Возлюби врага своего

Alexandr Weimar

Эта история о необыкновенной судьбе немецкого солдата. По воле фюрера он оказался на Восточном фронте, но остался жив и даже вернулся в Германию. Как гражданин Кристиан верен присяге, пока чуть не отдал Богу душу. Оказавшись на грани смерти, он делает неожиданный выбор. Немецкий диверсант становится бойцом истребительного отряда НКВД. Он влюблен. Его выбор – русская девчонка, спасшая его от смерти. Проходят годы, и уже в ГДР бывший вражеский солдат встречает сына – майора Советской армии.

Глава седьмая

«Бранденбург—800»

Транспортный «Юнкерс — 52», тарахтя двигателями, благополучно приземлился на испытательном аэродроме небольшого городка Темпельгоф, который находился в трех километрах от Берлина. Погода для начала лета была неуютной и пасмурной, что после целого года разлуки создавало унылое настроение при встрече с Фатерляндом.

— Господа, авиакомпания «Люфтганза» рада приветствовать вас, на земле великих галов и нибелунгов, — громко сказал Крамер, с тонкой иронией на которую может только извращенный войной мозг боевого офицера. — Смотри Кристиан, как родина встречает нас слезами, словно оплакивает тех, кто не смог прилететь, — тараща глаза в иллюминатор, сказал Крамер.

От его слов в моей груди перехватило дух, и я понял, как далеко все — таки моя отчизна находится от реалий той страшной войны. Было такое ощущение, что Германия совсем не знает, что за тысячу километров от Берлина, гибнут её лучше сыны.

— Мне не верится! Мы вернулись — герр капитан! Мы в Германии!!!

— Ты гренадер, еще разрыдайся, как юная фроляйн, перед тем как раздвинуть ноги, — сказал Крамер. — Вытри сопли, мы прилетели всего лишь командировку.

Самолет подкатил к ангару, и его моторы внезапно — заглохли, погружая нас в благодать тишины.

— Всё — выметайся студент! Прилетели! Смотри и запоминай — сейчас нас будут встречать, как настоящих героев! Через тридцать лет ты обязательно отрази это в своих мемуарах.

Двери самолета открылся, и в его проеме появилось не очень приветливое лицо гаупт — фельдфебеля люфтваффе, с блокнотом в руках.

— Господа офицеры, добро пожаловать на родину! Автобус ждет вас, чтобы доставить на базу.

— Втяни брюхо студент! Расправь плечи! Имперский оркестр играет торжественный туш, а ковровые дорожки усеяны лепестками роз!

Уже ровно год, как война шла в России, и наши войска, и экономика Германии, как никогда находились на необычайном подъеме. В то время мы искренне верили в то, что стоим за правое дело. Не было ни одного генерала, офицера или солдата, который не верил бы в скорую победу нашей огромной армии. Впервые за всю историю нашей страны под ружье было поставлено семь миллионов человек. Вся эта армада, вся эта военная машина готова была в любое время выполнить приказ фюрера и отдать жизни на алтарь благополучия великой Германии.

— О чем задумался студент!? — спросил командир и, достав из внутреннего кармана фляжку, пригубил французского коньячка, который он постоянно покупал в полевом кабаке.

— Хочу дать телеграмму. Может герр капитан, мать приедет, — сказал я, и, взвалив походный баул себе на плечи, посеменил за командиром, который шел впереди прилетевшей команды, словно главнокомандующий впереди своего войска.

— Не торопись, у тебя еще будет возможность. Хотелось бы посмотреть, что же нам такого приготовил наш папаша Канарис, чего мы с тобой не знаем?

Из группы армии «Центр» на обучение прилетело несколько офицеров чина не ниже капитана, которым по штату полагался ординарец из числа рядового состава. В основной массе это были выходцы из Прибалтики и Поволжья и из них не все служили в разведке. Таких, как капитан Крамер из войсковой разведки было всего трое.

Сразу по прибытии, офицеров пригласили в офицерскую летную столовую, где было все пристойно, как и подобает нормам летного состава любимчиков Геринга. Нас денщиков и унтер—офицерский состав младших разведчиков разместили в солдатской столовой, где от пуза накормили гороховой кашей с копчеными свиными ребрами. Для фронтовика, привыкшего на фронте к полуфабрикатам и эрзац пище, этот ужин воистину стал королевским.

Конец приема пищи возвестил сигнальный свисток фельдфебеля, который все это время расхаживал между столиков, наблюдая за нами, словно служащий СД. После ужина офицеров и нас рядовой состав, перевели в помещение спортивного зала. Высокий полковник, с кожаной повязкой на глазу, внимательно осмотрел нашу группу, и сказал:

— Меня господа фронтовики, звать полковник Макс Редль. На данном этапе я представляю интересы адмирала Канариса, и исполняю приказ фюрера, по реорганизации полевой разведки мотопехотных частей Вермахта, в разведывательное — диверсионные подразделения Бранденбург — 800

Подполковник Макс Редль был доверенным лицом адмирала Канариса, и сам лично и исполнял все его поручения. Он внимательно осмотрел прибывший контингент, и, сказал:

— В ближайшие дни наша армия готовит наступление на южном направлении к стратегическим запасам нефти на Каспии. Даю вам три минуты на сборы, вас ждет автобус! Хайль! Да поможет вам Бог!

Речь полковника, была по — военному короткой, но емкой и вполне понятной. От его слов по душе прокатилось странное волнение, и мы в те минуты почувствовали свою историческую причастность к делу третьего Рейха и нашего фюрера.

Школа дивизии Бранденбург — 800 в которой, капитану Крамеру предстояло пройти обучение, находилась невдалеке от города Бранденбурга, где была сформирована еще задолго до войны. Все пространство вокруг школы было обустроено для скоротечного и интенсивного учебного процесса. Всевозможные стрельбища, полосы препятствий, учебные классы и объекты подготовки диверсионных операций под руководством лучших и опытных инструкторов, прошедших все перипетии этой войны.

— Господа офицеры, с этого дня вам вновь присвоено ново звание курсант. Вам придется повторно пройти обучение и по окончании курса, сдать квалификационный экзамен, — сказал полковник Редль.

— Курсанты, выходи строиться для приветствия, — сказал дежурный унтер — офицер и засвистел в свисток, словно наш обер — фельдфебель.

Несмотря на то, что капитан Крамер был по званию выше, но и ему приходилось беспрекословно подчиняться унтер — офицеру. Все выскочили на плац и построились в две шеренги, как это требует боевой уклад Вермахта. Из подъехавшего «Мерседеса» вышли три офицера высшего ранга. Начальник школы — подполковник Литке, начальник штаба полка, и сам доктор разведки — адмирал Канарис.

Адмирал Канарис, был среднего роста, его черная морская форма с адмиральскими погонами и кортиком на поясе, придавали этому человеку довольно таки бравый вид. Адмирал был из тех кто уважали своих подчиненных не смотря на звания и родословную. За это офицеры и солдаты полка «Бранденбург — 800» по — простому называли его «стариком». В отличие от многих офицеров высшего звена «старик», не выпячивался, стремясь к карьерному росту. Он, как профессиональный разведчик, старался быть тихим и незаметным, в нужном месте и всегда в нужное время. Вот эта черта характера и сгубила его в 1944 году. После неудачного покушения на фюрера, по приказу начальника гестапо Мюллера он был арестован. Следствию доказать тогда причастность адмирала Канариса к заговору не удалось. Банальная страсть к ведению дневников погубила бравого разведчика. Гестаповцам удалось найти дневники генерала, из которых стало известно, что он долгое время работал на британскую разведку. 8 апреля специальным судом в лагере Флоссенбюрг, адмирал Канарис, был признан виновным в преступлениях против рейха и там же повешен. Его труп после казни, был сожжен на костре, а прах развеян по ветру. Так печально закончилась жизнь самого лучшего разведчика третьего Рейха, адмирала Канариса.

Адмирал понял руку и поприветствовал курсантов.

— Хайль Гитлер!

В ту самую минуту, грянуло дружное и раскатистое троекратное:

— Зик хайль! Зик хайль! Зик хайль!

— Господа офицеры, унтер — офицеры! По личному приказу фюрера вы прибыли для трехмесячного обучения. Наши доблестные войска успешно развивают наступление на Сталинград в направлении юга России. Поэтому, согласно приказа ставки, опытные инструктора обучат вас, ведению диверсионной войны в тылу большевиков по новой программе. Забудьте, что вы, разные по званию. На сегодняшний день вы все являетесь, курсантами элитной школы, чтоб сего за три месяца стать профессорами разведки и диверсий третьего Рейха. Война с советами переходит, в совершенно иную фазу и нам предстоит задача создать огромное количество крылатых, боевых подразделений на манер британских «командос». Фюрер возлагает на вас надежду, что вы, доблестные воины Рейха, оправдаете возложенное на вас доверие, как Гитлера, так и всей великой Германии. Каждый из вас по окончании этого учебного заведения станет командиром особой группы, которая получит свое имя и код. Да поможет вам бог! Хайль! Я надеюсь, вы, станете достойными сынами своего отечества! За наших доблестных солдат, сражающихся на фронтах рейха — за нашего фюрера Адольфа Гитлера! Хайль!!!

После сказанных им слов, воздух снова потрясло троекратное:

— Зик хайль! Зик хайль! Зик хайль!

Удивительное чувство гордости и причастности к этому великому делу наполнило мою грудь небывалым патриотизмом. От сказанных адмиралом слов, нервы натянулись, словно струны и по моей щеке прокатилась счастливая слеза моей причастности к этим историческим событиям.

У меня была уверенность, что проходить обучение будет капитан Крамер, а я лишь буду его ординарцем, который будет приносить ему пиво и чистить хромовые сапоги. Но я ошибся. Уже в первый же учебный день нас всех ждал удивительный сюрприз.

Нудный свисток дежурного унтер — офицера возвестил о подъеме ровно в шесть часов утра. Переодевшись в спортивные костюмы, вся школа выбежала на десятикилометровый кросс. Вот тогда я понял, что в тылу может быть хуже чем на фронте. Бежать приходилось по мощеной камнем дороге, которая сворачивала на песчанку, проходившую через сосновый лес. Песок был настолько мелким, что наши ноги увязали почти по самые щиколотки. Я старался бежать следом за командиром, чтобы не отстать, но с каждым разом дистанция между нами все удлинялась и удлинялась, пока схватившись от боли за правый бок, я не пошел шагом.

— Курсант, — услышал я за своей спиной и в тот же миг почувствовал жгучий удар плети промеж лопаток. Я взвыл от боли, и словно арабский скакун помчался следом за остальными.

Обернувшись, я заметил инструктора, который своей плетью подгонял отставших курсантов, не взирая ни на звания, ни на бывшие фронтовые заслуги.

Уже через несколько сот метров я почувствовал, как моя боль куда — то резко ушла. В моей груди вдруг открылось второе дыхание. Я вдыхал утренний воздух подобно кузнечным мехам и уже через некоторое время понял, что смогу так бежать не один километр.

Впоследствии подобные тренировки спасут мне жизнь, и я ничуть не сожалею, что прошел через этот изматывающий ад.

Ежедневно утренний кросс сменялся рукопашными тренировками. Те в свою очередь стрельбой из всех видов оружия и диверсионными занятиями по взрывчатым материалам и лекциям по радиоперехвату. Так на протяжении трех месяцев мы бегали, прыгали, лазили по деревьям, спускались с парашютов, взрывали рельсы и всевозможные коммуникации. За тяжелым трудом разведчика время пролетело довольно незаметно. Инструкторы вытянули из нас все жилы, превратив в настоящие боевые машины, которые могли сеять смерть направо и налево. Да, мы в то время абсолютно были лишены всяких чувств. Нам не было разницы, чем убивать своего врага, будь то саперная лопатка, или же нож. Доведенные до автоматизма, мы были простым орудием смерти и мести нашего фюрера.

Возможно, было бы все иначе, если бы каждый солдат вермахта обладал такой физической и боевой подготовкой. Вряд ли «Иваны» тогда могли бы противостоять такой силе, ловкости и бесстрашию наших солдат.

Сейчас я вспоминаю, как был наивен, когда полагал, что смогу дать телеграмму и увидеть свою мать. Первые дни настолько выматывали физически мое тело, что дальше своей кровати я никуда не хотел идти. После отбоя я падал без чувств, а утром все вновь продолжалось сначала. Так день за днем, месяц за месяцем мы прошли с моим командиром весь этот путь. В преддверии осенних событий на восточном фронте капитан Крамер, предстал перед экзаменационной комиссией и защитил звание дивизионного эксперта.

Высшие офицеры «Абвера» принимали у нас экзамены по всем дисциплинам, и мой командир достойно выдержал все испытания, оставив далеко позади своих сокурсников.

Тогда это могло показаться странным, но по окончании школы, я получил звание унтер — офицера с ношением портупеи. Это означало, что я мог стать настоящим немецким офицером, пройдя дополнительные курсы обучения в военных школах.

По сводкам военных корреспондентов и кинохроники «Wochenschau», мы узнавали, что нашим камрадам на восточном фронте сейчас необыкновенно тяжело. Большевики получили огромный опыт за время боевых действий и довольно скоро научились так мастерски воевать, что у Гитлера не хватало резервов прикрывать дыры, пробитые в нашей обороне.

Единственное увольнение, полученное капитаном Крамером, было почти перед самой отправкой на должность командира разведгруппы — позывной «Герра». Ему, как выпускнику высших офицерских курсов, предстояло реорганизовать дивизионную фронтовую разведку в структуру, которой на восточном фронте пока веще не было. Это были легковооруженные отряды сотен и тысяч диверсантов, оснащенные средствами связи и стрелковым вооружением, для работы в большевистском тылу.

— Студент! У меня на руках приказ адмирала Канариса. Через три дня мы убываем на фронт в штаб группы армий «Центр». Мне предписано принять отдельную диверсионно — разведывательную группу дивизии Бранденбург — 800.

— А мне что делать, — спросил я, — вернуться в эскадрон?

— Нет, Кристиан, ты будешь со мной! Черт побери, ты, для меня стал почти родным братом.

— Слушаюсь…

— Эскадрон расформировывается. В планах командования, реорганизация

разведывательных подразделений мото — пехотных соединений Вермахта, с передачей их подразделений непосредственно под крыло 203 группы «Абвера», которая дислоцируется в Витебске.

— Всех?

— Всех, — ответил Крамер, улыбаясь. — Поэтому поводу у меня есть идея. Я предлагаю перед нашей отправкой на фронт навестить какой—нибудь берлинский ресторанчик и погулять со столичными девочками. Не сомневаюсь, что ты, найдешь с кем провести последнюю ночь и разгрузить свои «пороховые погреба», — сказал Крамер, намекая на увольнение.

— Есть разгрузить «пороховые погреба» герр капитан!

— Тогда, чисти сапоги и поехали. Отсюда до Берлина всего сто тридцать километров. Это ближе чем от Витебска до Невеля. Через час мы будем стоять с тобой на Александр плац. Там в центре много всяких интересных заведений. Поднимем боевой дух перед отправкой на фронт!

Проблем добраться до Берлина не было. Грузовые и легковые машины постоянно сновали туда и сюда, обеспечивая всем жизненно важным базу и учебный центр «Абвера».

На въезде в учебный центр, стоял пост фельджандармерии, который проверял все машины, идущие в Бранденбург. Капитан Крамер подошел к плотному краснолицему фельдфебелю и, приветливо улыбаясь, спросил:

— Старина, мы тут с унтером завтра отправляемся на Восточный фронт. У нас есть увольнение, и мы не прочь повеселиться в одном из берлинских гасштеттов. Может быть, вы сможете посодействовать? Нам нужна машина, идущая в Берлин.

— Герр капитан, в Бранденбурге прямо в центре есть масса неплохих кабаков, и вам не стоит ехать в Берлин, чтобы выпить шнапса и пива. Девчонок и у нас вполне хватает.

— Нет, герр обер — фельдфебель, все же нам больше хочется побывать в Берлине. Вы понимаете, что восточный фронт, это не прогулка по Вердер — парку и набережным Шпреи?

Обер — фельдфебель с сочувствием взглянул на нас с капитаном и, подняв жезл, остановил офицерский легковой «Опель». В салоне «Опеля» сидел молодой лейтенант. По всей вероятности, это был ординарец какого — то офицера или просто штабной связист—порученец.

— Герр лейтенант, вы в Берлин? — спросил краснолицый обер — фельдфебель, склоняясь к открытому офицером окну.

— Да, а что вас интересует? — удивленно спросил тот.

— Возьмите вот этих бравых парней до Берлина. Они завтра убывают завтра на восточный фронт, и просто хотели немного расслабиться.

— О, нет проблем! У меня два места свободных, пускай садятся в машину. В компании и время летит незаметно. Мне интересно узнать, как там обстоят дела на фронте?

Мы с капитаном сели на заднее сиденье в предчувствии необыкновенного приключения. Лейтенант в пол — оборота повернулся к нам, и по его шевронам на рукаве было заметно, что он всю свою жизнь прослужил в тылу и ни на каких фронтах не был.

— Я герр капитан, тоже хотел попасть на фронт. Мечтал даже получить «Железный крест», чтобы мой отец и мать гордились мной. Да вот проклятый крипторхизм меня замучил. Я, господин капитан, признан негодным ни к боевой, ни строевой службе. Приходится вот бумажки всякие развозить, да генералу Монке готовить кофе и подавать утреннюю прессу.

— Это что за болезнь такая? — спросил капитан, закуривая.

— О, это страшная болезнь! Одно яйцо надувается от образовавшейся в нем воды и становится в десять раз больше нормального.

— Мне бы такие яйца! — сказал я. — Я бы всех фройляйн перетрахал!

— Нет, студент, с такими яйцами ты был бы негоден к подвигам ни на постельном фронте, ни в бою. С такими яйцами, ты бы сидел дома и даже на улицу не высовывался.

— Я, герр капитан, не понимаю. Мне, чтобы понять, нужно было бы заболеть. А так я совсем не вижу, почему с таким недугом нельзя воевать!?

— А ты, Кристиан, представь себе, что ты пошел в рукопашную на «Иванов», имея такие яйца! А «Иван» тебе по ним ногой, как по футбольному мячу стукнул, или какая пуля пролетела между ног. Что тогда? А тогда, мой дорогой, тебя не спасет ни одна операция. Ты от боли возьмешь «Вальтер» и пустишь, себе пулю в лоб. Так вот, скажи ты мне, нужна ли твоя такая жизнь нашему фюреру? А вдруг ты, попадешь в плен, и большевики узнают, про твои огромные яйца? Большевики посадят тебя в клетку и будут показывать всем большевикам на Красной площади. — От этих слов, сказанных капитаном, лейтенант смеялся до слез.

Конец ознакомительного фрагмента.