Записки о ньюменах. Неприятности в анклаве Сагуаро

Christy Cher, 2023

И вот он новый Мир: единая территория, единый язык, единая вера. Надежды и страхи – одни на всех. Люди?.. На земле, возродившейся после Великой Войны, живут и объятые гордыней церковники, и безликие псы, которые вечно суют нос не в свои дела, и ньюмены – те, кто пожертвовал свои тела во благо науки и умирающих богачей.Лаура Браун – ньюмен, ее детективное агентство помогает таким же, как она сама. Согласившись на новое дело, девушка и представить не могла, чем обернется попытка выяснить правду.Из клетки разума вырвутся на свободу внутренние демоны.Древние духи проснутся, чтобы сказать последнее слово.

Июнь, 3088 год

14

Одни люди стремятся к одиночеству, другие — боятся его. Лаура всегда думала, что в одиночестве нет ничего плохого, что быть одиночкой — высшее наслаждение. Люди часто ошибаются. Лаура Браун познала много видов боли, но каждая из них казалась ничтожной по сравнению с установившейся в ее жизни разобщенностью. Единое целое раскололось, и мир из яркого превратился в его блеклое подобие. Девушку изнутри раздирала вина за произошедшее. Раскол не должен был наступить по ее вине, но именно она стояла у его истоков.

Лаура задумывалась над значением слова «одиночество». Что же это значит? Быть одной и скучать по людям? Жить среди людей, которые тебя не понимают? Или находиться в гармонии лишь с собственной персоной?

Девушка давно разучилась плакать, однако спазмы душили ее, выбивали воздух из легких, скручивали внутренности так, что она едва держалась на ногах.

Лаура хотела повернуть время вспять, чтобы исправить свои ошибки, предотвратить беду, но ни у одного человека не было такой возможности. Если бы кто-то намекнул, что это реально, она не задумываясь сделала бы все что нужно, чтобы добиться желаемого.

Но что так терзало девушку? Она продолжала делить крышу с друзьями, которых звала семьей, что же изменилось? Друзья жили вместе, но в то же время находились далеко друг от друга. Между ними словно возвели невидимые стены, которые приглушали звуки и обрывали былую связь, позволявшую им понимать друг друга с полуслова.

Видеть человека, разговаривать с ним, но при этом чувствовать себя неловко и стремиться как можно быстрее завершить диалог… вряд ли все это можно отнести к признакам нормального поведения близких любящих друг друга людей. Что самое ужасное, Лаура не могла вспомнить, как они вели себя раньше, что отличало их былые беседы от бесед нынешних. Люди не помнят мелкие детали, но все моменты прошлого, даже такие незначительные, на первый взгляд, и объединяют осколки людских жизней в единое целое. Ключ к памяти находится в руках самого человека. Осталось только понять, почему его так просто потерять и так трудно найти.

Лаура загрузила последний ящик и отряхнула форму.

Жидкие аплодисменты раздались у нее за спиной, и девушка усмехнулась.

— Очередная переработка, мисс Браун. Я за это не доплачиваю.

— Я в курсе, Гриф, — Лаура сняла перчатки и закинула их в мусорное ведро.

— Тогда зачем торчишь здесь? Ожидаешь от меня похвалы?

Лаура подошла к умывальнику. Она несколько раз зачерпнула ледяную воду и сбрызнула ею лицо.

— Ну, так я тебе скажу, — наблюдая за ней, продолжил Гриф, — что это пустая трата времени.

— Ты прекрасно знаешь, почему, — ответила Лаура, вытираясь одноразовым полотенцем. — Ты единственный, кто взял меня на работу.

— Тю! — Гриф облокотился о перила. — И это повод сидеть на этой прекрасной многообещающей работе дольше обычного?

— Это мой способ сказать спасибо.

— Дерьмовый способ.

Лаура прижала палец к ручке шкафчика, но определитель снова замигал красным. Сработало токовое предупреждение, и девушка быстро отдернула руку. Следующая же неудачная попытка закончилась более мощным разрядом. Лаура выругалась.

— Дай-ка сюда! — Гриф отодвинул девушку в сторону и открыл дверцу шкафчика. — Та-дам!

— Спасибо.

— Скажи мне, Лаура, насколько человек может быть гордым? — вдруг спросил Гриф.

— Не знаю, а что?

— Ну, если б меня спросили, насколько ты гордая, я бы ответил, что процентов на сто. Но разве это предел?

Лаура пожала плечами.

— Я видел, как вчера ты уходила с работы, — продолжил он. — Здорово, наверное, мокнуть под дождем в одной майке?

Лаура вздохнула. Да. Она должна была после смены зайти к Грифу и попросить его открыть шкафчик. Куртка в непогоду пришлась бы очень кстати, и к тому же Лауре не пришлось бы обращаться к Ивон за помощью, когда у нее заболело горло.

— Я просто…

— Это был Чак? Это он вчера задирал тебя? А с ним кто? Эд? Жан-Поль? Лорна? — перечислял Гриф, его голос звучал угрожающе под куполом огромного склада, Лаура поежилась.

— Дай угадаю. Тебе доложили? — предположила она.

— Преимущества босса.

— И что ты хочешь от меня услышать?

— Что-то близкое к правде.

— А потом что?

— А потом я их вышвырну за пределы своего района.

Лаура закрыла шкафчик и устало закуталась в куртку. Это лето было слишком холодным для нее.

— Гриф, мне не нужны неприятности. На прошлой неделе самосуд решил судьбу парня, который не желал никому смерти. Ты знаешь, я ничем от него не отличаюсь.

— Ты поэтому отправила мне это? — Гриф провел пальцем по яркому дисплею, и в воздухе повисло заявление об уходе.

— Я хотела, чтобы ты увидел его завтра, — расстроенно сказала Лаура.

«Заработалась и забыла указать время отправления, класс!» — подумала она, мысленно ругая себя за этот промах.

— Считаешь данное решение лучшим выходом из ситуации? — спросил Гриф.

— Да. С одной стороны, я не хочу быть красной тряпкой и подвергать себя опасности, с другой — подвергать опасности тебя и твоих людей.

— Ну, ты прям умняшка! — наигранно протянул Гриф. — Насколько я знаю, твое агентство закрыто. Так что там во второй части плана? Потому что я не забуду отключить вам энергопоток в следующем месяце, если не дождусь своевременной оплаты.

— Прости, Гриф, но это уже не твое дело. Я очень благодарна тебе за то, что ты терпел меня здесь все это время. Поверь, я знаю, что это было нелегко. Но теперь наши пути разойдутся. Это мое окончательное решение.

— Дело твое, — Гриф пожал плечами. — Но ты не запретишь мне накинуть тебе в кошелек пару лишних монет за переработку.

— Ты же сказал…

— Я сам себе босс, Лаура. Я сам себе босс.

Лаура возвращалась домой новым путем. Каждый день ей приходилось менять маршрут в целях безопасности. Гнильцы стали опасным местом даже для нее. Когда на Ивон напали посреди бела дня, как и предполагал Стэн в свое время, им пришлось составить карту самых безопасных путей для ньюменов. Для себя.

Мир вышел на охоту. Люди сошли с ума. Правительство пошло на поводу у Церкви и окончательно прекратило выступления в защиту ньюменов. Это было похоже на конец неудачной сказки.

Каждый день Джерманотто приглашал Стэна и других членов Церкви Нового Дня, чтобы подискутировать на тему того, как отвратительны и опасны ньюмены. Лаура не могла понять, как Стэн стал лицом Церкви и всеобщим любимцем. Те слова, что он говорил в их адрес, выводили девушку из себя. То, как он произносил их, как смотрел, как держался при этом… Все выглядело слишком правдоподобно.

После того как Колдера забрали, Стэн исчез. Буквально исчез из их жизни. Лаура видела его лицо каждый день, но при этом не чувствовала его больше на их стороне. Это было даже хуже, чем с подругами. Те хотя бы были рядом и, хоть и молчали все время, готовы были глотки перегрызть друг за друга в случае опасности. Стэн же стал… слишком чужим. Он не пытался связаться с ними, чтобы объясниться, чтобы рассказать, что им двигало и чем он теперь жил. Лауре хотелось верить, что мужчина ведет свою игру, которая нужна им всем, но с каждым новым выпуском передачи Джерманотто надеяться на это было все сложнее.

Она потеряла связь с реальным миром. Иногда Лауре казалось, что все бессмысленно. Церковь завладела умами людей, и ее последователи взмахнули рукой с топором, символизировавшим реальную войну. Вжик-вжик — голова с плеч. До свидания, товарищ. Покойся с миром, который завтра не вспомнит твое имя.

Ньюмены стали бояться выходить из дома. На улицах города повисла тяжелая гнетущая тишина, кричавшая о наступающей резне. Люди перестали бояться. Однажды нанеся человеку удар, сложно остановиться. Совесть постепенно уступает место жажде крови.

Казалось бы, что способно превратить тихоню в борца за мнимую справедливость? Ответ прост — что угодно. Что угодно может повлиять на безумие, пожирающее разум, сеющее смуту и застилающее глаза пеплом с могил павших воинов. Безумцем может стать каждый. Это не сумасшествие, а помешательство. Навязчивая идея и стремление достичь финала, выйти победителем и взять свой приз.

Человека так просто подтолкнуть к безумию! Слово, действие — не важно. Все имеет смысл. Дай только топор в руки и скажи, что убивать этих людей — благо. Он что, уже бежит? Но почему? А вот он уже тянет за волосы голову убитого и улыбается! Он так счастлив поступить «правильно»! Он выполнил свою миссию и может быть свободен. Это финал его сказки? Или нет?

Другой человек, тот, который стоит за безумием, отмахивается от вопросов. Он живет и делает то, что считает нужным. Правосудия для него не существует, так же, как и возмущенных возгласов в его адрес. Ведь всегда найдется тот, кто закроет его от пуль ценой собственной жизни. Еще один безумец.

Лаура вошла в приемную. Салли О’Коннор зависала в голографе, а Ив оттирала с пола что-то скверно пахнущее. Никто из них не обратил на Лауру внимания. Девушка медленно стянула куртку и повесила ее на крючок у двери. Откашлялась. Тишина. Еще раз.

Ив подняла голову и тут же вновь вернулась к пятну на полу.

— Еженедельная доставка от фанатиков, — объяснила она Лауре, яростно орудуя тряпкой. — Все еще хотят выжить нас отсюда.

Лаура хотела что-то сказать, но не подобрала нужных слов. Она осталась стоять у двери, наблюдая за действиями Ивон.

— Я узнавала у Далии о его состоянии, — продолжила как ни в чем ни бывало Ив, стараясь стереть нотки грусти в голосе, — давление скачет вверх-вниз, вверх-вниз, — она выжала тряпку и вернулась к пятну на полу. — А еще он не ест. Не получается. Все выходит обратно.

— Она хочет сказать, что Колдер переводит правительственную еду, — встряла Салли О’Коннор.

— Нет! Я хочу сказать, что Колдеру плохо! — Ив швырнула тряпку в тазик, стоявший за креслом, и встала на ноги. — Они не в состоянии ему помочь! И я совершенно бесполезна! Я… Я могу остановить кровотечение, перевязать рану, вправить кость — что угодно! Но тут… С чем мы имеем дело?

— Ив, ты никак не поможешь ему. Это не твоя вина, что тебя к нему не пускают! Никого не пускают. Но мы что-нибудь придумаем, — попыталась успокоить девушку Лаура.

— Сказала та, которая никому из нас не доверяет, — усмехнулась Салли О’Коннор.

— О да! Давай еще раз это обсудим! — вспылила в ответ Лаура. — По-твоему, я такая безжалостная тварь?

— Ты? Нет, конечно. Этот статус за мной, Лаура. Ты же все испортила, ты заставила нас поверить в то, что кто-то из нас предатель.

— Окей, — Лаура подняла руки, сдаваясь Салли О’Коннор, но та лишь скривилась.

Тишина. Ив промыла тряпку и вновь принялась тереть пол. Салли О’Коннор закинула ногу на ногу и продолжила заниматься своими делами, передвигая голограммы пальцами, отбрасывая ненужные и увеличивая в размерах те, что требовали ее внимания.

Лаура все еще стояла у двери. Она должна была сообщить новость, способную всех выбесить. Можно ли вообще к такому подготовиться?

Конец ознакомительного фрагмента.