Прими сторону тьмы

Brangusis, 2019

Уважаемые читатели! Книга переписывается! Если вы ее уже приобрели, пожалуйста, перечитайте позднее!Нет, в этой книге Курт Хартлесс ничего не натворит. Его жизнь, наконец, стала налаживаться. А вот у дяди Мартина и его верного бизнес-партнера Юки, похоже, начался экзистенциональный кризис. Повздорив по поводу работы, Юки так напакостил Мартину, что в целях спасти свою жизнь был вынужден спрятаться в деревне у родителей. Однако и там не все так просто! Те согласны принять сына лишь при условии, что тот привезет им внуков… А Мартин тем временем поддается уговорам племянника, берет выходной и вспоминает свои отвязные студенческие годы. Какие на самом деле отношения связывают их с Юки? Как им удалось построить компанию мирового уровня за столь короткий срок? Какие еще скелеты хранятся в шкафу пресловутой семейки из Манчестера? Может, по сравнению с тайнами, которые спрятаны за домом родителей Юки, они покажутся не такими уж и страшными?..Содержит нецензурную брань.

Акума Катайя становится Акумой Кириямой

*Внимание! Все персонажи и события вымышлены. Любые совпадения являются случайными.

За очередным ужином, которые с недавнего времени стали проходить в скорбном молчании, Акума собрался с силами и объявил родителям:

— Мам, пап, меня усыновляет владелец «Глории».

Мама Акумы недоверчиво на него покосилась, а папа лишь замедлил работу челюстями. За эти три месяца прилежным японским родителям пришлось смириться с тем, что их лапочка сын оказался последней бестолочью.

— А еще я с ним сплю, — добавил Акума осторожно.

Интерес родителей, казалось, усилился, но все равно не дотягивал до желаемых масштабов.

— За одним столом, — докончил свою коронную фразу Акума и нехотя вернулся к приевшемуся пресному рису.

Папа, наконец, поперхнулся супом.

Кто кого: генеральный директор против топ-менеджера

В восемь часов дождливого августовского утра «Доброе утро, дружище!» из уст Мартина прозвучало следующим образом:

— Сейчас я тебя буду убивать, крыса узкоглазая!

Юки болезненно поморщился и накрыл раскалывающуюся с похмелья голову подушкой.

— Встреча через два часа, а ты тут валяешься, как пьяная скотина! — ругался злой до чертиков Мартин, со звоном прокладывая путь к шкафу через поле пустых бутылок.

— Марти, прошу тебя, у меня голова болит! — жалобно проскулил Юки.

— Клянусь, у тебя все будет болеть, если ты сорвешь мне сделку с лягушатниками! Я этих жумапельников полгода обрабатывал! Если «Глория» заручится их поддержкой, мы будем держаться в топе мировых рейтингов еще, как минимум, три года, понимаешь ты это или нет?

— Полгода, три года… — послышался досадливый рык из-под подушки. — Мы только и делаем, что работаем из года в год без передышки. А я устал, мне все надоело, я в отпуск хочу! Надолго и куда-нибудь подальше от этой «Глории»!

— Не неси ерунды! — гаркнул Мартин, со злостью распихивая плечики с костюмами. — Ты не так уж и много работаешь в последнее время. Сваливаешь задолго до окончания рабочего дня. Даже подчиненные обожают тебя только за то, что им не приходится задерживаться допоздна (*В Японии считается дурным тоном уходить домой раньше начальника, а он, как правило, задерживается на 2-4 часа). А отпуск я тебе организую в самое ближайшее время. В каком-нибудь реабилитационном центре для алкоголиков. На Хоккайдо. Или Хонсю. А пока — одевайся, черт возьми, и помоги мне сорвать большой куш!

Выводить из состояния поросячьего визга генерального директора «Глории» Мартину Хартлессу, тамошнему топ-менеджеру, было не впервой и обычно не в тягость. Впихнуть его в самый дорогой и представительный костюм, сбрызнуть одеколоном, окунуть протокольной мордой в холодную воду для возвращения здорового румянца — делов-то! Все-таки Юки Кирияма был еще молод, трезвел быстро и, уже сидя в мчащемся на всех парах служебном автомобиле, планировал дальнейший диалог на предстоящей встрече с потенциальными партнерами. В общем, Мартину его запои, как правило, хлопот не доставляли, однако почему-то именно сегодня поведение Юки доводило его до белого каления: то ли потому, что Мартин действительно потратил слишком много времени и сил, чтобы склонить французов к сотрудничеству, то ли потому, что сегодня встал не с той ноги и в глубине души испытывал потребность уколоть кого-нибудь своим ядовитым жалом.

Юки, в свою очередь, тоже вел себя, не как обычно. Всю дорогу он был вялый, сонный и отрешенный, и его расположение духа нисколько не изменилось даже в офисе. Встреча должна была состояться через полчаса, а он все вертелся в своем кресле, как скучающий первоклашка, и смотрел перед собой пустым потухшим взглядом.

— Я не знаю, что им говорить, — в конце концов, заявил он, когда Мартин сказал, что пора бы уже отправиться в конференц-зал.

— Не надо включать великовозрастное дитя прямо сейчас! — взъершился тот. — Скажешь им то же, что говоришь всегда. Переводчик все равно сделает все, как надо.

— Раз так, то зачем мне туда идти? — с безразличием пожал плечами Юки.

— Вот те раз! — ахнул Мартин, в возмущении всплеснув руками. — А ничего, что это твоя фирма и ты должен представлять ее на такого рода мероприятиях?

— Вот именно, это моя фирма, и я имею право никуда не идти, если не хочу.

С этими словами Юки рухнул локтями на стол и расплылся по нему усталой, потерявшей всякий интерес к жизни амебой. Мартин стиснул зубы и сделал над собой нечеловеческое усилие, чтобы не вцепиться ему в горло и не начать душить. В какой-то момент ему показалось, что Юки просто приспичило поиздеваться над ним, чтобы привлечь внимание, чтобы Мартин схватил его за шиворот и силком поволок в конференц-зал, как в старые добрые времена. И будь тот прежним Мартином, беспринципной тварью, охочей до жизни на широкую ногу и способной разворотить целую галактику ради заветной цели, он бы так и сделал. Однако в последнее время Мартин не походил на себя самое, поэтому повел себя так, как ему было совершенно несвойственно.

— Отлично! — крикнул он, вскинув руки в стороны. — Валяйся здесь, сколько влезет! Мы и без тебя справимся!

Схватил папку с документами и порывисто покинул кабинет. Только чуть-чуть отросшие, свежевымытые волосы цвета вороного крыла с легкой серебристой проседью невесомо шелохнулись налету, и где-то в воздухе испуганно метнулся едва уловимый сладкий запах ванильного масла, которым он пользовался вместо одеколона, чтобы перебивать нервный голод и тягу к сладкому.

— А ведь когда-то у тебя были длинные волосы, до самой задницы, — вздохнул Юки, тоскливо глядя на захлопнувшуюся дверь. — Благо хоть, задница такая же. Персик, а не задница.

Он уснул за столом, даже не успев предаться воспоминаниям, которыми так дорожил. Примерно через час его разбудили бурные аплодисменты, грохнувшие за дверью, и триумфальный возглас Мартина:

— Лягушатники у нас в кармане! Аи-тян, — обратился он к одной из секретарш, которую приняли на работу совсем недавно, — забронируй-ка мне билет на ближайший самолет до Парижу! Бери только бизнес-класс, дорогуша, не перепутай! Не для того я свою молодость в «Глории» угрохал, чтобы экономом летать!

— Хорошо, Харетересу-сан, — угодливо хихикнула та и застучала ухоженными пальчиками по клавиатуре, спеша исполнить поручение: топ-менеджера «Глории» опасно заставлять ждать, за неисполнительность он наказывает строго. Одна история с предыдущей переводчицей чего стоит!

Сопя в столешницу, Юки спросонья подумал, что сейчас Мартин по своему обыкновению ворвется в кабинет и радостно заорет на весь Токио: «Дружище, я еду в Париж! Здорово, правда?» Однако его дальнейшее поведение послужило очередным доказательством того, что в последнее время с ним творится какая-то чертовщина.

— Картавые согласились подписать с нами контракт, — паскудно усмехнулся Мартин, зыркнув на Юки таким нехорошим взглядом, что тот на секунду почувствовал себя последним ничтожеством. — А вот отсутствия генерального директора никто даже и не заметил…

— К чему ты клонишь? — хмурясь, спросил Юки в лоб. Неужто вот оно, пришло? Его же предупреждали, что опасно делать бизнес с друзьями, женами и родственниками, — деньги и власть способны испортить даже самые крепкие и теплые отношения!

— К тому, что, может быть, от него действительно не так уж и много толку, раз всем наплевать, присутствует он на важной встрече или нет.

— Не понял. Ты мою должность хочешь занять, или что?

Мартин презрительно фыркнул.

— Вот еще! Мое призвание — вешать людям лапшу на уши, а вот тебя с легкостью заменит какой-нибудь подающий надежды инженер.

— Так, значит! — вспыхнул Юки. Аж со стула подскочил, словно ужаленный. — А не хочешь ли ты унести к черту свою тощую задницу и такие же тощие угрозы? Не забывай, что ты всего лишь совладелец «Глории», и это я, если посчитаю нужным, могу турнуть тебя отсюда с чисто символической денежной компенсацией, как надоевшую женушку!

Мартин лишь хладнокровно усмехнулся.

— Ты этого не сделаешь, потому что во славу «Глории» я вкалываю, как проклятый, — парировал он. — А вот тебе бы пора задуматься, сколько пользы ты ей приносишь и приносишь ли вообще. Так что все вышесказанное было не угрозой, а всего лишь дружеским советом.

Тут уж Юки совсем слетел с катушек и с воплем: «Да пошел ты, дружище!» — выкинул в сторону Мартина оба средних пальца. Тот снова усмехнулся со своим стервозным выражением лица (будто он король мира, а Юки — мартышка из зоопарка!), криво повел красивыми острыми плечами и с достойным молчанием унес прочь свою еще более красивую задницу.

— Да какого черта?.. — заскулил Юки, вцепившись в слипшиеся после вчерашней укладки волосы. Все в Мартине оставалось прежним: и черты лица, и осанка, и ужимки, и даже бескостный язык. Только сам он прежним Мартином уже не был. — Вот как, значит! — разозлился генеральный директор «Глории», сокрушенно навалившись над столом. — Наш Марти зазнался. Возомнил о себе. Решил, что он тут самый работящий. Назвал меня великовозрастным дитем! Да вспомнил бы, кто он такой! Кто придумал «Глорию»? Я! А он что сделал? Всего лишь вложил в нее все свои деньги, купил помещение и со всеми договорился!.. Ну, все! — рыкнул Юки, саданув кулаком по столу. Даже хлипкая конструкция из кубиков Лего рассыпалась… — Посмотрим, как ты запоешь…

Впервые за долгое время он был настроен не по-детски серьезно.

Одержавший поражение

Вылет в Париж состоялся тем же вечером — слава международной бизнес-визе, Рейджи, которая за десять минут собрала чемодан (благо, Курт с утра уехал с друзьями на озеро топить не умеющего плавать Акуму, иначе бы ор стоял выше гор!) и токийским тучам, которые к назначенному часу успели рассосаться! Словом, ничто не мешало Мартину спокойно улететь в Париж и подписать там один из самых важных в истории «Глории» контрактов. Однако комфортабельное кресло в салоне бизнес-класса казалось ему неотесанной табуреткой с выпирающими гвоздями, услужливые стюардессы напоминали непотребных девок, а на душе скреблись кошки.

— Нехорошо с Юки получилось… — наконец, вздохнул Мартин, напряженно глядя на лениво плывущий пейзаж в иллюминатор выезжающего на разгонную полосу самолета. — Давно он меня так не выбешивал…

Пока не приступили к взлету, он решил ему позвонить. Просто отчитаться, что благополучно сел на свое место, вылет не задержали, скоро он вернется и бла-бла-бла… Все-таки на эти временные приступы идиотизма следовало закрывать глаза, ведь Юки и так по жизни очень сильно досталось — судьба с разгону столкнула их с Мартином атомы и электроны лоб в лоб, образовав такую химическую реакцию, которая даже создателю самого разрушительного на планете оружия в кошмарном сне не снилась.

«Как глупо! — думал Мартин, судорожно включая смартфон, который уже прилежно успел отключить согласно инструкциям безопасности во время полета. — Поругаться на пустом месте!»

Извиняться он, конечно, не собирался, потому что Юки тоже хорош — устроить сцену перед таким важным для компании событием! Просто услышать его родной пропитый голос — уже хоть какая-то гарантия, что он не дуется… Наконец, на ярком дисплее засветился логотип «Глории» и поприветствовал хозяина новомодной фирменной цацки всеми цветами радуги. Мартин нетерпеливо полез в список контактов. И с ужасом обнаружил, что он пуст! Почти как голова его племянника… Посчитав, что процессор гаджета еще не загрузился, Мартин попробовал обновить список контактов, но тот по-прежнему оставался чистым и нетронутым, как девственные снега на вершине горы Фудзи. Покопавшись в меню, топ-менеджер «Глории» окончательно пришел к выводу, что кто-то из команды инженеришек Юки очень некстати встроил в новые смартфоны функцию автоматического возврата к заводским настройкам.

— Хоть бы предварительное предупреждение сделали, что ли! — рыкнул он, ясно отдавая себе отчет в том, что без своего смартфона он все равно, что без рук, ног и правого полушария. — Вернусь — скормлю покемонам!

Самолет начал разгоняться.

Потерпевший победу

Сказать, что Курт разозлился, как сто индейцев, когда по возвращении с озера узнал, что Мартин без предупреждения улетел во Францию, — ничего не сказать. Сейчас у него были летние японские каникулы, которых он, непривыкший учиться в жаркий июль, дожидался с ревом. Только от столь радостного события не было никакого толку. Если во время учебы Курт допоздна был в университете и возвращался домой незадолго до прихода Мартина, то теперь он торчал дома целыми днями в томительном ожидании, которое каждый раз заканчивалось сухим немногословным разговором, а то и вовсе ненавистной ему фразой: «Мне нужно написать письмо. Не отвлекай, пожалуйста». Последние два месяца Мартин не на жизнь, а на смерть бился с какими-то французами (с ума сойти, он шарил во французском!). Курт понимал, что это по работе, поэтому сильно не докучал, однако обиду затаил и с каждым днем становился все несговорчивее и мрачнее.

В тот вечер, когда Мартин без предупреждения улетел в Париж, Курт был уверен, что его бросили абсолютно все. Даже Юки. Сердито орудуя на просторах видео-стрелялки, он краем уха зацепил ускользнувшую было мысль о том, что его ужасная няня как-то не торопится испортить очередные несколько дней его жизни, пока Мартин летает по своим командировкам. Сначала Курт твердо решил, что оно и к лучшему. Однако уже через десять минут нервно названивал Юки на мобильный телефон.

— Мартин во Франции, — нетерпеливо заорал он в трубку, когда после долгих гудков услышал хриплый голос Юки, — Рейджи ушла домой, я в квартире один, за дверью стоят Годзилла, Гитлер, Джек-Потрошитель, Чикатило, Джиперс Криперс, все хотят меня сожрать, расчленить и изнасиловать, а тебя где-то носит!

— Ой, сахарок, я совсем про тебя забыл… — еле как вымучил Юки. — Подожди, маленький, я сейчас приеду.

Курт озадаченно замолчал, ловя себя на мысли, что голос Юки ему не нравится.

— Ты что, болеешь? — поинтересовался он обеспокоенно.

— Нет, сахарок. Ладно, отключайся, я пойду собираться.

— Да ты не приезжай, если тебе плохо! Полежи лучше!

— Все в порядке. Я скоро буду.

Курт пожал плечами и со словами: «Ладно, жду», — отключился. Вернувшись к игровой приставке в надежде скоротать время ожидания, спустя два часа он снова поймал себя на мысли, что Юки как не было, так и нет.

— Наверное, он все-таки заболел, — сказал Курт сам себе, на секунду зависнув над джойстиком. — А что, если ему там прям очень-очень плохо? — снова подумал он десять минут спустя. — Жена же с ним, вроде, не живет. Даже таблетку подать некому…

Обмозговав ситуацию еще немного, Курт твердо решил, что сам должен отправиться домой к своему заклятому врагу. Где тот живет, он знал: Мартин однажды заехал к нему по пути, когда повез Курта в стоматологию в районе Синдзюку. Номер квартиры, однако, по-прежнему оставался неизвестным, но это не беда: японцы, как правило, черным по белому помечают свои логова на домофоне. Да и когда Курт отыскал в плаще Мартина ключи с четко прописанным на брелке адресом Юки, все проблемы отпали сами собой, осталось только отправиться в путь.

Как выяснилось часом позже, опасения Курта были очень даже обоснованными: открыв дверь квартиры, он попал в густое облако зловонного едкого дыма, почти такого же, как в романе Стивена Кинга, только с генеральным директором «Глории» вместо кровожадных тварей из другого измерения. Впрочем, хрен редьки не слаще…

— Святые ящеры! Снежок (*Юки по-японски означает «снег»), ты живой? — заорал Курт, не на шутку перепугавшись. Повинуясь законам своей убийственной логики, первым делом он распахнул настежь все окна, а потом уже принялся искать очаг возгорания. За этим занятием посреди гостиной как раз и обнаружился еле живой ввиду дикого опьянения Юки, нависший над дымящейся кастрюлей.

— Сахарок! — плавно покачиваясь, тот вышел из состояния глубокого транса. — Сахарок, я опять про тебя забыл! Все, я сейчас же собираюсь!

— Какой собираться, если я уже здесь?! — хлюпнул Курт, чуть не плача от потрясения. — Что ты, мать твою, устроил?!

— Ритуальные пляски вокруг ежедневника Марти, — еле как вывернул пьяным языком Юки и кухонными щипцами достал из кастрюли тлеющие останки бывшего органайзера топ-менеджера «Глории».

Курт, молча утирая слезы, отобрал кастрюлю со всем ее содержимым и запихнул под струю холодной воды, чтобы сбить столбы дыма. По ходу он обратил внимание на то, что квартира Юки какая-то вся ненормально белая и в ней очень мало мебели.

— Если бы я не пришел, ты бы тут угорел, алкоголик тупой! — сказал он, вернувшись и относительно успокоившись.

— Мне все равно недолго осталось, сахарок. Дня три, не больше, — вздохнул Юки и жадно припал к бутылке.

— В смысле? — нахмурился тот и осторожно отобрал у него сей увеселительный эликсир. Неужели у него обнаружили спидорак, марсианский сифилис или еще какую-нибудь ужасную неизлечимую болезнь?!

— Через три дня Марти вернется из Парижа и выпустит мне кишки…

— За что? — цыкнул Курт, уже успев разочароваться.

И тут Юки понесло.

— За то, что я просто хотел вырвать его из лап «Глории»! Ты видишь, что с ним происходит?! Он превращается в помешанного на карьере старпёра! За последние четыре года он не взял ни одного выходного! Понятно, что когда ты в борстале был, он вкалывал, как не в себя, чтобы забрать тебя оттуда, ну а теперь-то что? Ты здесь, у тебя все есть, ему самому бабла на сто лет вперед хватит, все беды позади, бежать больше не от чего, живи да радуйся, в чем проблема-то?! На кой черт продолжать спать по четыре часа в сутки ради какой-то паршивой парочки миллиардов?!

Курт закатил глаза. С одной стороны, названная сумма прозвучала слишком внушительно, чтобы окрестить ее «паршивой», а с другой, мир серьезных взрослых людей оставался той областью, в которой он ориентировался хуже всего.

— Ну да, он какой-то дерганный стал, — наконец, ответил Курт, пожав плечами, и принялся соскребать с пола гостиной совсем раскисшего Юки. — Тебе бы тоже поспать не помешало.

Пока он шуршал мусорным пакетом и звенел пустыми бутылками, несчастный генеральный директор «Глории» пьяно и самозабвенно рыдал в подушку.

— Вот так, сахарок. Всю жизнь мечтаешь о всякой ерунде. Об учебе в Гарварде. О маленьком домике с гортензиями где-нибудь в штате Нью-Джерси или Мэн («Кого-то это мне напоминает…» — между делом покосился на него Курт). О деньгах, славе, об успехе. Получаешь это все, а толку-то? Лучший друг грозится турнуть тебя из твоей же компании, его племянник тебя ненавидит, жена сука, даже родителям наплевать, что тебя вот-вот убьют. «Без внуков даже на пороге не появляйся!» — и хоть ты лопни! А ведь тебе всего тридцать пять, ты даже на Фудзияму не лазил, у тебя еще вся жизнь впереди!

Тем временем племянник его лучшего друга уже закончил сбор опустошенных спиртных трофеев и принес Юки стакан воды — конечно же, из жгучей ненависти.

— У тебя есть родители? — спросил Курт слегка удивленно. Действительно, за все полгода своего знакомства с Юки он был наслышан только о его работе — и почти ни слова о его прошлом или личной жизни. Знал только, что он женат на Сакуре Кирияме, их с Мартином семейном психотерапевте, но почему-то все равно живет один.

— Ну, не из воздуха же я появился, сахарок, — вздохнул Юки, перевернувшись на спину.

— А где они? — оживленно спросил Курт, склонив голову набок, как любопытный голубь, выжидающий зернышек.

Юки не мог не улыбнуться, с грустью осознавая, что этот птичий интерес вызван исключительно тем, что сам Курт лишился родителей довольно рано.

— В деревне на острове Сикоку. Она такая маленькая, что ее даже нет на карте. Наша семья уже несколько поколений владеет клубничной плантацией. Папа с мамой выращивают клубнику, собирают ее и продают, а она потом попадает во все супермаркеты Японии.

— Охренеть! — вскричал Курт восторженно и быстренько плюхнулся рядом с ним на кровать. — И тебе, наверное, можно есть ее, сколько хочешь?

— Именно, — засмеялся Юки, невзирая на тяжесть в помаленьку трезвеющей голове. — А сейчас как раз второй сезон урожая. Клубника более крупная, чем в первом.

— Прикольно! Ты определенно должен съездить к родителям!

— Говоришь прям, как твой дядюшка. Сказали же, без детей не пустят.

— У тебя и дети есть?!

— В том-то и дело, что нет. Мои родители не знают, что я женат фиктивно.

— Как-как?

— Фиктивно. Это когда люди делают вид, что женаты, а на самом деле хотят друг друга поубивать.

— Но зачем тогда они делают вид, что женаты?

— По разным причинам, сахарок. Мне вот, например, надо было, чтобы от меня родители отвязались. Да и престижу «Глории» это пошло на пользу. Дело в том, что моя жена происходит из древнего дворянского рода, и когда людишки начали трещать, мол: «Дочка уважаемого самурая замужем за генеральным директором «Глории», — это было очень круто! А ей брак нужен был, чтобы в Америку попасть. Молоденьких женщин туда не всегда пускают. Боятся, что они выскочат замуж за какого-нибудь ковбоя и останутся там навсегда, а американцам, знаешь ли, своих дур хватает.

Курт ткнул пальцем Юки в живот, поближе к причинному месту.

— Ну, раз вы все равно женаты, то и уродца заделайте, пригодится когда-нибудь, — сказал он. — Ради клубники-то…

— Я? С этой гадиной? — Юки, как никогда, почувствовал, что он в стельку пьян и его сейчас стошнит. — Да я быстрее пить брошу и сдохну от дефицита питательных веществ!

Услышав эти слова, Курт смутно припомнил благополучно пропущенные мимо ушей домашние разговоры о том, что у Юки с женой какие-то нелады.

— Почему вы друг друга ненавидите? — решил поинтересоваться он.

— Долгая история, — с печальным вздохом отмахнулся Юки, затем поманил к себе Курта и трогательно устроил голову на его худых коленях. — Не хочу тратить на нее последние часы моей жизни.

Тот ласково вплел пальцы в его грязные волосы и попытался успокоить:

— Да ладно тебе! Я уверен, Мартин не будет тебя убивать.

— Нет, сахарок, ты не понимаешь, насколько все серьезно. Я такое натворил… А Марти в гневе просто страшен. Ты даже представить себе не можешь, каким жестоким бывает твой дядюшка. То, что он сделал с предыдущей переводчицей… Нет, мне всяко разно нужно где-нибудь спрятаться на недельку-другую.

— А что он сделал с предыдущей переводчицей? — навострил уши Курт.

Юки снова оставил его вопрос без ответа и, издав горестный стон, пробурчал ему в колени:

— Был бы ты помладше, сахарок… Было бы тебе лет хотя бы тринадцать-четырнадцать… Мы бы с женой сказали, что выродили тебя в Америке, пока еще женаты не были, и скрывали все это время, боясь гнева родителей…

— А ничего, что я слегонца не японец и, даже если бы мне было тринадцать, я бы все равно не походил на вашего сына?

— А с чего ты должен быть японцем, если родился в Америке?

Курт пожал плечами, догоняя логику Юки, и молча продолжил чесать пальцами его слипшиеся пряди жестких подкрученных волос, тоже уже начавших потихоньку седеть. Жалко его было, обидно за него. И вдруг Курта осенило!

— Слушай, а я знаю, кто может тебе помочь! — торжественно объявил он и, по-детски неловко приподняв зад вместе с головой Юки, вытянул из кармана телефон. — Эй, Акума! Хочешь клубники пожрать?.. — возбужденно заорал он в трубку десять секунд спустя.

Шоколад и сломанный чайник

Когда все было решено и обговорено, мгновенно протрезвевший Юки и опьяненный своей находчивостью Курт обмыли свой грандиозный план чашкой чая и улеглись спать. За неимением поблизости Мартина Курт по-детски счастливо и безмятежно засопел на груди Юки, а тот, взволнованный, долго не мог уснуть и все глядел на него, бледного и дикого, безумно похожего на Мартина в юности. Даже дядина смекалка и склонность к авантюрам, как оказалось, были отнюдь не чужды его бестолковой голове, и этот факт придавал им обоим еще большее сходство. На узком подбородке вальяжно растаяло несколько крошек шоколада: Юки распотрошил свои старые и скудные запасы сладостей, чтобы Курту было, чем закусывать чай. С ума сойти, он так отвык от гостей, что даже ребенка покормить было нечем!

Аккуратно собрав шоколад подушечкой большого пальца, Юки облизнул его и внезапно понял, что все началось с клятого шоколада! Или с поломанного чайника? Или с того момента, когда он вложил в ладонь Мартина свою долю на его покупку? Хотя, скорее, все-таки с шоколада. Хотя какая разница, если Юки всегда казалось, что все началось еще задолго до зарождения вселенной?..

…Первые несколько недель обучения в Гарварде Юки был особенно старательным, поэтому в очередной раз вернулся из библиотеки очень поздно. Мартин уже был в комнате. Валялся на кровати прямо в своих пыльных кедах, курил и что-то читал под тихий аккомпанемент местной рок-волны. К тому времени они еще не подружились, но уже друг к другу привыкли. Юки перестал с опаской наблюдать за своим эффектным соседом, лишь изредка исподтишка засматривался, как тот белой тонкой рукой стряхивает с футболки неосторожно упавший пепел или распутывает волосы. Волосы у него были действительно классные! Черные, густые, блестящие и длинные, до поясницы. Все гейши мира бы обзавидовались! А Мартину, в свою очередь, было достаточно того, что прилежный, правильный и аккуратный Юки не имел ему мозги и не совал нос не в свое дело, как это обычно любят делать прилежные, правильные и аккуратные детишки.

Обычно Мартин приветствовал Юки кивком и коротким «оу, привет», но сегодня прямо-таки соскочил с кровати, неосторожно стянув зацепившийся за пуговицу джинсов плед. Отшвырнув книгу в произвольном направлении, он в отчаянии заломил перед Юки руки.

— Только не сходи с ума! Я сломал чайник!

Электрическим чайником они обзавелись еще в начале первой недели совместного проживания. Один литрами глотал растворимый кофе, второй — зеленый чай, поэтому обоим кипяток был необходим, как воздух. Вообще-то, держать бытовые приборы в комнатах было запрещено, ибо существовала общая кухня с таким же общим чайником, который наперебой разогревали на газовой плите, а еще через дорогу был кафетерий, где за полбакса за чашку можно было гонять чаи и кофеи вплоть до полного разорения. Мартину не стоило никаких трудов уговорить пугливого и покорного Юки на собственный чайник, а в качестве гарантий его безопасности было условлено подключать прибор к розетке со стороны койки Мартина, чтобы в случае чего все шишки посыпались на настоящего виновника безобразий, а не на робкого япошку, который, казалось, боится собственной тени.

— Завтра же я отнесу его в ремонт и починю за свой счет, — оправдывался Мартин перед соседом. — Только одолжи немного бабла, я потом отдам, честно!

Юки смущенно спрятал глаза и тихо ответил:

— Я буду посмотрю. Может, смогу исправлю.

По первости на английском он говорил кривовато, а акцент у него был просто жуть! Это тоже было одной из причин, почему Мартин старался лишний раз с ним не разговаривать: временами Юки было невозможно понять, а во всех остальных случаях его речь просто-напросто резала педантичное английское ухо.

Через минуту ковыряния отверткой в подножке чайника Юки произнес что-то триумфальное на своем языке, а за этим последовало такое родное и долгожданное шипение нагревающейся воды.

— Контакт сломался, — не зная выражения «контакт отошел», смущенно объяснился Юки перед охреневшим в хорошем смысле этого слова Мартином.

— Круто! — восхищенно взвыл тот, вцепившись белыми пальцами в свои роскошные волосы. — Ты, получается, все, что угодно, можешь починить?

— Да, — ответил Юки, и это была чистая правда: в плане всяких починок он был настоящим мастером. И совсем скоро сумел починить даже поломанную жизнь Мартина.

Короче, робко поулыбавшись и по привычке сто раз раскланявшись, Юки пошел за свой письменный стол заниматься — как будто за день ему учебы не хватило! Однако Мартин не дал ему самозабвенно предаться столь полезному занятию. Он внезапно подкрался откуда-то сбоку, густо овеянный ореолом сигаретного дыма, и положил Юки под руку половину шоколадной плитки. Тот, и без того зашуганный, вспыхнул, тяжело задышал и покрылся краской с ног до головы.

— Что это? — задал он дурацкий вопрос просто из незнания, что сказать и как себя вести.

— Шоколад, — удивился его реакции Мартин. — Расслабься, эта белая хрень — ореховая крошка, а не плесень. Я его только вчера купил.

— Зачем ты даешь мне шоколад? — все никак не мог успокоиться Юки, дико глядя на идеально ровные ряды шоколадных кубиков, таких соблазнительных, однако едва ли не запретных в Японии того времени.

— За чайник. Ну и, честно признаться, у меня зверская аллергия на сахар, поэтому много шоколада мне нельзя. Хотя я сладкое люблю, как скотина.

— Большое спасибо. Но не стоило.

— Ты что, не любишь шоколад?! Ты больной?!

— Нет, я люблю шоколад. Просто мне неловко. В Японии шоколад стоит дорого, и его обычно дарят влюбленные на День святого Валентина…

Тут уж Мартину стало неловко. Он совершенно забыл, что от души затянулся сигаретой, поэтому впервые за долгое время подавился дымом и закашлялся. Юки украдкой засмеялся.

— И какие теперь мои действия? — прохрипел Мартин, когда относительно пришел в себя. — Мне обратно забрать? Это по Конфуцию прилично будет?

— Нет, оставь, спасибо, — захихикал Юки, краснея, как девчонка, которой сделали комплимент. Два здоровых парня, и оба до чертиков смущенные из-за какой-то дурацкой шоколадки с ореховой крошкой! — А причем здесь Конфуций? — спросил Юки, чтобы хоть как-то сгладить это неловкое недоразумение, ведь Мартин не виноват в том, что культуры их стран такие разные.

— Ну, этот ваш философ… — небрежно ответил тот, уже успокоившись.

— Это китайский философ…

Присяжные дамы и господа! Мартин даже понятия не имел, что Япония и Китай — это не одно и то же!

Буквально на следующий день, когда Юки вместе со своим партнером по научному проекту отправился в кафетерий во время большой перемены, туда же завалился и Мартин.

— Эй, я везде тебя ищу! — заорал тот едва ли не с самого порога и, не обращая внимания на осуждающие взгляды беседующей о высоких материях компашки мажоров, стремительно помчался к соседу мимо их вип-столика. — Дай мне ключи, я свои где-то посеял.

Юки, смущенно спрятав глаза, полез в карман. Мартин удовлетворенно заулыбался во все тридцать два и щекотно цапнул ключ с его маленькой смуглой ладошки.

— На вахте потом оставлю, чтобы опять по всей Америке тебя не искать, окей? Я задержусь чуть-чуть. Парни из футбольной команды закатывают вечеринку. Постреляю сигарет и поинтересуюсь, вдруг кому какая услуга за парочку баксов нужна. А ты не хочешь сходить развеяться?

— Нет, мне нужно работать над проектом, — застеснялся Юки еще сильнее.

— Ну лады, не теряй тогда. Кстати, я тебе печеньку на столе оставил, угощайся. Надеюсь, это ни с какими вашими праздниками-обычаями не связано?

— Нет.

— Слава богу. До вечера!

Партнер Юки, всем своим видом олицетворяющий образ типичного ботаника, даже не потрудился дождаться, когда Мартин с концами уберется из кофейни, и начал нетерпеливо дергать соседа.

— Ты что, живешь с ним в одной комнате? — яростно зашептал он, вытаращив глаза в каком-то священном ужасе.

— Да, — несмело кивнул Юки, совсем не понимая, с чего вдруг такая дикая реакция.

— Вот не повезло! Нелегко тебе, наверное?

— Почему?

— Да этот Хартлесс пол-кампуса уже достал! Зараза редкостная! Смотри!..

Мартин, тем временем державший обратный путь мимо тех же вип-столиков, вдруг остановился и обратился к напряженной ввиду его присутствия компашке мажоров:

— Эй, чуваки, я тут одну вещь узнал. Вы не в курсе, но она касается вас напрямую.

— И можно ли узнать, что это за вещь? — ответил один из них, смерив его откровенно презрительным взглядом.

— Да. Вы лохи.

И напоследок показав компании средний палец, Мартин был таков, оставив тех в гробовом молчании и праведном гневе.

— Странный он какой-то, — все тем же испуганным шепотом заключил сосед Юки. — Эти британцы вечно все из себя.

Юки неопределенно пожал плечами.

— Не знаю, — сказал он задумчиво. — Мне кажется, он неплохой.

— Ты не обязан его терпеть, если он тебя достает. Не бойся и просто пожалуйся коменданту. Его выселят. Или тебя переселят к кому-нибудь более адекватному.

— Да не надо никого переселять, нормальный он! — неожиданно для самого себя рявкнул Юки.

Ботаник уставился на него в том же священном ужасе, а после попросил у преподавателя другого напарника для научного проекта.

Первые в жизни бабушка и дедушка

— Так, мелочь! — отрезала Сакура Кирияма, холодно и требовательно глядя на перепуганного Акуму в зеркало заднего вида. — С этого момента ты будешь называть меня «мама».

— Хорошо… — послушно кивнул тот.

— Скажи это!

— Мама…

Удовлетворившись ответом, Сакура ткнула пальчиком в пристроившегося на пассажирском сидении Юки:

— А эта ленивая пьяная скотина, за которую тебе всегда стыдно…

— Папа! — опередил ее Акума.

И новоявленное японское семейство отправилось в путь-дорогу.

Предварительно одобрив план Юки, ненавидящие друг друга супруги во всеуслышание объявили его родителям, что их сын все тринадцать лет прожил в Америке, поэтому, во избежание лишней болтовни с его стороны, по-японски не знает ни слова.

— Йес, йес! — с широкой американской улыбкой закивал Акума, действительно похожий на тринадцатилетнего: такой маленький, худенький, тонконогий, в обрезанных до колен джинсах, кепочке и белых носочках, трогательно выглядывающих из кроссовок, купленных его собственными родителями в детском отделе.

Однако мама Юки, казалось, от услышанного была не в восторге и зарядила единственному сыну полный женского негодования подзатыльник.

— Бросил бедную девочку в чужой стране, с ребенком на руках, а сам сбежал в Токио вместе с этим вульгарным англичанином!

— Не говори напраслину! — ласково угомонил ее папа Юки, исполнившись отцовской солидарности. — Ты сама видела, как он вздыхал, когда возвращался домой на каникулы. Теперь понятно, по кому, — и подмигнул Акуме, отчего тот подавился клубникой.

— Знаем мы, по кому он вздыхал… — шепнула Сакура с ядовитой улыбкой. В отместку Юки больно ее ущипнул, улучив подходящий момент.

Но поскольку к числу беженцев Сакура Кирияма не принадлежала, испив чаю, она засобиралась обратно в Токио. Дела, мол, деловые встречи, на которых ее присутствие строго обязательно. Не то, что у некоторых…

— Иди хоть жену проводи! — получил Юки очередной подзатыльник, на этот раз от папы.

— Сама дорогу знает, не заблудится! — огрызнулся тот и пошел отсыпаться в свою комнату, в которой не бывал уже много-много лет.

Новоиспеченный гражданин Америки японского происхождения Акума Кирияма остался на растерзание своих первых в жизни бабушки и дедушки.

— Ты посмотри на него, это просто наш вылитый Юки! — умилялась мама Юки.

— Какое же свинство со стороны этих авантюристов утаить от нас такого замечательного мальчика! — согласился его папа.

— Верно, Юки и Сакура друг друга стоят. Обоих волнует только карьера и деньги, а собственного ребенка даже родному языку не обучили. А мне так хочется с ним поговорить!

— Что же! — весело заключил папа Юки, потерев друг о друга заскорузлые от тяжелой работы ладони. — Сначала я покажу нашему дорогому внуку плантацию, а завтра рано утром возьму его на рыбалку, там никаких слов не надо!

Акума снова подавился клубникой, которую уже умял в количестве законного килограмма. Не очень-то ему, парню из большого города, улыбалась идея тусоваться в захолустной деревеньке с незнакомыми стариками. Однако ради халявной клубники и не такое делали!

С плантации они вернулись как раз тогда, когда ужин был готов и Юки проспался.

— Папочка, она такая огромная! Там столько клубники! Там такие огромные ягоды! Их там так много! Я никогда столько не видел! — болтаясь на его шее, восторженно вопил Акума на кривом английском. И вообще, у обоих — у внука и у дедушки — был такой вид, будто они здорово поладили.

— Ну, самое время ужинать, — позвала к столу мама. — За Акуму-тяна я спокойна, хоть накушается ребенок ягоды на несколько лет вперед, а вот мой собственный сын наверняка голодный.

Да, Юки хотел есть. Нет, при виде пиалы с горкой риса аппетит у него резко пропал! К счастью, по души его родителей очень вовремя пришли соседи и тем пришлось удалиться, поэтому Юки быстренько выплюнул в мусорное ведро то, что успел взять в рот, а остальное вывалил обратно в кастрюлю. Акума тоже протянул ему свою пиалу, молча прося избавиться от ее содержимого таким же способом.

— Бедняжки, да вы проголодались! — ахнула возвратившаяся «бабушка» и наполнила им пиалы по-новой.

— Как же вы похожи, — умиленно вздохнул отец, глядя на скуксившихся над рисом Акуму и Юки.

…Мартин неловко улыбнулся, сунув Юки под нос кастрюлю со своим кулинарным произведением:

— Сегодня моя очередь готовить, только…

На дне кастрюли вопил о пощаде весь выпаренный и накрепко пригоревший рис. Вчера Юки сделал бутерброды с сыром и угостил ими Мартина, и тот подумал, что сегодня его очередь кормить «семью».

— Спасибо, выглядит очень аппетитно, но я не люблю рис… — вынужден был огорчить его Юки: во-первых, он не в Японии, поэтому имеет полное право забыть о существовании этого злака; во-вторых, в исполнении Мартина он все равно несъедобен!

— Правда? — удивился тот. — Разве в Азии не едят рис?

— Еще как едят. Наверное, именно поэтому меня от него тошнит.

Мартин надулся.

— Блин, я в первый раз соизволил что-то приготовить, а ты это не ешь! Я впервые вижу японца, который не любит рис! Да я вообще японца впервые вижу!

— Ну, зато мы можем подсыпать это кому-нибудь в ботинки на физкультуре, — примиряюще заулыбался Юки. — Я очень ценю твои старания.

Мартин тут же просиял. Юки к тому времени уже нащупал к нему подход.

…Поскольку отчий дом Юки был намного меньше, чем их родовая плантация, «сынишку» положили вместе с ним в его же комнате, подсунув под бок футон (*японский хлопчатобумажный матрац) для гостей. Акума, опьяневший от чистоты деревенского воздуха и сам от себя не ожидавший, что ему здесь так понравится, заснул без задних ног и проснулся глубокой ночью от ощущения того, что кто-то сидит рядом и о чем-то беспокоится.

— Чего не спишь? — спросил он хрипло спросонья.

— Я днем выспался, — вздохнул Юки, печально глядя в яркий дисплей смартфона.

Мартин тоже с тоской глядел в пустой список контактов, пряча телефон под столом, как нерадивый школьник, а переводчик в это время переводил ему всякую лабуду с французского языка. Именно лабуду. Не условия договора, не сроки гарантий, не факторы форс-мажора, а самую настоящую лабуду! Двенадцать часов без любимых и родных голосов все на свете обратили в лабуду. Мартин этого еще не осознавал, но уже начинал чувствовать.

Юки и Акуму одолевают сомнения: они точно не родственники?

Папа Юки, как и обещал, начал свою развлекательную программу рано утром, еще затемно. Акума, всласть выспавшись на умиротворяющем лоне деревенской природы, быстро продрал глаза и начал расталкивать дрыхнувшего с раскрытым ртом «папашу».

— Папочка, вставай, пойдем на рыбалку!

— Вставай, сынок, — помогал ему «дедушка», — а то твой завтрак уплывет.

Юки в знак протеста повернулся на другой бок и с головой укрылся простыней.

— Будьте людьми, дайте нормально поспать! — проворчал он сонно. — Я в Токио всего по шесть часов сплю.

— Ладно, пусть папа поспит, Акума-тян, — с горестным вздохом сдался без боя «дедушка», что Юки тут же насторожило. — Ведь он так много работает в своем Токио. Что наши старческие капризы по сравнению с его важными делами? Когда я был в его возрасте, я тоже не задумывался о том, что мои родители не вечные и у меня, возможно, осталось не так уж и много времени побыть с ними и сказать, как сильно я их люблю…

— Ну ладно, ладно! — вспыхнув, подорвался с футона Юки. — Пойду я на вашу гребаную рыбалку, пойду!

Натощак, стойко вытерпев основательные сборы под чутким руководством заботливой «бабушки», которой, видимо, казалось, что ее дорогие мужчины отправляются не на речку, а на Северный полюс, дружная троица почти что родственников пошла добывать себе завтрак. Вчера во время экскурсии по плантации Акума приметил небольшой пруд недалеко за огородом и посчитал, что удить рыбу они пойдут именно туда. Однако каково же было его удивление, когда «дедушка» и «папа» свернули в противоположную сторону, где за полем в надвигающемся рассвете поблескивала широкая река, почти озеро, а на берегу ее за колышек была привязана самая настоящая рыбацкая лодка, в которую они, само собой разумеется, благополучно забрались. Акуме еще никогда не доводилось бывать на весельной лодке, поэтому он весь исскулился, упрашивая «папочку» научить его грести. «Дедушка» был занят подготовкой сетей и, на всякий случай, удочек, чтобы его «внук» познал все прелести рыбалки и получил от своего первого опыта как можно больше удовольствия.

— На удочки у меня времени никогда не было, — с улыбкой бормотал себе под нос папа Юки. — Сыну через два часа вставать в школу, а матери еще надо успеть этот улов приготовить. Покидаешь сети, поймаешь рыбки две-три и бегом домой. Когда Юки уехал в Америку, я и рыбачить почти перестал. Мы ведь с матерью речную рыбу не едим, нам и по тушке селедки достаточно.

Юки и Акума одновременно скривились от отвращения. Так уж получилось, что оба не любили сельдь. Да что там говорить, они оба и тофу ненавидели, и мисо-пасту, и осьминогов, и листовую капусту, и маринованные сливы!

— Как вы похожи! — снова заумилялся «дедушка». — Бьюсь об заклад, Акума-тян в детстве так же боялся включенного пылесоса, как и его папа.

Акума незаметно захихикал в воротник, а Юки надуто огрызнулся:

— Да до сих пор боится…

На самом деле, услышав отцовские разговоры с самим собой, он не на шутку расчувствовался. Никогда не думал, что папа уходит рано утром на рыбалку только ради него…

Рассвело, а им удалось поймать целых пять рыбин. Акума чуть не испортил всю их с Юки авантюру, от счастья едва не заорав японский гимн, ведь он ни разу еще не был на рыбалке и ни разу не ловил рыбу собственными руками. Напросившись нести корзину с уловом, домой к своим приемным бабушке и дедушке он возвращался с видом добытчика и вожака стаи. Еще и мама Юки придала его настроению куражу, встретив мужчин, как настоящих героев и единственных своих кормильцев.

— Ну, теперь умывайтесь, — мягко скомандовала она, — а после завтрака мы все вместе пойдем собирать ягоду. Сегодня приедет господин Томоки, он заказал аж двадцать килограммов.

— Нет, нет, нет, за что? — скулил Юки, чувствуя, как возвращается в детство, в котором по горло насытился и клубникой, и ее сборами. В довершении ко всему, мама снова поставила перед ним пиалу с большой горкой риса.

А вот доброе расположение духа Акумы, казалось, ничто уже не могло испортить. В такой он впал восторг, когда умылся из деревенской ручной мойки с пипкой — такой конструкции он еще ни разу в жизни не видел! А по клубничному полю он вообще носился, как электровеник! Ни за что бы не подумал, что собирать клубнику гораздо интереснее, чем есть ее! Казалось бы, только что у тебя была совершенно пустая корзинка, и вот, через десять минут она полна крупной и спелой ягоды, аппетитно переливающейся в лучах утреннего солнца. И это при том, что каждую третью он отправлял прямиком себе в рот!

Однако на этом клубничные чудеса не закончились. Через какое-то время к Акуме подошел «дедушка» и научил его пасынкованию.

— Вот эти стебельки с новыми корешками нужно обязательно удалять, — объяснял он суть этой садоводческой премудрости. — Их очень жалко, но если этого не делать, кустик разрастется. На нем будут одни листья, а вот ягодок совсем не будет.

И Акума скрупулезно принялся изучать каждый кустик в поисках этих зловредных стебельков с новыми корешками. А потом «бабушка» с ветерком прокатила его на своем мини-тракторе для распыления питательного физраствора, которым управляла уверенно и проворно.

К обеду он так умаялся и проголодался, что «папочке» скрепя сердце пришлось пожертвовать своей кровинушке всю порцию гёдза.

— Не жадничай, Юки! — упрекнул его отец. — Твой сын растет, ему нужно много кушать, — и сам отдал Юки свою.

После поля Акума рылся в старых хохоряшках Юки до самого ужина — интересно же, чем генеральный директор «Глории» страдал в детстве! Пружинка-радуга, мячик на резиночке, многочисленные конструкторы, тетрис, водяные колечки, роботы, мозаики с Астробоем, комиксы, тетради с двойками и куча других детских сокровищ…

— Видишь, я ни одной твоей игрушки не раздарила! — сказала мама Юки с гордостью. — Я, конечно, даю ими поиграть, когда приходят гости и детьми, но когда они начинают клянчить подарить, строго отвечаю — это игрушки моего сына, он будет плакать, если я их отдам. Как они потом ревут! Знали бы они, сколько моему сыну лет…

— Так им и надо, не фиг слюни на мои игрушки пускать! — горячо возразил Юки.

— Папочка, а это что такое? — вдруг одернул его Акума, вертя в руках маленькое пластмассовое яичко с дисплеем и резиновыми кнопочками.

— У тебя что, никогда не было тамагочи?! — обалдел тот.

— Нет. А что это?

— Бедный ребенок! А я еще думал, что это у нас детство было неинтересное!

И пока Юки учил своего сына играть в культовую когда-то игру, он невольно вспомнил вдруг задрожавшее лицо Мартина, его заслезившиеся черные глаза и поджатые от подкатывающих рыданий бледные губы, когда, вернувшись с их первых зимних каникул, он протянул ему две маленькие коробочки с подарками из Японии. Поздравил с прошедшим Рождеством, Новым годом, Днем рождения и добавил:

— А это твоему племяшке, ты ведь так его любишь…

Жизнь в детдоме слегка отучила Мартина и его старшего брата от подарков, поэтому несчастная книжная закладка с японским орнаментом и дешевенькая электронная игрушка для племянника были восприняты им, как кусок свежего сыра, чудом перепавший человеку, который голодал много-много дней. А куда Курт дел тот тамагочи, одним только звездам известно…

Во время незамысловатого деревенского ужина, за которым Акума сделал открытие, что творог с давленой клубникой и сахаром нисколько не уступает его любимым шоколадным творожкам, папа Юки галантно кашлянул и робко, словно нехотя, протянул сыну пачку сигарет.

— Из твоей куртки случайно выпало, когда я искал свои рабочие штаны, — сказал он немного виновато.

— Юки! — вскричала мама с укоризной.

Юки залился краской и выхватил из рук отца этот компромат.

— Случайно?! — вспылил он, тяжело задышав через ноздри, как пойманный с поличным подросток. — Я карманы своих курток всегда наглухо застегиваю, как она могла выпасть оттуда случайно?!

— Я случайно расстегнул… — покаялся папа.

— Отец, как не стыдно! — решила вступиться за Юки мама. — Наш сын вырос, мы должны прекратить проверять его карманы! И он уже достаточно взрослый, чтобы самому решать, убивать себя никотином или нет!

Акума, наблюдая за этой сценой и изо всех сил стараясь играть роль ничего не понимающего сынишки из Америки, активно набивал щеки творогом, чтобы не покатиться со смеху. С ума сойти! Юки тридцать пять, а его родители секут за ним не меньше, чем за несовершеннолетним Акумой!

— Я не курю! У меня горло от дыма болит! — вдруг панически вскричал Юки, красный до кончиков ушей. — Это его! — и ткнул пальцем в хомячью щеку Акумы. — Я отобрал, когда увидел, как он за гаражами курит!

Акума сделал над собой нечеловеческие усилия, чтобы творог не полез обратно в тарелку. «Бабушка» и «дедушка» сокрушенно похватались за головы, горестно глядя на своего маленького, однако уже такого испорченного «внука».

— Бедный мальчик! Родители, видно, совсем тобой не занимаются, раз ты пристрастился к такому вредному занятию.

Акума, мастерски сделав вид, что якобы не понял сказанного, но бесконечно рад тому, что «бабушка» и «дедушка» с ним разговаривают, улыбнулся набитым ртом и яростно закивал. При виде этой комичной хорошенькой рожи Юки, решивший, что лучше уж быть нерадивым родителем, чем непослушным сыном, не мог не вспомнить тот дурацкий случай, когда они с Мартином, все еще друг другу далекие, болтались под уличной доской объявлений и обсуждали, куда прятать единственный сохранившийся ключ от комнаты. К ним подошел какой-то профессор, старый, как сам Гарвард, подслеповатый. А поскольку Мартин стоял к нему спиной, являя взору роскошные длинные волосы, он не стал вдаваться в дальнейшие подробности его половой принадлежности и брякнул надтреснутым старческим голосом:

— Мисс, а Вы случайно не видели профессора Сент-Джонса?

Речь шла о преподавателе философии. Мартин закатил глаза и тяжко вздохнул, всем своим видом олицетворяя мировое терпение, а потом спокойно ответил:

— Кажется, после лекции он направился в преподавательскую.

— Спасибо, дорогая. Мой тебе совет — бросай курить, а то такая красивая девушка, а голос, как у парня!

Юки, смущенный и одновременно позабавленный всей этой нелепой ситуацией, уже приготовился к тому, что его темпераментный сосед по комнате не утерпит, взорвется и начнет орать на весь Гарвард, однако Мартин лишь повысил нотки голоса до относительно девчачьих и смешно пропищал:

— Хорошо, господин профессор.

Юки ловил себя на мысли, что этот человек никогда не перестанет его удивлять.

Бросать курить Мартин, само собой, не собирался, а Юки, в свою очередь, уже оставил попытки подсчитать, сколько сигарет он приканчивает за день. Пусть себе курит. Этот факт перестал его беспокоить ровно с тех пор, когда прошла надуманная озабоченность тем, что в любой момент в комнату может вломиться комендант общежития и вставить ее обитателям по самое не хочу за несоблюдение правил пожарной безопасности и бла-бла-бла. На самом деле, всем было наплевать, что в этой комнате происходит. Через какое-то время Юки сам осмелел настолько, что перенес туда инструменты и теперь до глубокой ночи мог спокойно паять компьютерные микросхемы за чашечкой зеленого чая вместо того, чтобы нервозно отсчитывать минуты до закрытия мастерской, в которой он работал раньше.

Однажды за этим занятием к нему и подкатил заскучавший Мартин.

— Что делаешь? — спросил он, усевшись на свободную часть стола и закурив новую сигарету.

— Не знаю, как это будет по-английски, но по-японски — перепаиваю материнскую плату, — ответил Юки, как обычно, с легкой смущенной улыбкой и не поднимая глаз.

— Прикольно, — хмыкнул Мартин, все равно ни во что не въехав, и, попридержав вездесущие волосы, чуть наклонился, чтобы получше разглядеть эту непонятную темно-зеленую пластину с застывшими металлическими капельками, иголочками, черными кубиками и еще черт знает чем. В технике Мартин был плох, просто очень плох. Компьютерами тоже никогда не интересовался, предпочитая передовым технологиям бесхитростные развлечения обыкновенной уличной шпаны.

Забывшись за своими бессмысленными наблюдениями, он выпустил струю дыма прямо на работу Юки и обратил на это внимание, лишь когда тот начал отмахиваться ладошкой.

— Ой, извини, я не специально! — переполошился Мартин.

— Ничего, мне не мешает, — ответил Юки и машинально, одной рукой упершись в кость его бедра, совсем рядом с ягодицей, второй вытянул из-под его тощей задницы свою тетрадку. И тут до него очень некстати дошло, что он впервые в жизни потрогал чей-то зад! — Мне нравится запах сигарет, — добавил Юки чуть тише, чувствуя, что безбожно краснеет.

— Мне тоже! — живо подхватил Мартин. Святая простота, он даже не заметил, что на что-то уселся, не говоря уже о том, что его только что облапали! — А вкус какой классный! А когда зубы почистишь, дым вообще сладким кажется! Знаешь, как это удобно, когда у тебя аллергия на сладкое?

Юки, все еще в состоянии небольшого шока от своей случайной выходки, неопределенно пожал плечами, а Мартин протянул ему пачку сигарет, которую достал из заднего кармана, предварительно совершив акробатические манипуляции со своей тощей частью тела, не дающей Юки покоя.

— Нет, спасибо, — агрессивно помотал тот головой.

— Почему? — спросил Мартин наивно.

Юки открыл уже было рот, чтобы ответить, и тут понял, что не знает, что именно он должен сказать. «Действительно, почему?» — подумал он. Потому что все вокруг твердили, что это вредно, плохо, некруто, некрасиво… Однако сам он знал людей, которые курили уже много-много лет и это никак не сказывалось на их здоровье. А вшивые эстеты просто никогда не видели Мартина Хартлесса, глубоко и самозабвенно втягивающего дым в свою порочную грудь и выпускающего его через приоткрытые губы, бледные и тонкие, под которыми прятались ровные ряды красивых белых зубов. Тут ни один ценитель прекрасного не устоит!

— Это, конечно, твое дело, я уважаю твой выбор и все такое, — распинался Мартин в то время, пока Юки был погружен в свои мысли. — Просто если тебе нравится, то почему нет?

— Ты прав, давай, — ответил тот так стремительно и неожиданно, что Мартин слегка опешил, а потом, самодовольно лыбясь, проследил, как Юки несмело вытянул сигарету. Помогая ему прикурить, он заботливо попридержал его отросшую челку. Если бы Юки знал, что он так сделает, он бы начал курить с первой же минуты, как они встретились!

У Мартина продолжаются загадочные перебои с техникой

Из Парижа Мартин вернулся намного раньше, чем планировал. С функционирующим наполовину смартфоном командировка казалась ему тоже какой-то половинчатой, поэтому, чтобы не тратить время и нервы, он вылетел в Токио ближайшим рейсом. И первым об этом узнал ни кто иной, как его с Юки секретари: прямо из аэропорта Мартин отправился сразу в офис, даже не удосужившись заехать домой и выложить чемодан.

— С возвращением, Харетересу-сан! — растерянно поприветствовала его наша старая знакомая Аи-тян. — Вы рано, мы ждали Вас только послезавтра…

— Да я вижу, — хмыкнул Мартин, обведя пустые столы нехорошим взглядом: несмотря на то, что рабочий день только начал подходить к концу, многие уже успели смотаться. — Юки, как я понимаю, снова нет на месте? — спросил он, указав пальцем за дверь позади себя.

— Кирияма-сан уже второй день не появляется, — отчиталась Аи-тян слегка испуганно.

— Даже так! — дернул краешком губы Мартин, что убедило ее в полной обоснованности своего страха.

— Как Вы съездили, Харетересу-сан? — осторожно поинтересовалась девушка, надеясь хоть как-то смягчить своего жестокосердого босса.

— Как я съездил? Как я съездил?! — вспыхнул тот. — Лягушатники снова чуть было не заартачились! У меня из телефона пропала вся информация! Шторы в гостинице были мерзкого горчичного цвета, а шампанское в самолете — теплым!

Аи-тян и еще одна секретарша, честно отрабатывающая свой день от звонка до звонка, уставились на него дикими глазами: с каких это пор хищный Харетересу-сан, которого в стенах «Глории» называли не иначе как «змеей» и «акулой», вдруг стал таким истеричным и привередливым?

— Да шучу, я еще не вконец зажрался, — фыркнул он, удостоверившись, что сострил эффектно. — Уломать картавых мне все-таки удалось, и это значит, что впереди нас ждет успех, процветание и еще больше работы. А вот по поводу телефона я не пошутил, и это большой косяк. Мегуми-тян, — обратился он ко второй секретарше, — скажи-ка мне, кто занимался разработкой последней модели? У меня ни с того ни с сего все вернулось к заводским настройкам. Это что, новая функция такая?

Названная подчиненная, которая была привязана к сектору технарей, быстро застучала по клавиатуре.

— Я сейчас найду информацию, которая Вас интересует, Харетересу-сан, — отозвалась она, не отрываясь от работы. — Однако, насколько мне известно, такой функции в новой модели смартфонов не предусматривалось.

— Вот как? — нахмурился Мартин и извлек из кармана свой телефон. — Тогда почему он резко вернулся к заводским настройкам без всякого предупреждения? И с концами стер абсолютно всю информацию, начиная с моего расписания и заканчивая очень важными контактами?

— Не могу знать, Харетересу-сан. Может быть, Ваш экземпляр просто неисправен?..

Мартин почувствовал, что сейчас взорвется. Куда катится этот мир?! Работники его собственной компании подсовывают ему бракованную продукцию!

— Мне плевать, просто пойди и разберись с этим! — швырнув ей телефон, рявкнул он тем самым тоном, который Юки называл: «Ну все, вип-персона вернулась».

Та, в диком ужасе, помня, что этот страшный человек сделал с предыдущей переводчицей, раскланялась и побежала исполнять поручение. Мартин переметнул молнии на вторую секретаршу.

— Аи-тян, что у нас завтра?

— Сейчас! — пискнула та, чуть не плача от страха, и забарабанила по клавиатуре. Она не хотела, чтобы ее постигла та же участь, что и предыдущую переводчицу, нет!

— Ну, что там? — нетерпеливо поторопил ее Мартин, которому казалось, что она роется в его расписании целую вечность.

— Минуточку, Харетересу-сан, — всхлипнула она. — Какая-то ошибка…

— Что еще за ошибка?!

Фурией подлетев к ее компьютеру, Мартин обнаружил на экране красный восклицательный знак.

— Пароль требует… — еле слышно произнесла Аи-тян, уже мысленно попрощавшись со своим рабочим местом.

— Как будто ты пароля не знаешь! 1311.

— Не подходит…

— Как не подходит?!

Рванув на себя клавиатуру, Мартин собственноручно ввел заветные четыре цифры и нажал кнопку «Пуск», однако система, нисколько его не испугавшись, снова бесстрастно показала ему красный восклицательный знак.

— Ничего не понимаю! Что за чертовщина с техникой происходит?!

— Может быть, перед отъездом Вы закрыли свой сетевой блок и изменили к нему пароль?.. — предположила Аи-тян несмело.

— Делать мне больше нечего! Ну-ка, давай через Юки попробуем. 1201.

— Да, я помню пароль Кириямы-сана…

Однако и тот не подошел, и экран продолжал выкидывать восклицательный знак точно такого же цвета, каким от злости наливались глаза Мартина.

— Да что за бред-то?! — вскричал он, едва не грохнув кулаком по монитору. — Неужто тоже к заводским настройкам вернулся?!

— Может быть, Вы все-таки сами поменяли пароль и забыли?..

— Ничего я не менял! Не выставляй меня полоумным, который не помнит, что делал!

Злой на весь свет, Мартин метнулся в их с Юки кабинет, как разъяренная кобра. Что вообще в этой «Глории» творится? Стоит ему отлучиться на пару дней, как обязательно произойдет какая-нибудь катастрофа!

Рабочий стол Юки, само собой разумеется, пустовал и, казалось, был оставлен в панике и спешке. Мартин со злостью швырнул на него документы, которые привез из Парижа и которые генеральный директор «Глории» должен был подписать. А потом надо сделать с них копии и отправить французам… Нужно сказать об этом Аи-тян, пока не забыл… Но как, черт возьми, Юки подпишет эти клятые документы, если он опять ушел в запой и даже на работе не появляется?! На всех парах, поди, бедняжка, в алкомаркет полетел, даже стол свой не прибрал! Важные договора и отчеты оставлены на самом видном месте. Переполненная точилка для карандашей валяется прямо на контракте с партнерами из Швейцарии… Долбанная точилка! Обтерлась уже вся, облезла, от Биг-Бена остались только очертания, которые даже коренной англичанин не узнает. Мартин подарил ее Юки на первом курсе, после зимних каникул, эдакий небольшой милый сувенир из Англии. Заметил просто, что тот активно пользуется карандашами, когда делает чертежи, вот и решил убить двух зайцев — дешево и сердито. Ей, получается, двадцать лет почти, выкинуть бы уже пора, новую купить, а Юки все ею пользуется! Впрочем, подаренную им вместе с тамагочи Курта книжную закладку с красивым японским орнаментом Мартин тоже хранил, хотя вся она уже ободралась и потеряла форму. «Старые сентиментальные ублюдки!» — подумал он и бережно положил точилку на место.

Подойдя к своему столу, он полез в ящик за ежедневником. За время существования «Глории» всякое случалось, поэтому Мартин изо всех сил старался приучить себя не полагаться целиком и полностью на компьютеры. Конечно, жизнь шла стремительно, поток информации не успевал даже усваиваться, не говоря уже о том, чтобы быть зафиксированным на бумаге, однако важные даты, встречи и номера Мартин строго записывал в свои ежедневники, которые заканчивались с такой скоростью, что из них можно было собрать целую национальную библиотеку. Вот и сейчас, открыв, наконец, ящик, он с похолодевшим сердцем обнаружил, что на дне его аккуратно лежит совершенно новенький, только-только купленный ежедневничек с целехонькой корочкой в кожаном переплете и хрустящими белыми страничками без единой надписи.

— Какого хрена?.. — произнес он занемевшими губами вместо того, чтобы обрадоваться обновке. — Где мой ежедневник?!

Перерыв весь стол на несколько раз и не обнаружив искомого, Мартин сокрушенно рухнул на пол, навалился спиной на тумбу, запрокинул голову и устало накрыл ладонью глаза.

— Ну как так-то? — проскулил он, ощущая болезненный комок отчаяния в горле. — Там же расписание, контакты… Куда он делся?..

«Может, Юки взял?..» — слабенько вспыхнула в голове спасительная мысль, и Мартин резко уставился на рабочее место генерального директора «Глории». «Конечно, Юки!» — спустилось на него озарение, сопровождаемое ядовитой злостью, разъедающей внутренности. И пароль поменял Юки! И телефон его почистил тоже Юки! Не по-детски занервничал, наверное, когда допедрил, что натворил, иначе бы не оставил свой стол в таком беспорядке!

— Харетересу-сан… — в кабинет робко заглянула Мегуми-тян, застав Мартина именно в таком состоянии — сидящего на полу, злого, побледневшего, уставившегося на захламленный стол генерального директора «Глории» глазами маньяка-убийцы. — С Вашим телефоном все в порядке… Может быть, Вы сами вернули его к заводским настройкам и не помните?..

Бутерброды с сыром

В ночи, когда Мартин должен был вернуться из командировки, Курт спал крайне чутко, однако поскольку о его нынешнем приезде, ровно как и отъезде, он не имел ни малейшего представления, то в эту ночь проснулся от звуков гвалта, которые доносились из кухни. Отправившись туда в полусонном состоянии и даже не задумываясь о том, что это могут быть опасные японские грабители, ворующие йогурты из холодильников, он застукал там Мартина, который свирепо рылся в ящике для ножей.

— С возвращением, что ли, — надулся Курт, сложив руки на груди. Он был все еще зол на него.

Тот, обернувшись, мысленно чертыхнулся: «Его еще тут не хватало!» — и отмахнулся:

— А, привет. Я ненадолго. Иди спать.

Со взглядом, полным скепсиса и недоумения, Курт наблюдал за тем, как дядя судорожно пересматривает кухонные ножи, а потом останавливает свой выбор на топорике и в решительности захлопывает ящик.

— Что ты, блин, делаешь? — спросил он, наконец.

Вместо четкого ответа Мартин ткнул ему рукояткой под нос и приказал:

— Если придет полиция, скажешь им, что ты спал и не видел меня!

Курт закатил глаза и проследил за тем, как Мартин метнулся на порог.

— Ты это серьезно? — крикнул он ему вдогонку.

— Запаролил базу данных, — ворчал тот себе под нос, дрожащими руками натягивая начищенные до блеска туфли, — уничтожил мое расписание, стащил ежедневник (Курт даже не осмелился уточнить, что он его сжег), еще и тебя одного оставил!

— Он не обязан быть моей нянькой, и я не вконец больной, я сам могу о себе позаботиться!

Мартин опять отмахнулся и рывком открыл дверь в общий холл.

— Прошу тебя, успокойся! — взмолился Курт, бросившись наперерез. — Его там нет!

Мартин резко остановился и поглядел на племянника звериными глазами. Это что, заговор какой-то?.. Почему мелкий в курсе?..

— Что, прости? — уточнил он резко севшим голосом, а то вдруг померещилось.

— Он не в Токио, — ответил Курт решительно.

— Как интересно… И где же он?

— У родителей в деревне.

— ЧЕРТ!!! — Мартин в бешенстве вогнал топорик в тонкую стену. — Хитрая сволочь! Знает же, что я туда не сунусь!

Тихо признав свое полное поражение, он медленно сполз на пол и сокрушенно вплел белые худые пальцы в свои отросшие волосы с легкой проседью. Отскочивший было Курт тоже опустился на колени и начал боязливо к нему подкрадываться.

— Прочь, предатель! — отпихнул его Мартин, когда тот потянулся к нему с лаской.

— Я тебе это припомню! — надулся тот, но дядю не оставил — ясно видел, что он разбит и ему нужна помощь. — У тебя нелады с его родителями? — спросил он, чтобы как-то его отвлечь.

— А как же! — фыркнул Мартин уже спокойнее. — Я же хренов наркоман, который испортил их лапочку сыночка! Это же из-за меня вместо того, чтобы работать фермером на этой богом забытой клубничной плантации, он стал каким-то генеральным директором «Глории»!

Курт неопределенно хихикнул. Забавно, однако. Родители Юки ненавидят Мартина. Хорошо, что предки Гина, Акумы и Кицуне не против того, чтобы они дружили с Куртом. Хотя, с другой стороны, грустно это все. Наверное, и Мартину, и Юки пришлось порядком натерпеться во имя их запретной дружбы.

— Ладно, — горестно вздохнул Мартин, собираясь подняться, — позвоню им, и если его папаша снова бросит трубку, я просто подожгу эту клятую деревню!

— А может, — несмело вцепился в его локоть Курт, — ты, наконец-то, возьмешь парочку выходных, и мы с тобой погуляем или на великах покатаемся?

— Не неси ерунды! — выдернул руку Мартин. — У меня сто по сто завтра какая-нибудь встреча, а я с тобой на великах кататься буду!

— Но ты же обещал! — закричал Курт, скривившись от подкатывающих рыданий. — Ты мне с самого начала говоришь, что возьмешь выходной и потусишь со мной! Полгода уже прошло, а ты ни одного выходного не взял!

— Ты только о себе и можешь думать, да? — вспылил Мартин. — Да я же ради тебя вкалываю, я для тебя деньги зарабатываю!

— Отлично! — всплеснул руками Курт, со слезами ударившись затылком о стену. — Я еще и неблагодарный сученыш теперь! Чертов спиногрыз твоего отбросившего коньки брата, которого теперь надо опекать!

А это был удар ниже пояса…

— Эй, полегче на поворотах! — попросил Мартин строго.

— А знаешь, что? — резко повернулся к нему Курт, горя блестящими от слез злыми глазами. — Если я тебе в тягость, не надо было меня из Манчестера забирать!

— Полегче, сказал!

— А что? Там я уже совершеннолетний. Пошел бы работать на завод, снимал бы хату вместе с Эдгаром, тебе бы не мешал. Я и так до конца был уверен, что ты на меня забил.

— Ну, хватит!

Мартин развел руками и возвел глаза к потолку. Это странное чувство, когда что-то пошло не так… Он любил Курта, черт возьми, очень любил! Ради него «Глорию» раскрутил! Неужто получилось так, что она задушила то, благодаря чему была создана?..

— Тебе действительно так кажется? — спросил Мартин, нахмурившись.

— А что, не так, что ли? — буркнул Курт, отвернувшись и украдкой утирая слезы.

Само собой. В последнее время Мартин даже не пытался скрывать раздражения по поводу того, что племянник требует внимания и тем самым мешает ему работать. Обрадовался, что может уехать в командировку без его недовольных воплей и слезливых прощаний. Когда вернулся в Токио, первым делом побежал в «Глорию», а не к нему. Даже когда разбудил его, то разозлился — вместо того, чтобы обрадоваться и раскрыть ему объятия после разлуки. Будь Мартин на его месте, он бы и сам, наверное, подумал точно так же…

— Нет, вовсе нет, — ответил он, наконец, и крепко потер подушечками пальцев потяжелевшие веки. — Понимаешь, просто когда ты много лет строишь какую-то махину, каждый день подписываешь по два, а то и по три договора… Каждый на несколько миллионов или миллиардов американских долларов… Трясешься за каждую мелочь, которая может испортить рейтинги… Ты становишься совершенно другим человеком… Как бы это сказать…

— Помешанным на карьере старпёром? — подсказал Курт, все еще дуя припухшие от плача губы и вытирая мокрые глаза.

— Пожалуй… — задумчиво пожал плечами Мартин. Такой эпитет ему не очень понравился, но доля правды в нем была. — Это, наверное, как стать родителем… Знаешь… — он аккуратно обнял племянника за костлявое плечо. Тот без труда поддался, хоть и противился поначалу для приличия. — Пока твой папаша не женился, он был мировым чуваком. Не таким балбесом, как я, конечно, но и пай-мальчиком его никто бы не назвал. Пойти купаться в канаве посреди ночи — без проблем. Стащить остатки еды в детдомовской столовке — только в путь. Выкурить полпачки за раз — пожалуйста. Школу прогулять — милое дело. Ухо ржавой булавкой проколоть — базара ноль. А как вы с Кетти появились, его словно подменили. Правильный весь стал, строгий. Туда не лезь, с этими не якшайся, эту отраву не пей, уроки делай, в десять чтоб дома был!

— А меня вообще в восемь загонял, — пожаловался Курт, чувствуя себя еще более обиженным.

— Вот видишь… — вздохнул Мартин, крепче прижав его к себе и нежно погладив по мокрым щекам. Курт тут же обхватил его руками под ребра и ткнулся носом в отворот пиджака. — Поздно уже, пойдем спать, — сказал Мартин немного погодя. — Проспим завтра до обеда, а потом покатаемся на великах.

Курт поднял лицо и недоверчиво на него посмотрел.

— А твоя встреча?

— Благодаря стараниям одной известной личности я не знаю, с кем она будет и будет ли вообще. Но точно знаю, что с самой главной встречи я уже вернулся, а со всем остальным справятся замы. Не зря же мы с Юки берем в команду только самых беспринципных ублюдков.

— Шикарно! — вскричал Курт счастливо.

— Только будильник надо отключить, а то опять заорет в пять утра, и я по привычке подскочу, как долбанутый.

Как оказалось, проблема была не только в будильнике. Где-то к полудню на телефон Мартина раздался звонок с незнакомого номера. Впрочем, до ссоры с Юки он наверняка принадлежал либо главному заместителю, либо Аи-тян, либо верному «Глории» рекламному агенству, однако теперь, когда вся информация была стерта, он был просто незнакомым, требовательным и до жути пугающим. Поэтому Мартин поступил как всякий серьезный взрослый человек — отклонил вызов и вырубил телефон к чертовой матери! После, отборно сматерившись, он уткнулся лицом в подушку и отчаянно заскулил:

— Что же я делаю?.. Там работа кипит, все меня потеряли, а я тут дрыхну, как конь…

Услыхав это, разбуженный Курт, тепло сопевший под боком, забеспокоился. Чего доброго, сейчас еще Мартин передумает и в панике ломанется на работу!

— Вставать будем? — живо встрепенулся он. — А то проспим до вечера. Пока соберемся, прокат закроется.

Мартин, тяжко вздохнув, оторвал от подушки свое заспанное лицо и несмело посмотрел в окно, за которым жизнерадостно светило жаркое августовское солнце.

— На улице светло… — тихо сказал он сам себе. — Я уже не помню, когда в последний раз просыпался, а на улице было светло…

— Ты хотя бы чуть-чуть выспался? — поинтересовался Курт, обняв его со спины.

— Ну, полегче немного стало. Если честно, я бы еще чутка поспал…

— Вечером поспишь, когда вернемся. Давай вставать! Ты пока собирайся, а я чайник поставлю.

Крепко чмокнув дядю куда-то в затылок, Курт с топотом умчался на кухню. А Мартин скептически взглянул на шкаф и с ужасом осознал, что на велосипедную прогулку ему совершенно нечего надеть. Одни только деловые костюмы и шелковые рубашки, чтоб их…

— Рейджи тоже к родителям поехала, — отчитался Курт, когда вернулся в спальню. — Думала, что со мной Юки посидит. Но жратву кое-какую оставила.

— Вот и хорошо, хоть над душой стоять не будет со своим: «Что-то ты, Мартин, совсем ничего не ешь», — ответил Мартин из глубины гардероба. — Смотри, что нашел!

И вытянул из самого дальнего угла свою старую зеленую футболку, выцветшую, сыроватую и пропахшую запахом давно не ношеной вещи.

— Я в ней в Токио приехал, — объяснил он заинтересованному Курту. — Гонял в ней, пока на нормальные шмотки не накопил. А потом выкинуть жалко было, вдруг, думаю, пригодится. Не везде же в рубашках будешь ходить. Как ты думаешь, налезет?

Курт оценивающим взглядом окинул худощавую фигуру своего моложавого дядюшки и удовлетворительно кивнул.

— С чего бы она не должна на тебя налезть? Ты жрешь меньше меня.

— Только Рейджи не включай. Опачки, смотри! — выворачивая футболку на лицевую сторону, Мартин обнаружил на ней очень длинный черный волос, крепкий и жесткий, как проволока. — Остатки роскоши былой…

— Это у тебя такие волосы были?! — восторженно вскричал Курт, аккуратно взяв волос и растянув его в стороны. Он оказался чуть-чуть меньше, чем размах его рук.

— Ниже задницы, — гордо ответствовал Мартин, поправляя натянутую футболку. Действительно, в пору, как и 8 лет назад.

— А что ты с ними сделал?

— Состриг, наверное, как ты думаешь?

— Ты охренел?!

— Мне за них тысячу баксов заплатили! Да и деловому дресс-коду не соответствовало. Типа неопрятно и отпугивает приличных людей. Насчет приличных людей не знаю, но когда Юки увидел меня после стрижки, он заплакал.

Курт пожал плечами, с жалобным видом наматывая несчастный волос на палец. Лучше бы в хвост собирал, вполне бы опрятно смотрелось. Хотя серьезным взрослым людям виднее.

— Долго отращивал? — спросил он.

— Лет с десяти, наверное, в детдоме еще. Просто проснулся однажды, как раз в день стрижки, и подумал — а какого хрена? Кто сказал, что мужикам обязательно надо стричь волосы? Какое право имеет какой-то вшивый законодатель мод, которого я даже не знаю и который сдох сто пятьсот лет назад, распоряжаться моими волосами?

— Ого! Мне еще отращивать и отращивать!

— А ты почему перестал стричься? — вдруг спросил Мартин. С болезненным волнением он вспомнил, как, выведя Курта за ворота борстала, посадил его в автомобиль, и тот испуганно зажался на сидении, занавесившись сильно отросшими гладкими волосами. «Не хочешь подстричься, пока мы в Манчестере?» — спросил Мартин. Тот яростно помотал головой. Мартин тогда подумал, что этой шторой из волос его племянник просто-напросто отгораживается от нового мира, пожалуй, еще более страшного, чем в интернате для несовершеннолетних преступников, и оставил его в покое.

— Когда ты отдал меня в детдом, я поклялся, что ни один чужой человек до меня не дотронется, — ответил Курт, нахмурив брови.

— Ты всегда был неласков к посторонним, этим ты в меня, — сказал Мартин, коротко покосившись на него с теплотой и нежностью. — О нет! — вскричал он после, вытянув свои старые драные джинсы, которые восемь лет назад шли в комплекте с футболкой. — Я это не надену!

— Почему? — удивился Курт. — Самое то джинсы! Я сам свои распороть собираюсь, да руки никак не доходят.

— Тебе не за тридцатник, ты можешь себе позволить!

— Не нагоняй на меня тоску! Ты не выглядишь на тридцать, когда не ведешь себя, как старпёр!

— Нет, нет, — уперся Мартин. — Можешь их забрать, а мне срочно нужно купить новые.

— Блеск! Давай весь день по бутикам проходим!

Мартин собирался что-то ответить, что-то взрослое и серьезное, но резко замолчал. Обшаривая карманы, он нашел там что-то и поспешно сунул это обратно.

— Что это? — полюбопытствовал Курт.

— Ничего особенного, — внезапно пошел на попятную Мартин. — Окей, если они на меня налезут, я их надену.

Налезли, еще как! Со времен своего студенчества Мартин умудрился не набрать ни грамма, хотя ему-то с его деньжищами были доступны любые яства мира в каких угодно количествах. Как так-то?..

— Тебе бутер с сыром сделать? — спросил он Курта, когда они договорились отставить трудоемкие блюда Рейджи в сторону и не тратить на свой поздний завтрак чересчур много времени.

— Да! — ответствовал тот радостно. — Юки мне их тоже постоянно делает.

Мартин немного печально улыбнулся раскрытому холодильнику. Юки и ему их когда-то делал.

… — Держи, — сказал Юки и вручил Акуме бутерброд с сыром. Они были в лесу. Пошли сегодня по грибы с «бабушкой» и «дедушкой», и пока те добросовестно наполняли свои лукошки, молодежь решила устроить привал и подкрепиться. — Только не говори моим родителям. Они обидятся, если узнают, что я покупаю хлеб, масло и сыр в магазине. У них ведь всегда домашние есть, они с соседями обмениваются. Вкус, конечно, оставляет желать лучшего, но зато все натуральное. Я в детстве только ими и питался. Ты будешь смеяться, но покупной сыр я попробовал только в Америке. Боже, как это было вкусно!

Проголодавшийся Акума кивком дал обещание не трепаться и жадно впился зубами в бутерброд.

— Охренеть! — вскричал он, даже толком не прожевав кусок. — Это реально вкусно! Что здесь?

— Пшеничный хлеб, сливочное масло и сыр из коровьего молока (*Ничего из трех японцы обычно не едят). Меня на первом курсе угостили, не помню уже, кто и по какому поводу. Но мне так понравилось, что я начал есть это каждый день, пока брюки тесными не стали. По ходу и Марти прикормил. Видел, что он только сигаретами, кофе и парой-тройкой печенюшек питается, жалко его стало.

— Видимо, это у них семейное, — живо закивал Акума, приканчивая второй бутерброд. — Куруто тоже так ест, что смотреть жалко. По рисинке в рот кладет и разжевывает каждую по полчаса. Ни разу еще ни одной тарелки не доел.

— У него в детстве какая-то инфекция во рту была, он долго не мог есть по-человечески. Видимо, тогда привычка и выработалась.

Юки немножко схитрил и не признался Акуме в том, что, на самом деле, никогда не встречал людей, которые бы ели так странно. Как бы голоден Мартин ни был, он никогда не набрасывался на еду. Дрожащими от голода руками он разламывал крошечную печенюшку с прослойкой и смаковал каждый кусочек. Бутерброды он откусывал по крошке, чипсы грыз по сантиметру, картошку-фри никогда целиком в рот не засовывал, даже содержимое гамбургеров вытягивал и отщипывал, а потом с отвращением отдавал остатки Юки. И, действительно, элементарный перекус вместе с ним растягивался на полчаса, а то и больше, как самый изысканный ужин в пятизвездочном ресторане.

— Твои предки, наверное, были аристократами, — однажды подметил Юки, когда сопоставил благородную внешность Мартина с его барскими замашками.

Тот поперхнулся пятичасовым английским чаем, которым как раз запивал несчастную крошку брауни. Его добрая половина, кстати, тоже досталась Юки.

— Нет, простыми рабочими, — ответил тот небрежно.

А Юки и невдомек было, что он, сам того не ведая, попытался проломить запертую дверь в его сердце. Впрочем, плевать. За ней все равно была стена.

Лисапед

— Заяц, сегодня точно твой день! — торжественно объявил Мартин, отыскав в обувном ящике свои стоптанные кеды восьмилетней давности. А ведь оба уже запереживали, что у него нет подходящей для велосипеда обуви. — И как это Рейджи до них не добралась? Я-то их хранил в надежде когда-нибудь слазить с Юки на Фудзияму.

Конец ознакомительного фрагмента.