тень на территорию замка. Кира с восторгом и благоговением смотрел на это захватывающее дух зрелище. Незаметно для него сзади подошла элегантная и властная леди Крона."Не правда ли, они великолепны?"заметила она, в ее голосе звучала царственная признательность.

Кира, повернувшись лицом к Кроне и опустив меч в знак уважения, ответил с оттенком лести:"Ничто здесь не может сравниться с вашей красотой, миледи. Но да, они действительно пленительны."Изящным жестом Кира подал свой меч — знак мастерства и преданности своему ремеслу. Стражник, стоявший рядом с Кроной, подошел к Кире, его грубоватая манера поведения резко контрастировала с восхищением юноши."Жалкий червяк, отдай то, что принес, и убирайся отсюда!"Однако Крона, непреклонная в своих требованиях к приличиям, властно вмешалась."Если ты еще раз так заговоришь с моим гостем, то лишишься головы!"

Стражник, покоренный непоколебимым взглядом Кроны, был вынужден изменить свой тон."Простите меня, миледи!"Крона, требуя от стражника вежливости, дала ему дальнейшие указания."А теперь извинись перед ним!". Стражник, озадаченный необычной просьбой, замешкался, не понимая всей серьезности приказа Кроны."Извиниться?" — спросил он с неуверенностью в голосе."Но, миледи, как может северянин извиняться перед…"Но тут поведение Кроны изменилось, ее взгляд стал грозным. Стражник, почувствовав тяжесть ее ожиданий, быстро подчинился."Как пожелаете, миледи… Прости, кузнец. Я не хотел тебя обидеть!" — произнес стражник, и в его словах прозвучало неохотное извинение. Кира, оценив вмешательство Кроны, выразил свою благодарность."Спасибо, миледи!"Крона, милостиво улыбнувшись, приняла его благодарность и, спустившись по лестнице, подошла непосредственно к Кире."Ты все сделала, как я просила?"спросила Крона, ее глаза были полны предвкушения. Кира, не скрывая гордости, ответил с непоколебимой уверенностью."Да, миледи, все именно так, как вы просили!"

Кира бережно передал завернутые в тряпицу стрелы Кроне, которая приняла их, восхищаясь тонкой работой кузнеца."Миледи, — начал Кира с нотками гордости в голосе, — я позволил себе внести некоторые коррективы, они будут иметь большую дальность полета за счет улучшеного баланса". Крона, всегда ценившая изобретательность, кивком отметила его старания.

Даже когда они обсуждали стрелы, взгляд Киры постоянно возвращался к карете, украшенной символом Падшего Ордена, и это не давало ему покоя."И это все?"спросила Крона, любопытство которой было очень сильным. Кира, тщательно подбирая слова, высказал свои опасения."Ну… Не кажется ли вам странным, что здесь стоит карета с символом Падшего Ордена?"

Крона, уверенная в своей позиции, отмахнулась от этой мысли."Они приехали с моим дядей, ну и что?". Однако Кира, всегда помнящий историю ордена, высказал иную точку зрения."Я сам никогда не сталкивалсья с ними в бою, но мой отец, когда был жив, говорил мне, что это самые мерзкие существа, когда-либо ступавшие на наши земли".

Не поколебавшись в своей решимости, Крона напомнила Кире о своей силе."Мне нечего бояться! Не забывай, я дочь самого Императора!"Кира, хоть и с уважением, но высказал свои опасения дальше."Да, я знаю, как вы могущественны, миледи, но я бы не был так уверен. Хотя ваш народ не любит западных людей и отрицает восточных, но мы знаем о них немного больше… Они когда-то жили в наших землях до Великой войны".

Крона, уверенная в союзниках своей империи, отмахнулась от его опасений."Они больше не представляют для нас угрозы после того, как Гидеон заключил с ними союз много веков назад. Так что не беспокойся… но в любом случае я ценю твое беспокойство".

Кира, ощущая чувство долга, смиренно ответил:"Это мой долг как пленника с Запада…"Крона, тепло и ободряюще улыбнувшись, прервала его самоуничижение."Перестань. Ты уже давно не пленник". Кира не мог не вспомнить обстоятельства, которые привели его к свободе и пошутил."С тех пор как император Тивад решил не отдавать меня на корм эбиям?"Крона рассмеялась, и этот звук на мгновение отвлек ее от тягостного разговора. Когда Крона собралась уходить, Кира завершил их разговор искренним предложением."Я не буду больше отнимать у вас время. Если вам или кому-то из императорской семьи понадобятся доспехи или оружие, дайте мне знать".

Крона благодарно кивнула и направилась в сторону замка, ее царственное присутствие не вызывало сомнений. Но когда она уходила, в небе внезапно раздался оглушительный раскат грома, предвещающий неопределенное будущее, которое маячило на горизонте.

Тивад, правитель северной империи, восседал на своем величественном троне в роскошном тронном зале, украшенном черепами и костями невероятных существ, с кубком вина в руке, погрузившись в размышления. Груз ответственности и предстоящего торжества тяготил его. Это был редкий момент самоанализа.

Гидеон, младший брат, подошел и сел рядом с ним, на его лице было написано беспокойство."Брат? Все в порядке?"спросил Гидеон, прервав задумчивость Тивада. Разочарование Тивада выплеснулось наружу, и он выплеснул свое нетерпение."Нет! Я все еще жду, когда эти дураки начнут готовиться к празднику. Они, должно быть, слишком напуганы, чтобы решить, когда начать, но если они не прекратят это, как только на нас опустится тьма, я уничтожу их всех!"

Гидеон, как всегда здравомыслящий человек, попытался понять мотивы своего брата."Брат, почему ты не устроил праздник раньше? Почему так долго ждал?"Ответ Тивада был пронизан мудростью и прозорливостью."Иначе он теряет смысл. Избыток чего бы то ни было всегда приводит к тому, что оно становится утомительным, А Я не хочу, чтобы ЭТО МНЕ надоело…"

Гидеон понимающе кивнул, оценив нюансы точки зрения брата."Теперь я понимаю!"Однако их разговор принял более серьезный оборот, когда Тивад переключил свое внимание на вопрос, который его беспокоил.

"Но у меня есть к тебе другой, более важный вопрос", — заявил Тивад, своим тоном требуя от Гидеона полного внимания. Гидеон, готовый ответить на любой вопрос брата, ответил с готовностью."Да, и что же это?"

Конец ознакомительного фрагмента.