Respice finem

Beatrice Boije

– Я мало знаю тебя. – тихо проговорил Фердинанд. – Но ты был добрым другом моего отца, желанным гостем моей семьи. Благодаря вам с Беатрис я сейчас жив и, пусть больше никогда не смогу ходить, до своих последних дней я буду молиться за нее. Я… напишу для нее эту бумагу, а ты позаботься о том, чтобы она сыграла свою роль в уничтожении этого рассадника скверны. Моя семья веками жила в заточении, впервые за долгие годы я увидел чистое небо над головой. Теперь я хотя бы смогу умереть с… надеждой.

Дизайнер обложки Анастасия Вячеславовна Кулаковская

Дизайнер обложки Мария Дмитриевна Колчина

© Beatrice Boije, 2023

© Анастасия Вячеславовна Кулаковская, дизайн обложки, 2023

© Мария Дмитриевна Колчина, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0055-3718-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Walpurgisnacht

Герцогство Саксония, предместья Лейпцига.

Конец апреля 1504г.

Весна в этом году выдалась особенно освежающей. Скоро лето, казалось бы, уже вовсю должны припекать жаркие лучи, согревая и напитывая жизнью каждую частичку земли, до которой не достало тепло в первые весенние месяцы, однако сейчас этим даже и не пахло. Даже наоборот… здесь все еще густо пахло прелыми листьями после прошедшей череды дождей, веяло свежестью лесных ручьев, журчащих бурным полноводьем, созревающими и напитанными новой силой травами весеннего леса, шерстью диких зверей… и волшебством.

— Ты так и не сказал, куда же мы идем! — допустив нотки капризности в свой голос возмутилась Беатрис, не без труда пробираясь через все еще влажные заросли боярышника, то и дело поправляя на плечах оборки тонкого белоснежного сарафана, выпутывая распущенные волосы из ветвей и утирая с лица свежеразвешанную паутину.

Уже порядком стемнело, леса за пределами поместья были небезопасным местом после заката, тем более, когда жизнь бурлила и каждое деревце мимо которого они проходили будто было отдельным миром, суета в котором не стихала ни на минуту. Однако она уже давно не боялась ходить сюда.

Наоборот… порой ей казалось, что кишащий волками лес — самое безопасное для нее место.

Конечно, ей знатно досталось от родных за ту выходку десять лет назад, но многое изменилось с тех пор. Дядюшка Йохан после долгих споров с Генрихом, который однажды понял, что удержать свою дочь от походов на природу — задача выше его сил и понимания, теперь ходил в лес вместе с ней, учил распознавать следы, стрелять птицу и ладить с местной живностью, а волки… Он будто и не боялся их, каждый раз заливаясь смехом, когда слышал протяжный вой и шорох десятков сильных лап о ветви. «Будет славная охота этой ночью, милая моя!», — говорил он в такие моменты, размашистым жестом отбрасывая назад густую каштановую гриву, отливающую медью в лучах заката, — «Пойдем же, присоединимся к ней!».

Иногда она путалась в догадках, сумасшедший ли он или же просто талантливый охотник и знаток зверей, горящий своими увлечениями, помимо подсчитывания депозитов в своих банках по всей Европе. Однако он был первым, кто показал ей… кто на самом деле спас ее от безумных плотоядных стрекоз десять лет назад. Показал, какой мягкой может быть глубокая шерсть этих величественных животных и заботливыми прикосновения. Впрочем, причина его подобного поведения была ей известна, пусть доказательства этому у нее были лишь косвенные.

Не то, чтобы это отучило ее гоняться за блуждающими огнями почти каждый год, зато теперь она знала, что в этой погоне за удачей и смертью она больше не будет одинока…

Да… многое изменилось в ее жизни с тех пор. Особенно после того, как спустя почти две тысячи лет за ней приехал ее отец…

— Скоро увидишь… — как всегда «исчерпывающе» ответил на ее вопрос Виктор.

Самодовольно прикрыв глаза на ее напускное возмущение, он отряхнул тыльной стороной ладони росу с вышитой золотом и серебром оторочки своей рубашки. Длинной, насыщенно-зеленого цвета, такого непривычного для него сейчас. Безоружный, с распущенными, ниспадающими по плечам волосами… он выглядел как волхв из древних сказок. Разве что у них не росли клыки, впрочем, смотря, что это были за сказки.

— В эту ночь ты перешагиваешь порог совершеннолетия, дочь моя, а потому… я приготовил для тебя особенный подарок.

— Это как-то связано с тем, что я помолвлена с тем бородатым боровом и скоро уеду отсюда? — хмуро поинтересовалась девушка, подняв взгляд исподлобья в лицо мужчине, — Еще один твой урок о том, как быть добропорядочной женой смертному мужчине?

— Тц… — прищурился он, цокнув языком на ее слова, — Не коверкай мои слова по своему усмотрению и не путай намерения, поддаваясь своему страху. Пускай отчасти ты и права, но это отнюдь не связано со сменой твоего статуса в обществе. То, что ты станешь женой, а позже и матерью — закономерная часть развития человеческой жизни, дитя мое, однако, учитывая твое происхождение и способности, есть некоторые вещи, которые требуют быть совершенными в определенное время и… в определенном месте.

— Хм… — девушка нахмурилась, вытряхивая из волос остатки древесного мусора. Казалось, она начала догадываться, что именно происходит сейчас, и что должно будет случиться.

Она родилась в особенную ночь года — в ночь Бельтайна. Разразившуюся страшной грозой, что сотрясала землю и заставившую всю округу встать на уши. В ночь смены сезонов, смены власти, когда холодные, кровожадные духи покидали землю, возвращаясь в холмы, уступая место своим собратьям, что несли тепло и возрождение истощенной морозами природе. Где разрушалась завеса, отделяющая правду от лжи, и они переплетались в чувственном танце, какой бывает только дважды в году… танце жизни и смерти, живого и мертвого. Всю весну будто нагнетая напряжение, именно этой ночью взрываясь буйством силы, зелени и цветения в разогретом солнцем весеннем воздухе, предвещая жаркое лето и богатый урожай. Среди людей это была ночь колдовства, темных сил и торжества злых духов, впрочем… они считали злым все, что не соответствовало их убеждениям. До сего дня Беатрис сама знала об этом что-либо лишь из легенд и сказочных описаний, рисуя в голове дивные картины ночных игрищ прекрасных девушек с величественными лесными духами, таинственных ритуалов у костра, упоения и восторга от единения с самим собой. Виктор на ее вопросы лишь снисходительно улыбался и гладил по волосам, отвечая в своей излюбленной манере, что «всему свое время».

Она прекрасно знала, как относятся к ней окружающие, пренебрежительно закрывая глаза на ее странности. Предвидя худшее, она была достаточно убедительна, чтобы дать своим близким понять, что она не опасна для людей, что ее способности безвредны, а значит… на какое-то время ее можно оставить в покое. Однако юной ведьме следовало четко осознавать — однажды ее везению придет конец. Кто знает, что ждет ее в далекой земле куда увезет ее муж, чтобы привязать к своему дому обязательствами и потомством, отрезав от родных и самой себя вратами храма и бортом колыбели. Теодор, безусловно, был статным и достойным мужчиной, приверженцем старых взглядов и традиционных верований, человек науки и высокой морали, однако было в нем нечто, что заставляло ее сердце трепетать от ужаса. Будто стоишь на кладбище, осознавая, что вокруг лишь недвижимые мертвые тела, не несущие никакой угрозы, и величественность облеченной в мрамор почтенности Смерти, однако при этом сам боишься открыть дверь склепа, на котором начертано твое собственное имя. Виктор молчал об этом, будто не придавал существенного значения, в то время как девушка, поддаваясь страху неизвестности и догмам, навязанным законами того времени, понимала — однажды наступит день, когда ей придется стоять за себя и… защищать свою жизнь. А для этого…

— Что это?.. — настороженно прищурилась Беатрис, ускорив шаг, вырвавшись из своих невеселых дум.

Впереди, из-за густых зарослей доносились тихая музыка и голоса, мерный шорох босых ступней о траву и… треск костра.

— Каждый год в эту самую ночь члены окрестных ковенов проводят шабаш, дабы сопроводить очередной оборот колеса жизни. — раздался из-за ее спины голос Виктора, вышедшего на поляну вслед за ней. — В этот раз я пригласил старейшин провести обряд здесь, в твоих владениях, дабы поприветствовать тебя, как госпожу этих земель. С этой самой ночи ты сможешь призвать их в помощь себе в любое время, и они с радостью примут твое приглашение провести праздник на твоей земле, куда бы ты не направилась.

Но Беатрис будто не услышала и половины сказанных им слов. Перед ней, прямо на ее глазах будто оживали фантазии ее детства. Горящий хрустким пламенем в центре поляны костер, букеты весенних цветов, разложенные вокруг, источающие густой аромат в близости огня, дары и подношения, уложенные в венках, украшенных лентами: вино, молоко, фрукты и выпечка, а венцом всего этого… хоровод из дюжины прекрасных девушек и женщин, что, облаченные в полупрозрачные одежды, держась за руки, едва касаясь пальцами ног земли, кружили вокруг этого светоносного алтаря под музыку, что доносилась будто бы из ниоткуда… из зарослей шиповника неподалеку, окружавшего поляну плотным кольцом.

— О, а вот и вы! Рад видеть вас здесь сегодня, Виктор! Давненько наши пути не пересекались, думал, ты уже и забыл старых друзей, на праздники не ходишь, приглашения уходят в никуда, а тут вон оно как!

К ним бодро подошел высокий мужчина, с щедро украшенными серебром волосами, зрелый на вид, но еще не старик, со сверкающими голубыми глазами и густой аккуратной бородой, облаченный в схожем с Виктором стиле, разве что его одеяние было белоснежным, с синей, вышитой серебряной нитью оторочкой по краю. Они обменялись крепким рукопожатием, что сопровождалось приветливым смехом и ударами по спине, после чего они смерили друг друга оценивающими взглядами.

— Приезжайте, говорит, будем праздник в саксонских лесах танцевать, загадочный такой, как всегда! Я уж гадал, что ты там задумал на этот раз… — он глубоко вздохнул, переводя дыхание.

— Довольно тебе, Шепеторн… — оскалился на его слова мужчина, смерив того двусмысленным взглядом с тенью иронии.

Беатрис же тем временем зачарованно скользила взглядом по лицу своего наставника. Обычно всегда такой холодный и флегматичный, сейчас он будто светился внутренним светом, а огонь в глазах, что тихо тлел, суля неминуемую погибель, теперь плясал искрами, оттеняя кровь. Видно, этой ночью ей предстояло увидеть своего отца в совершенно ином свете, чем она привыкла знать его раньше…

— Забегался, с кем не бывает, к тому же… Видишь ли…

— Да, вижу, я, как тут не видеть. — усмехнулся старейшина, смерив девушку взглядом с головы до ног, — Дочку свою привел, потерянное дитя, взрастил заботливо в плодородной почве знаний и опыта, а теперь пришел предложить нам срезать первый плод с этого мирового древа? Сильная будет ведьма, достойное украшение нашему шабашу. Только дай ей себя показать…

— Не удобряй в ней честолюбие, Терновник. — мрачно покосился на него Виктор, твердо обхватив холодной рукой плечи Беатрис, заставив ее очнуться и спуститься с небес на землю. — Это большая ответственность для нее в столь юном возрасте, но иного выбора у нас сейчас нет. От лица своей дочери и от себя лично, я…

— А она что, немая, что ли? — сощурился мужчина, с укором покосившись в его сторону, — Пусть сама говорит, раз ты хочешь передать ей эту землю, говоришь про ответственность, но не даешь ей даже слова сказать. Среди вас восемнадцать лет, может, и не возраст, но у людей все совершенно иначе устроено. Ну! — обратился он к девушке, что, до сего момента молча наблюдавшая за ними, подняла на него потерянный взгляд, — Говори, дорогая, что там твой отец-параноик хотел сказать мне от твоего имени?

Беатрис на секунду оторопела, пытаясь правильно истолковать ситуацию, а холодные пальцы, сжатые на ее плече, совсем не помогали ей в этом. Она должна была ответить, но… что же отвечать в такой ситуации? Когда, спустя столько лет, она впервые оказалась в обществе тех, с кем ей придется иметь дело всю оставшуюся жизнь. Но… раз так, то и робеть отныне не имело никакого смысла.

— Думаю, он хотел сказать, что мы выражаем искреннюю благодарность вам за то, что приняли приглашение и прибыли к нам, чтобы встретить эту ночь вместе. — как можно более уверенно и приветливо произнесла девушка, подняв взгляд ему в лицо. — Отец предпочел оставить в тайне для меня суть этого вечера, но, уверена, вы сможете меня направить, чтобы я и в дальнейшем смогла достойно выполнять свои обязанности. Мое имя Беатрис Аделхейт Бойе. Очень приятно, господин Шепеторн. — улыбнулась она, чуть склонив голову.

— Вот, совсем другое дело! — просиял тот, склонившись, чтобы, подражая светской манере, поцеловать девушке руку, — Такую изысканную даму привел, а сам… эээх… — махнул он рукой, — Время идет, но ты все не меняешься, ясное дело, что упырь. Пошли, девочка моя, познакомим тебя тут со всеми, что на месте стоять, ночь к зениту…

Помимо танцующих девушек и Шепеторна на поляне присутствовало еще пятеро старейшин, каждому из которых ей пришлось представляться. Все они прибыли из совершенно разных земель, порой казалось невозможным, что даже из России и Ирландии к ним прибыли шаманы и потомки друидов, чтобы отметить праздник в столь разношерстном кругу. Впрочем, если вспомнить, кем был ее отец, думать об этом ей сразу же представлялось нецелесообразным. Его здесь хорошо знали и встречали, как старого друга, сложно было представить, в каких обстоятельствах все эти люди сблизились и какие события сплотили их ковены. Разные мнения и разные традиции, люди и вампиры, феи и колдуны, встретившиеся на одной поляне, но объединившиеся, чтобы поприветствовать торжество Природы.

Впрочем… она часто бывала на балах и встречах, приемах и выставках вместе со своими родными, однако только здесь, в обществе, казалось бы, совершенно незнакомых ей людей, она впервые почувствовала себя… на своем месте. Больше не ища повода притворяться и мерить маски.

— Позвольте спросить. — обратилась девушка к одному из мужчин, когда формальности были улажены и все перешли к непринужденной беседе, попутно прикладываясь к душистому ягодному вину, — А откуда звучит эта музыка?

— А… это? — опомнился Яшвен, молодой шаман с причудливым украшением из костей и перьев в густых рыжих волосах, заплетенных в косы, — Это местный сатир. Ну и привередливые же у вас тут духи, долго пришлось его обхаживать, чтобы он согласился поиграть с нами. Сразу видно, одичал этот лес без хозяйской руки. Ну, ничего…

— Сатир? — перебила его Беатрис, задумчиво оглядываясь по сторонам. Музыка не смолкала ни на минуту, многими голосами перекликаясь будто со всех сторон, казалось, она шла даже из-под земли. — Странно, но я еще не видела здесь ни одного фейри. Впрочем…

— Да, мне уже рассказали о вашей «ссоре» пару лет назад! — вклинился Эмиель, ирландский поэт, говоривший на немецком пусть и ясно, но с забавным булькающим акцентом, — Целый кусок леса выжгли, неудивительно, что они теперь так скептически относятся к вам. К тому же не забывай, кто твой отец, милая девушка, может Зимние еще и терпят его, но теперь до осени в этих краях не надейся на теплый прием. Нет ничего удивительного в том, что они не торопятся появляться тебе на глаза. Впрочем… ты-то человек, может еще и удастся что-то исправить.

Беатрис нахмурилась, опустив взгляд в землю. Да, пару лет назад, когда ей было шестнадцать, во время одной из поездок, ночью на ее семью было совершено вооруженное нападение на дороге. Какие-то бандиты окружили карету, благодаря удачному стечению обстоятельств девочке удалось бежать в лес. И егерь, защищавший ее, по ошибке выстрелил в оленя, бывшего священным животным рощи, охраняемой местными духами. В общем… слово за слово, одно повлекло за собой другое, шокированная, Беатрис не контролировала себя и свои эмоции, разозленная тем, что помимо разбойников ей придется воевать еще и с разгневанными фейри, ополчившимися вовсе не на тех, кто действительно угрожал чужим жизням. Она воспламенила засохшие листья вокруг себя, уничтожив магическим пламенем вместе с докучавшими ей феями еще и участок леса, прилегавшего к окрестностям их земель, захватив с собой грабителей, чуть не спалив и собственную семью. С тех пор там больше ничего не растет, а уничтоженные земли никогда не восстановятся.

Весть быстро разошлась и, как видно, ее тогда надолго запомнили. Впрочем, все верно, пусть разбойники убивают дичь и грабят людей, пока они обходят стороной их священные рощи и не стреляют оленей, любые преступления будут замалчиваться. Это двуличие всегда выводило ее из себя.

— Ну, что ты набросился на нее… — поспешил оборвать затянувшуюся паузу Шепеторн, глядя, как на лбу Виктора начали пролегать глубокие складки, и как недобро застонали бревна в костре, пугая девушек, — Молодая кровь требует активных действий, а хранители тех земель сами виноваты, что не избавились от паразитов раньше, чем начали страдать священные животные. Все хороши, но не стоит из-за этого портить праздник. Боги не погладят нас за это по головке.

— Прости… — бросил поэт, тут же заливая было разбушевавшиеся эмоции вином, — Я не хотел обидеть юную госпожу, однако факт есть факт. И ей еще повезло, что это произошло за границами этого леса.

— Факт в том, что ты заносчивая заноза в заднице… — покачал головой мужчина, присоединяясь к дегустации, — Вместо того, чтобы веселиться, скрипишь как несмазанная телега. Да тебя дриады по широкой дуге не обходят только потому, что привязаны к собственным деревьям.

Эта фраза заставила Беатрис рассмеяться, не сдержав улыбки, складки на лбу ее отца разгладиться, а Яшвена подавиться земляникой, горсть которой он как раз заправил себе в рот.

Она и не надеялась на то, что ей будут рады со стороны обитателей холмов, она понимала, однажды наступит ночь, когда и она станет для них заклятым врагом всего живого, и они предчувствовали это, тем более, после обряда ее связь с лесом окрепнет… ей не удастся что-либо утаить от них. Она к этому и не стремилась. Вскоре она уедет отсюда и вряд ли снова вернется назад прежней. Если вообще когда-нибудь вернется… Отец привел ее сюда не за тем, чтобы она целовала пятки эльфам, замаливая ошибки прошлого, которые к тому же не касались никого из них. Они никогда не смогут друг друга понять. Могут только попытаться… переступив через собственную гордость и тысячи лет предубеждений.

— Ничего страшного, господин Шепеторн, господин Эмиель в чем-то прав. — заступилась за филида Беатрис, в жесте дружелюбия коснувшись рукава его мантии, — Пусть мы и живем на одной земле, дышим одним воздухом и работаем с одной силой, все же мы совсем разные. Я тогда спасала свою жизнь и жизни своих родных, они отстаивали честь священной рощи, каждый из нас делал то, что считал правильным. Мы можем попробовать договориться, но законы наших реальностей не дадут нам почувствовать себя в чужой шкуре. Господин Эмиель потратил на это свою жизнь, и уверена, ему еще многое предстоит познать. Надеюсь, это взаимно… и духи его земли благоволят ему.

— Мудрые слова… — выдержав скептическую паузу повел бровью мужчина, казалось, посветлев лицом. Осушив свой кубок, он ударил пару раз Яшвена по спине, наконец, разрешив его спор с заблудившейся земляникой и выручив его от неминуемой гибели от удушья.

Впрочем, далее разговор ушел в более мирное русло, и все уже старались не упоминать о давней вражде. Этой ночью были и другие, более важные дела…

Девушки же оказались такими же, как и она, юными ведьмами, каждая в свое время они прошли обряд посвящения и прибыли сюда со своими наставницами и старейшинами их земель. Они быстро подхватили Беатрис в свой круг, закружив в общем хороводе. Перебивая друг друга, они засыпали ее вопросами, на которые девушка терялась, что ответить… Не было у нее наставницы, ее всему научил отец. Ей приходилось скрываться, ибо в этих землях такие, как она, уничтожались. Сколько она себя помнила, здесь не было ковена, к которому она могла бы примкнуть, потому ей предстояло создать собственный или последовать за своим наставником путем отшельницы. Что за сила привела ее сюда? Злой рок… не иначе. Но эта невообразимая легкость, с которой ноги касались земли в общем потоке, а руки, словно крылья огромных птиц, скользили по воздуху, создавая ощущение полета, вторя шепоту складок их одежд… Этот смех, что, дополняя музыку, сливался в унисон со стрекотом цикад, и пламя костра, что все еще грело, а не сжигало… даровало новую жизнь земле, а не уничтожало плоть… Этому чувству невозможно было сопротивляться. Чувству великой силы, что томилась в ней до сего дня, и теперь текла полноводной рекой, сметая слежавшийся за долгую зиму снег и хрустящий лед одиночества и страхов. И эта сила ждала момента, чтобы быть выпущенной на свободу.

— Так что значило это «иного выбора у нас нет»? — хмуро спросил у Виктора Шепеторн, со стороны наблюдая за играми девушек, — Уж не хочешь ли ты сказать, что эти невежды с вилами скоро перестанут воевать друг с другом и ополчатся на нашу девочку? Тебя-то я знаю, но вряд ли боги оценят второе Лейпцигское бедствие.

— Все гораздо прозаичней, чем ты успел себе нафантазировать. — менее пессимистично ухмыльнулся ему мужчина, скрестив руки на груди следя за тем, как танцует его дочь. Щурясь от близости огня, он тем не менее обладал достаточной силой воли, чтобы держать себя в руках и поддерживать непринужденное общение, — Моя девочка хочет последовать за мной во тьму, сам видишь… Я прекрасно понимаю, что она не отступится, ведь…

— Она, как и ты — если во что-то упрется — жди беды…

— Именно… — подернул Виктор уголками губ, не поведя при этом и мышцей на лице. Закрыв глаза, он глубоко вдохнул порыв свежего ветра, растрепавшего смоль волос на его висках, казалось, в этот раз улыбнувшись по-настоящему, — Я сделал все, что от меня зависело. К солнцестоянию она выйдет замуж и вскоре принесет потомство, при этом оставшись без поддержки родной земли, без моего покровительства. Я хочу, чтобы у нее были хотя бы вы. Возможно… приняв себя и научившись живой магии, она передумает.

Но мужчина лишь беззвучно рассмеялся на его слова.

— Знаешь, что я вижу перед собой, когда смотрю на твою дочь? Крушение Везувия. В этом хрупком теле столько силы и нереализованных надежд, столько страхов и смятения. Желания найти свое место в этом чужом для нее мире. Спустя столько лет, благодаря твоей заботе ей удалось вырасти над собой, но, как бы ты не окучивал кратер, из него не вырастут цветы. И вся эта кровь земли, все это пламя однажды погребет под собой всех, если не проложить для них иное русло. Твоя дочь не горный родник, Виктор… она поток расплавленного металла, заточенный под толщей земли в ожидании взрыва.

— Разве предложенная мной альтернатива так плоха?

— Она неполноценна. Дети всегда алчно жаждут того, что запретно для них. А ты дразнишь ее своим примером, строя перед ней очередные стены, преодолевать которые становится для нее чем-то вроде состязания. Да и кто сказал, что тебе придется оставить ее после переезда? Что же мешает тебе последовать за ней?

— Я не желаю своей дочери смерти, Терновник. Я положил столетия на то, чтобы теперь она могла жить, не зная тревог.

— Ты бываешь порой так слеп, что не видишь очевидных вещей. Как она счастлива рядом с тобой. — покачал головой старейшина Скандинавии на его слова, — Говоришь о страхе, но сам выдаешь желаемое за действительное и боишься собственной тени, которой, к слову, у тебя давно нет. Мой статус претит этому, но как твой друг, я должен тебе сказать. Ты взрастил прекрасную девушку, чей дар готов расцвести, чьи таланты помогут ей стать легендарной, и на этом ты хочешь вновь лишить ее семьи, когда, наконец, спустя эти самые сотни лет скитаний, можешь снова видеть ее улыбку? Ты даже не видел, как она родилась, не знал ее первых шагов и песен, как впервые она сражалась за собственную жизнь, потеряв мать. И вместо того, чтобы ценить вместе с ней каждый момент ее жизни, помочь ей обрести счастье и долгожданный покой, ты готов бросить ее и теперь? И на кого? На вот этих? — скептически вздернул он брови, кивнув головой в сторону, где Яшвен и Эмиель что-то горячо доказывали Аристиду — французскому травнику, старейшине Прованса и Авиньона, щуплому на вид, а потому неспособному что-либо противопоставить льду и пламени, внезапно объединившимся во имя одной, только им ведомой, общей идеи. — Подумай еще раз, мой тебе совет.

— Есть в твоих словах доля истины, друг… — ответил он, невольно повторив его гримасу, — Помнится, мой названый брат когда-то говорил мне то же самое. Однако мы оба знаем, чем это закончится, если пустить все на самотек.

— О боги… — махнул в его сторону Шепеторн, этой же рукой в итоге хлопнув Виктора по плечу, — Ты порой занудствуешь не хуже Эмиеля, но с тобой хотя бы еще можно нормально напиться. Этот лыка не вяжет после двух глотков, позор ирландского народа. Вот, налей-ка себе еще, а мы пока приступим к делу…

Звуки громких хлопков ворвались в мелодичный поток, прервав танец, заставив притихнуть колдовскую флейту.

— Братья и сестры! — старейшина вышел во главе других в центр поляны, раскинув руки в стороны на фоне костра, приветствуя собравшихся, — Сегодня особенная ночь! В который раз колесо Жизни сделало свой оборот, и мы встречаем новый цикл неотвратимого круговорота сил природы. Изгоняем зло и холод с наших земель, освобождаем горные ключи ото льда и снега, чтобы, напитав почву, к осени пожать богатые плоды. Мы — опора своей земли и друг для друга. Этой ночью к нам присоединится новая сестра! Что ныне будет говорить от имени земель Саксонских и Лауэнбургских! Сегодня мы отмечаем праздник на землях ее семьи и рады приветствовать их госпожу на восходе ее силы! Примем же ее в наш круг, и да взойдет она яркой звездой рука об руку с богами! Приди же к нам, сестра Беатрис!

Девушки собирались вокруг нее, храня почтенное молчание. Одна за другой они передавали друг другу большой венок, каждая вплетая в него по цветной ленте, шепча слова напутствий и заклинаний на неведомых ей языках. В конце, держа все вместе обеими руками, возложив его на чернильные локоны благоухающим венцом. Мужчина же подошел к костру, и, нашептывая заклинание на древнем наречии, буквально голыми руками достал из пепла металлический раскаленный прут. Что-то начертав им на дощечке из светлого ясеня, он преподнес ее Беатрис, которая, лишь присмотревшись, смогла различить послание, вспомнив уроки своего отца — слова напутствий рунической вязью из древних скандинавских легенд, что он читал ей по ночам.

«Зарой это под порогом дома, дитя мое», — сказал он ей, — «И где бы он ни был… ты всегда сможешь найти в нем покой и прощение.»

Беатрис подняла взгляд, с благодарностью провожая девушек, что, поклонившись ей, разошлись по поляне, каждая к своим старейшинам, улыбаясь им и предлагая угощения. Окончанием веселья здесь и не пахло, воздух вокруг буквально вибрировал от наполнивших его сил.

— Как тебе здесь?.. — тихо спросил у нее Виктор, едва ему удалось пробраться к своей дочери через эту живую преграду, — Не переживай из-за духов, они не посмеют тронуть тебя, пока я здесь, тем более в Бельтайн стычки под запретом.

— Ничего страшного. Отец, это… прекрасно. — восторженно прошептала девушка, обхватив руками его за пояс, — Столько лет живя взаперти, среди людей, которых я не понимаю… мне открывается целый новый мир. Конечно, многое сейчас непонятно мне, не уверена, что у меня все получится с первого раза, но…

— Ты главное попытайся… — улыбнулся ей мужчина, пригладив растрепавшиеся локоны на ее плече, вдыхая ароматы трав и цветов в ее венке, — Я всегда рядом с тобой, какие бы расстояния не разделяли нас, а теперь… у тебя есть друзья, на которых ты всегда сможешь положиться в час беды. Шепеторн — мой старый друг, мы вместе путешествовали по северным горам, изучая их магию и беседуя с духами. Он близок с богами, и он сможет научить тебя тому, к чему я уже давно не способен. Яшвен и Эмиель — суть разные стороны одной монеты. Шаман и друид, оба танцующие на границе между мирами. Аристид же, пусть и замкнутый, но знает о дарах земли все. Прованс процветает под его рукой с помощью Орфео, старейшины северных Апеннин. Каждый из них сможет стать тебе учителем в том, чему не могу обучить тебя я. Не упусти этот шанс, дочь моя. И помни, я люблю тебя.

Все так же крепко обнимая его, она кивнула. Беатрис смотрела на этот праздник перед собой и чувствовала, как огромные крылья распускаются за ее спиной. Как желание полета переполняет ее, неся вперед. Она понимала, к чему клонит ее отец. Он до последнего пытался заставить ее свернуть со скользкого пути, на который она начала вступать, чем дольше они жили вместе. Этот праздник жизни не мог не пробуждать в ней радости и предчувствия исполнения желаний, однако… она, как черное рисовое зерно в мешке манной крупы… никогда не сможет до конца стать его частью. И он не мог этого не знать.

— Что они делают? — вздернула бровь Беатрис, глядя, как наставницы, а затем и их ученицы, переняв у своих старейшин кривой кинжал с рукоятью из рога оленя, одна за другой вспарывают свои ладони, сцеживая капли в кубок с вином.

— Когда в кругу прибывает, кровь плодов земли соединяется с кровью ее хранительниц. — пояснил Виктор, ободряюще встряхнув ее за плечи, — Теперь ты будешь одной из них, и праздник скоро завершится.

Взяв за руку, он ввел ее в круг, где уже собрались все присутствующие, держа наготове кинжал и чашу. Ее кровь присоединилась к ним, и каждая прислонила кубок к своим губам, выплеснув остатки в звонко зашипевшее пламя.

— Ну вот и все, праздник подходит к концу. — улыбнулся ей мужчина, когда с обрядом было покончено и старейшины вывели своих подопечных строем перед костром, замыкали который Виктор и Беатрис, — Осталось самое интересное. Как думаешь, долго вы будете собирать мой пепел по окрестной траве? — рассмеялся он, подхватив ее ладонь, целуя кровавые разводы на ее пальцах.

— Ты тоже будешь прыгать через костер? — нахмурилась девушка, тем не менее не сдержав теплой улыбки в ответ на его проникновенный жест, — Это же так опасно…

— Я ходил босыми ногами по горящей земле… Я руками держал тлеющие угли, что остались от стен нашего дома. — с тенью печали в голосе ответил он, — Я больше не позволю огню вставать на моем пути, а догмы нашего клана гласят, что огонь… как и твой внутренний Зверь — прекрасно поддается дрессировке. Пусть на это и требуется некоторое время. Так что будь смелой и не оглядывайся назад, я не отпущу твоей руки.

— Хорошо… — глубоко вздохнула девушка, обратив свой взгляд вперед, где первая троица уже готовилась к разбегу.

— Хочешь… я последую за тобой в Гамбург? — вдруг спросил у нее Виктор, едва за пределами огненной стены оказались курчавые локоны хранительниц земель Авиньона, — Ты сможешь продолжить свое обучение под моим присмотром, я буду учить фехтованию твоих детей, как когда-то учил вас с братом… Будущее еще не настало, прошлое уже позади, а в настоящем… пусть случится то, что должно.

— Я… буду счастлива. — тихо ответила ему Беатрис, закусив губу, чтобы сдержать робкую слезу, — Мне страшно уезжать отсюда одной в темноту неизвестности. Страшно, что Теодор знает, на что идет, беря меня в жены, так же, как и осознает, какую власть будет иметь над моей жизнью. Твой подарок придал мне сил и уверенности в своем будущем… даже если случится беда, мне будет к кому пойти. Я смогу постоять за себя. А если рядом будешь ты… для меня не будет ничего невозможного.

— Рад это слышать…

Костер вспыхивал радужными искрами каждый раз, когда над ним пролетали фигуры людей. Будто разгораясь все ярче, слепя переливами и оглушая своим треском. Под конец Беатрис начала сомневаться, а смогут ли они вообще перепрыгнуть его и не станет ли шутка ее отца чем-то большим, чем злой иронией и насмешкой над его проклятием.

Однако холодные пальцы крепко сжимали ее ладонь, приближался их черед пересекать черту на пути к очищающему пламени, а потому… ей ничего не оставалось, кроме как, сжав руку в ответ, поднять уверенный взгляд вперед, прежде чем, набрав полную грудь воздуха, оттолкнуться от земли, вперед… в неизвестное… На этот раз без тени страха и сомнений.

***

Тьма накрыла ее. Словно по хлопку свет погас вокруг, оставив ее в полном одиночестве в пустоте. Первое время не в силах сориентироваться, понять, закрыты у нее глаза или же нет, Беатрис молча стояла на месте, отдаваясь ощущению невесомости, лишь со временем, когда глаза привыкли к темноте, осознав — она все еще в лесу… на той же самой поляне. Одна. Позвав сначала Виктора, а потом и других, но без ответа. Тишина, за исключением тех голосов, что наполняли ночной лес в последние минуты перед тем, как начинает светлеть небо на востоке. Самые темные минуты перед рассветом.

— Значит это ты… новый голос наших земель, — раздался из-за ее спины гулкий мужской голос.

И трескучие ноты в нем дали девушке знать, что и вправду… теперь жизнь ее не будет прежней. Теперь с ней будут говорить, как с равной… и ей придется отвечать. Думая, прежде чем говорить, а не как она делала это обычно.

Она обернулась на голос, сперва увидев лишь встрепенувшиеся ветви шиповника, что окаймлял поляну, но затем из зарослей явилась высокая фигура молодого мужчины со светлыми волосами, тугими кудрями обрамляющими его лицо, светящимися в темноте рощи зелеными глазами, аккуратными витыми рожками на лбу и… покрытыми густым лоснящимся мехом, оканчивающимися копытами ногами. В руках он держал резную флейту, шею же украшали тонкие многоярусные малахитовые бусы. А из-под вышитой набедренной повязки сзади выглядывал небольшой, похожий на заячий, пушистый хвост.

Беатрис вздрогнула, впервые за долгое время увидев перед собой духа, тем более не самого простого. Перед ней стоял тот самый сатир, которого Яшвен половину вечера на пару с Эмиелем уговаривал сыграть на их празднике и, через силу взяв себя в руки, девушка склонила голову перед ним, рефлекторно пригибая колени в книксене.

— Каковы твои намерения? — задал он вопрос, замерев, точно статуя богини правосудия.

— На самом деле… я никогда не думала об этом. — честно ответила Беатрис, глядя ему в глаза. Один их взгляд парализовывал волю, она прекрасно знала, чем может обернуться ее невежество. — Вскоре мне предстоит покинуть эту землю, но я уверена, без меня вряд ли ваша жизнь станет хуже, чем была.

— Да… я слышал разговор старейшины с вампиром… — склонил голову на бок дух, сощурив взгляд, — Ты станешь одной из них, утратишь наше доверие, и путь к вратам наших холмов для тебя будет закрыт.

— У всего есть своя цена.

— И это так. В таком случае… мы сделаем для тебя подарок. В знак приветствия и прощания, — пожал плечами сатир, мягко ступая по сочной траве прошествовав мимо девушки в сторону тропы, ведущей к поместью.

Едва он подошел ближе, Беатрис задрала голову, осознав, что на самом деле его рост был чуть более двух метров в высоту.

— В благодарность за то, что тебе хватает благоразумия избавить нас от своего общества и соседства с немертвыми, раз уж именно к этому все и идет.

Он приложил к губам флейту, невесомо извлекая из деревянной трубочки неземного звучания музыку. Она стелилась по воздуху, отдаваясь в росе и тумане, эхом звуча в каждой травинке и листке на ветвях деревьев. Птицы и сверчки подпевали его мелодии… полной невысказанной грусти и меланхолии.

Они шли по тропе, будто плывя в клубах туманной взвеси, стелящейся по земле, и с каждым шагом Беатрис вздыхала все глубже, чувствуя, как густеет воздух и как увядают цветы ее венка, пригибаясь от навалившейся на них влаги.

На выходе из леса от нехватки воздуха она потеряла сознание. Дядюшка Йохан, как всегда, когда он гостил у них в доме, на рассвете выгуливая в лесу охотничьих псов, обнаружил ее раньше, чем это успел сделать глава семейства. Иначе скандала было бы не избежать. Ее самочувствие предпочли списать на переутомление и непогоду, но еще несколько дней Беатрис не могла прийти в себя и восстановить в памяти события последних дней. Лишь когда взошла новая луна, память ее прояснилась и, проклиная себя на чем свет стоит, Беатрис зареклась еще хоть раз выходить в лес до своего отъезда, тем не менее с помощью Виктора закопав подарок Шепеторна под порогом своего родного дома вместе с ножом из метеоритного железа.

А ровно за месяц до летнего солнцестояния, когда уже была согласована итоговая дата свадьбы и подписан договор между отцами семейств… Беатрис впервые проснулась посреди ночи в холодном липком поту. С замирающим от ужаса сердцем пытаясь всеми силами изгнать из своей памяти видение очертаний антрацитовых шпилей Штайнхалля… Злой ли подарок фейри или же знак свыше, но именно тогда началось то, чему суждено было свершиться почти две сотни лет спустя.

Череде событий, что ознаменует ее возрождение из мертвых и одновременно с этим — конец этого мира.