НеКлон

Anne Dar, 2023

В середине двадцать первого века клонирование человека становится морально допустимым. Первая высокоразвитая страна запускает проект по созданию человеческих дубликатов. На начальном этапе иметь клонов могут позволить себе только крайне обеспеченные люди. Вскоре пересадки органов во имя спасения своих жизней, продления молодости или из прихоти перестают быть чем-то проблематичным, однако эта прерогатива продолжает оставаться доступной только для элит. Мировое сообщество колеблется между желанием последовать примеру одной страны и осознанием моральной неприемлемости эксперимента. На стыке принятия решения в пользу создания клонов по всему миру эксперимент первой страны начинает стремительно входить в стадию стагнации. На фоне этих глобальных событий клон под номером одиннадцать тысяч сто одиннадцать становится на путь поиска ответов на вопросы, которые для разных людей имеют разные ответы: дозволено ли человеку вмешиваться в извечный ход природы столь грубым образом? какими могут быть последствия? отсутствуют ли у клонов души? на что способны клоны, когда речь заходит об их отношении к своим создателям? кто хуже: клон или человек? возможно ли безусловное прощение или лишь достойное отмщение может всё остановить? возможно ли выиграть в игре без правил? и что важнее: доброта или справедливость?

Глава 14

Я предполагала, что буду искать друга мучительно долго, возможно даже с проникновением в запретную зону здания, входящую во владения Эбенезера Роудрига. Поэтому когда, подходя к главному входу главного здания, я столкнулась с клоном 17301, которая отстраненным тоном, присущим всем клонам, передала мне новость о том, что 11112 разыскивает меня, я не поверила своему счастью. Мы не виделись целых три недели: две я провела в пыточной, ещё одну 11112 наверняка провёл в какой-нибудь медицинской палате, приходя в себя после изъятия. За это время столь многое изменилось, что от одних только мыслей об этих изменениях по моей спине всерьёз разливается холод.

11112 сидел на расстеленном на газоне пледе: верхней частью тела он скрывался в тени молодого, одинокого клёна, искривленного суровыми северными ветрами, а ноги грел на лишенном тепла весеннем солнце. Ещё издалека я заметила, сколь сильно мой друг переменился в своей внешности. Он выглядел откровенно неважно: очень бледный, с неожиданно впавшими щеками, незначительными, но всё же появившимися под глазами тенями, заметно похудевший и отчего-то вдруг без левой брови.

— Рад видеть тебя, 11111, — вяло улыбнулся мне друг, при этом с заторможенным энтузиазмом помахав мне рукой.

— Выглядишь прелестно, — попыталась улыбнуться в ответ я, но у меня не получилось.

Я опустилась на плед, сев по правую руку от главного философа Миррор.

— Помнишь, как в пятнадцатилетнем возрасте нас всех наголо эпилировали лазером, не тронув только наши головы?

— Как же не помнить, — а вот сейчас я отчего-то вдруг улыбнулась искренне, — у меня до сих пор волосы нигде не растут. Только на голове и остались. — Я посмотрела на друга в упор. — Зачем тебе бровь сбрили?

— Не знаю. Должны были изъять только левую почку, а по факту проснулся без почки и без брови, — я отметила, что даже сила голоса 11112 заметно ослабела. — Ты ведь знаешь, что Роудриг не из добряков. Да и его лаборанты не лучше. Может, просто захотели посмеяться, пока я находился в отключке под анестезией. — От услышанного внутри меня мгновенно что-то вспыхнуло и забурлило, мне вдруг захотелось вскрикнуть, стукнуть, сделать что-то ощутимое… — А ты выглядишь совсем неплохо, с учётом того, что ходят слухи, будто тебя и ещё пятьдесят одного клона жестоко пытали за какой-то пропавший у Мортон конверт.

— Всё под одеждой, — приподняв рукав своего пиджака, я показала другу обмотанное бинтами правое предплечье, и его взгляд выхватил мои заклеенные лейкопластырем пальцы.

— Никогда бы не подумал, что нас действительно могут пытать.

— Почему нет?

— Хотя бы потому что хуже гречихи и запирания с нами ничего до сих пор не делали.

— Нас разбирают на органы, 11112, — я врезалась в друга категоричным взглядом, в ответ на что он вздохнул и отвёл свой взгляд в сторону. — Тебе бровь лазером сбрили?

— Не знаю.

— Ничего, узнаем через недельку-другую. Если не лазером, значит скоро отрастёт.

— Не узнаем.

— Что ты имеешь в виду?

— Через три дня меня введут в переходное состояние, за которым, как ты знаешь, последует неизбежный уход.

— Но ведь только недавно у тебя изъяли почку…

— Нужны ещё вены, — голос 11112 звучал угнетённо и как-то странно. “Пропаще” что ли.

— А меня планируют уже послезавтра пустить на полный разбор.

— Что?! — от неожиданно выданной, сильной эмоции друга я даже слегка подскочила на месте. 11112 отличался крайней сдержанностью, редко использовал восклицательные интонации, а здесь вдруг в таком вялом состоянии и такая ярко выраженная эмоция! Меня это приободрило. 11112 всегда пытался если не потушить, так спрятать мой огонь, чтобы он не привлекал внимания оригиналов или недружелюбно настроенных клонов, и даже несмотря на то, что у него это не получалось, он не сдавался. Я опасалась, что и сейчас он попытается притушить меня — естественно, как и всегда, безрезультатно, — но услышав в его тоне именно ту эмоцию, которую я всегда жаждала услышать от него — несогласие! — я почти поверила в то, что у меня получится спасти и его тоже — лично я не собираюсь покорно позволять убивать себя! Сделав глубокий вдох, я, наконец, произнесла пугающие слова вслух:

— Мы можем сбежать.

— Куда?!

От услышанного вопроса у меня перехватило дыхание. Он спросил куда! Он не сказал “нет”! Не спросил, не сошла ли я с ума! Он задал такой хороший вопрос!

— Пока ещё не знаю куда, но так жить нельзя…

— Мы и не собираемся жить.

А вот это нехорошо…

— Но мы можем собраться! — мой голос прозвучал уверенно и, может быть, даже твёрдо.

— С чего ты взяла, что можем?

— Я так чувствую.

— У тебя нет души.

— Значит это не чувства, а мысли, — я не была согласна с этим утверждением, но сейчас у нас завязывался спор не на жизнь, а на смерть, так что было не до выяснения смыслов понятий, — называй как хочешь…

— Если уж говорить оперируя твоими понятиями, тогда я чувствую, что не смогу жить вне Миррор.

— Это крайняя глупость…

— Нет, послушай. Я не вижу смысла в своем существовании. В самом прямом смысле этого утверждения. Я с самого своего прихода в этот мир как будто живу в переходном состоянии: от прихода до ухода — ничего до, ничего после, а между этими двумя пунктами только растерянность. Подумай, ведь на самом деле так живут все клоны, которых мы с тобой знаем. Все, за исключением тебя. Может быть, с твоим оригиналом было что-то не так во время процедуры клонирования или с ним в принципе что-то не так, из-за чего ты получилась не такой — я не знаю, в чём тут дело.

— Речь не обо мне — речь о тебе. Я бегу, 11112. И ты тоже должен бежать.

— Должен?

— Должен потому что можешь!

— Я едва передвигаю ногами после изъятия почки…

— Я помогу.

— Нет, мы вдвоём не сможем.

— Да сможем, 11112! Сможем!

— Дай угадаю: потому что ты чувствуешь, что вообще всё можешь — верно? — глаза моего собеседника как будто улыбнулись мне. Он не высмеивал меня, но всё же то, что он не воспринимал всерьёз возможность нашего побега, а приговор, вынесенный нам оригиналами ещё до нашего прихода в этот мир, всегда воспринимал за неоспоримую истину, уже не в первый раз привело меня не только в смятение, но и в раздражение, граничащее со злостью. Мне необходимо было врезать ему отрезвляющую пощечину. Конечно не такую, какой меня приводили в чувства в пыточной, только ментальную, но такой силы, чтобы его пробрало до глубины души, которой у него, как и у меня — конечно же я этого никогда не забываю! — нет.

— Это я украла конверт Мортон.

От шока глаза 11112 округлились до предела, а его рот на несколько секунд замер в приоткрытом состоянии.

— Что ты сейчас сказала?

— Ты прекрасно расслышал мои слова. Действительно хочешь, чтобы я повторила?

Всегда аккуратный 11112 начал оглядываться по сторонам:

— Нет. Нет, не говори. Я услышал.

Меня неожиданно развеселила его реакция: обсуждение вероятности побега его так не пугало, как испугала новость об истинной причине исчезновения конверта Мортон. И здесь до меня вдруг дошло: да это ведь потому, что он с самого начала не воспринимал всерьёз даже саму мысль о возможности нашего побега, зато он всегда всерьёз опасался кары Мортон… Мои брови резко сдвинулись к переносице.

— Ты действительно это сделала? — в голосе друга звучал страх, но странный, как будто под этой эмоцией, как под тонким льдом, скрывалась какая-то более сильная, более важная стихия.

— Сделала.

— Что было в том конверте?

— Карточка.

— Карточка? — кажется он в очередной раз не поверил своим ушам.

— Думала, что там могут быть деньги оригиналов, но там оказался только кусок цветного пластика.

— Но если это даже не деньги оригиналов, тогда почему Мортон так взвинтилась, потеряв эту вещь?

— Ты ведь кое-чего не знаешь, я ещё не рассказала… Эту карточку ей дал какой-то незнакомец, оригинал, за то, что она отдала какому-то его заказчику клона 15935 на полный разбор.

11112 смотрел на меня ошарашенным взглядом. Он как будто пропустил мои последние слова мимо ушей.

— Ты собственными глазами видела, что делали с той полусотней клонов в пыточной, ты на собственной шкуре претерпевала пытки, и всё из-за какого-то никчёмного конверта с куском ничего не значащего пластика?! Ты позволяла происходить этому ужасу с другими, самолично переживала все это…

— Клонам всё равно, что с ними происходит или что с ними будет происходить. Даже тебе всё равно. Ты сам говорил: у нас нет душ, а наши тела ничего не значат для нас.

— А как же ты?!

— Я тоже клон.

— Но ты не такая, как мы!

— Что это значит?

— Тебе не всё равно, Ариадна!

От услышанного, выбранного мне собой же имени, меня покоробило, как будто что-то болезненно резануло по слуху…

— Моё имя одиннадцать тысяч сто одиннадцать, — я вдруг разозлилась. — Как же ты не понимаешь?! За владение этой карточкой Мортон разобрала на органы клона, одного из нас, такого, как ты и я! Просто потому, что хотела, просто потому, что могла! Ей нужна эта вещь больше всего на свете. Она так жаждет завладеть своей утратой, что поставила на кон всю свою репутацию и всю свою карьеру, которыми она так кичится. Ведь если оригиналы узнают, что́ она творит с телами их клонов, которые, по факту, являются их собственными телами… — я поджала губы, потому что вдруг поняла, что начинаю цитировать “карту” Джерома Баркера. — Только поэтому, потому что эта вещь так сильно нужна Мортон, потому что ради обладания этой вещью она разобрала одного из нас, я её ей не верну.

— Не возвращай ей и это, — 11112 неожиданно вложил в мою руку какой-то странный предмет чёрного цвета, прямоугольный и с отстегивающейся крышкой, размером с детский палец.

— Что это? — я растерялась.

— Запоминающее устройство, использующее в качестве носителя флеш-память, и подключаемое к компьютеру или иному считывающему устройству по интерфейсу USB.

— Не понимаю…

— В Миррор ведется видеозапись. Каждый этаж, каждая комната, даже туалеты, даже отделение Роудрига, даже… Те комнаты, в которых вас пытали. Все коридоры, каждый угол. Никто из клонов, похоже, не знает об этом…

— Мортон в разговоре с незнакомцем упоминала какое-то выключенное видеонаблюдение… Если так, значит она до сих пор не знает, что её конверт взяла я, только потому, что видеонаблюдение в тот день было временно приостановлено? — по моей спине пробежались неприятные мурашки. — Откуда у тебя это?

— Неважно. Спрячь, — 11112 вдруг забрал из моих рук эту странную вещь и засунул её во внутренний карман моего пиджака. При этом он продолжал говорить неприсущим ему, взволнованным тоном: — Важно вот что: на этой флешке записаны все издевательства Марисы Мортон, Эбенезера Роудрига и совсем всех оригиналов, работающих здесь. Издевательства над нами, клонами. Материал по тебе отсортирован отдельно, в папку под номером один — это мой тебе подарок. В ней совсем всё, что происходило с тобой в Миррор, вплоть до пыточной и сегодняшнего дня. Можешь удалить эту папку, и тогда никто не узнает, что ты отсюда, из Миррор. Но остальной материал… Обнародуй его. Обязательно обнародуй. Чтобы все оригиналы, а не только те, кто создал себе клонов, узнали правду о том, что здесь делали с нами, чтобы они не создали новый Миррор…

— Новый Миррор? О чём ты говоришь?..

Я смотрела на своего друга и не узнавала его. Он вспыхнул, как будто его схватила лихорадка, переносчицей которой всё это время являлась я, его глаза горели, его бледные щеки вдруг налились цветом, его руки сжались в кулаки… Внезапно я рассмотрела в нём такую бурю, какой до сих пор не обладала даже я. Это открытие неожиданно, но лишь в некоторой степени, напугало меня. Потому что та небезопасность, которая в эту минуту исходила от 11112, не то что превосходила всем известную мою небезопасность — она в корне отличалась. Он как будто мог… Как будто мог сделать что-то, что Джером Баркер назвал бы непоправимым.

— Слушай меня внимательно, — 11112 с неожиданной силой схватил меня за плечи, — наши спальные комнаты находятся на третьем этаже, через коридор тебе не пройти, так что будешь спускаться по пожарной лестнице…

— Сегодня.

— Нет, завтра.

— Завтра?! Почему завтра?! Ведь уже на послезавтра назначен мой полный разбор. И пожарная лестница не вариант — окна в туалетных комнатах прочно замурованы…

— Именно поэтому организуем побег завтра: нам нужно подготовиться. Сегодня не успеем. Завтра окно в туалетной комнате, в той, которая примыкает к твоему спальному залу, будет незаметно для всех вскрыто. Я позабочусь об этом, так что не проверяй, просто доверься. Ровно за час до полуночи — после отбоя пристально следи за голограммой часов на стене — ты отправишься в туалет, запрешь дверь изнутри и, выйдя через окно, по пожарной лестнице спустишься вниз. Как только окажешься на земле — не оборачиваясь беги к пристройке Баркера. Чуть левее от нее, на заборе уже будет висеть привязанным к столбу канат — об этом я тоже позабочусь. При помощи каната ты и переберешься через забор…

— Стой, что?.. Что значит “ты переберешься”? Ты ведь со мной.

— Нет. Ты побежишь одна. Не смотри на меня так. У меня слишком серьёзные изъятия, с такими не бегают…

— Тебе объявили ещё одно изъятие. Оно станет для тебя фатальным, и ты это прекрасно знаешь…

— Ты должна бежать, 11111. Должна, потому что не только можешь, но и хочешь. Дай мне только время на подготовку…

Меня вдруг осенило:

— Ты не один! — 11112 замер от моей громогласной догадки. — Конечно же ты собираешься организовать всё не в одиночку! Флешка с видеозаписями — где ты её достал? Как я конверт, увёл из-под носа какого-то наставника? Что ты творишь?..

— Одиннадцать…

— Флешка, вскрытие запаянного окна в туалете, канат через забор… Ты с кем? Кто с тобой? Та группа старших клонов-громил, с которыми ты в последнее время везде ходил, и с которыми я пересекалась на тайных занятиях по боевым искусствам Баркера?

— Это не важно, одиннадцать тысяч сто одиннадцать. Просто знай, что завтра ночью окно в туалетной комнате будет открыто и на заборе будет висеть канат. Мы позаботимся об этом…

— Вы?

— Не потеряй флешку…

Я резко схватила друга за руки, и с неприятием отметила их кажущуюся ледяной температуру:

— Ты должен идти со мной!

— Нет.

— Да, должен! Ты сможешь!

— Дело не в том, что я не могу, подруга, — глаза 11112 вновь покрылись поволокой, как будто бунтарского огня в них и не бывало. — Дело в том, что я не хочу.