Плохой хороший конец

Alex Linge, 2019

Я мысленно взвыл. Будь у меня хоть какая-нибудь связь с Алисой, я бы немедленно позвонил, пришёл к ней – сделал что угодно, чтобы убедиться, что нельзя покончить с игрой простым «я хочу выйти». Вся моя жизнь превращалась в ночной кошмар, от которого невозможно проснуться. И хоть я и любил ужасы, этот мне совсем не нравился.

Глава 3

Наш с Мариной роман имел подобие расписания. Пару раз в неделю, обычно в среду и пятницу, мы гуляли, пытались разговаривать, а потом шли к ней домой. Но в последнее время появились намёки: пора бы сделать встречи регулярнее, а отношения — серьёзнее. Она рассказывала про своих родственников, читала вслух «наиинтереснейшие» байки про счастливые семьи и вела себя предельно заботливо. Слишком заботливо, чтобы поверить, что за этим ничего не стоит.

В то безобидное утро среды она смотрела на меня особенно ласково. Среда была «нашим днём», поэтому я не придал этому значения, пока передо мной не появился запотевший изнутри прозрачный пакетик. Иногда она баловала меня пирожками, но они всегда были лишь прелюдией.

— Твои любимые, с картошкой, — очаровательно улыбаясь, сообщила она.

— Как это мило с твоей стороны, — неискренне восхитился я, пытаясь угадать причину такого внимания. Новая стрижка, которую нужно похвалить, даже если она не нравится? Или я забыл дату первого чего-нибудь? И что теперь делать, чтобы не пришлось искать новую работу, потому что «отношения в коллективе стали напряжёнными»?

«Надо было думать об этом раньше, тупица».

— Я тут подумала… Мы так мало времени проводим вместе.

— Чудовищно, — продолжал практиковаться в сарказме я, но она как будто этого не замечала.

— Нам стоит куда-нибудь сходить. Как ты относишься к театру?

— Очень люблю.

— Правда?

— Нет, конечно, — устало вздохнул я. — Я похож на человека, который любит театр?

— Я купила билеты, — мрачно проговорила она.

— А если я занят?

— А ты занят? — она подалась вперёд. — В четверг в девять.

Можно совместить с курсами, которые заканчиваются в восемь, но зачем?

— Так, ладно, — я решительно отложил пирожки, готовясь к разборкам, но меня прервало воспоминание.

Зима. Я быстрым шагом, периодически переходящим на бег, иду к театральному училищу Кристиана. Без конца проверяю время, хотя и так знаю, что опаздываю. Я всегда опаздываю на важные мероприятия.

Когда прихожу, вижу, что спектакль ещё не начался. Я торопливо снимаю верхнюю одежду, отдаю в гардероб. Во втором ряду небольшого зала пустует моё место. Саша беспокойно оглядывается и, заметив меня, машет рукой, и я, стараясь никому не мешать, иду к нему, но пару человек всё равно задеваю.

— Кого-то из состава нет, — говорит он, едва я оказываюсь рядом. — Надеюсь, не сорвётся — он так готовился.

— Наверняка есть дублёры.

Я обеспокоенно смотрю на сцену и плотный занавес. Даже если есть, он очень горел этой постановкой.

Спустя двадцать минут близнец выходит на сцену, и я удивляюсь тому, как ему идёт его одеяние, хоть это просто какие-то лохмотья бездомного. В зале становится тише.

— Простите за задержку. Наш принц загулял с какой-то принцессой, но мы уже вернули его обратно, так что скоро начинаем! — громко говорит он и поспешно удаляется.

Он так взволнован и воодушевлён, и я невольно чувствую то же. Это и есть актёрское мастерство — передать свои эмоции зрителю? Но в тот момент меня волнует не это; я боюсь, что он провалится. Почему-то сомневаюсь, что близнец может добиться успеха. Наверное, ревную.

Промотав саму постановку, память перекидывает сознание на аплодисменты и выход на бис. Теперь Кристиан в средневековом бархатном костюме. Светится искренним счастьем. Сильно разводя руки в стороны, я хлопаю и горжусь тем, насколько талантливый у меня брат. Впервые я не завидую, а по-настоящему восхищаюсь им. Становится стыдно, что я в него не верил.

Это воспоминание, такое светлое, яркое, вызвало тяжесть в груди, как после плохого не запомнившегося сна, от которого утром остаётся неосознаваемое чувство тревоги. Я тяжело сглотнул и осмотрелся, ища поддержки хоть у чего-нибудь. Схватившись за принесённую Мариной кружку с чаем, я сделал крупный глоток. Стало лучше. Я убедил себя, что стало.

Марина не увидела ни моё возмущение, ни то, что меня усмирило. Она уже сидела на своём месте и, проявляя удивительное трудолюбие, занялась работой. Я, чтобы не возвращаться к театру, спору и обсуждениям того, «в каком направлении движутся наши отношения», последовал её примеру, стараясь не думать о брате, искусстве и чужом таланте. Почти получилось, но иногда мозг переключался на обрывки той постановки. Кристиан действительно был очень убедителен. С его удивительной харизмой ему самое место в театре.

«А где моё место? Неужели здесь? Нет, не сейчас, потом, когда-нибудь потом».

В конце рабочего дня Марина предложила аперитив к четвергу. Я малодушно оправдался заданием для фотокурсов.

По дороге домой я сделал несколько совершенно пустых неинтересных снимков — чтобы очистить совесть. Я заставлял себя смотреть по сторонам, искал причину достать камеру, но это было бесполезно. Город провоцировал выводы, которые не получалось совместить с фотографией. Например, я ничего не помню о Москве. Мне было достаточно знания, что я живу тут, как мне казалось, с рождения, а всё остальное — чепуха. Но теперь я осознал, что для меня Красная площадь, Арбат, Царицыно, Воробьёвы горы — лишь названия мест, в которых я несколько раз был в последние месяцы. И в этом даже была логика, ведь, если верить воспоминанию про отца, мы с Кристианом из Нижнего Новгорода. И Саша, видимо, тоже. Я даже подумал с ним встретиться, спросить о себе — может, получится что-нибудь узнать? — но потом вспомнил про игру. Вряд ли я получу ответы так легко. А других причин общаться с ним я не нашёл. Но, представив его внешность, вспомнил, что у близнеца не было друзей. Он не понимал, для чего они нужны и не пытался ни с кем сблизиться. Даже со мной он дружил, потому что выбора не было — я ведь всё время рядом. Но появление Саши изменило его отношение, если не к понятию друга, то как минимум ко мне: Кристиан стал бояться потерять единственного более-менее близкого человека. И этот страх он маскировал агрессией.

В школе он никогда не участвовал в наших разговорах, всем своим видом показывая, что сидит с нами от нечего делать, а не из-за любопытства и боязни пропустить что-то важное. И он искренне не любил переменки и ждал их окончания сильнее, чем конца уроков, потому что только тогда Саша уходил в свой класс, больше не угрожая нашей не самой крепкой дружбе.

Так было до четвёртого класса, пока на одном из школьных праздников их не посадили вместе. Я выступал, играя одного из охранников короля в подобии детского спектакля, поэтому не мог быть буфером между ними. Кристиану предлагали побыть вторым охранником — близнецы в этих ролях смотрелись бы чудесно, — но он отказался, заявив, что ему «лицедейство не по душе».

Всё выступление я напряжённо наблюдал за ними (повезло, что у меня не было реплик), боясь, что они подерутся. Большего пацифиста, чем Саша, вообразить невозможно, а вот Кристиан часто использовал кулаки вместо аргументов в спорах. Когда в один из моментов он наклонился к Саше, я чуть не бросил своё бутафорское копьё, готовясь их разнимать, но этого не понадобилось. Кивая в мою сторону, близнец что-то шептал и ехидно улыбался, видя, как соседа веселят его комментарии. Я вздохнул с облегчением, и мне было совсем не обидно, что они обсуждают меня и мой нелепый наряд.

— Это необычно, да? — прозвучало рядом, и передо мной снова возникла Алиса. — То, что ты останавливаешься на несколько секунд, отдаваясь во власть воспоминаний.

Я поморщился. «Отдавая во власть воспоминаний»? Какая банальность.

— Не знаю, — я мотнул головой и продолжил идти. Она последовала за мной.

— Что вспомнил?

— Ничего особенного, — отмахнулся я, машинально замедляясь.

А кто сказал, что должно быть что-то особенное? Жизнь среднестатистического человека будет не интереснее видео с котиками — вряд ли у меня было как-то иначе. Или всё-таки было, и поэтому меня выбрали для участия в игре?

— Да и ты, как мне показалось, должна знать, что я вспоминаю, разве нет? — кашлянув, чтобы унять лёгкое волнение, спросил я.

— Да, конечно, — легко ответила она, — но мне было интересно, как это воспринимаешь ты. Я поняла: никак.

— Никак… — тихо повторил я, чуть поджимая губы — совсем как в детстве!

— Но это ничего. Я многое видела, и ты мало отличаешься от остальных.

— Но отличаюсь? — я зацепился за единственное слово, позволяющее не быть, как все, и тут же упрекнул себя за это жалкое желание выделиться, которое только сильнее подчёркивало, что я ничем не отличаюсь от ненавистной толпы. Только что-то внутри опять закопошилось. Всегда ли чёртова толпа была для меня ненавистной, или это только сейчас, когда от меня остались только рассказы из прошлого, в которых я видел какого-то рохлю, а не себя?

— Я не могу рассказать. Нужно время, для всего оно нужно, — будто читая заученный текст, приготовленный для всех, кто задаёт вопросы, проговорила Алиса. — Но самое важное сейчас — детали. Каждая мелочь…

Дослушать не дало новое воспоминание — яркая вспышка о свадьбе мамы и отчима. Мы, нарядно одетые и угрюмые, стоим в загсе, мама в красивом платье с прозрачной фатой, видя которую Кристиан бубнит, что это, должно быть, ужасно неудобно — видеть перед глазами занавеску.

А потом новая вспышка, перенесшая сознание на две недели вперёд — в день, когда мы переехали к отчиму и нам показали наши комнаты.

Когда до этого наша мама-дизайнер спрашивала о пожеланиях, я сказал, что хочу что-нибудь зелёное. Кристиан назвал меня лягушатником, а себе попросил розовую комнату с принцессами, а потом всё время ремонта волновался, что его шутку не оценили. Видимо, чтобы проучить, комнату сделали такой, как он просил, только без принцесс. Да и цвет в итоге был довольно приятный.

— Я доволен, спасибо, — с чувством собственного достоинства сказал он тогда, не показывая, насколько розовый далёк от любимого голубого. А вот мне его комната нравилась.

«Сейчас я бы ни за что не согласился на зелёный», — меня передёрнуло; я представил бежевые стены квартиры, в которой жил последние полгода, и почти озвучил это Алисе, но рядом уже никого не было.

Вечер почти не запомнился. Дома я как обычно почитал новостную ленту, поел, посмотрел сериал, выпил чай с шоколадкой. Помню, что сочинил объяснение тому, почему не выполнил задания для курсов (было очень много работы), в очередной раз назвал игру выдумкой чей-то больной фантазии, решил не верить ничему и никому и лёг спать. Но сон, призванный расслабить, не расслаблял. Мне снилась идеально белая комната — ни одной тёмной точки. Стены сдвигаются, невыносимо душно, я хватаю ртом воздух, но не могу надышаться. Раздаётся громкий щелчок позади, я резко оборачиваюсь, но там пусто. Следом что-то щёлкает сбоку, я смотрю туда, но и там никого. Потом ещё щелчок, второй, третий, десятый. Я кручусь вокруг себя, пытаясь найти источник, но быстро устаю и обессилено опускаюсь на пол. И тут же оказываясь в смирительной рубашке.