Теорема существования – 2. Константа

Ann Up, 2017

Продолжение истории о приключениях Инги. Оказавшись против своей воли в Алорне, она пытается сбежать от нежеланного жениха к своему любимому дракону. По пути ей встречается много странных и очень интересных людей.Как и в первой части, присутствуют эльфы, драконы, маги, пришельцы… и любовь.

Глава 2

Вспышка света. Незнакомые голоса что-то говорящие. Я спрашиваю кто они, сначала по-русски, потом по-английски.

Мне отвечают, но я не понимаю что. Спрашиваю по-немецки. Единственное, что я помню из фильмов: «Шпрехен зи дойч? Шнелле!». Явь и сон сплетаются в неимоверный клубок.

— На каких языках она говорит? — шепчет женский голос.

— Не знаю, — так же шепотом отвечает ей мужской, — надо доложить владыке.

Темнота.

— Надо уменьшить порцию зелья, — сердито выговаривал голос, — она говорит на своем языке и не понимает хотя бы имперского. А мне нужны ее знания, очень. И она сама. В сознании.

Второй голос дребезжал как крышка на закипающем чайнике:

— Поймите, Владыка, подбор дозы весьма сложен. А она, вдобавок ко всему, постоянно теряет вес, если я дам меньше зелья, чем нужно, она может вспомнить все, — он вдруг замолчал словно наткнувшись на что-то и торопливо добавил, — но я, конечно, постараюсь подобрать.

Я открывала глаза, как бы выныривая из темноты, и видела край окна с темной, вроде бы коричневой, шторой. Она была подвязана толстым золотым шнуром. Темнота наступала снова, подкрадывалась, гася лучики света на потолке. Медленно, приглушенно, как из-под толщи воды до меня доносились звуки. Кто-то гладил меня по голове и ласково просил:

— Милая, не мечись так, я знаю, что тебе больно. Не плачь. Прошу, потерпи немного.

Я, не открывая глаз, чувствовала как меня приподнимают, льют какую-то сладкую жидкость в рот и снова проваливалась в темноту.

Иногда становилось нестерпимо жарко и от этого было еще больше больно. Я дергала ногами стараясь отодвинуть источник тепла подальше.

— Поешь, милая, — просил тот же голос, — немножко. Тебе нужно набраться сил и выздоравливать.

Я отворачивалась, мою голову осторожно поворачивали в нужную сторону и вливали что — то остро пахнущее и соленое. Я отплевывалась. Жидкость была ужасно противной.

Голос рассказывал, что в этом году на удивление теплая осень и в саду огромный урожай яблок и сладких груш. Что я должна обязательно попробовать хоть одну. Иногда он пел, напевал что — то непонятное мне, длинное и заунывное, потом тихо смеялся и говорил, что это его колыбельная для меня, жаль, что я его не слышу. Но я слышала. И снова рассказывал про сад, про цветы, которые спрячутся потому, что скоро придет зима. Про фонтаны. Про птиц, которые поют о любви сидя на фруктовых деревьях. Рассказывал о ягодах атраа — ягодах любви. Когда двое счастливы, они кормят друг друга этими ягодами и целуются, говорил мне голос. Иногда голос был сердитым, он тихо ругался на какой-то совет, говорил, что лучше знает, но не слушать совет нельзя.

Мне нравился этот низкий с хрипотцой голос. Потому, что хоть немного, но он отгонял боль. Боль была постоянной, не острой, но сильной, выматывающей. Болел живот, болели ноги, почему-то в районе колен, болела спина и шея. Я открывала глаза, смотрела на странный потолок, откуда — то я знала, что правильный потолок белого цвета. А этот был неправильным: не белым. Разрисованным и позолоченным.

Потом уставала от боли, снова закрывала глаза проваливаясь в никуда, там, в теплой темноте было не больно.

Однажды мне стало холодно, так сильно холодно, как будто меня положили в ледяную воду. Я поняла, что умираю.

— Я умираю, — сказала я голосу, — жаль.

Голос возразил:

–Как ты можешь умереть, ведь ты такая сильная, и столько времени боролась. И я обещал, что не дам тебе умереть.

— Не, слабая, — возразила я, выдохнула последний воздух из легких, а вдыхать сил уже не было.

— Не смей! — закричал на меня голос, — дыши! Инга! Инга, прошу тебя!

Все верно, мысленно согласилась я с голосом. Инга это я.

Меня тряхнуло, боль снова ожила, обрадовалась, прострелила все тело сверху донизу. Я вдохнула и открыла глаза.

— Были бы у меня силы, я бы тебе врезала, — прошептала я, глядя в бирюзовые глаза моего собеседника.

Он осторожно опустил меня в подушки, нашарил под одеялом мою руку поднял к своим губам и нежно ее поцеловал.

— Ты очнулась, я рад.

Лицо и голос казались знакомыми. Но сколько я не пыталась сообразить, кто этот красивый мужчина, заботливо поглаживающий меня по руке, так и не могла. Вспомнить не получалось. В голове было пусто как в хорошо отчищенной кастрюле.

— Кто вы? — поинтересовалась я, все так же шепотом, говорить в полный голос сил не было.

— Ты меня не помнишь? — в тоне моего собеседника проскользнули довольные нотки, он с кошачьей грацией растянулся рядом со мной поверх одеяла.

Я отрицательно качнула головой.

— Мы собирались пожениться, милая. А потом ты поехала кататься на лошади и упала.

Пошарилась по закоулкам своей памяти, ничего, пусто.

— Кто такие лошади? — уточнила на всякий случай.

Мой собеседник растерялся,

— Это…это животные, на четырех ногах, на них ездят верхом или запрягают в повозки, в телеги. Милая, а ты хоть что-нибудь помнишь?

Я, прикусив губу, сосредоточилась анализируя, что же я помню.

— Меня зовут Инга, — неуверенно выжала я, и он радостно закивал, — это вы мне сказали, когда кричали, чтоб я дышала.

Улыбка сползла с его лица.

— Я устала, — сказала я красивому мужчине и закрыла глаза,

— Ох, милая, — услышала я, перед тем как провалиться в темноту.

В другой раз меня из темноты вынул громкий шепот:

— Он притащил эту дрянь неизвестно откуда, Лоет! И объявляет это…ЭТО своей невестой?! Жениться собрался вот на этой бледной немочи? За все время пока она здесь она даже не очнулась! — Я приоткрыла один глаз и стала наблюдать сквозь ресницы. У двери в комнату стояла высокая девушка, с золотистыми локонами забранными в красивую прическу с заколками из драгоценных камней. «А-ме-тист» вспомнила я название, но здесь их называют как-то иначе. Камни сверкали в лучах солнца падающих через окно. Платье на девушке было из многих слоев тонкой струящейся ткани. Так и хотелось дотянуться рукой и потрогать это нежное цветное великолепие. Рядом с девушкой стояла еще одна, одетая не так ярко и красиво, и без украшений.

Яркая девушка тем временем продолжила:

— И я надеюсь, что она не очнется, Лоет. Зайди ко мне вечером я дам тебе кое-что.

— Да эрра Эдея, — вторая девушка покорно склонила голову и чуть улыбнулась.

Эрра Эдея величественно выплыла из комнаты. Оставшаяся в комнате Лоет опасливо глянула в мою сторону. Из-за подушек ей не было видно мое лицо. И достав из кармана пузырек, стала капать в кувшин с водой, зеленоватого цвета капли. Я прикрыла глаза.

«Если выпьешь слишком много из бутылки, на которой нарисованы череп и кости и написано"Яд!", то почти наверняка, тебе не поздоровится» вдруг всплыла в памяти странная фраза.

Нужно будет спросить у того красивого мужчины, когда он придет, что такое «яд». Я снова закрыла глаза.

В следующий раз, когда темнота закончилась, передо мной замаячило заботливое, миловидное личико с изящной кружевной наколочкой по темным волосам. Ее имя Лоет. Это я помнила.

Край чашки ткнулся мне в губы, я сжала их и мотнула головой.

— Вам нужно это выпить, не упрямьтесь, — Лоет настойчиво покачала чашку прижимая к моим губам, — прошу вас, эрра.

Я опять мотнула головой, не разжимая губ. Она капала что-то в кувшин. Я помню.

Я рукой отодвинула чашку от своего лица, и половина содержимого выплеснулась на одеяло.

— Ох, эрра что вы наделали, — запричитала она, — теперь придется менять постель.

— Хочу в сад, — прошептала я, — там воздух и яблоки.

— Но, эрра, — возразила Лоет, — вам нельзя вставать, вы еще больны.

— Хочу, — я капризно ударила рукой по одеялу.

— Как обстоят дела, Лоет? — в комнату вошел тот мужчина.

— Хочу в сад, смотреть на яблоки, — упрямо повторила я глядя на него, — хочу! Там воздух.

— Милая, ты недостаточно хорошо себя чувствуешь, — он взял меня за руку, — что тут произошло, почему постель мокрая?

— Я толкнула Лоет, — призналась я, — не хотела пить. Слишком резко отказалась, так получилось. Я все равно хочу в сад. Хотя бы пока она меняет постель.

Я осторожно сползла с кровати, если не делать резких движений, то вполне терпимо, боль спряталась где-то внутри и выжидала подходящего момента. На стене висело большое, в полный рост, зеркало. В нем отражалась, как раз, как сказала эрра Эдея, «бледная немочь». Ночная рубашка до пола с длинными рукавами, серые волосы похожие на мочалку. Заостренные черты лица, острый, немного длинный нос, небольшой рот с плотно сжатыми бесцветными губами.

Я сделала шаг к зеркалу стараясь рассмотреть незнакомую женщину в нем в подробностях.

— Милая, нет, — мужчина подхватил меня под руку, — раз уж ты встала, давай я отнесу тебя в кресло.

— К зеркалу сначала, — я осторожно шагнула в нужном направлении, — я хочу на себя посмотреть.

— Женщины! — с чувством произнес мужчина, помогая мне добраться к намеченной цели. «Синдром самурая», услужливо подкинул мне мозг определение моего поведения. Что бы это ни значило, я была уверена, что это оно самое и есть.

Я разглядывала свое лицо, странные серые глаза, не такие как у мужчины. Чуть более темные, чем волосы, брови и ресницы. Наверное, будь я здорова, то выглядела бы даже красивой.

— У меня глаза не такие яркие как у вас, — вынесла вердикт я, — и уши тоже другие. Почему?

Как мне показалось, мужчина немного помедлил, прежде чем ответить

— Ты просто немного другая, не алорнка.

— Не алорнка, — повторила я и подняла руку к лицу, на левом плече вдоль спины почувствовалось что-то чужеродное, болезненное. Я, распустив шнуровку у шеи, скинула рубашку и повернулась спиной к зеркалу, разглядывая длинный, толстый, шрам, спускающийся по спине вниз, от левого плеча до бедра.

Лоет за моей спиной охнула и бросилась поднимать рубашку приговаривая:

— Эрра, вы как несмышленое дитя. Нельзя же так.

Мужчина растерянно кашлянул и повернулся к окну.

— Гадость какая, — я провела пальцами по рубцу отчего кожа болезненно натянулась, — это все лошадь?

— Да, — хрипло сказал мужчина, все так же глядя в окно, — это все лошадь, милая, мне очень жаль.

— Почему он такой уродливый, я на арматуру налетела? — память выдала очередной финт. Слово «арматура» я сказала, а что оно значит не помнила.

Мужчина снова откашлялся.

— Ты долго была без помощи, прежде чем тебя нашли, потеряла много крови. Когда тебя привезли сюда, лекарь попытался сшить рану, но не получалось, края рвались. Заражение было.

— И сколько я провела в беспамятстве?

— Больше пятидесяти дней.

Пятьдесят дней это много, даже слишком. Я же куда-то торопилась. Только вот куда? Я нахмурила брови тщетно пытаясь что-то вспомнить.

Лоет, тем временем надела на меня рубашку, и закутала сверху пушистой белой шалью.

— Все-таки я хочу в сад, покажи мне, как туда дойти, — я стараясь не шататься, шагнула к двери, — хочу увидеть яблоки и фонтаны.

Губы мужчины дернулись в намеке на улыбку.

— Хорошо, раз ты так настаиваешь, — он повернулся к служанке, — Лоет, распорядись, пусть принесут кресло и подушки в малую беседку. Если меня будут искать, то я там с моей невестой.

Он подхватил меня на руки и попросил.

— Обними меня за шею. Пожалуйста.

Я сцепила руки в замок за его головой и уткнулась носом в мускулистую шею.

От него пахло чем-то сладким и свежим: медом, цветами, чуть-чуть ванилью, яблоками, вкусный, но неправильный запах.

— От тебя пахнет, — сообщила я, — как в гробу уважаемого человека.

— Что? — мужчина споткнулся.

— Цветами от тебя пахнет, — пояснила я, — и яблоками.

Ответом мне была теплая улыбка.

Он довольно долго шел, несколько раз спускаясь по длинным лестницам.

Двери перед нами услужливо распахивал человек, торопливо идущий впереди и бесконечное число раз оглядывающийся на нас, одетый в странный зеленый пиджак и белые обтягивающие брюки.

Встречающиеся нам в коридорах алорнцы с любопытством разглядывали мужчину и его ношу, то есть меня.

— Кто это? — спросила я после очередной услужливо открытой двери.

— Слуга, милая.

— А те люди, которых мы видели, тоже слуги?

— Не все.

— Они тут живут?

— Некоторые, — отрывисто ответил он.

Мужчине было тяжело, хотя он не показывал виду, на висках проступал мелким бисером пот.

— Отпусти, я хочу пойти ногами, немного, — попросила я. Надо все-таки облегчить ему задачу, то есть ношу, пусть отдохнет немного.

— Уверена? — он с тревогой посмотрел мне в глаза.

— Да.

Он осторожно опустил меня на пол из блестящего белого камня с золотыми искорками. Ноги моментально заледенели, но я упрямо шагнула один шаг, другой, третий.

У окна стояли две, очень красивые, пестро одетые женщины, они с любопытством рассматривали нас, о чем-то очень тихо переговариваясь.

— Что это за место? — я чуть приподняла рубашку, чтоб не запнуться о длинный подол.

— Холл дворца Владыки Алорны, — он перевел взгляд на мои ноги, — вечность, ты же босая, как же так.

Он шагнул ко мне снова собираясь подхватить на руки.

— А ты, тоже слуга? — я, отодвинув его рукой, прошла еще пару шагов.

— Нет, — спокойно ответил мужчина, — я Владыка Алорны.

— А, — поняла я, — так это твой дом.

— Тебе не нравится? — он снова подхватил меня на руки.

— Народу много, и все смотрят, неловко, — пожаловалась, прижимаясь к нему ближе.

— Ничего. В саду сейчас нет никого, думаю, немного солнца пойдет тебе на пользу, чтобы не говорил Агараф. Это лекарь, — пояснил он в ответ на мой вопросительный взгляд.

— Лекарь — лечит?

— Да.

— Меня тоже?

Мужчина вздохнул

— Да, милая, тебя тоже.

Он спустился по ступенькам на яркую, изумрудного цвета лужайку.

— Гадость какая, — непроизвольно вырвалось у меня. Где-то я уже видела подобную пастораль. Идеальная лужайка и белые дорожки. Голова закружилась.

— Почему гадость? — удивился мужчина.

— Она идеальная, — объяснила я, — и дорожки тут из белых камушков.

— А должны быть из чего?

Я посмотрела на здание из которого мы вышли. Дом отвращения не вызывал, весь белый, воздушный.

— К дому подходят, тоже белые.

Мужчина озадаченно нахмурился. Да не удивляйся, мне и самой не понятно, почему лужайка вдруг стала «гадостью». Попробуй объясни ассоциативный ряд, где есть зеленая лужайка, белые дорожки и серый мрачный дом. И такое сочетание кажется мне опасным.

— Ты хотела посмотреть на яблоки? Вот яблоневый сад.

Мужчина занес меня в беседку увитую зелеными листьями. Там стояла небольшая софа с большим количеством подушек разнообразной формы и кресло, с пуфиком под ноги.

— А груши где? — спросила я, оглядываясь.

Мужчина указал рукой в сторону.

На стеклянном столике стояла ваза с разноцветными фруктами.

— Ты устал.

Красивые губы изогнулись в улыбке.

— Немного.

Я похлопала ладонью по софе.

— Присаживайся рядышком, отдохнешь.

Он опасливо покосился на софу, но рядом все-таки сел. Взял зеленую ягоду с блюда.

— Это атраа? — спросила я, вспомнив, как он мне рассказывал о них.

— Да, — он поспешно прожевал, — сейчас осень, как раз собирают.

— А нам обязательно целоваться когда мы их едим? Или можно просто их есть? — уточнила я.

Целоваться не хотелось, а вот голод ощущала вполне приличный.

Мужчина закашлялся.

— Можно просто есть, конечно, — в перерывах между кашлем сказал он.

— Бедный мой, — я похлопала его по спине, — а мы уже их ели, ну, с поцелуями?

— Нет, — сдавленно прошипел он, кончики острых ушей покраснели.

Я удивилась.

— А почему? Раз я ваша невеста, мы же наверняка уже ели эти ягоды.

Он налил в стакан воды из кувшина, отпил. Отдышался.

— Да как-то… не сложилось.

— Ну, — неуверенно предложила я, — я, конечно, кушать больше хочу, чем целоваться, но мы можем сейчас попробовать.

— Давай лучше тебя накормим, — улыбнулся он, слегка сдвигаясь к краю софы.

— Ну, спасибо, — я уткнулась носом ему в плечо.

— За что?

— За заботу.

Я, дурачась, прошлась пальцами по его ребрам, он охнул и удивленно уставился на меня.

— Ты чего?

— Извини, — я снова прошлась по его ребрам, — не знала, что ты такой недотрога.

Он сдвинулся снова, едва не свалившись с софы.

— Мне нельзя тебя трогать? — уточнила я, — тебе это неприятно?

— Можно, — он повернулся ко мне, — просто я не совсем понимаю, что ты делаешь.

— Заигрываю, — хитро улыбаясь пояснила я, обняв и прижавшись к его спине грудью.

Нет, все-таки что-то тут не то. Чего он от моих прикосновений так шарахается? Чуть с софы задом на пол не свалился.

— Я хотела тебя спросить, — я потерлась щекой о его плечо и легонько подула на шею. В ответ на мои действия по золотистой коже поши мурашки

— Спрашивай, — я чувствовала, как под моими прикосновениями напрягаются, каменеют мышцы на его спине.

— Что такое яд?

Он вздрогнул и стремительно повернулся ко мне. Пришлось отсесть на некоторое расстояние.

— Где ты это услышала?

— Я видела как Лоет добавляет в кувшин с водой зеленые капли, и вспомнила странную фразу: «Если выпьешь слишком много из бутылки, на которой нарисованы череп и кости и написано"Яд!", то почти наверняка, тебе не поздоровится»

— Что ты видела?! — он подскочил на ноги.

— Думаю, ей эрра Эдея дала пузырек.

Он шумно вдохнул-выдохнул, сжимая кулаки. Я на всякий случай отодвинулась подальше, мой маневр от него не ускользнул и он, разжав руки, улыбнулся и показал мне раскрытые ладони, сел обратно.

— Милая, ты что, напугалась? Расскажи мне подробно, если, конечно, хорошо помнишь, — мягко попросил он.

Я пересказала ему про визит эрры Эдеи в подробностях, вплоть до того, где та стояла, пока была у меня в комнате.

— Вот вы где! — сбоку от беседки раздался веселый голос и по ступенькам поднялся золотоволосый и синеглазый мужчина, статный, с золотистой кожей, — рад видеть вас здоровой, Ингарра.

Я молча кивнула, рассматривая его. «Имириэль, костер, отвар» услужливо подкинул мозг очередной ассоциативный ряд. Так. И что я делала с Имириэлем и отваром у костра?

«Чистый ангел, крылышек только нет», — хмыкнул внутри меня невесть откуда взявшийся внутренний голос. Вот и еще один вопрос, что значит «ангел»?

Пока мужчины здоровались, я озадаченно потерла лоб. Откуда все-таки берутся все эти странные слова и стоит ли спрашивать об этом владыку.

Тем временем, они отошли в угол беседки и тихо там шептались. Изредка оттуда доносились приглушенные возмущенные восклицания то одного, то другого.

Я улеглась на подушки и, тихо напевая, кажется, знакомую мелодию, разглядывала бегущие по небу облака.

— Милая, — оторвал меня от созерцания воздушных замков владыка Алорны, — расскажи, пожалуйста, Имириэлю, то, что ты видела и слышала у себя в комнате.

Я слово в слово повторила рассказанное владыке и снова плюхнулась на софу рассматривать облака.

— Вот это да, — Имириэль присел на кресло, — Лоет надо убирать оттуда.

— Может все-таки последить? — неуверенно предложил владыка

— Дождаться пока она Ингарру отравит? — прошептал Имириэль.

— Новую тоже могут купить или заставить, — так же, шепотом, возразил владыка.

У меня в голове крутилась все та же мелодия и я, уже не особо прислушиваясь к их разговору, стала напевать, пытаясь вспомнить слова, хотя бы припева.

«Жили-были мы на краю, с нами был теплый июль…с тобой играли в жизнь…это песня простая» Увлекшись, закинула ногу на ногу и стала похлопывать руками по колену, отбивая ритм. «Во дворе чтоб играли пацаны на гитаре».

В паузе между словами уловила тишину и повернувшись увидела, что эти двое во все глаза смотрят на меня.

Я смутилась

— Извините, я кажется, помешала вам разговаривать.

Имириэль расплылся в улыбке и пересел на край софы.

— Что вы, эрра, вы так мило…кхм... пели. И мелодия приятная, переведете?

Он осторожным жестом поправил подол моей рубашки вниз.

Я, открыв рот, посмотрела на Владыку, а потом на Имириэля. До меня дошло, что пела я на своем родном русском, а тут разговаривают совсем на другом языке. И я его неплохо знаю.

–…изображали жизнь, мы с тобой играли в жизнь, которой будем жить, — слегка запинаясь перевела я.

Владыка смотрел на меня внезапно потемневшими, будто наполненными непонятной болью, глазами. Имириэль сидел с отвисшей челюстью. И чего это они вдруг? Я снова смутилась и отвернувшись, сосредоточилась на облаках, они спокойно плыли по небу и им не было до нас никакого дела.