Гаргулья и Лондон

Dari A.V., 2019

В книге "Гаргулья и Лондон" легенды народов мира интегрированы в жизнь современного Лондона. Здесь встречаются олицетворения сил природы и простой человек. Увлекательное путешествие в мир детских и юношеских фантазий заканчивается окончательным взрослением и становлением главного героя, а его бескорыстная вера позволяет окунуться в тайны, тщательно скрываемые от нас "посвящёнными".

Античные легенды

We don't need anybody else

To tell us what is real.

Inside each one of us is love

And we know how it feels.

Paul Maccartney, Somedays

Для финального сражения местность была выбрана крайне неудачно. Сплошные скалы. Ровные участки небольшой площади наглухо отделены ими друг от друга, кругом валяются камни. Здесь проще переломать ноги, чем догнать противника. Лошади в этом бою не участвовали. Драться здесь решился бы только дурак. Или Арес. Он давно присмотрел это плато. Часто муштровал здесь своих солдат. Они учились не скользить на камнях, взбираться на скалы в два прыжка, сохранять баланс на отвесной тропе. Он объездил одному ему известные, а другими богами забытые, деревни краснокрижных фавнов — потомков горных козлов и каменных троллей. Рекрутировал самых сильных и превратил их в первоклассный высокогорный отряд. Этот бой он спланировал качественно. Соперник застигнут врасплох, победа — неминуема. В паре десятков миль начал извергаться какой-то вулкан. Пепел покрыл небо, усыпал золотой шлем Ареса, затмил солнце. Вдруг большая тень скользнула по скале, где расположился главнокомандующий. С неба в доспехах из золотой кожи спустилась девушка. Она легко приземлилась на одно колено, и закашлялась. Видимо, тоже надышалась пеплом. Подбежав к Аресу, радостно обняла его за шею. А он принялся вращаться на месте и весело смеяться. Для воинов же это был страшный грохот. “Дядя, наконец-то, я снова участвую в твоих походах!” — девушка жадно осмотрела сражающихся. “Как крылья? Больше не беспокоят?” — заботливо спросил бог. “Теперь все хорошо. Путь от дома я пролетела очень быстро. Готова вернуться в строй!” Он улыбнулся и потрепал ее за плечи. Мягкие золотые доспехи — королевский подарок Гермеса — очень шли ей. А главное, не натирали крылья. Арес развернул ее лицом к самой широкой равнине, где сосредоточилось основное войско противника. Туда буквально катились человеческие лавины, падая со скал. Кто-то разбивался насмерть, а кто-то скользил по их телам и, тем самым, оставался цел. “Видишь шатер? Твоя цель рядом, на лошади”. “Их полководец решил покорять отвесные скалы верхом?” — оба рассмеялись. “Даже на равнине лошадь не спасет его от тебя. Вперёд!” Девушка вскочила на соседнюю скалу и бросилась вниз с мечом в каждой руке. Через мгновение над полем брани воспарила гигантская птица из чистого золота. Она летела быстро, то вдоль самой земли, то взмывая на несколько метров. Лавировала между сталагмитами. На лету она поражала солдат, безошибочно определяя своих и чужих. Арес любовался этим полетом, похожим на балет. Лошадь первая почуяла угрозу. Рванулась под всадником и встала на дыбы. Человек принялся ее успокаивать и долгое время не замечал ничего вокруг. Но кто-то окликнул его и, подняв голову, он сразу сообразил, в чем дело. Пустил лошадь галопом. Птица без труда догнала беглецов и вырвала наездника из седла. Схватив за горло, подняла так высоко, что они оба казались одной точкой в небе. Человек не вырывался, он уже почти не дышал, но, главное, не мог отвести взгляд от огненных глаз напротив. Перед смертью ему показалось, что его душу сканировали, от чего она превратилась в глину. Потом ее обожгли на огне и поместили в керамический сосуд. Арес видел, как смертный, дерзнувший бросить ему вызов, упал на землю. Позже он победоносным ударом каблука превратил в крошку глиняные черепки на месте падения.

Знакомство её мужчин

В феврале инспектор Калеб Эванс начал своё расследование с пустякового, на первый взгляд, происшествия. Был ограблен сетевой ювелирный магазин в центре Лондона. Ограблен изящно, без улик, можно сказать “ювелирно”. В марте казалось, что дело проиграно, поскольку преступники не оставили мало-мальских зацепок. Недели бессонных ночей и просмотров, кадр за кадром, камер наружного наблюдения ни к чему не приводили. Но, на счастье Калеба, неуловимые взломщики оказались рецидивистами. При попытке очередного ограбления ювелирного бутика восьмого апреля был подстрелен Ник Диксон — новичок в команде, он же — ответственный за сбыт драгоценностей. Двадцатилетний юноша выдал всех подельников уже через два дня, как только очнулся в реанимации. Он активно сотрудничал со следствием, и именно благодаря ему для инспектора Эванса началась эта история.

Вся группа состояла из постоянных участников, за исключением грека по имени Димостенис. Именно он был автором этих вылазок. Его безошибочное планирование, хитрость и скорость, с какой он выполнял поставленные задачи, с первой встречи возвели его в ранг лидера молодой и неопытной группировки. Всего подельников у Ника было семь. Молодые люди, карманники, промышляющие мелкими кражами и случайными перевозками посылок с подозрительным содержанием. Однако в ноябре прошлого года Симу Маунти, главарю воришек, посчастливилось познакомиться с Ди (так они коротко называли грека). Вернее, Сим вытащил у Ди айфон, за что поплатился вывихнутым запястьем, а потом лекцией о правилах карманных краж. Димостенис и не подумал заявлять в полицию. Напротив, выслушал историю Сима, заинтересовался его бандой и пожелал познакомиться с ее участниками. Он рассказал, что недавно приехал в Лондон и как раз ищет себе товарищей по ремеслу. В молодости в Греции он занимался подобными вещами и имел знакомства с полицией с двенадцати лет. За свой двадцатилетний стаж карманника, грабителя и финансового мошенника он сбегал из-под ареста 84 раза. Хотя ловили его всего четырнадцать. Часто он сам приходил с повинной, беря на себя вину авторитетных “учителей”, благодаря чему заручился огромным уважением у преступной элиты. Во всей стране в определённых кругах не было человека, который отказал бы Димостенису в любой просьбе. Своего рода, крёстный отец. Такова была легенда нового знакомого Сима и его команды. Говорил ли он правду, или это была бравада опытного жулика перед молодёжью — неизвестно. Но впечатление он произвёл сильное. Лондонские “ученики”, по инициативе Сима Маунти, выбрали Ди новым главарём и все предстоящие операции доверили именно ему.

Несмотря на многочисленные аресты, у Интерпола не было никаких данных на Димостениса. Сбегая, он всегда прихватывал с собой личное дело. Как ему это удавалось — не мог понять никто. Им, скорее, восхищались, чем стремились наказать по всей строгости закона. Итак, в Лондоне поселился жулик без отпечатков пальцев, без фотографий, без досье. Фоторобот составить также не удавалось. Ди снимал свои многочисленные маски, разве что, оставаясь совершенно один. На улице или в кругу коллег от носил, в основном, больничные марлевые повязки. Непривычным был лондонский смог, ещё не прошла акклиматизация, аллергия на город — так он объяснял окружающим свой образ. Хотя спрашивали редко. Глаза тоже часто прятал за очками или под кепками. А когда не прятал.., что ж Ник Диксон был вынужден признать, он редко смотрел в лицо своего подельника и не очень хорошо помнил его глаза. Высокий, светлые кудрявые волосы, греческий профиль, глаза, вроде, карие — таковы были приметы главаря.

В начале мая группировку накрыли почти в полном составе. Два парня и Димостенис пропали из поля зрения полиции. Сим Маунти признался, что их пути с греком разошлись из-за ссоры, а без него они оказались не способны так искусно заметать следы. Про двух скрывшихся товарищей, Джо и Бонни, он знал только, что те решили покончить с преступным миром и получить образование. Планы грека были ему неизвестны.

Калеб Эванс с коллегами отмечал поимку банды в своем любимом пабе через парк от участка. Семьи у него не было, разделить радость победы он мог только с друзьями. Но, будучи видным мужчиной среднего возраста, а Калебу было 44 года, он пользовался большим успехом у женщин. Чаще всего знакомился в барах и не жалел денег на новых подруг. Это тоже пленяло слабый пол. Однако ни один роман, как бы быстро ни закручивался и каким бы головокружительным ни был, не длился долго. Неделя-две, максимум месяц — и любовь проходила, будто и не было. Назвать Калеба жестоким не могла ни одна из его бывших, он умел расставаться красиво. Да и никогда не давал обещаний на будущее. Он не врал, умел утешать, не подавал поводов для надежд. Кто же виноват, что женщины так любят воображать то, чего нет, и строить планы на будущее с теми, кто с ними всего на несколько мгновений? Инспектор Эванс умел разговаривать с людьми прямо, откровенно, говорить правду. Это помогало ему и в работе и с подружками. Поэтому подлецом его не считали ни женщины, ни преступники. Рост 193 см, спортивное телосложение, зелёные умные глаза, вьющиеся волосы (это не всегда понятно из-за короткой стрижки), профиль — смесь еврейского-греческого-итальянского, волевой подбородок. С первого взгляда люди проникались к нему уважением и интересом. А подружки, все как одна, заявляли, что и любовник он превосходный. Такое досье можно было бы составить на самого инспектора Калеба Эванса, если бы кто-то из посторонних решил опросить его друзей.

Шестого мая она проследила за Калебом от паба до его квартиры на 17 этаже на N-street. Он познакомился с очередной красоткой, которая довольно легко согласилась взглянуть на его домашнюю коллекцию греческих фресок. Естественно, на фотографиях. Да, было у Эванса и такое хобби. В колледже он серьезно увлекался историей Древней Греции, а в младшей школе даже путешествовал с бабушкой в Афины. Но, поступив на службу, постепенно утратил свободное время для своих увлечений и, как следствие, потерял интерес. А, может быть, ежедневные заботы заставили его на время забыть о своих увлечениях. Иногда он встречал в газетах и журналах статьи от Географического общества, проходил мимо галерей с выставками предметов искусства античного мира. В таких случаях Калеб делал вырезки и снимал на телефон, а потом распечатывал “кусочки прекрасного” и складывал их в большую обувную коробку. Но это было редко. Взрослая жизнь и ненормированный полицейский быт сделали его приверженцем утреннего кофе, вечернего пива или виски, женщин и редких поездок за город с семьями коллег.

Но в этот вечер он почти не пил. Его явно интересовало увлечение “женщины”. Хотя, было похоже, что она сама навязалась. В том, что Калеб не может отказать даме без причины и в том, что он романтик, она убедилась воочию. Следить пришлось от самой работы, в баре, а потом и до поздней ночи, пока его новая знакомая не пожелала уехать на такси. Он предлагал остаться, но, получив отказ, такси вызвал без промедления. Выключив свет, Калеб заснул не сразу. Видно, раскрытые дела не были способны успокоить его. Что-то мешало отдыхать безмятежно. В этом она убедилась и на следующий день, и на позаследующий. Она стала следить за ним почти каждый вечер. Одна-две новые подружки за месяц. Плохой сон. Несмотря на частые посещения паба, склонности к выпивки почти нет, просто не хочется готовить дома. Друзья только коллеги. Родственных связей не имеет или не поддерживает. Этих сведений ей было вполне достаточно. Пришло время заявить о себе.

Тем временем, преступная жизнь Лондона шла своим чередом. Грабили банки, магазины, убивали, похищали и причиняли друг другу много зла. Димостенис тоже никуда не делся. Он порхал между преступными группировками, приобретая связи и применяя свои таланты на благо этой категории общества. Он работал практически бесплатно, казалось, будто ему просто интересно проверять себя и придумывать что-то новое. Он творил как художник, не думая о продаже своих картин. Приходило вдохновение — и Димостенис поражал коллег и полицейских. Не зная его имени и не будучи в состоянии зафиксировать внешность, о нём начали слагать легенды по обе стороны закона. Но, конечно же, Ди был обычным человеком. По крайней мере, всё на это указывало. Даже у него случались неудачные дни. Даже неудачные романы, как ни странно. Весь июнь он терзался вопросом, кто такой инспектор Эванс? Во всём Лондоне единственный, кто мог уловить след грека в тех делах, к которым тот прикладывал руку. Уловить, но не доказать. Они оба знали о существовании друг друга, но никому не рассказывали этого. Калеб шёл по его следу, руководствуясь не фактами, а ощущениями. А Ди читал газеты и тайком опрашивал знакомых инспектора, чтобы выяснить природу его прозорливости. Однако это топтание на месте не приносило пользы одному и не грозило другому. Второго это устраивало, лишь слегка беспокоило. Впрочем, уже слишком долго Ди играл без соперника. В глубине души у него зарождалась симпатия к инспектору. Каким бы успешным, непобедимым, талантливым ни был человек, в основе самой его сути лежит азарт и желание расти над собой. А расти можно только относительно чего-то. Рост дерева мы видим относительно земли. А рост человека за счет его превосходства над окружающими. Калеб стал для грека такой точкой отсчёта. Глубоко погрузившись в эти размышления Ди шёл домой вечером четвёртого июля. Вдруг из тупикового переулка его окликнули. Или ему так показалось. В любом случае, какой-то бездомный выкрикивал бессмысленные звуки, напоминавшие греческий язык. Ди прошёл бы мимо, но бездомный размахивал драгоценностью, некогда принадлежавшей семье грека и пропавшей много лет назад. Подойдя поближе, он убедился в том, что вещь его. Второй такой не могло быть. На подвеске из чистого золота величиной с ладошку младенца отчеканен герб — силуэт девушки и четыре головы быка по углам. Прямая отсылка к легенде о Зевсе и Европе. Димостенис вспыхнул в одно мгновение. Никто в Лондоне не мог знать истории его семьи. Да и разве бывают такие совпадения? Он приготовился сражаться за подвеску, даже схватился за пистолет. Но отобрать у нетрезвого бездомного вещицу оказалось легче лёгкого и применять силу не пришлось. Тот повалился на бок, бессвязно бормоча. Ди хотел было дождаться, пока тот протрезвеет и допросить его, либо отвести к себе домой… Но быстро осознал, насколько это бесполезно. Конечно, бродяга не сам украл эту вещицу. Даже в трезвом уме и полной памяти он вряд ли расскажет, кто привёз подвеску в Лондон. Посидев рядом с громко храпящим телом минут десять, Ди положил золото в карман и поднялся.

Следом за ним попытался встать на ноги и бродяга. Глаза его приобрели вид, какой Ди не встречал уже много лет. Чёрные, как подземная пустота, они смотрели прямо в его лицо. Рука крепко сжала его руку. И разборчивый голос, голос бродяги, но как будто вовсе чужой, произнёс на древнегреческом: “Димостенис, зачем ты прибыл сюда?”

Ди испугался не на шутку. Такого он никак не ожидал. Понятно, что кто-то использовал тело лишь как, своего рода, телефон, чтобы донести информацию: “Ди, тебя нашли и раскусили”. Однако на несколько секунд он потерял способность мыслить здраво и выхватил пистолет. Застрелив бездомного, грек побежал домой с одной лишь целью, забыть произошедшее. Причинить ему физического вреда никто не мог. Всё-таки он поселился в цивилизованным обществе, где, пока не будет доказано, что он преступник, закон защищает его, как и любого другого честного гражданина. Но вот от таких посланий он давно отвык и даже забыл, какие сильные психологические волнения они причиняют.

Рано утром бродяга был найден мусорщиками, и, будучи свободным, инспектор Эванс занялся расследованием его смерти. Пистолет с отпечатками пальцев достали из мусорного бака. Однако в базе отпечатков не оказалось. Но это была хоть какая-то зацепка. Камеры соседних учреждений сняли слишком много прохожих в тот день, а в самом переулке, естественно, не было никаких устройств, чтобы понять, кто именно из них заворачивал туда.

Это утро оказалось деятельным и для Димостениса. Он решился не терять времени даром и все свои замыслы реализовать в ближайшее время. Первым в его списке значилось нападение на инкассаторскую машину. Помощники — братья Джигс. Всё казалось просто: подкараулить, взорвать, открыть, переложить, уехать, поделить, разбежаться. Погоня началась на пятом этапе. Возглавлял её Калеб Эванс, его машина плотно села на хвост грабителям. Он плохо помнил, в какой момент преступники выбежали из машины и побежали в разные стороны. Братья схватили столько мешков с деньгами, сколько могли унести, но от этого сильно потеряли в маневренности и вскоре были схвачены. Руки Ди были свободны. Бегал он очень быстро, а по стенам и лестницам карабкался, как паук. Эванс и ещё двое полицейских давно не проверяли на практике свои физические данные. Всё же, втроем они загнали преступника на крышу и продолжили погоню чуть ли не в воздухе. Со здания на здание беглец перелетал как птица. Но когда-то же должны начаться и широкие улицы, — думали преследователи, решаясь на прыжок над очередной пропастью. Но вот Ди, наконец, удалось ранить одного полицейского. Эванс велел второму остаться с раненым и вызывать подкрепление. А сам продолжил преследование. Всё произошло за считанные секунды. Инспектор вдруг замер на краю очередной крыши, схватившись за грудь. Пуля не задела сердце, но как раз в этот момент Эванс собирался прыгнуть вперёд и уже не мог вернуть равновесие. Полицейскому на этой крыше и Димостенису — на соседней через дорогу только и оставалось наблюдать, как инспектор Калеб Эванс полетел с крыши 11-этажного дома.

Афродиполис

Последнее, что увидел Калеб перед тем, как потерять сознание, были гигантские крылья. Казалось, они сделаны из металла, но перья трепетали на ветру, как настоящие. Калебу снилось близкое ярко-синее небо, редкие, молочно-белые, нежные, как пух, облака. Они касались его лица и приятно охлаждали нагретое солнцем тело. Он парил, представляя себя Икаром, полностью уверенный, что душа его отделилась от тела и познала райский вкус свободы. Летать было приятно, что уж тут скрывать.

Сколько длился сон, сказать трудно. Когда Калеб открыл глаза, ощущение было такое, что он провёл в коме вечность и перевоплотился в новое тело, в новом месте, в другую эпоху. Первое, что он увидел — большой и светлый каменный зал. Света здесь так много, как будто стены стеклянные. Но, слегка повернув голову, он понял — стен нет вовсе. Крыша держалась на образовавших круг колоннах, идущих двумя рядами. Постель его — каменный блок, покрытый множеством овечьих шкур, подушка из мягчайшего пуха. Амфоры и прочая глиняная посуда покрывала окружающие столики. В центре зала установлен небольшой фонтан с мелодичным переливом воды.

—

Вот и вы вернулись к нам! — радостно воскликнул человек в длинной белой рубахе. Он бросился проверять зрачки, пульс. Потом положил руку на грудь Калеба, в то самое место, где больше всего болело — инспектор поморщился. То место, откуда вытащили пулю, ещё не до конца зажило. По всему видно, что незнакомый человек выхаживал больного, причём довольно давно.

—

Сколько я спал? — спросил Калеб и даже расстроился. Голос слабый и какой-то обиженный, как у заплаканного ребенка. Он и не помнил, когда последний раз чувствовал себя настолько беспомощным. Мог только предположить, что в младенчестве. И последний раз таким его видела мама.

—

Процесс вашего излечения занял некоторое время. — уклончиво произнес медбрат. Так мысленно окрестил его Калеб. — Простое извлечение пули не привело вас в чувство, поэтому понадобилось дополнительное лекарство. Его готовили восемь дней, так что пришлось ввести вас в искусственную кому. Итого вы проспали девять дней. Лично я не сомневался, что всё будет хорошо.

Что за странные методы лечения, — мелькнуло в голове инспектора, пока он слушал ответ. “Готовить” лекарство? Восемь дней?

—

В какой я больнице? — уточнил он, подозревая, что это какая-нибудь провинция.

Хотя как он мог здесь очутиться, понятия не имел. Почему не в обычной лондонской клинике? Не в реанимации или не в палате? Почему то, что должно быть палатой, не имеет стен и открыто всем ветрам, которых, надо отдать должное, сейчас нет. Воздух изумителен! А, может быть, он был отправлен на лечение в Швейцарию спец. рейсом British Airline? Не зря же в памяти так свежи ощущения полета. Воздух уж больно чистый, как в горах. Он так и спросил:

—

Мы в горах?

—

Да, это горы. Вы в Фессалии, Калеб, — медбрат явно был готов отвечать на вопросы, потому что принёс воду и уселся рядом на плетеный табурет.

Однако в его манере чувствовалась напряженность. Как будто он должен был отвечать, но и не должен был говорить ничего лишнего. Инспектор уловил этот настрой профессиональным чутьем. И напрягся.

—

Почему в Фессалии?

—

Только здесь можно было вас вылечить и обеспечить достаточный покой.

—

Что же такого серьёзного со мной произошло, для чего понадобились такие почести? Зачем меня увезли из Лондона? Не поверю, что греческая медицина настолько лучше нашей.

Медбрат не отвечал и наливал воду в сосуд для питья. Калеб даже не мог вспомнить его названия — настолько странной была местная посуда. Послышались шаги, и в колоннах замелькал силуэт в белой одежде. Вновь прибывший был старше медбрата. Он сразу взял инициативу в свои руки, как только увидел, что пациент пришёл в себя.

—

Я Николас — ваш врач. Рад сообщить, что вы полностью здоровы. Грудь будет болеть еще пару месяцев, там гематома. Но это больше не навредит вам. Надо признаться, вы крепкий молодой человек. Не было гарантий, что вы продержитесь. С таким крепким организмом и умирать не страшно.

—

Неужели есть разница, крепкий у тебя организм или нет, когда ты умер?

—

Для вас разница была, — Николас усмехнулся, увидев недоумевающий взгляд Калеба. — Вы были мертвы, когда я достал пулю. Пришлось вас заморозить и срочно приступить к созданию воскрешающего лекарства.

Калеб слышал его, как ныряльщик слышит голоса людей, находясь под водой. Какая смерть? Какая заморозка и воскресение? Доктор пьян, что ли? Хотя Калеб стал грешить на себя. Наверное, действие наркоза ещё не закончилось, поэтому обстановка и слова людей странно трансформируются в его сознании. Он повернул голову к медбрату.

—

Просто доверьтесь своему слуху и зрению. Поймёте потом, — прошептал он. Его голос был такой убеждающий, что Калеб, голова которого стала болеть, решил последовать совету. Всё равно других вариантов не было.

—

Понимаю, что мой рассказ преждевременный, — доктор тоже вошел в положение пациента. — Вам всё кажется наркотическим бредом. Но я посчитал, что лучше мне вводить вас в суть происходящего сразу, как очнётесь, а не делать вид, что ничего не произошло. Ведь, иначе вы бы действительно стали подозревать, что сходите с ума. Я не против, если сумасшедшим назовёте меня. Зато потом поблагодарите. К тому же, вы вполне здоровы и вправе встать и идти в любую сторону. Так что сами догадаетесь, что вы не в Лондоне.

—

Может быть, я здоров, а вы не сумасшедший. Но я ужасно голоден и хотел бы получить свою одежду.

Медбрат, как исполнительный слуга, отправился отдать распоряжение, чтобы пациенту принесли еду. А врач помог ему сесть, умыться и переодеться. Однако полицейскую форму Калебу не принесли. Вместо этого ему предложили длинную белую рубаху с поясом. Калеб не стал спорить. Миску куриного бульона он выпил, сидя на кровати. А из остального соорудил сендвич и заявил, что хочет размяться. Положил козий сыр на хлеб, полил сверху мёдом, взял с собой горсть фиников и медбрата, который нёс сосуд для питья, полный прохладной сладкой воды. Вдвоём они покинули каменный зал без стен. Доктор сказал, что, поскольку Калеб больше не его пациент, задерживать его дольше не имеет права. И велел приходить с любыми, даже пустяковыми жалобами.

На веранде медбрат стал словоохотливей. Видимо, пример старшего коллеги успокоил его.

—

Доктор Николас — наш чудотворец. Он лечит весь город в одиночку. Конечно, без двух десятков учеников он бы не справлялся. Но нам он только даёт задания и просит делиться наблюдениями, когда мы выхаживаем тяжёлых больных. А уж готовить лекарства, ставить диагнозы, вправлять кости, оживлять — к этому у него одного в нашем городе талант.

—

Оживлять — это как-то режет слух, — поморщился Калеб. — Излечивать безнадёжных больных, вы хотите сказать?

—

Простите, я неправильно выразился, — медбрат протянул подопечному воду, запить сендвич. — Я хотел сказать: воскрешать. Это слово имеет меньше поводов для неправильной трактовки. Знаю, вы не восприняли всерьёз Николаса, но он сказал правду. Вы были мертвы, он затормозил процесс распада плоти и воскресил вас. Благодаря ему для вас всё это было похоже на сон.

Калеб вздохнул. Он хотел ругаться, спорить, но не мог. Вместо этого он осматривал город с веранды, выдававшейся вперёд над высоким холмом, на котором стоял госпиталь (или что это тут у них?). Античный полис протянулся красивым квадратом на десять километров в длину и ширину. Постройки, в основном, низкие. Но видны дворцы, примерно в шесть-семь современных этажей. Всё было сделано из глины, камня или соломы. В архитектуре ни следа железа и бетона. Что за деревня? — думал Калеб. — Может, это поселок городского типа? Но не до такой же степени! Похоже, я перенёсся не только в чужую страну, но и в другое время.

—

Послушай, друг, — обратился он к медбрату. — Обещаю, я никому не расскажу о вашем городе. Видно, что вы живёте какой-то общиной, отказались от цивилизации, ходите полуголые, рассказываете мифы. Мне всё равно, что вы тут проповедуете. За то, что спасли мне жизнь, я вам обязан. Даже если у вас здесь деревня хиппи и вы прочно сидите на марихуане, я закрою глаза на всё, что здесь происходит. Просто ответь на мои вопросы и расстанемся друзьями.

Медбрат улыбнулся:

— Отвечу на все ваши вопросы чистую правду.

— Мы не в Англии?

— Нет.

— Мы в Греции?

— Да.

— В Фессалии?

— По крайней мере, это географическое название вам знакомо. На самом деле мы в Афродиполисе, а под нами город Литохоро.

— Не слышал о таком городе, как Афродиполис. Что вы имеете в виду, говоря: Литохоро под нами?

— Видите, мы на горе, — медбрат указал на горизонт.

Только сейчас Калеб разглядел в белесой дымке, почти у самого горизонта нечто похожее на обрыв. Так вот оно что, эта деревня находится в горах, на каком-то широком плато. Наверняка, власти Греции даже не знают, что здесь есть какое-то поселение. Понятно теперь, как здесь смог вырасти этот притон городского типа! Тем не менее, Калеб дал слово принять образ жизни местных и не судить их. Ему ужасно захотелось покинуть это странное место.

—

И высоко мы над городом?

—

Около восьми тысяч метров…

Это было слишком. Калеб отряхнул руки от крошек и пошёл вниз по широкой лестнице, залитой безоблачными лучами. Он честно пытался представить, куда попал, но любая догадка перерастала в сумасшествие. Медбрат оказался терпелив и старательно искал подходы к нему, шёл рядом, не отставая. Наконец, на следующем пролете они остановились возле ротонды. Там можно было присесть и любоваться панорамой города под полусферической крышей из белого мрамора.

—

Начнём с начала, — взывал медбрат, приглашая Калеба в беседку. — Знакомство оказалось спонтанным, хотя все эти дни я только и думал о том, как ввести вас в курс дела. Сядьте и просто послушайте. Мы действительно на высоте восемь тысяч метров, и вы всё равно не вернетесь в Лондон немедленно. Так что заняться вам особо нечем. Так почему бы не послушать меня, раз вы на больничном?

Инспектор присел на скамейку с обиженным видом. В нем кипело возмущение от своего бессилия и бредовости всего происходящего. Он хотел проснуться, но догадывался, что это не сон. Он даже готов был поверить, что действительно умер и попал в рай. Но про рай здесь никто не упоминал. Наоборот, поздравляли его с тем, что он выжил. В голове творилась катастрофа. Собрав в кулак волю, он принял решение выслушать собеседника от начала до конца. Что бы тот ни говорил. Воспринять всё как сказку, не имеющую к нему никакого отношения, а дальше видно будет.

—

В ваш участок направлено официальное письмо из одного лондонского госпиталя, о том, что во время перестрелки вы были серьёзно ранены и попали к ним. Навестить вас нельзя, так как состояние тяжёлое и вы всё ещё в реанимации. Формальности улажены, не переживайте ни о чём. Теперь, когда вы чуть-чуть успокоились, давайте поговорим о вашем пребывании в Афродиполисе. Я не просто ваша сиделка, я ваш личный помощник. Меня зовут Артемус. Доктор Николас вылечил вас именно так, как и сказал. Он довольно знаменит даже в Лондоне, хотя вы вряд ли слышали это его имя. Все называют его Николаем, даже прозвище дали — Чудотворец.

Лицо Калеба стало краснеть — прилив крови он не мог контролировать, но от комментариев воздержался. Голос Артемуса звучал доверительно, будто он посвящает Калеба в тайны бытия, недоступные простым смертным.

—

Если быть совсем уж точным, то мы на Олимпе. Только не на той горе, куда совершают восхождения из Литохоро, а на не наземной её части. Простите за местную терминологию. Позвольте мне называть всё так, как здесь принято. Может быть, это поможет вам быстрее освоиться.

Наш

Олимп — это гигантское плато с целым государством. Территориально мы принадлежим Греции, так было испокон веков. Но каждый житель Олимпа может находиться в любой точке мира, где пожелает. Немногие хотят — это другой вопрос. Вы оказались здесь не потому, что умерли, конечно. Смертные сюда не попадают. Это территория божественных существ и их слуг. Вы нужны кое-кому из наших. Видите ли, дела, которыми вы занимались в Лондоне последний год, довольно сложные. Но вы справлялись блестяще. Впрочем, не мне объяснять вам, почему вас сюда доставили.

—

Я помню гигантскую птицу, — Калеб решил поделиться своими снами. Ведь Артемус зарекомендовал себя, как человек, с которым можно говорить о самых безумных вещах. — Мне казалось, что именно она принесла меня сюда из Лондона. Наверное, это был самолет, а я просто бредил.

—

Птица, говорите? К сожалению, с подробностями вашего “приезда” я не знаком. В тот вечер меня позвал доктор Николас и велел ухаживать за вами всё время, пока вы не поправитесь. Сказал только, что вы очень важный гость, и моя обязанность — помогать вам во всем. Но я знаю, о какой птице идёт речь.

—

Так это правда?

—

Да. Самолёты, видите ли, к нам не летают. Не могу вас проводить к ней пока что. В любом случае, первым делом вы должны нанести визит царице. Потом сможете изучить город и познакомиться со всеми, кто вас заинтересует.

—

Тогда приступим.

Калеб вышел из беседки. Мысли всё ещё отказывались принимать действительность. Он двигался, скорее, инстинктивно. Нужно представиться начальству. Наверняка, в мэрии, или что тут у них, ему дадут новые разъяснения, помогут связаться с ближайшим населенным пунктом в наземном мире. Какие глупости он только что услышал, надо же. Такое даже рассказать никому не получится — немедленно отстранят от службы, если не хуже. А жаль. Здесь красиво. И народ явно интересный. Если в участке подтвердят, что с его больничным всё улажено и он может ещё немного отдохнуть, то перед отлётом неплохо бы прогуляться по этому городу, в самом деле! Только бы найти телефон…

Спустившись с холма, поддерживаемый Артемусом под руку, так как ещё был очень слаб, Калеб пошёл по широким, чистым улицам. В глаза бросалось изобилие фонтанов, красивые девушки, прогуливающиеся по аллеям или спешащие по делам, юноши на спортивных площадках. Никто не носил костюм или джинсы. Девушки в платьях, мужчины в длинных подпоясанных рубахах или в неком подобии шорт и маек. Люди постарше носили нечто похожее на индийские сари, или греческие тоги, если на то пошло. Цвета одежды восхищали своей чистотой и яркостью. А белый и кремовый сияли просто ослепительно. Не мудрено. Здесь, на плато, воздух чист, нет пыли, выхлопных газов, да и потеть местным жителям, судя по всему, не приходится. Курортный город, не иначе. Только такие города встречаются, в основном, у моря, а не в горах. На Эвересте, например, погода меняется от солнечно-морозной до апокалиптической за считанные минуты. И всегда холодно, полно снега. Почему же на плато Олимпа, расположенном на такой же высоте, тепло и безопасно? Нет даже ветра и туч. Не иначе здесь живут боги. Калеб шёл по городу и медленно начинал верить. Город сам, без помощи Артемуса, как-то естественно и убедительно повлиял на него. Это точно не притон. Напротив, жители мегаполисов выглядят настоящими ходячими мертвецами по сравнению с местными. Эти люди и не хиппи — здесь явно высокоразвитое общество, со всеми слоями населения, в том числе и военными. Ясно одно: власти Греции понятия не имеют о существовании этого места. А если бы о нём знали? Как сюда попасть, как контролировать? Может быть, мифы и легенды — это летописи. Подобно Ватикану, хранящему в строгой секретности содержимое своих библиотек, власти Греции могут знать об Олимпе куда больше, чем известно широким массам. Но зачем беспокоить людей сведениями, которые никак нельзя проверить или использовать. Калеб, как служитель государственной структуры, прекрасно знал, что любая власть знает гораздо больше, чем народ. Только вот так, воочию наблюдать сокрытое ему до сих пор ещё не приходилось. Надо будет спросить у местных чиновников, как они поддерживают связь с Республикой, и с кем именно из смертных.

А вот и дворец. Издалека его не было видно. Утопал в зелени окружающего сада. Невысокий, по современным меркам размером с пятиэтажный дом, он напоминал постройки Древней Греции. Террасы с балюстрадами, колонны, изящные лестницы. Вход во дворец был спрятан под узорчатым портиком. Тонкие стволы колонн и ионическая капитель смотрелись просто. Словно это не дворец царицы, а дом простого чиновника. Фронтон был классический, треугольный, заполненный барельефами. Перед ним выстроились атланты с кариатидами. Только они не несли на себе тяжёлые перекрытия, а словно парили в воздухе, в позах танцующих и целующихся в танце пар. Калеб никогда раньше не видел их такими, ни на одном из храмов. Когда подошли поближе, среди цветов и узоров, Калеб разглядел целые горельефы в виде голубей.

—

Афродиполис назван так в честь своей царицы? — спросил он Артемуса.

—

Догадались, надо же. Неплохо для неверующего. Сейчас вы предстанете перед богиней любви, самой красивой женщиной пантеона.

Калеб замешкался в портале. Будучи бобби, он не раз стоял в оцеплении во время выходов “в народ” королевской семьи. Множество раз видел Елизавету и даже получал из её рук одну из медалей. Но с богинями раньше не общался. Хотя и называл так многих.

—

Как вести себя в её присутствии, — одернул он Артемуса. — Она же не просто царская особа. Богиня.

—

Не надо её стеснять. Кажется, на земле давно прошли времена, когда люди боялись кары богов и приносили им жертвы. Она обычная женщина, демократичная и современная. Ведите себя естественно.

Смертного такой ответ не устроил. Он ожидал, что ему преподадут урок этикета, трижды осмотрят с ног до головы, в порядке ли внешний вид. Ладони сразу вспотели, как только он вошёл в прохладный холл дворца. Странная реакция для человека, который час назад был уверен, что окружен любителями марихуаны. Калеб и сам не понимал, отчего так волнуется. Даже если бы она была не богиней, обычную женщину весь город не станет называть Афродитой. Она, как минимум, красива. Любой мужчина был бы заинтригован и нерешителен на его месте.

Во дворце довольно тихо. Слышны голоса откуда-то из подсобных помещений. Судя по запахам, в той стороне кухня. Звон серебряной посуды, смех хорошеньких кухарок. Мужчины в лёгких тогах с кинжалами на поясе патрулировали территорию, но Калеба и Артемуса лишь приветствовали привычным салютованием “Слава Афродите!” и без лишних вопросов указывали дорогу в зал приёмов. На втором этаже старичок невысокого роста попросил их подождать, пока он доложит о них царице. Калеба к этому времени уже охватил озноб, от которого потеют и дрожат одновременно. Но он как-то собрался и напустил на себя важный вид. Всё-таки он почётный гость на Олимпе. Сюда его пригласили. Он посвящённый, а, значит, имеет право на уважение со стороны местных жителей. Хотя чем он его заслужил, понятия не имел. Афродита должна ответить на все его вопросы.

Наконец, их пригласили в соседний зал. На огромную площадь, наверное, сто квадратных метров, мебели всего-ничего. Трон где-то вдалеке. Столик с кувшином и фужерами да пара пуфиков. В углу стол секретаря, если у богини есть секретарь. В любом случае, за ним явно кто-то писал, потому что там лежала бумага и стояли чернила. Вот и всё. На балюстраде ворковали голуби. Никого больше не было видно. Внезапно от одной из кариатид в глубине зала отделилась фигура и стала плавно приближаться. Судя по формам, намётанным глазом Калеб определил, что мраморная кариатида была выточена по образу царицы.

—

Наконец-то, я вижу Калеба Эванса воочию! А ты действительно хорош, в точности, как рассказывала сестра. Вернее, как я представляла себе, слушая её рассказы. Красивый, выносливый, таких сейчас мало. И живучий, что самое главное, — она осмотрела его по-хозяйски, не упустив ни одной детали. Прикоснулась к волосам, оценила мышцы, прильнула на мгновение к груди, уловив запахи этого человека. Богиня любви оценивает людей отнюдь не глазами, Калеб это ощутил на себе.

Вблизи женщина оказалась необычайно величественной. Она была выше Калеба, но гигантской не казалась. Утонченные формы, красивый бюст под легкой тканью, высокая прическа из густых золотых волос, массивный медальон из бирюзового нефрита на шее. Она двигалась легко, во всём теле чувствовалась гибкость. Наверное, это свойство всех богов. Но, разумеется, Калеб не мог судить о свойствах богов, потому что раньше их не видел. Голос Афродиты был ласкающим. Самое подходящее слово, смертные не имеют таких голосов. Она просто говорила “здравствуй”, а казалось, будто проводит нежной рукой по голове, даря всю свою любовь. Но страшно подумать, на какие поступки этот голос толкает людей, которым она хочет навредить. Она обычная женщина, — думал Калеб. Поклонился, протянул руку, не решаясь, пожать или поцеловать. Афродита сама разрешила его дилемму, пожав руку, причём довольно сильно. Артемиус сказал правду — боги стали демократичнее. На этом Калеб перестал дрожать.

—

Ваше величество, для меня огромная честь посетить ваш город. К сожалению, я до сих пор не знаю, чем обязан такому радушному приёму. Думаю, меня можно извинить, я вышел из комы всего полтора часа назад. Мне уже немного рассказали об этом месте. А также о враче-Чудотворце, который лечил меня. О вас же, ваше величество, знает весь мир. Боюсь, я недостаточно красиво приветствую богиню. Надеюсь, вы отнесётесь к смертному со своей знаменитой благосклонностью.

—

Ты говоришь хорошо! — рассмеялась Афродита. Её смех был совсем девчачий, ничуть не похожий на сдержанные звуки высокородных особ нашего мира. Она хохотала с искренним весельем, совершенно не стесняясь смертного. — Смотрю, принял совет наставника. Будь самим собой, инспектор. Здесь так не хватает человеческой раскрепощённости, юмора, свободы. Мои граждане живут еще в позапрошлом тысячелетии. Они служат мне и боятся. Если не меня, так моих родственников. Я же обожаю людей за то, что они стали религиозно свободными и независимыми. Вот ты, например, атеист, верно? Не скажу, что они мне нравятся, но…

—

Я иудей, — невольно перебил инспектор.

—

Это понятно, но в церковь не ходишь. Только по долгу службы — верно? Давай-ка договоримся, что ты не будешь мне подданным, или последователем, или поклонником. Будешь другом, хорошо?

Калеб кивнул. Слово богини — закон, как-никак. Наверное, она действительно устала от придворной жизни. Сколько ей лет, интересно? Даже страшно подумать. И каждый день одно и то же, одно и то же. Неудивительно, что она любила спускаться с Олимпа и бродить среди людей. Когда ты смертный, жизнь намного разнообразней. Интересно, а сейчас она часто общается с людьми? Наверное, да. Отсюда и отсутствие тщеславия, современность. В мифах она совершенно другая.

—

У меня есть вопросы, если позволите, — он решился направить беседу в нужное русло. — Зачем вы меня пригласили? Почему спасли?

—

Так захотела моя сестра.

—

Какая из них?

—

Её имя вам пока что ничего не скажет. Она не богиня. Но я люблю её больше остальных. А ещё я люблю людей, поэтому именно ко мне она и обратилась за помощью. Афродиполис — в вашем распоряжении. Но не весь Олимп. В нашей семье последние пару десятков веков утвердилось особое отношение к смертным. Люди — сами по себе, боги — сами по себе. Очень немногие из нас интересуются землей.

—

А зачем я вашей сестре?

—

Она сама расскажет. Скоро я тебя отпущу, и ты с ней встретишься.

—

А сами вы часто спускаетесь вниз? На земле есть люди, с кем вы общаетесь? Или вы всех доставляете сюда, наверх?

—

Все о нас знают, но верят единицы. Друзей среди смертных, с кем боги Олимпа лично общаются, у нас очень мало. Зато в суе наши имена повторяют постоянно. Мы перестали обращать на это внимание давным давно и уже не откликаемся на молитвы. Из сотен тысяч молитв, обращенных ради смеха, одна оказывается истинной. Но никто не станет так себя утруждать, чтобы отыскать именно её. Живут среди вас, конечно, ясновидящие и шаманы, с которыми мы любим общаться. Есть смертные, к которым и боги приходят за советом, знаете ли. Здесь, наверху, посторонние появляются не часто. Достаточно редко, чтобы ты считал себя особенным.

—

Сюда меня доставила какая-то гигантская птица. Артемиус сказал, это мне не привиделось. Могу я посмотреть на это чудо?

Женщина загадочно улыбнулось. Это был её единственный ответ на его просьбу. Помолчав, она обратилась к спутнику своего гостя. Если Калеб желает, он может навестить её сестру. Также велела передать всем и каждому жителю города, что для Калеба Эванса открыты все двери и любой её подданный обязан оказывать ему радушный приём и помогать во всём. Навещать саму царицу он может, когда пожелает. На этом она подобрала со стола бумаги похожие на документы и отправилась на трон, читать.

—

Что-то я не понял насчёт птицы, — говорил Калеб, выходя из дворца. — Покажут мне её или нет.

—

Посетите сестру Афродиты, если та уже дома. Потом можно будет подумать о птице.

—

Понял.

Пожилой мужчина открыл дверь. Дом, где жила сестра Афродиты, оказался самым обыкновенным среди точно таких же домов. Два этажа, состоящие из маленьких комнаток, на крыше — терраса. Слишком просто для самой любимой сестры богини. Неужели она настолько низкого происхождения? Не иначе как Зевс соблазнил одну из служанок, приходя в гости к дочке.

—

Госпожа здесь не живёт, поэтому наполнять дом роскошью никто не пытается, — заговорил дворецкий, провожая их вверх по лестнице. Он начал свой рассказ, как экскурсовод, привычный повествовать одно и тоже. — Не живёт она здесь, потому что много времени проводит у родных, друзей, путешествует с разными поручениями по миру. — Похоже, вопросы ему задавали одни и те же, так что он их даже не дожидался. — Госпожа очень занята. Особенно последние полгода. Часто спускается вниз. Её сильно заботят людские дела. Родственники этого не понимают, но Афродита поддерживает. Этот город у них вроде резиденции, где они встречаются и обсуждают то, что им важно. В столице времени поговорить и нет. Сплошные встречи, приёмы, балы. Наедине там не остаться. Кругом семья, всё общее: и темы для разговоров, и проблемы, и планы. Ещё госпожа часто наведывается к Аресу. С ним она реализует другое своё увлечение — войны. На него чаще всего и работает. Мы пришли. Николас, наверное, сообщил ей, что вы очнулись. Потому что она прибыла сюда сразу, как вы покинули госпиталь. До этого неделю где-то странствовала.

Лестница вывела их на крышу. Терраса была раз в 10 меньше приёмного зала Афродиты, а мебели там было гораздо больше. Чайный столик с кушеткой и креслами, фонтанчик в центре, подставки для цветов, комод с инструментами, назначение которых Калеб не мог понять, так как не успел разглядеть, что это за вещи. Скорее всего, какие-то приспособления для чистки металлических изделий. Старичок убедился, что выполнил свою работу и ушёл. Артемиус скрылся за цветами, возле балюстрады. Похоже, так принято, ибо в том месте был накрыт маленький столик с едой и напитками на одну персону. Медбрат не преминул воспользоваться гостеприимством хозяев.

Калеб же остался возле порога. Он смотрел на девушку. Она — на него. Убедившись, что он жив, цел и крепко стоит на ногах, приблизилась. Осмотр длился около минуты и за это время никто не нарушил зрительный контакт. Она встала возле столика и приготовилась наполнить бокалы жидкостью из кувшина. Впервые Калеб видел что-то похожее на вино. И это его порадовало. Пора бы уже выпить. Подумав ещё, девушка решила сначала представиться, а потом угощать гостя.

—

Я Гару. Ты здесь из-за меня. Прости, что всё так спонтанно. Хотела бы я поболтать с тобой там, в Лондоне, но не успела. Ты попал в заварушку, пришлось действовать. Присядь — выпьем!

Калеб вздохнул с облегчением. И выпил с большим удовольствием. Вино было его любимое, только в разы вкуснее. Медленно, слишком медленно, он начинал вникать в собственную историю. Гару была в Лондоне и знала его ещё там. Она спасла ему жизнь. Сначала она хотела попросить его о помощи, но теперь он не просто может ей помочь, но и обязан. Более того, если бы не та погоня, встреча с Гару прошла бы в Лондоне. Возможно, даже у него дома. То ли вино ударило в голову, то ли атмосфера города любви так подействовала, но от мысли оказаться с Гару наедине у себя в квартире Калеб нервно заёрзал на диване. Пора вспомнить о приличиях. Должно быть, со стороны он выглядел, как дурак. Соображал уж точно в таком темпе. Объяснить состояние Калеба не трудно. С первого взгляда он понял, что красота богини любви, какой бы совершенной ни была, — на любителя. Да, она хороша во всём. Но, общаясь с ней, Калеб почувствовал то же, что и много раз чувствовал рядом с красивыми женщинами. Так много, что устал. То ли земные женщины стремились на неё походить, то ли она следовала земной моде, трудно сказать. Ощущение, что он встречал её копии уже не раз, не покидало его во время всей аудиенции. Поэтому Афродита не проникла в его сердце, как, наверное, стоило ожидать. А вот красота Гару была, как бы сказать коротко — абсолютной. В том смысле, что она не бросалась в глаза, не кричала: “Я красота! Падайте ниц!” Девушка была довольно спортивной, но мышцы не отменяли ощущения хрупкости. Фигура явно создана образом жизни, над ней не работали сознательно. Топ без бретелек вился пышными складками вокруг небольшой груди и переходил в юбку до пола, образуя на спине крест и открывая живот. Рёбра не торчат. Бёдра в меру круглые, не широкие. Под юбкой, состоящей из полупрозрачной материи, сложенной в несколько слоев, их можно было разглядеть и оценить. Девушка была нежная и мягкая. Волосы распущены, до лопаток, слегка вьющиеся. Голова очень аккуратная, лицо — ровный овал. Нос не греческий. Если бы речь шла о людях, он бы отнес её к представительнице коренного американского народа. Волосы цвета пшеницы, глаза… Цвет глаз он пока не разглядел, хотя и смотрел в них несколько минут подряд. Ростом она была ему до ключицы, как раз того места, куда попала пуля. Одежда — небесно-голубая. Движения до невозможности плавные, но не заторможенные. Наверное, она отлично танцует или плавает, решил Калеб.

—

Я была в Лондоне, как понимаешь, — продолжила она, не стесняясь того, что её разглядывали. Наоборот, ей было,

что

сказать, и лучше, чтобы Калеб молчал и не перебивал. Поэтому вино и интерес к ней играли Гару на руку. — Нам предстоит долгая беседа. На все вопросы я отвечу после. Если мы будем обсуждать детали в процессе, боюсь, я могу сбиться. — Калеб кивнул, давая понять, что с удовольствием будет слушать её столько времени, сколько необходимо. — Предлагаю отпустить Артемуса, иначе ему придётся заночевать у меня в доме. А тут всего 4 комнаты, 2 из которых занимают слуги. Итак, приготовься услышать долгую историю.

Враги богов и кара небес

Как известно, боги любят воевать между собой. Такова натура бессмертных и властных существ. Смертные любят драки, в которых щеголяют доблестью. Богам же мало пораниться. Чтобы пустить кровь небожителю, нужно устроить, как минимум, апокалипсис. Олимпа слишком мало для баталий. Войны поневоле переходят на территорию людей, а люди невольно вовлекаются в них. Жизнь не имеет ценности для тех, кто не знает, что такое смерть. Слезы по погибшим они не слышат. Мольбы и проклятия до них не доходят. Богам нет дела до чьей-то судьбы, кроме собственной. Поэтому тысячи погибших для них не большая трагедия, чем для людей — пропавший от нашествия саранчи урожай. Жалко, конечно, но вырастим ещё. Много столетий назад существовали полубоги: дети жителей Олимпа и смертных. Вот те боролись за счастье своих народов, рисковали бросать вызов бессмертным. Но такие герои постепенно перевелись. Вскоре богам воевать надоело, кто-то нашёл себе мирные увлечения, кто-то ударился в коммерцию, кто-то просто гуляет по земле, удивляясь темпам развития нынешней цивилизации. Как только люди научились быть атеистами, они придумали так много развлечений, достойных богов, что земля перестала казаться скучной. Однако глобализация обернулась двусторонней монетой для самих смертных. Они изобретательны, обладают завидной фантазией, летаю в космос и мечтают. Но большинство настолько измельчали и стали похожи друг на друга, что любой крестьянин Древней Греции выглядит на их фоне Гераклом. Любвиобильные олимпийцы больше не похищают юношей и девушек, не рожают с ними полубогов, и, как следствие, не ревнуют друг друга. Мир и спокойствие. Надеюсь, вы, люди, наслаждаетесь своей забытостью.

Вернёмся к прошлым тысячелетиям. Когда ещё существовали герои. Становишься любимчиком богов — и ты практически неуязвим. Но впасть в немилость можно даже с такой высоты. Думаю, тебе знакомо имя Димостенис. Хотя, тебе точно знакомо. В прошлом был такой герой. Соратник Ареса, любимый полководец. Будучи рождённым от смертных родителей, Димостенис славился тем, что был удачливее самой Фортуны. Обычно олимпийцам не нравится, когда люди их в чём-то превосходят. Но и здесь Димостенису повезло: Фортуна не разозлилась на него, а полюбила, как сына. Представь, как после этого возросла его безупречная удача. Этим юношей заинтересовался Арес. Они подружились, были вместе в самых разных походах. Димостенис — полководец, не потерпевший ни одного поражения, а в некоторых битвах не потерявший ни одного солдата. Смертоносная машина Ареса получилась своё прозвище именно в те годы, когда смертный возглавлял её. Бог войны и юноша спустились в царство Аида, где заключили сделку. Димостенис должен был вечно поставлять души мучеников, погибших на поле сражения Аиду, а тот обещал не забирать его собственную.

Золотой век отдельной личности, что уж скрывать. Названный сын Фортуны стал бессмертным, собрал все бонусы и дошел до высшего уровня. Первенец Зевса — Арес называл его братом. Но, несмотря на все заслуги, во дворцы Олимпа юноше ход был заказан. Здесь собирается только семья испокон веков. На земле он бесчинствовал, не знал нужды, всегда был окружен красавицами, слугами, ел и пил что хотел, не знал счета развлечениям. Конечно, это всё между сражениями. Но Арес ошибался, думая, что его правая рука на земле столь же безупречна, как его братья-боги. В душе Димостениса поселился червь сомнений. Бог войны практически отошел от дел, предоставив ему всю работу, но сам юноша к божественной семье ближе не становился. Век за веком ждал он приглашения на Олимп и не получал. Ожидание перерастало в нетерпение, а оно в раздражительность. Существа, чьи души наполнены злом, заметили трещину в отношениях Ареса и Димостениса и принялись соблазнять полководца на предательство. Конечно, предложить они ему ничего не могли, ведь у него было всё. Но бессмертие, Калеб — тяжелейший крест для того, кто не был создан для него. Приобрести можно, а вынести способен не каждый. Димостенис перестал получать удовольствие от существования. Его возлюбленные и друзья умирали от старости один за другим. Он отправил Аиду сотни тысяч душ, которые по очереди приходили к нему во снах. Вкус вин и лакомств приелся до тошноты. Абсолютно все на свете развлечения и чувства были испробованы. Так Димостенис стал искать смерти. В боях шёл в самое пекло, убивал себя сам, но Аид твёрдо держал слово. Великое благо стало для человека ловушкой: он был лучше всех во всём, но перестал испытывать желания. Тогда-то носители зла снова обратились к нему. Они часто навещают людей, когда те на пути отчаяния. Раз существование опостылело, нужно либо вкусить мёд амброзии на Олимпе, либо порвать связь с богами и снова стать смертным. Как ни была опустошена душа Димостениса, он отказался от козней против богов и прямо обратился к Аресу. Поставил вопрос ребром: достоин ли он — бессмертный полководец — жить среди богов? Если нет, пусть Аид освободит его душу от вечной службы.

Кронос — отец всех богов остался глух к просьбе внука. Стоило сделать одно исключение, как все его дети потянули бы в круг семьи своих смертных любимчиков. И стоило отказать остальным, как Олимп утонул бы в распрях и крови. Димостенис внял доводам и отправился в подземный мир. Как ни жалко было Аиду отпускать своего лучшего поставщика душ, вернуть смертность он согласился. Но предупредил: стоит Димостенису после смерти попасть в его мир, как бессчетное племя убитых им воинов встретит его здесь, и тогда любимец Фортуны познает вечные муки в полном объёме. Объяснив последствия, Аид дал Димостенису на размышления один день. Завтра на закате он ждал ответа.

Зло не дремало. Видя, что юноша склоняется к мысли принять вечные страдания, демоны впустили в его судьбу прекраснейшее творение с самой нежной на свете внешностью и самой чёрной на свете душой. Ринара — девушка, потерявшая на войне всю семью, в семилетнем возрасте нашла убийц и отомстила, а после поклялась убить самого Ареса. Она продала душу за возможность исполнить свою клятву. В тот день, когда Димостенис встретил её рано утром в деревеньке у подножия Олимпа, ей исполнилось пятнадцать лет. Её дразнили подвыпившие мужланы, предлагали выбрать одного из них себе в мужья и демонстрировали свои сомнительные достоинства. Юноша хотел прийти девушке на помощь, но она расправилась с назойливыми поклонниками у него на глазах, словно котят раскидала. И, конечно, сразила своей красотой и невинностью самого полководца. До заката он был влюблён по уши и попросил Аида отсрочить исполнение его просьбы, пока не проживёт жизнь с новой возлюбленной. Хотя история Ринары и тронула его до глубины души, и месть её показалась праведным делом, Димостенис всё же стал отговаривать возлюбленную. Он тогда не знал, что смерть Ареса — это последнее из желаний девушки. До этого в её планах было столько злых деяний, что человечество содрогнулось бы, узнав о них. Захват Олимпа, апокалипсис, власть демонов над людьми и полное низвержение богов. Этого можно было добиться, лишь объединив безупречное везение Димостениса и обезоруживавшую красоту Ринары. Для создания оружия требовалось немало артефактов и жертвоприношений, и девушка была уже почти на середине пути. За её плечами лежали горы трупов невинных и множество разрушенных селений. Продавая душу, она утратила человечность в самом её зародыше. Любовь, сострадание, интерес к чужим жизням её не касались. Прибрать к рукам юношу она смогла хитростью, не испытывая при этом никаких эмоций. В начале Димостенис верил, что сможет уговорить её жить мирно, создать семью, завести хозяйство. Но с каждым днём, поддаваясь чарам, он соглашался на новые преступления, пока не стал исполнять её волю ради улыбки и поцелуя. Это был первый раз за несколько столетий, когда удача покинула Димостениса. Видимо, всему положен предел. Птицы рано или поздно перестают летать, вода высыхает, пустыня покрывается зеленью трав, а любимец Фортуны терпит фиаско. Ему не повезло — встал на тёмную сторону. Но в остальном дела шли в гору. Димостенис сначала чужими руками, потом лично стал строить козни против богов. Ринара давила на болевую точку в его самолюбии — отказ ему в Олимпе. Юноша, сколько мог, был очень скрытен, ведь близость к Аресу давала возможность разжигать очаг ненависти внутри семьи. Димостенис даже демонстративно казнил своих подручных, по его приказу навредивших тому или иному жителю Олимпа. Он пробыл в героях ещё какое-то время. Но, видя, как его любимая старится, ещё не утратив надежду завести с ней семью, он стал действовать открыто, запаниковал. И вот пробил час Х — Димостенис впал в немилость. Полководец-предатель повёл свою чёрную орду в бой против жителей Олимпа. Оружие, которое он помог создать Ринате, убило многих. Семья значительно поредела. Боги искусств, ремёсел и прочих земных благ укрылись в замке — последняя граница, перейдя которую, зло захватило бы мир. Противостоять Димостенису, воевавшему за любовь Ринары, и Ринаре, служившей самому дьявольскому созданию Тартара, могли только Зевс, Гефест, Афина, Аполлон и Арес. Об этом последнем бое ходит множество легенд. Что именно там творилось никто не хочет расспрашивать, а участники не хотят вспоминать. По легенде, Кронос помог своим детям победить чудовищ Тартара, в очередной раз. Ринара серьёзно ранила Ареса, но первая погибла от его руки. Демоны рассеялись, как дым. Потрёпанные, боги надолго забыли о войнах и стали любить друг друга пуще прежнего. Каждый дал слово не иметь дел с людьми. На Димостениса, которому удалось скрыться с поля боя, была объявлена охота. Естественно, он так и не пришёл к Аиду за собственной смертью после гибели возлюбленной. Боги не дали бы ему умереть и страдать от мести воинов. Они оставили бы его живым и сами мучили куда более изощрённо. Но шли века, а Димостенис так и не был пойман. С тех пор за ним закрепилась слава человека, которого невозможно пленить. Знаю наверняка, бог войны до сих пор поражён удачливостью этого юноши. Постепенно ненависть богов остыла (хотя, конечно, не забылась). Со времён, которые вы называете античностью, Арес под разными именами за хорошую плату принимал стороны смертных царей. Тех или иных. Он стал наёмником. Или, как он сам себя называет, гроссмейстером. Войны между людьми — это шахматы. Ему нравится играть с ними в тактику и стратегию. Наверное, из-за возраста, он стал сентиментальным. Вспоминает свои лихие похождения с Димостенисом. Воины ему нравятся. Иногда он даже становится на сторону не тех, кто больше заплатил, а тех, у кого талантливее полководцы. С приходом христианства Арес стал работать бесплатно, поскольку люди перестали призывать его на помощь. Смешно, да? У бога есть хобби. Ещё он любит ходить по полям сражений вместе с Николасом и спасать тех, кто был в бою героем. Кстати, именно неизвестный никому молодой врач Николас спас его от той смертельной раны, что нанесла Ринара. Спас точно также, как и тебя. Ты не устал?

Калеб словно очнулся от грандиозного сна. Пока Гару рассказывала легенду, он сидел с полузакрытыми глазами возле неё и цидил вино. Картины этой истории мелькали в его воображении, как будто он смотрел фильм студий Marvel и Summit Entertainment вместе взятых. Когда Гару остановилась, он не сразу вспомнил, где находится на самом деле. Так часто бывает в кинотеатре после длинного экшн-фильма, когда все мысли ещё находятся в другом мире, а ты уже стоишь в очереди за пальто. Калеб пытался отделаться от ощущения, что сидит на удобном диване с девушкой, что у них свидание, и тема разговора — Древняя Греция. Нет, это всё было по-настоящему. Голова снова пошла кругом и совсем не от вина. Он чёрте где и чёрте с кем. И вокруг происходит чёрте что.

Гару улыбнулась его отчаянному взгляду.

—

Сейчас мы перейдём к новейшей истории и станет полегче. Я начну отвечать на твои вопросы, которые ты даже не можешь сформулировать. Немного терпения и всё станет на свои места. Картина сложится, инспектор Эванс.

Калеб принял выжидательную позу. Приближался вечер, тени на террасе удлинились. Хотя он не спал всего часов пять, эмоции так его переутомили, что сознание начинало медленно гаснуть, подобно дню. Гару ласковым жестом позвала мальчика-слугу, который, похоже, подменял старика, когда хозяйка была дома. Она велела принести еды. А Калебу обещала, что, как только закончит рассказ, они отправятся в местный паб пробовать фирменный коктейль “Афродиполис”. Он здорово бодрит. Предложение вызвало интерес и инспектор, угощаясь мясом с овощами, стал слушать дальше.

—

Сейчас понадобится всё твоё внимание. Напряги память. От того, насколько внимательно ты меня выслушаешь, зависят все наши дальнейшие действия. За двадцать веков эпохи христианства не только у Ареса появились новые увлечения. Димостенис, однажды пустивший зло в свою душу, не избавился от него после смерти любимой. Однако и ничего глобального больше делать не мог. Поэтому он старался не особо выделяться среди остальных людей. Добывал золото обычным грабежом, убивал на дуэлях, прошёл все ступени социальной лестницы средневековья от феодала-воина до князя, спонсирующего казну королей. Часто в его богатых руках было больше власти, чем у монархов. Не было ни одной революции, которую бы он ни поддержал. Но каждые 40-50 лет он вынужден был “умирать”, чтобы люди не раскрыли его секрет. Когда “умер” Влад Цепеш, Димостенис отправился в Мексику, чтобы исполнить одну свою прихоть…

—

Постой, ты сказала Влад Цепеш?

—

Такой псевдоним Димостенис тоже носил. У него было плохое настроение в те годы, он рвал и метал. Слухи про Дракулу не лишены правды. Многие из его жертв не были так уж безвинны. В те годы кое-кто пообещал награду за его голову, охота шла полным ходом. Димостенис быстро отбил желание покушаться на него, расправляясь с врагами самыми жестокими методами, на которые был способен. Точной информации о смерти Влада нет. Димостенис замёл следы очень ловко. Так вот, в 1476 году он поселился в племени ацтеков, назвал себя богом, помог одержать несколько побед над докучливыми соседями и съел немало человеческих сердец. До прихода Колумба в 1492 году он наслаждался самопровозглашенной божественностью. Восседая на вершине пирамиды для жертвоприношений, он чувствовал себя олимпийцем. Там воплощал свою давнюю мечту. Но в XVI веке человеческая история двинулась дальше, и ему пришлось переселяться. Испанцы не стали бы поклоняться ему. Как я уже упоминала, Димостенис спонсировал многие революции. Со временем это стало его основной деятельностью. Золото перестало валяться под ногами, как это было в прошлые времена. Ему приходилось добывать деньги и материальные блага, как и любому смертному. Высшее общество, тайная жизнь разбойника, ниточки, ведущие на самый верх власти. Димостенис никогда не стремился быть на виду, чтобы в истории его не запомнили. Но серый кардинал из него прекрасный. Английские, французские, русские революции — везде есть его деньги, идеи, последователи. В XX веке он всерьёз увлёкся наукой. Не важно, кто разрабатывал мощное оружие: Германия, СССР, США — он искал талантливых учёных, наводил мосты между нужными людьми, финансировал самые смелые проекты. Безусловно, третья мировая дала бы ему возможность выйти на новый уровень. Кто знает, каким будет мир после апокалипсиса. Тут можно быть и богом, и президентом планеты, кем угодно. Главное, вовремя проявить себя. Но, к счастью, человечество не пошло на поводу своей алчности. Димостенис остался ни у дел. Подозреваю, что он занялся терроризмом. Ведь в эпоху без мировых войн и революций, губящих государства, это — единственное поле для его подрывной деятельности. И вот год назад он выходит из тени в Лондоне. Тут начинается история, в которой есть ты.

Последние слова произвели на Калеба должный эффект. До этого он слушал рассказ-фантазию. Но теперь он догадался, что его неуловимый грек имеет нечто общее с легендарным Димостенисом. И не только имя.

—

Но ведь он с двенадцати лет промышлял мелким разбоем у себя на родине, — попытался найти противоречия во всей этой истории Калеб. — Димостенис был ребёнком, потом вырос. И сейчас грабит магазины и банки.

—

Этот мальчик — не он. Его щедро наградили, чтобы он представлялся другим именем. Тебя не удивляет, что после всех следственных мероприятий, проводимых над Димостенисом, после побега не остаётся никаких упоминаний о нём? Этот специалист тщательно работает над своей биографией в каждую эпоху. На сколько лет он выглядит?

—

Я бы дал 25-27. Возраст 32 года мы установили из показаний Дика.

—

Димостенису 21 год. В прошлом юноши выглядели мужами в этом возрасте. Так вот, каждый раз, пока новый персонаж его легенды не достигнет нужного возраста он либо тщательно скрывает свою биографию, либо использует подставных мальчишек. Видимо, пока греческий “он” подрастал в профессионального крёстного отца на Кипре, Димостенис принимал участие в важных исторических событиях. До 2000 годов ему было, чем заняться, если помнишь. Вьетнам, Афганистан, Чечня…

Когда планы не сбылись, он вернулся в Грецию. Мальчик вырос. С этого периода и начинается его долгосрочная связь с современным мировым злом. Не думай, что его интересуют деньги и бриллианты из магазина. Внедряться в группировки, развивать их, обогащать, заручаться поддержкой, вербовать — вот его основная деятельность в Лондоне. Он собирает лучших из лучших. Для чего — не знаю. Не надейся, что Ника вы поймали сами. Он подставился под пулю специально. Все, кого он сдал, после выхода на свободу обогатятся. А Ник больше остальных. Инкассаторская машина — всего лишь предлог встретиться с тобой лицом к лицу. Не думаю, что он хотел убивать. Но увидеться вам точно не мешало. Не будь на то его воли, по крышам бы вы не бегали. И не сомневайся, было бы желание, он бы попал в самое сердце.

—

Ты неплохо осведомлена о ходе расследования.

—

Честно говоря, мы с тобой давние партнеры. Ты стал единственным за много лет, кому удалось сесть Димостенису на хвост. Вот он и заинтересовался.

—

Последнее время он делал много ошибок. Только слепой не выследил бы его.

—

Димостенис никогда не делает ошибок. Ты привлёк его внимание, благодаря чему мне удавалось следовать за ним по пятам незамеченной. И “помогать” оставлять улики.

Калеб окончательно проснулся. Речь уже шла о расследовании. Наконец-то, что-то, в чём он смыслил. Гару рассказала историю его жизни, как будто и правда была его напарником. Но как это произошло? Где она скрывалась? Чем именно помогала? Девушка охотно стала отвечать на вопросы.

—

Когда-то я узнала, что Димостениса нельзя победить силой. И стала очень много думать. Придумала несколько вариантов заставить его проколоться. Для начала: схватить его могут только люди. Например, полиция. Я ждала, когда он вернётся к любимому занятию — займётся грабежами. Поскольку этот человек неуловим и не оставляет следов, я могла лишь быть свидетелем. Но мне нужно было собрать достаточно неоспоримых доказательств, чтобы полиция поверила мне. И вот случилось то, что случилось: ваши дороги пересеклись. Я помогала, чем могла. Сначала показала, что все преступления связаны с одним человеком. Это было легко понять по его почерку. А именно: отсутствие свидетелей, имён, фотографий. Провела анонимную милую беседу с одним из шайки Сима — и в головах мальчишек поселилась идея. Димостенис, не подозревая о том, кто истинный автор, счёл план приемлемым. Ника арестовывают, остальные сдаются и в тюрьме спокойно дожидаются досрочного освобождения. С деньгами, которые их ждут на воле, можно больше не работать. А информация, которую вы получили — вымышленная. Но вы поняли главное — что имеете дело с серьёзным противником. Уже кое-что. Также есть устный портрет. Имя, происхождение (греческое), описание — всё шло по моему плану. Добыть для тебя его отпечатки было сложнее.

—

Это тоже ты подстроила?

—

Пришлось пожертвовать жизнью того бедняги. У меня хранилась ценная для Димостениса вещица. Оставалось дать её бездомному, обеспечить их встречу и провести сеанс чревовещания. О, не смотри так! Человек был болен гепатитом и умирал в муках на улице рядом с мусорным контейнером! Выстрел из пистолета избавил его от страданий! Ему даже не было больно, он был пьян. А Димостенис, между тем, убил человека, потому что испугался. Первый раз за много веков. Что мы имеем? Он тоже понял, что стал уязвим. А вы получили отпечатки.

—

И оружие.

—

Это не его пистолет. Такой же, но не его. Я залезла к нему домой и перенесла отпечатки с одной рукоятки на другую. Он не мог выбросить оружие в соседний контейнер, ты же понимаешь. Я положила оружие туда перед вашим прибытием. Настоящий пистолет украсть было нельзя — он бы моментально залег на дно. Так у тебя появилась ещё одна ниточка. А после перестрелки ты видел его лицо. Где он живёт, какой у него график, привычки — это всё ты узнаешь от меня. Теперь понятно, почему мы — давние напарники?

—

Звучит невероятно. Но если моё расследование — твоих рук дело, могу только поблагодарить от имени лондонской полиции.

—

Для меня важно, чтобы и впредь мы сотрудничали. Пришла пора раскрыть карты. Хочешь узнать, почему ты здесь, жив и здоров? Потому что я хочу, чтобы ты арестовал Димостениса. С меня информация и любая поддержка.

—

Странно слышать такие слова от постороннего человека. Но то, как ты ловко добыла нам досье на него, наводит на мысль, что без тебя мне не справиться. Что ж, наши планы совпадают. Может быть, ты скажешь кое-что ещё, чтобы у напарников не было неразрешенных вопросов?

—

Спрашивай.

—

Каким образом я попал сюда?

—

Кажется, пришло время прогуляться и выпить по коктейлю.

Сколько еще раз окружающие будут игнорировать этот его вопрос? Калеб догадался, что предстоит набраться терпения. На террасе сгустились сумерки. Инспектор поднялся со своего места и, посмотрев вдаль, увидел внизу большой город в огнях. На улицах стало шумно, молодёжь наполнила их, слышны песни, на соседней площади горит высокий костер. Гару велела слуге принести для Калеба новую одежду. Это оказалась его собственная форма, выстиранная и выглаженная, как никогда прежде.

—

Оружие получишь позже, — улыбнулась Гару, когда он вернулся. Форма очень шла Калебу, это отмечали все его подруги. Однако новая знакомая интересовалась его расследованием, кажется, намного больше, чем самим инспектором. — Прогуляемся. Покажу тебе ночной Афродиполис.

Первое, что почувствовал Калеб, выйдя за порог дома, приятную прохладу. На террасе горели факелы и круглый камин в центре, поэтому температура и влажность совсем не ощущались. Идя по мощёным узким улицам, он поёжился. Когда он последний раз гулял? Вот так, с незнакомкой, пешком, в новом городе? Кажется, в университетские годы. Запах уличной еды и громкие голоса с площади, близкие звёзды и кристально чистый воздух будоражили всё его существо. Калеб шагал и чувствовал себя подростком, выбравшимся с семьей в прибрежный городок на каникулы. Встречные юноши и девушки своими нарядами и счастливыми лицами радовали его ещё больше. На площади творился настоящий карнавал. Вино лилось рекой, а люди были совершенно раскрепощены. Платья прозрачней, торсы накаченней, танцы жарче. Некоторые девушки, по виду служанки, вовсе не трудились скрывать свою красоту. Полуобнаженные, они заразительно смеялись и разносили кувшины с напитками. При этом среди горожан не было ни намека на похотливость или разврат. Калеб даже удивился, насколько естественно он чувствует себя в толпе. Будто попал в африканское племя, где в жизни не слышали про одежду и вожделение, связанное с её отсутствием. Никто не приставал к девушкам, не трогал их, не бросал постыдные шуточки. Мужчины и женщины были увлечены играми или разговорами. Среди людей встречались странные существа, которых Калеб сначала принимал за аниматоров, но вскоре разглядел, что это не костюмы. Сатиры и гарпии старались не выделяться, сидели в маленьких шатрах по углам площади и занимались своими нехитрыми делами: ужинали, выпивали, играли в настольные игры, вели беседы. Непривычному к таким картинам человеку легко остолбенеть в изумлении или же затеряться среди толпы, но Гару вела Калеба за руку прямиком в тот дом, у входа в который горели самые яркие костры и звучала самая приятная музыка. Два сатира-швейцара играли на флейтах и приглашали войти внутрь.

—

Я знаю, ты любишь посидеть в пабе по вечерам, — сказала Гару, располагаясь за дальним столиком. — Это кафе держит Дионис, обстановка в его вкусе и персонал приезжий, из его угодий. Мне нравится здесь. Знаешь, у каждого бога своя манера управлять собственным городом. Здесь, во владениях Афродиты, царит мир и любовь. Она берёт лучшее у соседей и внедряет у себя. Привила подданным любовь к интеллектуальным развлечениям, запретила разврат, научила их культуре общения между полами. Уважение личности, красота человеческого тела, философское отношение к повседневности — всё, чем запомнилась античность твоим современникам. Афродиполис стал музеем отношений, олимпийским аналогом Тибета. Здесь обретают мир и любовь все желающие. Даже демоны, вроде гарпий, которых мы встретили по дороге, обосновываются в нашем городе, в поисках искупления грехов. Дионисополь — другое дело. Там ты встретишь горожан, предавшихся животным инстинктам со всей добросовестностью. Проституция, всевозможные виды опьянения, оргии — на каждом шагу, в каждом доме. У них это — норма. Афинополь — город-школа. Там на всей территории атмосфера такая, как в Кембридже. Думаю, этим всё сказано. Скучновато.

—

Здесь довольно спокойно и посетителей мало, — сказал, осматривая помещение, Калеб.

Обстановка напомнила ему типичный ирландский паб. Пара шумных компаний, дарст, барная стойка с приветливым барменом, деревянные стены и мебель, масляные лампы и много-много объявлений с картинками и без на специальных досках. Ему даже показалось, что он в Дублине, а там и до Лондона недалеко.

—

Ну, цены кусаются. Афродита разрешила открыть здесь питейное заведение с условием, что оно будет культурным. Вот Дионис, стремясь потешить её увлечения, последовал примеру людей, воссоздал здесь, на земле богов, их традиционный паб. Вышло неплохо. Бармен отлично готовит коктейли, есть даже знакомые тебе названия. Местные ещё не привыкли к ним. Вино и вода — основные напитки испокон веков. А Пино-колада, Кровавая Мэри — это для них странно. Водка здесь вообще никому не нравится. Завсегдатаи подсели на пиво, вот оно их привлекло. — Гару подала знак бармену и через пару минут фавн принес им 2 коктейля. Калеб с любопытством разглядывал козлоногого официанта, а тот, не в силах хранить профессиональный нейтралитет, удивился при виде его одежды. — Это Калеб Эванс, — представила нового гостя Гару, — он мой друг и находится под покровительством Афродиты. Все его напитки в любое время — за мой счёт, передай Критосу.

Когда официант поклонился и исчез из поля зрения, Гару объяснила, что бармен Критос, как и все здешние работники, фавн. Многие бывали на земле и обучались на специальных курсах. Вслед за Афродитой, Дионис был вторым богом, который оценил изобретательность и культуру человечества, особенно в изготовлении и подаче новых алкогольных напитков. Отсюда и такой знакомый колорит и этикет всех обитателей его заведения. Калеба очень повеселила эта история, он совсем расслабился и пытался чувствовать себя, как дома. Напиток, который ему подали, содержал: игристое розовое вино 2 доли, гранатовый сок 1 долю, малиновый сироп ½ доли, немного взбитых сливок, посыпанных мускатным порошком с щепоткой корицы, сверху сладкая ягода малины.

—

Когда пьешь первый раз, вкус кажется приторным, почти детским. Но со временем привыкаешь, — Гару чёкнулась с ним и, вытащив трубочку, стала пить прямо из бокала. Сливок в её порции не было. Видимо, бармен знал её привычки и готовил коктейль по особому рецепту. Англичанин робко потянул напиток через трубочку. Сладко. Шипуче. Поднимает настроение и наполняет внутренним теплом — совсем неплохо.

—

Совсем неплохо, — повторил он вслух.

—

“Афродиполис” — очень лёгкий алкогольный коктейль. Гранат полезен для крови. Специи согревают и действуют, как афродизиак. Этот напиток полюбили многие местные жители, поэтому его и сделали фирменным. У него вкус и запах этого города, вкус и запах любви. — Гару сидела напротив с видом знатока, а Калеб думал, что у себя на родине обычно он водит девушек в бары и угощает их напитками. Впервые красивая молодая девушка покупала ему коктейль с афродизиаками. Эта мысль тоже его развеселила.

За второй порцией он попросил Гару рассказать о себе побольше. Ведь о нём она знала очень много и весь день сегодня говорила только о делах. Кто она? Почему легенды не упоминают о сестре Афродиты с таким именем? Как смогла спасти его и доставить сюда? Почему именно она охотится на Димостениса, а не кто-то из могущественных родственников? Гару ответила лишь, что Калеб должен выспаться впрок. Завтра будет долгий день. А если он хочет послушать её историю, то и длинную ночь она обеспечит.

Первую ночь после воскрешения инспектор Эванс провёл в гостевой спальне своей новой знакомой, продолжая думать о хозяйке дома даже во сне.

Древнее создание и разрушенные мифы Древней Греции

Гару и Калеб позавтракали на веранде сразу после восхода солнца. Как только его лучи коснулись земли, она нагрелась, наполнив теплом воздух. Птицы пели по всему городу, будто в саду. Вокруг стола прыгали неизвестные птахи, похожие на воробьев, но радужной окраски, и подбирали крошки. Хозяйка дома делилась планами:

—

Тебе надо скорее возвращаться в Лондон. Но сначала подготовим тебя к следующей встрече с нашим общим знакомым. Никто не сравнится с Аресом в быстром и качественном обучении воинов.

—

Хочешь сделать из меня воина? — Калеб чувствовал себя курсантом в училище с ускоренной программой. Открыв сегодня глаза, он, первым делом, подумал, что неплохо было бы пожить в Афродиполисе некоторое время. Уж больно курортные условия, хорошая еда и вино, красивые люди, щедрая на красоту природа. Идеальное место, чтобы начать романтические отношения. Но Гару, как видно, была не расположена начинать что-либо, кроме его тренировок. Ещё бы, ведь это — её дом, наверное, ей здесь всё давно приелось.

—

Ещё не осознал, кто твой противник? Охота на бессмертного, у которого нет признаков морали, требует серьезной подготовки. Ты был в коме почти две недели, нужно и физическую форму привести в порядок.

—

Значит, идем в гости к Аресу. Дай угадаю, в Аресополь? — Гару улыбнулась. — Полис?

—

Нет. Политонироон.

—

Неожиданно. Что это значит?

—

Это на греческом. Дословно Город героев. Дядя всегда любил своё ремесло и своих воинов больше, чем тщеславие, коим грешат почти все боги. Он не Нарцисс и не стал называть свои владения в свою честь. Настоящий мужчина, преданный своему ремеслу.

—

Заслуживает уважения. Хотя я вряд ли быстро запомню название. Поли-тон-ироон, говоришь?

—

Запомнишь. Наелся?

Гару посоветовала оставить полицейскую форму дома и одеться попроще.

—

Прибудем в казармы, тебе дадут лёгкие кожаные доспехи, — рассказывала она, пока инспектор переодевался. Ему нравилось, что она не смущалась и не ждала за дверью. Изо всех сил он делал вид, что тоже ничуть не смущён и намеренно тянул время, демонстрируя торс и мускулы. Но нижнее бельё под рубахой всё же оставил. Не хотелось злоупотреблять невозмутимостью дамы, ведь она была рядом не из интереса к его телу, а с целью сэкономить время. — Ты побываешь на стрельбище. От лука до автомата — там собрано оружие всех времён и народов. Потренируешься с томагавками и бумерангами, покидаешь гранаты. Освоишь навыки фехтования, хотя бы на начальном уровне. Надеюсь, Димостенис выберет в своём арсенале оружие посовременней, чем меч. Но если у тебя будут хоть какие-то пробелы, он ими воспользуется.

—

Звучит, как программа парка аттракционов.

—

Уверена, у Ареса тебе понравится. Это рай для мужчин, пока они тренируются. В боях же его ученики не берут в плен и не сдаются сами, если ты понимаешь, о чём я.

Калеб кивнул. Каждый сильный, здоровый юноша, бесстрашный герой из школы Ареса — это машина для убийства. В бою он не знает ни жалости, ни боли. Он создан убивать себе подобных всеми известными человеку способами. Жутко, но, в то же время, захватывающе. Главное, чтобы Гару лично следила за его успехами. Наверняка, тогда он сможет показать себя в максимально выгодном свете.

Гару не стала переодеваться. Приталенный, без украшений жёлтый сарафан чуть выше колен, с тонкими лямками на сильных плечах очень ей шёл. Белые босоножки на невысоком каблуке с жёлтыми стразами на ремешках тоже смотрелись отлично. Одежда явно с земли. Рядом с ней Калеб переставал чувствовать себя не в своей тарелке. Они вышли на улицу, где было гораздо тише, чем вечером. Люди направлялись по своим делам, обменивались товарами, готовили еду, дети играли в свои древнегреческие игры. Женщины стирали, а мужчины что-то мастерили. Город был чистым и свежим, будто вечером и не было никаких празднеств. Интересно, кто убрал улицы? Дворников видно не было. Может быть, здесь просто никто не мусорит, или каждый убирает сам за собой? Скорее всего, так и есть. Вот бы эту привычку перенести на несколько километров вниз, — думал Калеб по дороге. Наконец, район плотной застройки остался позади. Они вышли на местность, где довольно далеко друг от друга были разбросаны сады, огороды, фермы. Здесь работали крестьяне, пасся крупный рогатый скот. Соседние города находились, явно, в нескольких километрах друг от друга. Впереди не было ни одного высокого строения.

—

Как мы попадем в Политонироон? Полетим на Пегасе или попросим у Гермеса его сандалии? — хотел было пошутить Калеб, но по реакции спутницы догадался, что здесь такие шутки не кажутся остроумными.

—

Пегас не катает туристов по Олимпу, — Гару казалась серьезнее, чем обычно. — А в башмачках Гермеса ты отправишься на край земли, а то и вовсе на орбиту. Их скоростью и направлением может управлять только бог. Нет, твои варианты не годятся. Кажется, кто-то хотел поговорить обо мне?

—

Ты хочешь пооткровенничать, пока ждем повозку? — Калеб не предполагал, к чему клонит Гару. Сейчас он думал только о том, чтобы не идти пешком по бескрайнему полю. Не хочет же она предложить ему такое утомительное путешествие и скоротать время в пути с помощью приятной беседы.

—

Только не паникуй в очередной раз, — девушка доверительно взяла его за руку и, потянув вниз, заставила присесть на траву. Сама встала напротив в паре метров. — Вчера у тебя было много впечатлений. Я надеялась, представ перед тобой в таком виде, смогу тебя успокоить и расположить к разговору о деле. Мои слуги тебе все уши прожужжали про то, что я сестра Афродиты. Названная сестра, не по крови. Меня не рожали ни люди, ни боги. И я не человек. Скорее, создание. Зову Кроноса дедушкой, Зевса — отцом, остальных — дядями, тетями и сестрами. Но по призванию я им слуга.

После этих слов Калеб увидел, как ослепительный свет заслонил его спутницу, а когда рассеялся и глаза перестали болеть от солнечных зайчиков, перед ним уже была её настоящая сущность. Огромная фигура в золотой чешуе, в обтягивающих золотых доспехах, с высоким гребнем волос-перьев и крыльями с четырехметровым размахом. Она слегка пошевелилась, и он понял, что доспехи, хоть и из чистого золота, но мягкие и эластичные, словно кожа. Подул ветерок, и тончайшие золотые перья и волосы затрепетали. Лоб покрывала костяная пластина, переходящая и на нос. Этот элемент придавал лицу девушки сходство с настоящей птицей. Глаза миндалевидные, такой формы, будто этот плод поставили под углом 45 градусов. Глазные яблоки солнечно-жёлтого цвета, а зрачки словно расплавленное золото. Уши остались прежними. Рот тоже вполне человеческий, если не считать четырёх слегка выступающих клыков. И, конечно, внутреннее свечение. Это существо можно было сравнить только с обретшим плоть лучом света. Грозное и нежное, гигантское и невесомое одновременно. Калеб приблизился, не веря глазам, чтобы дотронутся до существа. Вблизи оказалось, что оно на целую голову выше инспектора. Рост превосходил два метра, а с такими мускулами оно могло легко одолеть любого соперника в гладиаторском бою. Однако по укладке волос, очертаниям фигуры было очевидно, что перед ним всё ещё женщина. Глаза ее сверкали невыносимо ярко. Те самые глаза, в которые он с нежностью смотрел в своем воображении половину предыдущей ночи.

—

Кто же ты?

—

Я из племени гаргулий. Существ, созданных из света и воды. Эксперимент эволюции. Жизнь в самом её воплощении, ничего лишнего.

Гару не закончила. По реакции Калеба она поняла, что путешествие в Политонироон откладывается ещё на день. Нельзя было винить обычного человека, что его сознание перестало справляться с потоком информации. Естественной защитной реакцией было отключиться, чем инспектор благоразумно воспользовался.

Очнувшись, он почувствовал холод на лбу и увидел вокруг себя круглый зал с колоннами вместо стен. Опять попал к Николасу. Тот отпустил шутку вроде того, что не надеялся на такое скорое возвращение пациента. И спросил, хватит ли у Калеба сил для встречи с той, кто уже дважды доставлял его в эту больницу.

—

Боюсь, общение с этой дамой плохо на вас влияет. Не смогу же я воскрешать вас после каждого свидания, — веселился доктор. Видимо, он олицетворял многотысячелетнюю привычку врачей шутить над болезнями и смертью.

Калеб не смутился его шуткой и выразил желание увидеться с Гару. Как ни велико было потрясение, но ему почему-то стало стыдно. Как будто он её предал, так отреагировав на её желание, наконец, открыться. Ему не терпелось попросить прощения. Но это не понадобилась. Гару забежала в зал взволнованная. Кинулась к кровати больного и сама начала извиняться за то, что нанесла ему такое потрясение, не дав оклематься после серьезной травмы. Забыла, что человеку не свойственно в корне менять своё мировоззрение по несколько раз в день. Её настоящий облик приводит в ужас даже воинов Ареса. Калеб пытался поймать активно жестикулирующие руки девушки (к счастью, снова ставшие маленькими, способными поместиться в его ладони).

—

Полагаю, сестру царицы Афродиполиса стоит называть принцессой, не иначе, — он поцеловал её руку и погладил по волосам. — Ваш облик не ужасен, он восхитителен. Вы слишком прекрасны, принцесса. Простите, что вёл себя чересчур панибратски.

Калеб лукавил. Он стал бояться свою новую знакомую, как в душе боялся Афродиту и Ареса. Пока она была для него соблазнительной красоткой, показать своё истинное отношение к миру, в который попал, он не смел. Но теперь бравировать было незачем. Древнее создание и обыкновенный смертный мужчина могли быть напарниками, но не близкими людьми. Она создана высшими силами, бессмертна, сильна. Он — один из миллиардов. Если можно назвать гаечный ключ помощником механика, то она — механик, а он — её ключ. Когда будет устранена поломка, инструмент уберут на место в надежде, что больше не понадобится. Калеба не огорчила и не разочаровала эта мысль. Напротив, он был во власти раболепия. Готов служить. Хотел принести пользу. Гару это чувствовала, потому её расстройство не проходило. Инспектор мог называть её как угодно. Лишь бы принял этот новый мир. И собрался с мужеством встретить лицом к лицу противника, бывшего не по зубам даже ей.

Чтобы развеять неловкость, Калеб попробовал заговорить первым. Он сел в кровати и вспомнил всё, что случилось перед обмороком.

—

Значит, гаргулья? В честь вас назвали эти страшные фигуры на Соборе Парижской Богоматери? Ведь они на тебя не похожи.

—

Там стоят химеры, — подыгрывая ему, отозвалась Гару. Почему бы не начать серьёзный разговор с архитектурных элементов? Это хорошая идея! — Гаргульями вы называете водостоки в виде драконов, животных, людей. И они не только на Соборе в Париже. Их тысячи в разных городах. Ещё со Средних веков остались. Они были даже на домах простолюдинов, так приглянулись жителям и считались заступниками. Это мы умеем.

—

А в чём ваша связь с водостоками и химерами?

Гару рассмеялась. На какой-то миг Калеб даже перестал её бояться и залюбовался, как и прежде. Потом опомнился, но не перестал любоваться.

—

Про нас люди долгое время не знали. Готов к очередной длинной истории?

—

Готов, — вместо Калеба ответил Артемус. Он зашел в зал с большой тарелкой вкусностей. Хлеб, сухофрукты, сыры и два кувшина с вином и водой. Поставил всё это на столик между кроватью и скамейкой, где расположилась принцесса. Сам уселся рядом с Калебом и разлил напитки. — Обожаю, когда гаргулья рассказывает свою историю. Всегда прихожу послушать. Вы же меня не прогоните?

Ему было позволено остаться. Гару заговорила.

—

Все, наверное, знают эту легенду. Как в шестом веке в Руане произошла великая битва епископа Романа с чудовищем, поселившимся на берегах Сены. Это был дракон. Один книжный умник того времени дал ему имя La Gargouille. Можно только гадать из каких талмудов он вытащил это название. В те времена гаргулий знали только боги. Мы служили им, а они уважали наш дар. Но вот La Gargouille был повержен. Роман разрубил его тело на куски, а горло и голова никак не поддавались острому клинку. Дракон при жизни дышал огнём, что закалило его дыхательные пути. Роман не растерялся и использовал останки, как трофей. Украсил ими свою церковь. История сразу же разлетелась по свету, а художники и архитекторы дали ей практическое применение. Украшения вошли в моду, принося немалую пользу в сезон дождей. Чтобы не было скучно, этим элементам декора стали придавать всевозможные формы. И для пущего развлечения стали считать, что они охраняют дома от злых духов. Люди — что с них взять? Вопреки твоим ожиданиям, тот дракон не имеет к нам никакого отношения. Возможно, из каких-то источников умники знали о существовании летающих посланниках света. Вот и подумали, что раз драконы летают и зажигают огонь в своем чреве, то имеют с нами какие-то родственные связи. Ирония в том, что La Gargouille даже не был летающим. Однако, благодаря ему, человечество впервые обрело знание о нас.

С химерами же мы связаны напрямую. Это название декора пошло от настоящих жителей Олимпа. Одна тварь, состоящая из нескольких. С ними тебе точно ещё рано встречаться. Они страшны, но не злобны. Первый скульптор, создавший химеру для украшения замка своего хозяина, безусловно, вдохновлялся греческими мифами. Но у самой первой фигуры был прототип. Знаешь, что делает гаргулья, когда перестаёт служить богам или разочаровывается в своём предназначении? Она должна как следует всё взвесить, найти новый путь. На это могут уйти годы. Тогда гаргулья забирается на скалу, принимает задумчивую позу и из золотой её кожа становится каменной. Так можно просидеть сколько угодно. Буквально — любое время. Если гаргулья приходит к выводу, что нет смысла возвращаться к своим обязанностям, она остается камнем навсегда, постепенно теряя форму и сливаясь со скалой. Так, первая гаргулья, возжелавшая служить не только богам, но и людям, отправилась на землю и спасла одного художника от несправедливой участи, жестоко покарав его врага. Очнувшись, человек помнил лишь горящие огнём глаза, крылья, пасть зверя, которая была наполнена кровью. А на крыше его дома сидела каменная статуя. Снизу не было видно, что камень покрыт свежей кровью. Человек, конечно, подумал, что его спас господь, а фигура послана в устрашение другим его недругам. С тех пор его дом стал процветать, богачи со всей страны заказывали каменные обереги. Сидящая на крыше гаргулья имела очень красивое тело молодой девушки с суровым лицом и сложенными за спиной крыльями. Она сидела на самом краю, упираясь руками и ногами. Совместив свои страшные воспоминания с её позой и с мифами, художник создавал химер: тело обезьяны, хвост льва, голова тигра, крылья орла. Со временем облик химер подстраивали под моду. Были у них крылья летучей мыши и ангела, голова обезьяны, а тело тигра. Хвост змеи или кошки. Но суть не менялась. Крылатая девушка стала химерой. Прежде, чем кто-то добрался до края крыши и увидел её вблизи, в каменную статую попала молния, обрушив на землю и разбив на мелкие кусочки. Гаргулья сознательно пожертвовала собой с одной единственной целью: жить рядом с человеком и наблюдать за ним.

—

Вы любите наблюдать, я обратил внимание, — отозвался Калеб.

—

В этом наша природа. Как квинтэссенция жизни, мы не нуждаемся ни в чём. Когда нет желаний, потребностей, всё, что остается — это мыслить. Наша цель — неустанно совершенствовать свои навыки в понимании мироздания. Что такое добро, что такое зло? Где справедливость, где середина? Кто поступил по совести, кто продал свою душу. Что считать достойным прощения? Какова глубина непростительного? В этом и есть наш дар. Боги использовали его поверхностно, разменивая на свои мелочные склоки. Зато у нас было полно материала для размышлений. Мы могли спасти впавшего в немилость предателя. Или покарать ложного друга. Сначала нам давали взглянуть в глубину души человека, потом спрашивали, чего он заслужил: смерти или пощады. Мы выносили приговор и сами его исполняли.

—

Вы судьи и палачи? Ты тоже казнишь людей?

—

Свет не есть абсолютное добро. Это заблуждение пришло к вам в головы из христианского учения. Свет — добро, тьма — зло. Чушь. В этой легенде только одна правда: свет есть истина. Во мраке проще спрятаться. А в потоке солнечных лучей человек прозрачен насквозь. Хороший человек останется таким и во тьме. Свет также не есть справедливость. Гаргульи видят больше всех, но они не безгрешны. И ошибаются, и подчиняются. Нет более вздорных личностей, чем боги. Но мы им служим, а не убиваем. У смертных может быть бесчисленное множество трактовок одного и того же поступка, мотивов совершать зло во спасение и творить смертоносное добро. Не думай, что, раз мы долго живём, наш мозг постоянно работает над философскими трактатами. У гаргулий нет своей культуры. Нас не учат предыдущие поколения. У каждой из нас собственный, не основанный ни на чьём другом, эмпирический опыт. Мы можем жестоко ошибаться. Можем делать вовсе не то, для чего созданы. Сгусток света не имеет мнения, чувств, желаний. Мы всё это приобретаем с тысячелетиями. И, судя по тому, как мы представлены в современной культуре, опыт общения с другими существами на этой планете превратил нас в жестоких страшных воинов, без тени сомнения уничтожающих своих жертв. Знаешь, люди правы. Мы на такое способны. А теперь представь себе гаргулью из вашего блокбастера “Я, Франкенштейн” и подумай, какой путь должен пройти лучик солнца с твоего подоконника, чтобы превратиться в это существо.

Калеб глубоко задумался. Попытайся он всерьёз проследить путь, предложенный ему Гару, точно бы угодил в сумасшедший дом. Но он просто понимающе закивал и принял вышесказанное, как данность. Наверное, когда-нибудь, он сядет в кресло возле камина, закурит трубку, нальёт бренди и в таком виде окаменеет на тысячу лет, размышляя над словами Гару. Но не сегодня. Кажется, у них были какие-то совместные дела. Лучше заняться ими.

В обед посланник Афродиты принёс человеку вкусный подарок с дворцовой кухни. На словах передал пожелание скорейшего выздоровления. А Гару — просьбу навестить сестру. Артемус обещал присмотреть за подопечным.

Во дворце шла подготовка к какому-то празднику. Местные жители украшали сад, а рабочие развешивали флаги и фонари во всех царских комнатах. Из кухни доносились громкие голоса и множество запахов, один другого чудеснее. Слуги суетились, то и дело натыкаясь друг на друга в коридорах. Гару застала богиню за примеркой нарядов. Та никак не могла выбрать между нефритовой короной и хрустальной.

—

Ты же позвала меня не для этого? — обратилась к её отражению в большом зеркале Гару. — Надень хрустальные украшения, сквозь них лучше проникает лунный свет. Ты сама кажешься его источником.

—

Вот видишь, ты сильно недооцениваешь свой вкус. Мне нравится полагаться на него в одежде и в прочих украшениях. — Афродита явно любовалась собой. Вглядывалась в зеркало, репетируя покоряющие взгляды, которые будет посылать мужчинам сегодня вечером. — Велела своему скульптору поразмышлять на досуге над новой кариатидой для тронного зала. Она будет не девушкой, а гаргульей. Будет парить над самым краем балюстрады, лишь кончиками пальцев одной ноги касаясь опоры.

—

Эта конструкция обречена на провал. Не простоит и недели, завалится. Ещё упадёт кому-нибудь на голову. Придумайте ей другую позу. Но с чего это ты вдруг решила поселить у себя под крышей гаргулью? Они у людей уже не в моде.

—

Милая, это же не обычный декор. Она будет изображать тебя во всей красе. Ты наблюдала со стороны, как прекрасны гаргульи в полёте? Вы ангелы, грациозные и ослепительные. А раз есть моя кариатида, рядом должна быть и твоя, сестрёнка.

—

Прости, мне трудно думать об украшении дворца. Все мои мысли заняты предстоящей подготовкой Калеба.

—

Ах, да. Слышала, как вы познакомились. Желая быть аккуратной, ты второй раз подвергаешь его смертельной опасности. Для этого я тебя и позвала. Меняй тактику, он же не первый твой агент. Ты прекрасно знаешь, как обращаться с людьми. Почему же с ним ведёшь себя, как с ребёнком, боясь лишний раз напугать или ранить? Люди верят своим глазам и полагаются на первое впечатление. Не удивлюсь, если после твоей сегодняшней выходки, его отношение в корне изменится.

—

Он стал меня бояться…

—

Не удивительно. Ведь познакомился он с девушкой, которой моментально увлекся. А потом она обернулась древним хищником. Как ему ещё было реагировать? Ты ошеломила не простого человека, а влюбленного. Его нервная система итак была напряжена. Теперь она может выкинуть, что угодно. Он может злиться, чувствовать себя преданным, отказаться от вашей операции, бросить работу и уйти в запой.

Гару привыкла, что сестра читает ей лекции по общению с людьми. Дисциплину “Эмоции и чувства” Афродита преподавала блестяще, зная свои уроки досконально. Вся глубина души, захваченной чувствами, была доступна ей и понятна. Любой житель Олимпа мог прийти к ней за советом. Но будучи увлеченной своим предметом, она часто ставила его превыше всех прочих.

—

Ничего такого Калеб делать не будет. Мы познакомились вчера днём, и он просто не мог разочароваться. Он видел меня первый раз, и мы говорили только о делах.

—

Гаргулья будет спорить с богиней любви в ее профессиональном вопросе? Он твой с потрохами, милая. Не упусти этот момент. Если влюблённость переживёт твои выходки, то станет настоящим глубоким чувством. Думаю, этот мужчина на такое способен. Следуй моему совету: будь прямее и честнее. Не води его за нос. Придёте сегодня на бал?

Афродита сменила тему непринужденно. После поучения младшей сестры, праздники были её вторым коньком. Устраивать и обсуждать их она готова была каждый день. Народные гуляния в Афродиполисе объединяли жителей, давали им возможность проявить фантазию, нарядиться ярче прошлого раза, опробовать новые, ещё более страстные танцы. Но Гару не была столь беззаботной. Богиня любви всю жизнь пыталась научить её веселиться в кругу людей, смеяться и разделять любовь сограждан. Но гаргулья непоколебимо исполняла свой долг. Она — служитель, беспристрастный судья и каратель. Эмоции — не её стихия. Всё, что она могла знать о них, было теорией. Солнечный свет воплоти, она могла отдать лишь своё внешнее тепло. Внутренний всепоглощающий огонь предназначался лишь приговорённым к смерти. Даже искренняя любовь Афродиты, ласка семьи, преданность жителей Олимпа не могли отменить законы мироздания. Солнце ласкает нас издалека. Икар захотел близости и сгорел, хоть и был абсолютно невинен. Гару решительно ответила, если подношения Афродиты поднимут Калеба на ноги и до вечера он окрепнет, они отправятся к Аресу на закате.

—

Раз уж тебе не охота веселиться, быть может, этого пожелает человек? — не сдавалась царица. — Если тебя он не интересует, может быть, порадуешь сестру и предоставишь его на ночь в моё распоряжение?

В любой другой ситуации Гару не отказала бы. Но на сей раз была непоколебима. Богиня не надеялась, что предложение будет принято, поэтому, хоть и с сожалением, закончила аудиенцию.

Гару вернулась в госпиталь вечером. Инспектор делал обход вместе с Николасом, знакомясь с пациентами и открывая для себя разнообразие форм существования. Фавн перебрал с алкоголем и подвернул ногу. Гарпия задела крылом факел во время полёта. Юноша перестарался, занимаясь гимнастикой, и повредил спину. Пациенты поступали в госпиталь каждый час. Даже у божественных сущностей бывают болезни. Но уход Николаса и его учеников в тот же день излечивали большинство пациентов. Надолго здесь оставались чаще всего воины со смертельными ранами. Если они ещё дышали, когда их доставляли сюда, жизнь была им гарантирована. Калеб задавал вопросы, интересовался самочувствием и внешнем видом новых знакомых. Расспрашивал об их функционале, талантах, происхождении. Увидев Гару, он в полном восторге рассказал, что ему удалось узнать.

—

Ты перестаёшь нуждаться в наставнике. Осваиваешь наш мир своими силами, это же замечательно, — поддержала она его энтузиазм. — Как себя чувствуешь?

—

Готов к подвигам! Специально осмотрел все диковины, которые смог здесь найти. Смирился с ними, и теперь постараюсь ничему не удивляться. Зачем вы понадобились Афродите, принцесса?

—

Хотела пригласить нас на бал. Но я взяла на себя право отказаться от лица нас обоих. Сейчас тебя должны интересовать другие развлечения.

—

В царстве Ареса?

—

Готов отправляться?

Калеб показал ей ещё один подарок Афродиты, доставленный после продуктовой корзины. Это был прекрасной работы кинжал, безупречно сбалансированный и обоюдоострый. Ремень и ножны из самой мягкой и крепкой кожи, какая только есть в природе. Кожи единорога. Рукоятка кинжала — из его рога. Калеба успокоили, что при изготовлении этого опасного оружия не пострадал ни один единорог. Только химера с головой этого животного. На вопрос, сколько же существует видов химер, Артемус ответил, что любое сочетание зверей, которое только можно вообразить. Подарок богини, сделанный кузнецом Гефестом, предназначался не для битв. Им, конечно, без труда можно было спасти себе жизнь при умелом обращении. Но Афродита хотела придать Калебу уверенности, ощущения собственной важности. Ибо она, в отличие от Гару, не могла дать погаснуть зарождающемуся чувству. Надеялась, кинжал поднимет боевой дух, а сражения в гладиаторских ямах Ареса выжмут весь тестостерон из этого мужчины и заставят его снова верить в себя.

Таким образом, на закате Гару и Калеб снова отправились за город. Она расправила крылья. Отражаясь в золоте, последние лучи красиво раскрасили её перья в тёплые цвета. Опустив гребень, венчавший золотую голову, она старалась казаться менее суровой. Велела Калебу взять её за плечи и держаться изо всех сил. Как только птица оторвалась от земли, ощущение, пережитое инспектором ещё в Лондоне, вернулось. Теперь оно было отчётливым. Они летели не очень высоко, деревья, постройки, крестьяне были видны даже сквозь сумерки. Он закрыл глаза и представил птицей самого себя. Это было волшебно. Под золотыми доспехами гаргульи можно было прочувствовать работу мышц. Она была сильна, несла на себе взрослого мужчину без проблем. Летела быстро, то плавно ныряя вниз, то взмывая повыше. Невозможно поверить, что это существо и девчонка в жёлтом сарафане — одно целое. В человеческом обличие Калеб сам мог взять её на руки и пронести не один десяток километров. Но с гаргульей они менялись ролями.

Поспели как раз вовремя. Арес любил затяжные застолья, так что в полночь в его шатре можно было ещё встретить много гостей. Спали на всех пригодных поверхностях. Для тех, кто всё ещё держался, блюда не только не заканчивали подавать, но вовсю готовили новые. Гару не вернулась к своему человеческому виду. Двухметровая гаргулья бросилась в объятия дяди и казалась подростком на его фоне. Даже крепкие доспехи хрустнули, когда он прижал её к себе. У человека, наверное, не осталось бы целых костей после такого выражения радости. Настоящий титан, Арес с любопытством выслушал о цели визита и решительно направился в сторону Калеба.

—

Племянница рекомендует тебя как достойного ученика в мою школу, — без прелюдий начал бог войны. — Говорит, ты обязан справиться. Если не выдержишь тренировок, то и ваше общее дело тебе не по плечу. Я, кстати, не знаю, что это за дело. Она упорно молчит. Может, ты меня просветишь?

—

Мы вместе ловим преступников в Лондоне, — как растерянный школьник, Калеб выдал максимально очевидный и короткий ответ. Бесполезно молиться, чтобы прозвенел звонок. Ведь от Ареса на перемену не сбежишь. Но всё обошлось. Вместо дальнейших расспросов, Арес поднял одну бровь, выпучил глаза и громыхнул раскатами смеха.

—

Какие же в Лондоне талантливые преступники, если вынудили полицию обращаться за помощью к богам! — прокричал он, отсмеявшись. Достаточно трезвые гости весело отреагировали на его шутку. — Вот их я, пожалуй, взял бы к себе в армию!

—

Калеб помогает мне, а не наоборот, — ласково сказала подоспевшая Гару. — Он единственный, на кого можно положиться. Отнесись к нему с уважением, дядя. Твои шутки детские, а ты ведёшь себя как задира.

Арес внял и посерьёзнел. Лучше бы она этого не говорила. Бог ещё раз осмотрел маленького человека и, глядя ему в глаза, ответил гаргулье:

—

Не было воина, которого бы я недооценил. Но моего уважения не просят, его заслуживают. Завтра посмотрим, что он из себя представляет.

Калеб интуитивно поклонился и отступил, давая богу пройти. Тот, не прощаясь с гостями, вышел наружу, что было сигналом к отбою. Словно по команде все поплелись, кто домой, кто до ближайшей лежанки.

У Гару в Политонирооне тоже, оказывается, была резиденция. Вернее, койка в самой престижной казарме. Здесь под одной крышей спало всего 30 солдат, элитный отряд, все герои, как на подбор. Её койка была заправлена чистым бельем. Соседнее место тоже оказалось свободным. Калеб отправился в сооружение, показанное ему спутницей, похожее на баню. Пока он грелся в источнике, вода которого по трубам поднималась и стекала подобно душу, Гару обратилась девушкой и к его возвращению уснула богатырским сном. В казарме все спали спокойно и крепко. Похоже, едины они были не только, когда шли в бой, но и отправлялись в мир Морфея. Гару снова была одета по-земному. В майке и шортах, совершенно расслабленная, она лежала на животе, без подушки, повернув голову на бок. Лицо казалось детским, он не дал бы ей и двадцати. Калеб рассматривал её, сидя на своей кровати. Сон не приходил. Сквозь лёгкую ткань, из которой сделана палатка-казарма, проникал свет костров, а через некоторое время просочились лунные лучи. “Сколько тебе лет, интересно? — думал инспектор. — Страшно подумать! С другой стороны, это удобно. Ты намного старше меня, а внешне юная и прекрасная. Совесть не будет доставать, мол, ты годишься мне в дочери”. Он усмехнулся собственным мыслям и лёг. Трудно сказать, сколько часов он смотрел в потолок, но, кажется, когда засыпал, на улице забрезжил рассвет.

Через два часа прозвучал сигнал к подъёму. Калеб был в предвкушении сегодняшнего дня, спал крепко без сновидений и пробуждение не вызвало трудностей. Он быстро заправил кровать, умылся вместе с остальными, и Гару повела его в столовую. Шатёр со множеством столов, вмещающий, наверное, четыреста или даже пятьсот человек. Вспомнились армейские будни. Калеб ощущал себя полным энергии, молодым и голодным. Мясо на завтрак, обед и ужин обязательно присутствовало в рационе героев. Птица, животные, рыба — всё это добывали сами воины в свободное от тренировок время. Похоже, живности в царстве Ареса было не счесть. Во время завтрака Гару рассказывала, откуда доставляют те или иные продукты, которые не водились в Политонирооне. А, поскольку, за их столом присутствовали ещё восемнадцать человек, многие также делились своими знаниями. Оказалось, на пирах в честь малых и больших побед часто употребляют продукты с земли. Человеческие изобретения — шоколад, селекционные овощи и фрукты, выпечка, разные виды сыров. Воины — прекрасные охотники и собиратели, но не виноделы, и уж тем более не животноводы. Поэтому Дионис поставлял им вина, как и всему Олимпу, Гера снабжает всех молочными продуктами, за Афродитой числятся дары моря и нежнейшая голубятина — деликатес среди дичи.

Сегодня тренировка проходила на стрельбище.

—

На каком языке тут все разговаривают? — пытался распознать речь солдат Калеб. Он привык, что к нему все обращаются по-английски. Между собой же окружающие общались на самых разных языках.

—

Здесь множество диалектов со всего мира, — пояснила Гару. — Бессмертные обращаются к каждому собеседнику так, чтобы его поняли. Но среди простых солдат, даже среди героев, таковых нет. Так что я буду твоим переводчиком.

—

Будете всегда рядом, принцесса?

—

Ближайшие четыря дня, пока не вернёмся в Лондон.

Всё, что Гару наметила и пообещала Калебу перед поездкой, осуществилось в точности. Первый день он брал уроки у самых метких стрелков, учился обращаться с невиданным прежде стрелковым оружием. Был счастлив, как мальчишка в тире. Даже уговорил свою переводчицу присоединиться к нему. Гару стреляла без промаха. Также, как и метала ножи, топоры и копья на следующий день. Но это были, по её словам, развлечения. Третий, самый ответственный урок, проходил на арене для сражений. В образе гладиатора Калеб выглядел несчастным. Овладеть искусством боя холодным оружием, конечно же, за один день он не смог. Хотя отдался урокам со всем упорством. К вечеру у него болело всё тело, он едва мог ходить, полученные мелкие раны ныли. За третий день он совершил несколько личных подвигов:

выстоял в бою против начинающего гладиатора четырнадцати лет (мальчишка, к слову, стоил бы двух десятков своих ровесников, окажись он в Англии);

сумел при помощи одного ножа поймать и связать аллигатора, нанеся тому минимальный ущерб, нож был нужен, скорее, для защиты;

самостоятельно победил молодую химеру (голова льва, тело собаки, когти росомахи и какой-то вараний хвост-хлыст).

Вечером местный повар любезно предложил ему рагу из мяса убитой им химеры, в ответ на это Калеб столь же любезно отказался. Зато его товарищи по учёбе с удовольствием накинулись на угощение, желая инспектору здоровья и дальнейших побед. Помимо того, что он не хотел есть ни собачатину, ни варана, Калебу вовсе было не до еды. Служанки Ареса, феи мануальной терапии, как их рекомендовал бог, сделали гостю трехчасовой массаж, после чего он расслаблялся в бане. Чувство было такое, словно душа покинула тело, освободилась от всего тяжелого, что есть в жизни, и свободно парила в ауре блаженства. Вернуться к реальности Калебу помогло плавание в бассейне. Проплыв пятьсот метров, он освежился, но и окончательно вымотался. Перед сном выпил только чай и уснул практически мёртвым сном. Теперь понятно, почему в школе Ареса никто никогда не страдал бессонницей. Ежедневные тренировки обычного воина выглядели примерно так, как три дня Калеба, помещённые в двенадцать часов.

—

Честно, я думал, он откажется. Бассейн в конце занятий продемонстрировал замечательную выносливость твоего агента.

Арес и Гару по-семейному ужинали в шатре бога, разговаривая на самые разные темы. Насколько оба помнили, последняя их встреча была лет пятнадцать назад. У обоих накопилось столько новостей. Спать они ближайшие двое суток не планировали. Из разговора стало понятно, что дядя не в курсе, зачем конкретно племяннице нужен новый агент, тем более в Лондоне. Он знал только, что раньше она охотилась на старинных врагов семьи, часто используя в качестве карающего оружия человеческое правосудие. Выбирала достойных, на её взгляд, служителей закона, а то и манахов, указывала им на человека, достойного наказания. Они ловили самых ловких преступников и либо казнили, либо упекали за решётку. Избранные ей не отказывали.

—

Не думал, что у нас осталось так много неприятелей, — продолжал Арес. — Кронос уже целых две тысячи лет, как издал указ завершить кровную войну. Всем, пережившим кару богов после той апокалиптической битвы, в которой погибли наши братья и сестры и множество доблестных воинов, была объявлена амнистия. Гаргульи были отстранены от семейных дел. Возможно, мы лишили твою братию достойной работы, но даже боги боятся их неудержимого стремления восстановить справедливость. Не останови вас Кронос, к XXI веку земля не насчитывала бы и половины своего нынешнего населения. Дела семьи, горе семьи мы оставили в кругу семьи. Гаргульи подались в Афинополь, украсив своими каменными телами местные библиотеки, погрузились в многовековые раздумья. Некоторые занялись изучением смертных, усердно познавая суть добра и зла. Смертные души мечутся гораздо сильнее в своей короткой жизни, они суетятся, любят и предают ежедневно. Богатейший материал для изучения. Но ты всегда была особенной. Сразу после битвы вместо преследования осколков армии Димостениса, погрузилась в свои размышления во вдроце Аида. А когда на кровную месть был наложен запрет, принялась карать уцелевших. Кронос не трогает тебя только потому, что ты его любимица. Твоё умение действовать бесшумно, даже чужими руками, тешит самолюбие старика. Хотя племя гаргулий не заливает планету кровью, упрямая одиночка наказывает предателей по сей день. За кого ты взялась на этот раз? Кто-то из оставшихся бессмертных? Или вовсе демон?

Гару уже рассказывала Калебу, что план мести обдумывала много веков. Но просто убить ей было мало. Она хотела приготовить сюрприз любимому дяде. Только члены пантеона знали её позорную тайну. Однажды она подобралась к Димостенису так близко, что лёгким движением руки могла отправить его на вечные муки к Аиду. Но он сумел уйти. Мало того, он не оценил подаренного ему шанса, а окончательно настроил против себя гаргулью. С тех пор семья не вспоминала о нём. Грустно при упоминании его имени становилось не только Гару, но и самому Аресу. И только наедине друг с другом они предавались воспоминаниям. Вторым, после Ареса, мечтал наказать Димостениса Аполлон. Греки и римляне знали этого бога, как самого прекрасного в мире юношу, соблазнившему немало своих сестёр и смертных девушек. Но только олимпийцы помнили его преданность Гекате, нежнейшему, воздушному созданию ночи. Богиня Луны серьёзно пострадала в великой битве, после чего целую тысячу лет провела в агонии прежде, чем умереть. После её кончины, Кронос и велел прекратить кровную месть. Ибо Геката олицетворяла собой самые потаённые и искренние чувства. Умиротворённость, всепрощение, доверие — вот эмоции, во все времена наполнявшие людей при её появлении. Смирение — вот память, которую боги решили оставить о ней. Тогда же Аполлон и предался развлечениям по полной программе. Стараясь отвлечься от потери, он породил множество полубогов, стараясь найти замену своей Гекате среди смертных женщин. Но не нашёл. И вот, когда появление христианства в 100-200 годах заставило людей отказаться от политеизма, он с лёгким сердцем забросил земные путешествия и полностью отошёл от всех дел. Задумывая подарок для Ареса, Гару надеялась также порадовать солнечного бога, наиболее близкого ей по происхождению, но и ставшего самым нелюдимым. Поэтому сегодня вечером гаргулья ушла от ответа, найдя новую тему для разговора.

Родственники также обсудили программу последнего учебного дня Калеба. Как ни странно, ему осталось посетить деревню кентавров недалеко от города. Кентавры — вымирающий вид существ на Олимпе. Мудрые и спокойные создания, они издавна учили героев. Не сражаться, а хранить спокойствие в любой ситуации, что часто невозможно одно без другого. Ведь воин — это не только сильные мышцы, но и быстрый ум.

После легкого завтрака выспавшийся Калеб почувствовал своё тело совершенно обновлённым. На всякий случай проплыл ещё тысячу километров в бассейне и поучаствовал в рукопашных сражениях, которые новобранцы затеяли прямо в шатре-раздевалке.

—

Ты в отличной форме, — похвалила Гару, которая видела, как он ловко повалил на лопатки четверых противников. — Нам пора выдвигаться.

Две отменные лошади с простыми сбруями и удобными, словно кресла, сёдлами ждали их у ближайшей коновязи.

—

Мы не полетим? — удивился инспектор.

—

Вблизи деревни кентавров запрещены любые полёты. Это пугает домашних лошадей и жеребят.

—

Возможно, я задам глупый вопрос, но зачем кентаврам лошади? — устраиваясь в седле, пытался понять Калеб. Вопрос вызвал улыбку гаргульи — редкое явление.

—

Ты не первый, кого это удивляет. Люди очень мало знают об этих существах. Кентавры — отменные коневоды и пастухи. Они поставляют парнокопытных для всего Олимпа. Их подопечные — самые счастливые животные во всех мирах. Их кормят, за ними ухаживают, их лечат с непревзойдённым знанием дела.

На дорогу ушло совсем немного времени. Они ехали то рысью, то шагом, и уже через сорок минут прибыли на место. Проезжая пастбища и следуя по деревенским улочкам, Калеб пытался понять, что его смущает. Наконец, догадался и спросил спутницу:

—

Здесь нет ни одной женщины.

—

А почему, ты думаешь, кентавры — исчезающий вид? Они бывают только мужского пола.

—

С этого момента попрошу подробнее, — оживился инспектор. Намечался интересный и пикантный рассказ, мысль о котором зажгла нездоровый блеск в его глазах.

—

Как и у людей, в жизни олимпийцев множество интересных особенностей, — не смущаясь, как прожжённый зоолог, начала свою очередную лекцию Гару. — История происхождения первого кентавра шокирует твои нежные европейские чувства. Раньше это было не стыдом, а скорее, новаторством. Одна полубогиня родила от скакуна ребёнка. Примерно также, как Зевс соблазнял девушек в виде быка или лебедя.

—

Наверное, создавая “Золотого осла”, Апулей о чём-то догадывался, — вставил Калеб.

—

Зоофилия вполне распространенная практика среди богов и людей, — невозмутимо возразила Гару. — Она практикуется повсеместно. Но последнее время бездарно и крайне неумело. А вот мать первого кентавра положила начало целой эпохе. Позже её подруги стали практиковать жизнь внутри табуна диких скакунов. Так родилось первое поколение кентавров. Они смертны, но могут жить до тысячи лет. До совершеннолетия кентавры почти также беззащитны, как обычные лошади. Позже, становясь взрослее, они овладевают множеством ремёсел, учатся пользоваться оружием. Любят заниматься науками. Лошади — одни из самых умных животных на службе человека. Так что оба родителя любого кентавра могут считаться разумными существами. Но с развитием цивилизации, особенно последние две тысячи лет, всё меньше женщин, готовых подарить кентаврам потомство. Причины тому: возросший стыд перед зоофилией, религия, простое незнание о существовании их в природе. Сейчас в деревне, в которой, согласно последней переписи, восемьдесят три жителя, не найти кентавров моложе трехсот лет. К их счастью, плодовитость они сохраняют почти до самой смерти, так что есть ещё надежда на новое поколение.

—

Простите мое любопытство, принцесса, но, если кентавр не встречает женщину, которая соглашается подарить ему потомство, неужели он целую тысячу лет не познаёт любви?

—

Они полноценные люди ровно в такой же степени, как и полноценные звери. Естественно, у них есть и чувства, и инстинкты. Лошадиную половину устраивают кобылицы. Рождаются от таких отношений только жеребята. Кентавры нежно заботятся о них, как об обычных детях. Ну, и в точности, как у людей, среди них встречаются однополые союзы. Вот уж кто не стремится к размножению.

Калеб невольно рассмеялся. Хотя ничего удивительного. Говорить ли о людях, или о полулюдях, какая разница? Абсолютно все животные склонны к однополым отношениям. Но он представил в главных ролях “Горбатой горы” кентавров-ковбоев и не сумел сдержать смех.

Гару не обращала внимание на его весёлость. Вместо этого рассказывала о будущем учителе Калеба. Тот относился к сторонникам традиционных отношений, она позаботилась о европейце и выбрала наставника, который не смущал бы ученика. Конечно, это не Хирон, но один из его потомков, как и все здесь. Килар — старейшина деревни, мудрейший кентавр, родился в 1218 году. Все называют его дедушкой, он официальный коневод пантеона. Именно он являлся отцом последнего на данный момент рожденного кентавра. Килар встретил их на пороге своего дома. Калебу очень хотелась заглянуть внутрь. Ему стало интересно, на что похожи эти жилища. Больше напоминают конюшни, или, всё же, человеческие дома.

Пожилой мужчина крепкого телосложения широко улыбался. Ему никак нельзя было дать восемьсот лет. Ведущие здоровый образ жизни люди так выглядят обычно в 60-70. Когда гости спешились, два его сына отвели лошадей в прекрасный загон, где было вдоволь воды и пищи. Лошади лениво потыкались мордами в корыта и с любопытством стали обходить территорию, вдыхая запахи родного места. Они проделали не спеша очень короткий путь, поэтому нисколько не утомились. Жилище кентавров внешне походили на обычные крестьянские дома. Внутри очень просторные, площадь напрямую зависела от количества членов семьи. Мебель крупная, крепкая и только самая необходимая. Стол, шкафы, полки, камин. По углам мягкие тюки, набитые шелухой круп или сеном. Кентавры чаще спали стоя, но во время болезни, или от переутомления, считали необходимым прилечь. Были в доме и стулья, для гостей. В украшениях жилище не нуждалось, хотя их было достаточно. Предметами роскоши в некоторых семьях была посуда. Не деревянная или керамическая, а из драгоценных металлов, с узорами или инкрустированная камнями. Ковры и гобелены ручной работы нужны были для тепла, об их эстетической ценности никто не думал. Однако мастерицы со всего Олимпа создавали настоящие шедевры для самых повседневных нужд. Занавески, салфетки, наволочки — все эти вещи попадали в дома кентавров в качестве подарков, сувениров, а то и платы за скот. Одежде полулюди тоже не придавали особого значения. Иногда наряжались в рубашки или жилеты. Для смеха могли раздобыть и натянуть смокинг. Но в работе им требовалось что-то лёгкое, с большим количеством карманов. А в дальнем путешествии годилась любая одежда с капюшоном.

Как рассказал за обедом Килар, почти все семьи состоят из трёх кентавров. Это оптимальное количество, чтобы вести хозяйство и не чувствовать тесноты. Трое сильных, работящих мужчин с лошадиной выносливостью могли ухаживать за домом, за садом, содержать стада коров и коз и табун лошадей. В хозяйстве были также птицы. И верные спутники — пастушьи собаки.

Все в деревне вели активную жизнь, трудились ежедневно от рассвета до заката. На праздники отправлялись в соседние поселения. Старейшины оставались нести вахту, пока молодежь развлекалась. Тому же Килару уже не хотелось танцевать и выпивать, заводить новые знакомства. Вместе с ним успешно на протяжении недели-двух ухаживали за общим хозяйством ещё с десяток стариков. Вот это племя трудоголиков!

Что же, хватит точить лясы. Обед закончился, и Килар заявил Гару, что ближайшие несколько часов он побудет с Калебом наедине. Он предложил ученику прогулку по пастбищам, так как предпочитал вести философские беседы на ходу. Калеб ехал верхом, лошадь сама подстраивалась под темп “ходьбы” спутника. Она казалась третьим участником беседы, так как не теряла концентрации, двигалась плавно и, как будто, внимательно слушала кентавра.

Они отсутствовали четыре часа. За это время Гару от души наигралась с двухмесячными жеребятами, пообщалась с местными, узнала, спокойно ли протекает их жизнь. Никто не жаловался. Доложили, сколько голов какого скота поставили в олимпийские города за этот месяц, сколько появилось жеребят. Оказалось, что не так давно скончался довольно молодой четырехсотлетний кентавр. Самый расцвет сил. Он был склонен к алкоголю и часто посещал Дионисополь. В хозяйстве был бесполезен, из-за чего отец и братья часто выгоняли его из дома. Он спал в конюшне и нападал на кобыл. В очередной раз, возвращаясь из питейного заведения, попал под дождь и сорвался с крутой горной тропы в пропасть. Наполовину звери, кентавры лишь вздохнули с облегчением после его кончины. Только отец немного погрустил, поскольку, как любой родитель, надеялся на то, что сын одумается. Но деревенская трудная жизнь заставила его отложить мысли о сыне и вернуться к работе.

Также оказалось, что местное население давно хотело поговорить с Гару. Однажды в шутку за семейным пиршеством Килар обмолвился, что, когда его смертный час будет максимально близок, он хотел бы, чтобы гаргулья поймала момент перед его последним вздохом и навечно сохранила память о нём. Многочисленные дети, внуки и правнуки посчитали это отличной идеей. Хотя сам Килар настаивал, что всего лишь пошутил. Обратив его в последний миг жизни в камень, гаргулья бы создала самый лучший памятник, который они бы поместили в центре площади рядом с колодцем. Гару обещала подумать над их предложением. Ведь дело было крайне трудным. Все знали, что пока человек способен смотреть ей в глаза, она имеет над ним власть. Но как вычислить тот самый последний миг? Она не хотела бы преждевременно убить великого мужа. А если упустить момент, его взгляд опустеет и уже ничего нельзя будет поделать. Она лишь пообещала, что при случае так и сделает. А если встретит соплеменников, всем передаст просьбу кентавров.

В это время Килар поведал Калебу основы внутренней гармонии, душевного спокойствия. В большинстве своем его постулаты напоминали буддизм. Храни свой ум в гармонии, тогда и внешне ты будешь неуязвим. Ничего принципиально нового, но душевная беседа вдохновила Калеба и напомнила ему простейшие истины, о которых в повседневной лондонской жизни он не помнил. Суета, бессонница, стресс, ругань, погони, ненависть и насилие — таковы признаки жизни любого бобби. Надо работать над собой духовно, настаивал Килар. Никогда не забывать о внутреннем состоянии. Запускать этот труд нельзя, скатиться обратно очень легко. Взять спокойствие в привычку — то же, что бросить курить, или даже заставить себя заговорить на чужом языке.

—

То есть ты должен не просто вспоминать, как сказать то или иное слово, а думать на этом языке даже в неожиданных ситуациях. Так и с самоконтролем. Чувствуешь, что теряешь, не пускай на самотек, заставь организм напрячься и пересилить себя. Дыши глубже, поделай физические упражнения, если ситуация позволяет. В бою же просто не выпускай из головы цель. Ты выступаешь против другого человека не для того, чтобы причинить ему боль, не для того, чтобы выплеснуть гнев. Ты противостоишь его демонам.

Человека нужно направить на путь гармонии. Каким бы заядлым преступником он ни был, душа его пылает в огне. Кто утверждает, что ему нравится творить зло во имя зла — трусливый лжец. Покажи врагу свои положительные качества. Глядишь, он и сдастся. Не потому, что слабее, а чтобы выслушать тебя. Ожесточенный бой — лучшее место, чтобы превратить врага в соратника. Поймёшь это, спасёшь душу человека. Но чтобы не убили тебя, ты должен хорошо сражаться. Не всех мы успеваем спасти. Большинство врагов убиваем, просто потому, что не хватает времени на что-то другое.

—

Я чувствую, что способен догнать человека, на которого мы с Гару охотимся. Я сделал бы это в прошлый раз, если бы он не попал в меня. Кончись у него патроны, мы бы побеседовали, не сомневаюсь. Но в следующий раз будет проще. У меня пропал страх быть подстреленным, так как я уже прочувствовал это. И, кажется, у меня появился стимул быть героем.

—

Твой стимул не очень верный, — покачал головой старик. — Привязанности нам мешают. Вдохновляйся пользой для общества, а не благодарностью отдельной личности.

—

Ты догадался, о чём я говорю?

—

Я же наполовину животное, мои инстинкты чрезвычайно сильны. Твой интерес к ней я почувствовал, как только ваши лошади въехали во двор. И настаиваю: в предстоящем сражении это будет тебя отвлекать.

—

Но в моём мире на протяжении века случилось очень много войн. Мой дедушка во время Второй мировой всегда носил у сердца фотографию бабушки. Он рассказывал, что выжил, потому что помнил — она его ждёт. И так было с каждым солдатом во всем мире.

—

Так то мировая война, мальчик. Люди не хотят умирать, они защищают свою территорию. Ты же готов отдать жизнь по просьбе любимой. Это не подвиг, а бахвальство. Отчаяние на любовном фронте погубит и на любом другом. Твоя война призвана снизить преступность. И сердце девушки тут ни причём. Если ты проиграешь, она найдёт другого. А разве страна, на которую напали, найдёт другой народ, если её собственный перебьют?

—

В твоих словах и правда многовековая мудрость. Хотел бы я обладать волшебной силой, чтобы уменьшить тебя и посадить на плечо, чтобы в решающий момент ты подсказывал верные решения, — дружески ответил Калеб. Поучения старика вызвали в нем давно забытое движение души. Он проникся симпатией, какую сын мог испытывать к отцу. Первый раз за многие годы он нашёл того, с кем мог поговорить со всей откровенностью. И открыл кентавру свои мысли. — Твои слова прекрасны и правильны. Но твоя животная половина должна понимать, что придерживаться совета у меня не получится. Женщины — моя слабость. А на Олимпе я жил в самом эпицентре мировой любви, познакомился с богиней, встретил множество красивых людей в красивых одеждах, танцующих соблазнительные танцы. Я пил лучшее вино, спал под одной крышей и на соседних кроватях с лучшей девушкой. Она угощала меня коктейлем с афродизиаком. Как при всём этом я должен хранить спокойствие? Оставаться аскетом? Да все вокруг предаются любви, а я на всё это смотрю. В Лондоне такой несправедливости никогда не случалось бы. На земле я давно пригласил бы Гару на свидание и в лепешку бы расшибся, добиваясь её согласия. Нынешнее моё состояние прискорбно.

—

Тебе тяжело, — обдумав его слова, согласился кентавр. — Но, позволь, немного охладить твой пыл. Во-первых, никто не запрещает тебе выбрать любую девушку на Олимпе. Вряд ли кто-то откажется провести время с таким красавцем. Но, я знаю, ты думать ни о чём, кроме Гару, не можешь. Тогда во-вторых. Представь, что даже в Лондоне у тебя не было бы шансов. Она девушка только потому, что ты мужчина. Выбрала такой образ, чтобы завоевать доверие. Вряд ли ты бы стал мило беседовать с гаргульей при первой встрече. И слушать бы ничего не захотел. Куда там проникаться симпатией! Настоящая Гару — вот эта. Сгусток света, ставший золотой крылатой машиной. Нет в них чувств и эмоций, пойми это. Такая функция не заложена при создании. Ей нужна лишь информация для обдумывания. Редкие особи из их племени лично участвуют в жизни людей. Большинство предпочитает наблюдать со стороны. Для человека губителен даже взгляд в её глаза.

—

Получается, она сродни Горгоне?

—

Хуже. От её взгляда не только каменеют, но и теряют сначала разум, потом душу. Гаргульи могут до основания постичь человека и одновременно бесстрастно убить его. В этом их дар и проклятие. Сказано же в Евангелие апостолом Павлом: если я могу свернуть горы, знаю всё на свете, могу дать людям всё, в чём они нуждаются, но при этом не имею любви — то я ничто. Так и гаргульи. Имеют всё, о чем просил святой Франциск в молитве (“Дай мне, Господь, быть светом во тьме, утешать, а не ждать утешения, прощать, а не ждать прощения…”). Кроме одного, самого главного: “любить, а не ждать любви”. Боги ни за что не признаются в этом, но выше гаргулий только одни существа — ангелы. В то же самое время от гаргульи до демона — один шаг. Вечный дуализм, вечный ни к чему не приводящий поиск себя. Отшельничество, отрешённость и сострадательное созерцание на скалах или крышах — их спасение от вечного страдания. Из всех мировых религиозных терминов гаргульи — это прообраз садху. Так что перестань распускать нюни и соберись! Ты имеешь дело не с девчонкой. Люби её и сочувствуй, но как брат, не более того.

Стараясь не обращать внимание на то, что кентавр цитирует Евангелие и, вообще похоже, отлично разбирается в мировых религиях, Калеб прислушался к внутренним ощущениям. Назойливое покалывание в области сердца. Тяжело дышать. Это не болезнь. Такие симптомы бывают, когда разбивается надежда. Килар прав. Его рассказ отрезал желание думать о романтике. Остался только долг.

—

Не вздумай рисковать жизнью напрасно, — поспешил резюмировать старик. — Ты должен понять разницу между людьми, кто заслуживает твою жертву, и кто не в состоянии оценить её по объективным причинам. Смерть обязательно должна тронуть чьё-то сердце. Если не тронет, то борись, пока не одержишь победу или не найдёшь такое сердце.

Последний визит

Калеб вынес для себя много полезной информации из разговора с кентавром. А по поводу гаргульи принял чёткое решение. Прилагать усилия для её завоевания он не будет. Древнее создание — всего лишь его наниматель. Сама выбрала его, так пусть принимает таким, какой есть. Поэтому, въехав во двор и спешившись, он объявил:

—

Принцесса, Килар говорит, что я могу вернуться домой. Мы полетим на твоих крыльях или есть другой способ добраться до Лондона?

Изменившийся тон ничуть не смутил её. Она как будто даже не заметила, что что-то изменилось. Сейчас они вернутся в Политонироон также, как прибыли сюда. Велела Калебу немного размяться и собираться в дорогу. Пока инспектор прогуливался по деревне и тоже общался с местными, Гару расспросила Килара, что тот думает о своём сегодняшнем ученике.

—

Если он силен духом так же, как телом, то вы сработаетесь. Сейчас он стоит на распутье, и никто не может помочь сделать выбор. Выберет тебя — погубит себя. Но если обуздает страсть, сможешь положиться на него. Одно я понял наверняка: он сильнее предыдущих пяти агентов.

Оба вспомнили прошлое. Шестой агент вселяет надежды. Выбрав путь, он с него не сойдёт. Может быть, любовь не угаснет, но он научится жить с ней, испытывая легкий дискомфорт. Это как след от пули. Иногда ноет, но с каждым разом обращаешь внимание все меньше. Так вот, пока гаргулья и кентавр беседовали, Калеб выбирал свой путь, которым будет следовать до конца.

—

Гару, уже темнеет, — позвал он, когда вернулся с пешей прогулки. Сыновья старейшины запрягли лошадей. Они относились к подопечным, как фанатичный механик относится к каждой машине, попавшей в его гараж. Чистили, чесали, осматривали копыта, проверяли чистоту глаз и ушей, проверяли состояние ротовой полости, кормили и поили. — Если только ты не предложишь переночевать здесь.

—

Нет, мы возвращаемся, — ответила Гару, поднимаясь с коврика у камина. Килар уютно разлёгся, дав отдых ногам. Гости просили его не вставать и не провожать, но он, по-стариковски пыхтя, всё же поднялся и вышел с ними за ворота.

По дороге Гару рассказала, как рада, что Калебу удалось порадовать учителя. Кентавр подтвердил. Они не собирались скрывать содержание своего диалога от его главного героя. Не в обычаях гаргулий и кентавров обсуждать человека за глаза. Калеб заверил, что послушает совет мудреца. Но честно признался, что привык спать с девушками ещё со старших классов, но не дружить с ними. Так что все его дальнейшие действия для него в новинку. Калеб постарался закончить этот тяжелый разговор шуткой, что, по мнению Килара, было положительной тенденцией. Дойдя до околицы, они стали прощаться.

Обратно девушка и её воин ехали в молчании. Ему было неловко, а Гару глубоко погрузилась в размышления, как помочь инспектору. Только когда лошади замерли, прибыв на место, Калеб обратил внимание, что спутница не шелохнулась. Он позвал её, потом тронул за руку и, наконец, потряс за плечи. Гару словно очнулась от глубокого сна. Но Калеб успел испугаться, потому что видел — то был не сон.

—

Сейчас не самое подходящее время каменеть, дорогая, — он продолжал её трясти, возвращая в чувства.

—

Прости, что напугала, — сказала она, придя в себя. — Накопилось много тем для размышлений. А у нас это происходит непроизвольно, когда мы в расслабленном состоянии. Но к утру всё было бы в порядке, я помню о своих незавершенных делах. Вот когда закончим, я выберу себе уютную крышу и поселюсь на ней.

Один из героев, проходивших мимо, подсказал им, где искать Ареса. Тот пребывал в меланхолии и не покидал свой шатёр. Но их принять согласился. Распорядился, чтобы ранний ужин принесли прямо сюда. Спросил, как поездка. Плодотворна ли прошла беседа с Киларом. Понравился ли Калебу народ кентавров. Удовлетворившись ответами о том, как всё прекрасно, он снова погрузился в раздумья. Инспектор стал рассматривать карты и чертежи каких-то военных машин на столе бога. Гару приняла у воина поднос с ужином на три персоны и устроилась в кресле, зная, что можно присвоить порцию Ареса. Тот не был голоден.

—

Очередной поход, дядя? — прервала молчание Гару.

—

Да, только не военный.

—

А куда? — ей не хотелось серьёзных разговоров, скорее, болтала для создания непринужденной обстановки. Ей всегда нравился белый виноград, такой, когда ягоды переполнены мякотью, а на просвет видно семечки. Хотя гаргульи абсолютно не чувствуют вкуса пищи, она любила его прозрачность, наполненность солнечным светом. Поэтому во время её пребывания в лагере, этот сорт винограда всегда присутствовал на столах. Ела она прямо с ветки, как настоящая птица.

—

Да вот, собираюсь проведать дядю.

—

Затеял плавание?

—

Другого, подземного.

—

К Аиду просто так в гости не ходят. Что-то случилось?

—

Поэтому и хочу его навестить. Члены семьи совсем забросили его, боюсь, как бы он не одичал. Если честно, я бы с удовольствием перенёс визит, но это малодушие.

—

Так давай я схожу. Передам от всех привет. Скажу, что ты скоро заглянешь, — предложила гаргулья, которая в своё время считала царство Аида домом. Ей было не тяжело слушать ворчание старика, его жалобы на одиночество, рассуждения о современных нравах. В её лице он всегда находил благодарного слушателя. И её визиты в загробный мир не напоминали поездку в дом престарелых, в отличие от визитов других членов семьи.

—

Нет уж, сколько можно откладывать. Пара часов философии, пара сотен упреков — и я с чистой совестью могу попрощаться с ним до следующего столетия. Старик выскажется, а я отдам ему дань уважения. Перемоем косточки Зевсу, а особенно Афродите.

—

Я всё равно пойду с тобой. Хочу поздороваться, — ответила гаргулья. — Калеб, ты с нами?

—

Экскурсия в своё будущее пристанище? Почему бы и нет. Глядишь, когда умру, при встрече с Аидом смогу сказать ему: “Здравствуй, старик! Сколько лет, сколько зим!”

Шутка удалась. Арес похлопал инспектора по спине и пошел собираться в дорогу, приговаривая “сколько лет, сколько зим!”

Для спуска в подземный мир все трое оделись максимально легко. Жарко как-никак. Ближайший к лагерю Ареса вход в подземный мир расположен недалеко от нынешних руин Хиераполиса в Денизли, а именно в четырех километрах к северу, недалеко от мотеля “Туризм”. Неприметный трёхэтажный дом с большими окнами и множеством вывесок. Если идти по улице Ататюрка с юга на север, то особенно бросается в глаза баннер “Памуккале”, принадлежащий фирме автобусных перевозок. За его садом, через дорогу расположено предгорье. Вот там, среди множества камней и лежит тот, который укрывает вход в “яму смерти”, как зовут её местные.

Каждый житель Олимпа пользовался этим маршрутом, смешиваясь с толпой туристов. Но ещё удобнее ходить ночью. До сих пор местные жители рассказывают легенды о выходе из подземного мира, который охранял Цербер. Но Геракл убил охранника, чем облегчил жизнь как беспокойным душам, так и своим родственникам-богам. Вход в яму и лабиринт периодически заполняется ядовитым подземным газом, так что встретить внутри туристов не страшно. К тому же, если не знать дороги, выхода не найти. В конце лабиринта посвященных встречают часовые. Упрощённая версия Цербера — два солдата, которых раз в день сменяют двое других. Их основная задача не выпускать души, стремящиеся наружу.

Собрав наземные подарки для бога, Арес отдал инструкции своим воинам. Гаргулья без проблем могла доставить на землю двух мужчин. Бог предусмотрительно скорректировал свой облик, чтобы не привлекать внимания случайных свидетелей. Полёт гаргульи имел такую скорость, что невооруженным глазом нельзя было отследить её перемещений возле земли. Если кто-то что-то и замечал, то принимал за падающую звезду или спортивный самолет. Пролетая над местностью Памуккале, Калеб любовался волшебными пейзажами. Ночная подсветка очень шла белоснежным уступам. Со времени своего последнего отпуска в Турции он жалел, что не успел полетать на параплане в этих краях. Совершенно неожиданно его желание оказалось исполненным. Да ещё и при таких фантастических обстоятельствах.

Коснувшись земли, они прокрались к яме. Арес нашел тот самый камень, который весил несколько тонн, и поднял его. Яма походила на обычный вход в канализацию, но, спустившись глубже, Калеб ощутил себя в паутине бескрайнего лабиринта. Ему велели держаться рядом, пока не пришли к цели спустя час. Калеб не мог предположить, где именно относительно поселения и на какой глубине они сейчас находились, так как полностью перестал ориентироваться в пространстве. Присутствие смертоносного газа ощущалось, даже не смотря на противогаз, который Гару предусмотрительно захватила в арсенале лагеря.

Охранники, крылатые керы, с почестями приветствовали бога-воина. Путь во дворец гости проделали на лодке по волнам одного из ответвлений скорбного Стикса — Коциту. Для двоих текущая вылазка была обычной семейной поездкой. Но на смертного каждый новый шаг или взмах весла производил сильное и крайне неприятное впечатление. Гару вовремя заметила, как ослаб её спутник. Велела положить голову ей на колени и не смотреть на воду. Река питалась жизненной силой у поверхности, чтобы, протекая по царству, поддерживать слабый огонь бессмертных душ. Заполучив же человеческое тело — источник неугасшей жизни, она постепенно высасывала из него ценный ресурс. Испокон веков наши предки знали, что живому нельзя находиться в загробном мире. Его силу захотят присвоить местные обитатели, даже воздух и вода, лишь бы ещё раз ощутить забытый вкус жизни.

—

Это чувство похоже на невесомость. Кажется, что ты полый внутри. Но к этому можно привыкнуть. Представь, что ты под кайфом и не обращай внимание на головокружение. Расслабься. Мы здесь ненадолго. Последствий никаких не будет.

Так говорила Гару, проводя рукой по его волосам, пока лодка не причалила. Успокоившись, Калеб и правда почувствовал себя окрыленным. Ему действительно казалось, что он стал бесплотным, хотя никаких физических трансформаций не испытал. Вспомнил, как Гомес и Фестер Аддамс в фильме плыли по Стиксу на гондоле, и почувствовал, что улыбается.

Широкая лестница с высокими ступенями начиналась почти у самой воды. Портик и несущие колонны из черного камня. Каменные химеры украшали крышу. Добровольно ли они здесь поселились, или это подарки гаргулий, понять было нельзя. Гару смотрела на них с восхищением.

—

Здесь я провела половину своей жизни.

—

Зачем? — удивился Калеб. Как ни старался, он не видел ни одного плюса в проживании в подобном месте. Тьма, камень, земля, вид на скорбную реку. Ни праздников, ни малейшего света, кроме факелов.

—

Гару всегда была не похожа на своих сестёр, — вмешался Арес. — Обычно гаргульи каменеют, когда считают, что все их обязанности в мире исполнены. Тогда они погружаются в философскую летаргию, из которой могут никогда не выйти. Она же, — он указал на племянницу, — была ещё девчонкой по меркам гаргульей жизни, когда спряталась сюда. Это случилось сразу после великой войны света и тьмы. Все мы неистово мстили тысячу лет, пока она, убедившись, что угроза отступила, сидела на крыше подземного дворца и осмысливала случившееся. А вернулась незадолго до амнистии, провозглашенной Кроносом. Всё пропустила, а теперь наверстывает, вопреки воле своего деда.

—

С течением времени месть становится только лучше, — не согласилась Гару. — Самая страшная война требовала осмысления. Ваш рассудок был затуманен жаждой крови, а шоры на глазах не давали разглядеть справедлива месть или нет. Сейчас я разгребаю ваши ошибки.

—

Мне казалось, здесь должно быть побольше жителей, — прервал семейные разборки инспектор. — Где богини мщения эринии? Судьи Минос и Радамант? Эмпус, Ламия — они же должны нас встречать.

—

Вот тебе и подтверждение тому, как опустошила наш мир последняя война, — только и ответил на это Арес.

Разговор прервался, когда они вошли в покои бога. Тот встретил родственников тёплыми объятиями. Гару он долго не отпускал. А прежде, чем обнять Ареса, высказал ему недовольство, мол, тот совсем его забыл.

—

Нет, дядя, что ты. Я давно собирался тебя навестить. Мешали разные обстоятельства.

—

И ты посылал ко мне девочку. Порадовать сердце старика и замаскировать свою безответственность. А когда-то ты чуть ли не каждый день бегал ко мне за советами. Что, настало мирное время? Я стал не нужен богу войны. Как и всей остальной семье.

—

Все передают привет и ждут, когда же ты навестишь нас.

—

Конечно, когда вам нужна семья в полном составе, вы присылаете Гермеса с приглашением. А просто так, по своей воле, зайти никто не желает.

—

Но ведь твой район не самый престижный, — попытался пошутить Арес. Под суровым взглядом дяди он выглядел беспомощным. — Признай, что мы пережили достаточно трагических событий. И теперь любая мысль о твоём царстве вызывает грусть. Приходить сюда, это как посещать семейный склеп.

Аид недовольно покачал головой. Хотя его и называли стариком, он больше походил на мужчину средних лет. Абстрагируясь от роста, под три метра, тяжёлого чёрного плаща и обода на голове, выполненного из гранита и увенчанного рубином в пять тысяч карат, не меньше, можно было принять Аида за какого-нибудь античного царя. Он не был красив, но вполне миловиден. При создании фоторобота, свидетель сказал бы, следующее. Высокий, телосложение среднее. 45-50 лет. Волосы густые, чёрные, лежат мягкими волнами. Растительность на лице густая, переходящая на шею, но при этом ухоженная эспаньолка. Правильные черты лица, глаза глубоко посажены. Цвет, кажется, карий, но, может быть, и зелёный. Нос прямой, с небольшим утолщением в середине. Рот большой, чувственные губы. Малочисленные глубокие морщины вокруг глаз. В остальном, кожа ровная, здорового оттенка. Шея и пальцы немного длиннее, чем полагается. Особые приметы: когда злится, волосы вздыбливаются и лицо приобретает демонические черты.

Харизма Аида занимала лидирующую позицию среди прочих богов. Унылая обстановка не только не сломила его. Напротив, он правил достойно, на совесть, стараясь, чем мог, улучшать условия существования своих подданных. Гостей рассадил на каменные кресла, без подушек, лишь оббитых шкурами неизвестных животных. Гранитные пол и стены отапливались только жаром, шедшим из гигантского камина, три на четыре метра. Угощения были скромны. Пиров здесь никто не закатывал. Поэтому Арес захватил всё необходимое с собой. Особенно Аид был рад красному вину.

—

Я слышал о модном увлечении образом жизни смертных, — рассказывал он, откупоривая бутылку. — И с недавних пор тоже иногда наведываюсь к ним.

—

Неужели? — порадовался Арес.

—

Признаюсь, я восхищён. Человечество победило так много болезней. Их быт стал светлее, безопаснее. Но они проявляют недюжую изобретательность, создавая всё новые и новые способы умереть! Техногенные катастрофы, транспортные аварии, передозировки. А их ничем не оправданная агрессивность по отношению к ближнему? А сколько у них поводов для суицида? Одиночество в густонаселённых странах. Можете себе такое представить?

—

Да, это проблема экономически и технически развитых районов суши, — подхватила Гару. — Я бывала в мегаполисах. Люди и правда теряют связь с реальностью. Не видят, что у них под носом. Не замечают окружающих. Лондон относительно благополучен в этом смысле, но даже профессиональный полицейский не замечал, как я следила за каждым его шагом почти полгода.

—

Невероятно! — Аид прокомментировал эту историю притчей о слепцах, ведущих других слепцов.

Калеб кашлянул. До сих пор он не привлекал к себе внимания.

—

А зачем вы привели сюда живого человека? — кажется, Аид впервые задался этим вопросом. Не то, чтобы он был так невнимателен к гостям, наверное, ждал, пока родственники сами объяснят.

—

Этот живой и есть тот полицейский, — ответила Гару.

—

Тогда прошу прощения, что позволил себе нелестно отозваться о вашем племени. Ничего личного, я имел в виду человечество в целом.

Бог загробного мира вызывал у Калеба двойственное отношение. Трудно было определиться окончательно. Обижаться он и не думал. Напротив, кажется, стал проникаться симпатией к хозяину дворца. Как и любой сильной личности, тому не было присуще высокомерие. Калеб был для него равноправным гостем, достойным доброжелательного отношения. Неизвестно, как Аид встречал души людей на их скорбном пути в его земли, но живых он, похоже, уважал.

—

Не беспокойтесь. Для меня честь, что среди слепцов ваша племянница выбрала именно меня, — только и ответил инспектор.

—

Говорите, Калеб Эванс помогает расправиться в нашими врагами? — заговорил Аид с родственниками. — Значит, мне в ближайшее время ждать бессмертного новичка?

—

Дядя, когда мы закончим, я расскажу тебе все подробности. Поверь, история будет очень увлекательной, — пообещала гаргулья. — Лучше поделись ещё своими впечатлениями о людях.

Аид о современности

Во дворце Калеб почти не чувствовал влияния загробного мира. Он принял удобную позу на жестком сиденьи. Опустошая один бокал вина за другим, вместе со всеми слушал любопытные истории о странствиях Аида в мире людей. Напрасно члены семьи боялись, будто он превратился в затворника и прозябает под землей. Этот бог оказался очень наблюдательным. Остальные поклонники современности смотрели на цивилизацию поверхностно. Каждый брал, что хотел. Арес интересовался новым оружием, парадами, наукой. Афродита брала лучшее из мира моды, восхищалась разнообразием и свободой человеческих взаимоотношений. Афина штудировала мировую литературу. Гермес погряз в экономике. Зевс взял на себя Геру. Всячески отвлекал её от людских проделок, лишь бы жена не разгневалась настолько, чтобы стереть человечество с лица земли. Гера страстно опекала свою семью. Ей совершенно неинтересна жизнь смертных, лишь бы они больше не посягали на её детей.

Аида же интересовало соприкосновение людей с вечностью. А это обширная сфера. Он оценил их ядерный потенциал. Положительно отзывался о новых жанрах в искусстве. Рекомендовал Аресу уделить внимание робототехнике. Железная армия стала бы занимательным экспериментом. Обсуждать политику Аид не захотел. Обозвал все правительства детьми, дерущимися за игрушки в песочнице, что весьма лаконично и максимально чётко выразило мысли присутствующих по этому вопросу. Больше, чем искусство, его внимание привлекала религия. Это был глубокий философский колодец, в который он заглянул однажды, после чего не успокоился, пока не исследовал его до самого дна.

Аид по просьбе гостей поведал своё отношение к смертным.

—

Я побывал везде. Слушал проповеди, лекции, легенды. По всему миру существует принятый за основу пантеон. В том или ином виде. Это хорошо, потому что люди пытаются понять то, что за гранью их мира. Особенно сейчас, когда боги прервали с ними прямую связь. Стараются, молодцы. Вам, инспектор, легко. Вы, может, и не хотели, но узнали правду. Тяжелее, когда хочешь, и не получается. Нам дают разные имена, наделяют разными функциями. Это лишь дань конкретной культуре. Суть во всех религиях одна. Даже в модном ныне христианстве. Замечали, что единый Бог не так уж един? У него множество посланников, отвечающих каждый за свою область. Даже есть сын. Одно не могу понять в этой вере. Всю историю человечества рядом со смертными жили полубоги. Они являлись в мир людей с разными миссиями. Но поклоняются только Иешуа. Смерть на кресте тронула вас гораздо сильнее, чем славная гибель в бою или в пасти страшного хищника. Ах, да, он же пострадал ради вас! Люди так самолюбивы… Отдают дань уважения лишь тем, кто печётся об их жалком существовании в привычном виде. Почему жалком? А разве что-то изменилось после той трагедии? Каждый год после рождества Христа — это сплошное лицемерие. Сколько человек по-настоящему благодарны Иешуа за его патронаж? Разве вы все стали грешить меньше? Разве живёте по заповедям? Отреклись от пороков? Вы, инспектор, как никто сведущи в этих вопросах. А как свято люди противоречат слову божьему! “Не сотвори себе кумира”: самые гнуснейшие поступки совершаются во имя Него! “Не возводи идолов”: а что есть распятие, которое висит на груди верующего и, вообще, на каждом углу? Тот же самый тотемный столб. В этом отношении ислам честнее, не находите? О, бросьте ухмыляться! Не потому ли эту религию довели до ассоциации со злом, поскольку она своими постулатами перешла дорогу экономически выгодному христианству? Мой любимый из человеческих учителей, Далай-лама четырнадцатый, так говорит: “Клеймить всю религию за неподобающее поведение некоторых её представителей несправедливо”. Но если мы задумаемся о честности, то мне всего милее нетеистические религии. Буддизм, конфуцианство… Ибо, как бы человек ни трепетал перед божественным, он всегда превратит имя идола своего в источник обогащения и устрашения других людей. Религии без бога — отличная находка! Они возлагают всю ответственность на самого верующего. Ты сам выбираешь судьбу, сам творишь добро или зло. Не из-под палки. И то перестраховались с помощью Сансары, сделав её подобием божьей кары. Вам, людям, с рождения необходимо чувствовать себя поднадзорными. От этого не уйти. Тот ген, что сидит в каждом сыне и дочери Адама и Евы, помнит времена сотворения. Вас создавали как детей. Вы ими навсегда и остались. Инфантильные, жаждущие ответов и похвалы, просящие научить вас и образумить. Посмотрите на человечество нашими глазами, Калеб. Тьма иждивенцев, что берут и используют в корыстных целях поучения заботливых родителей. Вместо того, чтобы сотворить что-то самим. Лама говорит и об этой проблеме. “Человек по своей природе обязан употреблять обретённые знания, создавать мир при помощи них. Человек по сути творец. Мозг смертных созерцает в себе суть мироздания. Порождён им и, в то же время, творит его. Люди — это помощники бога. Они не принадлежат самим себе, если смотреть с точки зрения всего сущего”. Так вот, некоторые понимают это, а некоторые так и мечутся по жизни в поисках её смысла.

—

Хотите сказать, что смысла жизни нет? — решился вступить в дискуссию Калеб, чем очень удивил Ареса и порадовал Гару.

—

Только в вашем мировоззрении он возможен. У вас есть некие мелкие цели и желания, без выполнения которых вы бы не хотели уйти. Но сколько из вас задумываются, что мир — это не только собственное окружение? Есть ещё остальная Вселенная, остальная жизнь на вашей планете. Признайтесь, вы редко вспоминаете о том, что вы — лишь пыль космоса. Ваша жизнь ничтожна, соответственно, смысла в ней нет. Но могу утешить, а то ваш взгляд способен смутить даже меня. Вы, люди, как и все дети — продолжение. Боги занялись собой, оставив мир вам — так действуйте! Для начала надо знать непоколебимо: основа всего сущего — любовь и свет. А не то, что сейчас развелось по всей планете.

—

Религии как раз этому и учат…

—

А надо не учиться, Калеб. Надо действовать. Странствуя по миру, я вижу лишь жажду материальных благ. Наслаждаясь тем, что у вас есть, как часто вы задумываетесь об окружающих? Ну-ка, положа руку на сердце? Вся нынешняя культура основана на потребностях. Обязанности навязывают вам церкви и кодексы. Но от них легко откупиться. Вообще возможность откупления противоречит морали. Итак, инспектор, задайте себе вопрос: во что верите лично вы? На что готовы пойти ради собственных желаний? Можете не говорить вслух, просто обдумайте в течение времени. Только не разменивайтесь по пустякам.

—

Что для вас пустяки?

—

Глупость. Слова проповедников. И я даже не о церковниках. Проповедников полно в политике, в экономике, в вопросах моды и морали. Когда люди пытаются трактовать истину, что означает подстраивать первозданную суть под свои интересы, гоните их прочь! Храм не есть вера в той же мере, как и государство не есть — родина. Даже если вы не посещаете церковь, вам известно об основах, объединяющих все религии, и в этих основах указано, как жить и что делать. Слушайте лишь свой внутренний голос и следуйте только ему. Запомните, всё, что вам нужно, внутри. Именно оттуда к нам и пришли нерукотворные истины. Разум, логика, воля, уверенность в своих силах.

—

То есть я не обязан становиться верующим даже теперь, когда лично лицезрею богов?

—

Не в поклонении суть. Оно требовалось раньше, чтобы сковать культуру, законы. На сегодняшний день человечество достаточно обучено, чтобы отвечать за себя самостоятельно. А вы, как его представитель, продемонстрируйте это. Боги отправили смертных в свободное плавание и доверили вашей опеке всю планету. Но помните, заиграетесь и мои родственники не преминут напомнить, кто здесь главный. Мы больше ничем помочь не можем.

—

Вы не следите за молитвами?

—

А смысл? Последнее откровение послано на землю в 610 году. К этому нам добавить нечего. Там всё сказано. Гару, милая, а ты дай своему другу прочитать текст той песни, что мне так понравилась, как же её? “Пока боги спят”. Там для вас обоих будет, над чем подумать.

Птица кивнула. Калеб запомнил название и вернулся к основной теме:

—

Но ведь каждый год создаётся так много школ. Все эти секты с их лидерами — откуда они берутся?

—

Люди получили все возможные советы на все случаи жизни. Любое новое течение — ничто иное, как коммерческий проект. Хочешь познать мир и найти утешение? Старые учения от индуизма до ислама никуда не делись. А секты — это настоящий мозоль для моего сознания. Как можно быть такими слепыми? Вы же разумные существа! Богу не нужны деньги, дешёвые букинистические издания и, чёрт возьми, флаеры! Тем более, реклама не нужна нетеистическим религиям. Избыток достатка и недостаток ума — вот два столпа современных фанатиков. Раньше священники нужны были для чтения текстов безграмотным прихожанам. Для чего это сословие вам сегодня — простите, я ещё не разгадал этой загадки. Не сочтите меня приверженцем ислама, но после Мухаммеда с высшими силами никто не общался. А вас, инспектор, позвольте завербовать. Моя личная просьба. Уделите профессиональное внимание охоте за сектами, хотя бы в Лондоне и его окрестностях. Они загрязняют жизнь, как дешёвые товары, и не имеют ничего общего с верой. Они даже не могут считаться школами нового взгляда.

—

Обязательно присмотрюсь к деятельности сект, — кивнул Калеб. — Они и правда досаждают. Всё-таки я удивлён, как легко вы, боги, относитесь к атеистам. Вас это не раздражает? Ещё неделю назад я считал себя королём эволюции, хозяином жизни. И гордился тем, что никому ничем не обязан.

—

В Древней Индии считали, что дискуссия, горячее обсуждение — двигатель религии. Было множество полноправных философских воззрений. Даже атеистов называли мудрецами, а их школу — учением. Так что верьте, во что хотите и как хотите. Отдельный человек — это временно ожившая пыль, не имеющая ценности. Смешно наблюдать, как вы все мечетесь в страхе перед тем, оправдаете ли чьи-то ожидания или нет. Человечество лишь в целом имеет какое-то значение. В тоже время, вы как звёзды. Одна не приносит особой пользы, а миллионы — другое дело. Есть, конечно, те светила, которые ценны своей уникальностью. Но ведь их также мало, как и подобных им смертных. Остальные — винтики в управлении огромным сложным механизмом.

—

Мы — расходный материал, — подытожил Калеб бесстрастно и понимающе, видимо переняв манеру речи окружающих.

—

Вот именно. Ни один человек не имеет права думать, что Вселенной есть хоть какое-то дело до него. Даже чудеса направлены не на вас. Боги помогают лишь там, где требуется защитить свои интересы, а не людские. Ну, либо вы можете их заинтересовать каким-то незаурядным предложением…

Конец ознакомительного фрагмента.