Связанные понятия
И́мя существи́тельное в неме́цком языке ́ — самостоятельная именная часть речи, обозначающая целую группу предметов, явлений, живых существ и т. д., отвечающая на вопросы «wer?» и «was?». Как часть речи немецкое существительное имеет ряд грамматических категорий: род, число и падеж. В предложении существительное играет разные роли, обычно — подлежащее. Все немецкие существительные, нарицательные или собственные имена, на письме начинаются с заглавной буквы.
Предло́жный паде́ж — падеж в русском и ряде других славянских языков, отвечает на вопросы: «О ком? О чём? В ком? В чём? На ком? На чём? При ком? При чём?». По происхождению русский предложный падеж восходит к индоевропейскому местному падежу (локативу) и сохраняет его значение с предлогами «в», «на», «при». В древнерусском языке этот падеж мог употребляться без предлога: Киевѣ «в Киеве», что демонстрирует его исконное значение как местного падежа; предлог об первоначально значил «вокруг».
Свобо́дное варьи́рование — отношение языковых единиц, которые в равной степени могут встречаться в некотором данном контексте, но не контрастируют друг с другом, то есть в результате замены одной из них на другую не возникает новое слово или предложение. Видоизменение единиц при свободном варьировании не обусловлено позицией, что отличает данное явление от аллоэмического варьирования, к примеру от позиционных аллофонов. Примерами свободного варьирования в русском языке могут служить дублеты ноль...
По своему грамматическому строю африкаанс — один из наиболее аналитичных индоевропейских языков. «Язык африкаанс является самым аналитическим не только среди германских, но и среди всех индоевропейских языков. В процессе его развития морфология подверглась радикальнейшему упрощению.»
Местоиме́нное прилага́тельное (также местоимение-прилагательное, прилагательное-местоимение, адъективное местоимение) — тематический класс местоимений, объединяемый общностью главных синтаксических функций с именем прилагательным. В традиционных описательных грамматиках включается в состав местоимений как самостоятельной части речи, в новейших грамматических теориях относится к имени прилагательному.
Упоминания в литературе
Украинский язык в отличие от русского перенял от европейских языков модальные глаголы. Так, во фразе «Я маю це зробити» («я должен это сделать») модальность употребляется в значении долженствования, как и в английском – «I have to do it». В русском
языке подобная функция глагола «иметь» давно исчезла из употребления.
Далее. Во-вторых, местоимение первого лица появляется в русском языке при наличии в этом же высказывании других местоимений, часто контактных по отношению к нему, например: Он знает, что я ему этого не говорила; Честное слово, я их не видела и т. д. Интересно, что в старославянском, где употребление местоимения при противопоставлении обязательно, указанная выше ситуация я не требует [Ефимова 2002].
2)-I am a doctor. Doctor – врач. Я врач (я есть врач). В
данном примере форма глагола to be – ARE играет роль глагола-связки в значении «есть». В отличие от русского языка, в английском языке глагол-связка никогда не опускается, поскольку английское предложение имеет строго фиксированный порядок слов: подлежащее (subject) + сказуемое (verb) + дополнение (object). В подобных случаях глагол-связка на русский язык не переводится.
В ходе практического овладения окончаниями множественного числа имен
существительных ребенок в первую очередь усваивает наиболее употребительные (а значит, и чаще слышимые им в речи взрослых) формы. Так, он гораздо раньше усвоит окончания – ы, – и («столЫ», «книгИ»), чем значительно реже встречающиеся окончания – а, – я («окнА», «платьЯ»). «Закономерный» аграмматизм здесь будет выражаться в том, что ребенок начнет уподоблять вторые окончания первым («окны», «платьи»). Или другой пример. Овладев окончаниями имен существительных мужского и среднего рода творительного падежа со значением орудия действия («топорОМ», «молоткОМ», «ножОМ», «карандашОМ», «перОМ», «стеклОМ»), ребенок «перетянет» эти же самые окончания и на существительные женского рода («лопатОМ», «пилОМ», «ложкОМ»). То же самое происходит и при усвоении ребенком всех других грамматических форм.
В конце 40-х годов ХХ столетия как участник диалектологической экспедиции (полевое изучение говоров входило тогда в программу обучения студентов-филологов) я слушал в деревне рассказ одной милой девушки: «Отец-От на вОйне, мать-та в ВОлОгду О ту пОру была уехавши, Оставили меня сОвсем Одной таку маленьку…» Я увлечённо записывал, что говор
развил постпозитивный артикль, но хранит архаические черты (у нас уже был курс истории древнерусского языка): «окают» (не редуцируют безударные гласные), склоняют краткие прилагательные, предпочитая их полным, используют плюсквамперфект, причём с деепричастием в именной части, а не с причастием.
Связанные понятия (продолжение)
Алломо́рф (алломорфа) — лингвистический термин, обозначающий вариант морфемы, которая может иметь разные варианты произношения, не изменяя при этом своего значения. Используется в языкознании для объяснения существования различных вариантов произношения у отдельных морфем.
Примыка́ние — одна из разновидностей подчинительной синтаксической связи (наряду с согласованием и управлением), не проявляющаяся в обусловливании главным словом определённой формы зависимого, поскольку зависимый элемент неизменяем, и выражаемая лишь порядком слов и интонацией.
Зако́н Ваккерна́геля — правило, сформулированное швейцарским лингвистом Якобом Ваккернагелем касательно позиции безударных слов в праиндоевропейском языке.
Фо́рма сло́ва — морфологическая разновидность слова, несущая комплекс тех или иных значений присущих данной части речи грамматических категорий; совокупность морфологических и фонологических характеристик слова (формальных показателей, в том числе нулевых), указывающих на его грамматическое значение — принадлежность к определённым грамматическим категориям. Так, состав морфем рус. учи-тель-ниц-а указывает на принадлежность данной формы к существительным женского рода и выражаемые ею значения именительного...
Конве́рсия (лат. conversiō «обращение», «превращение») — способ словообразования, образование нового слова путём перехода основы в другую парадигму словоизменения. Обычно получившаяся лексема принадлежит к иной части речи. Наиболее распространена конверсия как способ словообразования в тех языках, где многие морфемы являются нулевыми, таких как английский или китайский. Например, из англ. bet «ставить на кон» (с типично глагольной парадигмой англ. bet, bets, bet (прош. вр.), betting...) получается...
Адессив (лат. ad — у, к, на, esse — быть, находиться) — один из косвенных падежей, выражающий местонахождение. Распространён во многих агглютинирующих языках, в том числе в финно-угорских, нило-сахарских и др.
Да́тельный самостоя́тельный (лат. dativus absolutus) — оборот, характерный для ряда славянских языков: старославянского, церковнославянского и письменных памятников древнерусского языка.
Семантическая роль имени при предикате — в языкознании: часть семантики предиката, отражающая общие свойства аргумента предиката — участника называемой предикатом ситуации. Описание в терминах семантических ролей отражает сходства моделей управления различных предикатных слов.
Разгово́рный фи́нский язы́к (фин. puhekieli ) как форму существования национального финского языка принято отличать от диалектной речи и от литературного стандарта (фин. kirjakieli). Разговорная финская речь, обладая универсальными чертами устной речи (эллиптичностью, экспрессивностью, активным использованием невербальных знаков), характеризуется также рядом структурных особенностей, отражающихся на всех языковых уровнях — фонетическом, морфологическом, синтаксическом ,словообразовательном и лексическом...
Препозиция (от лат. prae — перед, впереди и лат. positio — положение) — положение слова, словосочетания или простого предложения (составляющей) перед другой составляющей, синтаксически связанной с ней.
Переразложе́ние (метана́лиз, деглютина́ция, устаревшее абсорбция) — морфологическое явление: смещение морфемных границ в слове или привычном словосочетании, в результате которого ранее единая морфема может превратиться в последовательность из двух морфем, а последовательность двух и более морфем — в одну на основе опрощения (как в лат. proforma > рус. проформа); часто переразложение происходит сдвиг границ морфем или слов (к примеру, в др.-русск. сън имъ > рус. с ним, фр. m’amie 'моя подруга' > ma...
Формообразова́ние — образование грамматических форм одного слова. Противопоставляется словообразованию, связывающему разные слова с общим корнем.
Юссив (нем. Jussive, усечённое наклонение) — наклонение глагола, выражающее косвенную форму побуждения (приказ, просьбу), обращённую к третьему лицу. Отличается от императива тем, что обращена не ко 2-му, а к 3-му лицу.
Элатив (от лат. elativus) — один из местных падежей финно-угорских языков, имеющий базовое значение «движение, направленное из вместилища наружу». В число периферийных значений входят значения объекта (мысли или речи), темы, причины, количества и др.
Морфология каталанского языка имеет много общего с морфологией большинства других романских языков. Каталанский язык является синтетическим и флективным...
Паука́льное число ́ (лат. paucus «немногочисленный») — грамматическая категория существительного, прилагательного, местоимений-существительных и местоимений-прилагательных, обозначающая, что данная часть речи относится к нескольким лицам или предметам.
Краткая форма прилагательных присуща только качественным прилагательным, относительные и притяжательные прилагательные краткой формы не имеют. Краткое имя прилагательное отвечает на вопросы: каков? какова? каково? каковы?
Звонкий велярный спирант — звук, встречающийся в некоторых языках мира. В южнорусском наречии является реализацией фонемы /g/ литературного русского языка.
Фреквентатив (лат. frequentativum) — форма глагола, которая указывает на повторяющееся действие. Фреквентатив может рассматриваться как отдельный глагол, производный от исходного. В русском языке форма фреквентатива образуется с помощью суффиксов -ыва, -ива, -ва, -а (слышивать, видывать, знавать и т. п.) и воспринимается носителями как устаревшая.
Абесси́в , также лиши́тельный паде́ж, изъя́тельный паде́ж, карити́в — падеж, указывающий на лишение, отсутствие чего-либо, на нахождение вне чего-либо. Абессив входит в падежные системы многих финноугорских, некоторых африканских и кавказских языков.
Супин (от лат. supinum «лежащее на спине, обращённое назад, обратное») — неизменяемая глагольная форма, образовывавшаяся от основы инфинитива при помощи суффикса -тъ; служил в древнерусском языке для указания цели движения, выраженного другим глаголом. Употреблялся только при глаголах движения несовершенного вида. Другие названия супина, употребляемые в научной литературе: достигательное наклонение или инфинитив цели.
Иллати́в (лат. illativus) — падеж, указывающий на конечный (внутри чего-либо) пункт траектории движения одного из участников ситуации. Имеется в первую очередь в агглютинирующих языках (финно-угорских и др.). Отличается от аллатива, который также указывает на конечный пункт, однако, как правило, наружный.
Эсси́в (изобразительный падеж) — падеж в финно-угорских языках со значением продолжительного или устойчивого состояния.
Синкрети́зм (греч. συγκρητισμός) в языкознании — постоянное объединение в одной форме нескольких значений или компонентов значения, разделённых между разными формами в случаях, соотносимых с данным, или на более ранних этапах истории языка. Синкретические формы могут трактоваться как многозначные (полифункциональные) или омонимичные.
Пре́зенс (нем. Präsens) в немецком языке — это простое настоящее время, одно из шести времён немецкого языка. Оно служит для передачи действия в настоящий момент времени, как в абсолютном, так и в относительном употреблении временных форм немецкого глагола. Präsens существует в двух залогах: Aktiv и Passiv.
Транслатив — один из падежей, свойственных языкам уральской семьи. В общем случае обозначает переход в иное состояние или качество, однако нередко имеет и другие значения, не связанные с изменением состояния.
Носовой инфикс (назальный инфикс) — инфикс, содержащий носовой звук. В различных языках может выполнять различные грамматические функции.
Плюсквамперфе́кт (нем. Plusquamperfekt) — сложное (предпрошедшее) прошедшее время, одно из шести времён немецкого языка. Наряду с Präteritum и Perfekt входит в ступень прошедших времён. Как сложное прошедшее время состоит из вспомогательных глаголов haben или sein в форме Präteritum и смыслового глагола в форме второго причастия (Partizip II). Выбор вспомогательного глагола определён лексическим значением смыслового глагола (см. Выбор вспомогательного глагола). Plusquamperfekt может находиться в...
Нейтрализа́ция (лат. neuter — ни тот, ни другой) в лингвистике — обусловленное позицией устранение противопоставления элементов языковой структуры (языковых единиц).
Фонологиза́ция (фонематиза́ция) — род диахронических процессов дивергенции в языке: процесс возникновения и усиления новой фонологической оппозиции посредством превращения позиционно обусловленных аллофонов в самостоятельные фонемы. При этом аллофоны выходят из состояния дополнительного распределения, то есть начинают встречаться в одинаковой позиции.
Идáфа (араб. إضافة «дополнение») — способ оформления несогласованного определения в арабском языке. Сам способ (т. н. status constructus) характерен для семитских языков вообще (в иврите идафе соответствует смихут), хотя его конкретная реализация может быть различной.
Подробнее: Идафа
Современная классификация частей
речи в русском языке в основе своей является традиционной и опирается на учение о восьми частях речи в античных грамматиках.
Омо́графы (от др.-греч. ὁμός «одинаковый» + γράφω «пишу») — слова, которые совпадают в написании, но различаются в произношении (в русском языке чаще всего из-за различий в ударении). К омографам могут относиться как слова, имеющие разное значение, так и разные формы одного и того же слова.
Вну́тренняя фо́рма сло́ва — семантическая и структурная соотнесенность составляющих слово морфем с другими морфемами данного языка, способная возникать в представлении говорящих при анализе структуры этого слова, а также признак, положенный в основу номинации при образовании нового лексического значения слова. Таким образом, внутренняя форма слова указывает на причину, по которой данное значение оказалось выраженным именно данным сочетанием звуков.
Классифика́тор в лингвистике — слово или морфема, используемые в некоторых языках для того, чтобы классифицировать объект классификатора исходя из требуемого контекста.
Универсаль (Universal, другие названия - мондолингво, инверсаль) - схематический апостериорный лингвопроект, разрабатывавшийся в 1923-1928 гг. Г. И. Муравкиным (Берлин) и Л. И. Василевским (Харьков). Отталкиваясь от словаря и грамматики эсперанто, он, однако, заметно выделяется на фоне других эсперантоидов усилением элементов априорности на разных уровнях языковой структуры.
Инессив (при глоссировании сокращается как INE или INES, от лат. inesse «быть, находиться (в, внутри, на)») — местный падеж. Его основным значением является нахождение в каком-либо месте.
Неотчуждаемая принадлежность (в противоположность отчуждаемой принадлежности) в лингвистике — особый тип отношений в некоторых языках, который характерен для объектов, принадлежность которых не может быть изменена (не всегда в прямом физическом смысле), например, «моя рука» vs. «моя ручка». Этот тип входит в более широкую категорию притяжательности, присутствующую во многих языках, значительная часть которых однако не делает разницы между отчуждаемой и неотчуждаемой принадлежностью. Среди последних...
Синкопа (др.-греч. συγκοπή, буквально — «обрубание, сокращение») в лингвистике — фонетическое явление, заключающееся в выпадении как правило безударного звука, или группы звуков, или даже целого слога в слове (чаще всего в середине слова, так как для обозначения выпадения звука/звуков/слога в начале и конце слова есть отдельные понятия — афереза и апокопа соответственно).
И́мя состоя́ния — понятие, введённое в курс русского языка средней школы в учебниках Бабайцевой В. В. и Чесноковой Л. Д.. Определяется как самостоятельная часть речи, которая обозначает состояние и отвечает на вопросы как? каково? Имена состояния не склоняются и не имеют спряжения. Имена состояния, образованные от прилагательных с помощью суффикса -о, имеют сравнительную степень: холодно — холоднее — более холодно.
Приложе́ние — это определение, выраженное существительным, согласованным с определяемым словом в падеже, например: ночевала тучка золотая на груди утёса-великана. Приложения могут обозначать различные качества предмета, указывать на возраст, национальность, профессию и другие признаки, например...
Время в немецком языке — это грамматическая категория глагола, выражающая временные отношения событий к определённому моменту времени: например, к моменту речи или к моменту совершения другого действия. Существует три временных ступени: настоящее (die Gegenwart), прошедшее (die Vergangenheit) и будущее время (die Zukunft). Шесть временных форм немецкого языка — Präsens, Präteritum, Perfekt, Plusquamperfekt, Futur I и Futur II — отражают каждую из них. По образованию временные формы можно классифицировать...
Упоминания в литературе (продолжение)
Все эти привычные для нас свойства лингвистики, так или иначе восходящие к античности или средневековью, вовсе не могут считаться универсальными, что показывают иные лингвистические традиции. О синтетическом подходе индийцев (пути от смысла к тексту; активной грамматики, по Щербе) говорилось выше. Китайская традиция до ее европеизации в конце XIX в. не знала грамматики, основным видом описания в ней был словарь (но японская традиция должна была независимо от китайского влияния самостоятельно строить грамматику). Арабская традиция шла не от морфологии к синтаксису, а в обратном направлении. В Китае и Японии до знакомства с европейской наукой не было понятия, соответствующего звуку (фонеме):
в Китае основной фонетической единицей был слог, а в Японии – единица, промежуточная между звуком и слогом (примерно то, что у античных авторов называлось морой). В арабской традиции выделялись согласные звуки, но гласные не рассматривались как отдельные сущности. Единица, соответствующая слову, по-видимому, существовала во всех традициях (к этому вопросу я еще вернусь), но свойства этих единиц могли быть различными. Например, в китайской традиции слова совпадали с корнями и соответствующие понятия не различались. Кроме того, в ней были всего две части речи: «полные слова» и «пустые слова», что примерно соответствует знаменательным и служебным словам, но не выделялись даже имена и глаголы. Отмечу еще одно явление, на котором подробнее остановлюсь дальше: современная англоязычная или франкоязычная лингвистика отошла от идей Дионисия Фракийца больше, чем российское языкознание; по-видимому, это связано с тем, что строй русского языка изменился по сравнению с классическими языками не так значительно.
Предложение вне контекста обычно обладает относительной смысловой законченностью. Смысловые отношения между его частями выражены с помощью разных языковых средств (скреп): 1)
повторения слов, 2) употребления местоимений (он, я и др.), 3) употребления наречий (затем, потом и др.), 4) употребления союзов (зато, однако, так как и др.), 5) вводных слов, указывающих на связь мыслей (следовательно, таким образом и т.п.), 6) порядка слов, 7) интонации и т.п.
Я – не филолог. Но мне почему-то кажется, что термин «литературный
язык» по своему происхождению связан с понятием «литература». А с чем же ещё? Или с понятием «литера», то есть «буква». Таким образом, это всё-таки письменный язык. Это не самостоятельный язык, а литературная разновидность употребления русского языка. Это – специально обработанная часть общенародного языка.
Все предложения начинаются с выражения
роли агенса. Правило «Первое имя в предложении – агенс», которое отмечено при овладении синтаксисом у детей (Слобин 1984) является первым правилом, которое обнаруживается у больных при переходе от смыслового синтаксиса к семантическому. В соответствии с ним больные строят контрастные пары: «Я пошла соседи, соседи пошли… я». Порядок слов используется и для противопоставлений определений и определяемого: отмечается тенденция к постановке определения после определяемого слова (см. выше «скамейка окрашенная»). Затем появляются попытки морфологически маркировать объект, что мы также видим в приведенном примере. Итак, анализ второго вида аграмматизма согласуется с высказанной Л. С. Выготским идеей, что в семантическом синтаксисе действуют «живые» семантически значимые категории.
Большинство ученых придерживаются мнения о том, что из всех компонентов культуры в широком смысле этого слова язык обладает наиболее отчетливо выраженными этническими функциями. Небезынтересно отметить, что во многих памятниках древнерусской письменности, включая и «Повесть временных лет», понятие «народ» обозначается словом «язык»: «А се суть инии языци, иже дань дають Руси»[90]; «Югра же людье есть языкъ нѣмъ, и сѣд?ть с Самоядью на полунощных странах»[91]; «В то же время умножися языка Литовьскаго и начаша пакостити волости Олександровѣ»[92]. Известный специалист в области истории русского языка П.Я. Черных считает, что старшим значением слова «язык» на славянской почве было именно «речь», «то, что связывает людей, соединяет их в народ, в племя» и просто «народ», «племя»[93]. Такое словоупотребление, очевидно, отражает то этнографическое представление, по которому
язык считается главным признаком народа.
В научной литературе, посвященной религии, часто используются диакритические знаки, указывающие, как то или иное слово произносится на санскрите или другом сакральном языке. По
сути дела, наличие диакритики – признак добросовестности научного подхода. Но для большинства читателей диакритические знаки – та же китайская грамота (какая разница, бревис здесь или седиль?), поэтому я отказался от них во всех случаях, кроме прямого цитирования, имен собственных и ссылок на источники. Если диакритический знак над или под латинской буквой «s» указывает, что она произносится, как «sh», тогда здесь этот звук передан как «sh», то есть имя индуистского бога Шива записано как «Shiva», а не «?iva», цель в индуизме, мокша, – как «moksha», а не «mok?a». Диакритические знаки зачастую оказываются препятствием для интеграции нехристианских религиозных терминов в английский язык – препятствием из тех, которые лучше разрушать, чем надстраивать. Одна из причин, по которым санскритское слово «nirvāna» вошло в словари английского языка, – возможность отбросить макрон над «а» и точку под «п». А индуистские эпосы Mah?bh?rata и R?m?ya?a нашли путь к широким кругам англоязычных читателей уже без соответствующих циркумфлексов.
Для создания текста автор использует единицы
языка и грамматические правила их соединения в слова, словосочетания, предложения и т. п., но сам текст не является языковой единицей, так как в отличие от нее каждый раз заново создается, творится. Большинство современных ученых (и в этом мы присоединяемся к ним) сходятся в мнении о том, что текст – это коммуникативная единица, единица речи/речевой деятельности (Н.Д.Бурвикова, О.И.Москальская, В.Я.Шабес, А.М.Шахнарович и многие другие). Что это значит?
Языку, в котором два-три нехитрых корня лежат в
основе доброй сотни глаголов, прилагательных, причастий и междометий, вмещающих всю гамму чувств, оценок и понятий, для выражения которых менее развитые народы вынуждены пользоваться разрозненными и плохо запоминающимися словами, – этому языку не мне указывать, и не мне заменять его великие буквы стыдливой азбукой Морзе!
Чтобы перевести слово created («создал»), «Альтависта» нашла немецкий глагол herstellen («производить») с отделяемой приставкой, который спрягается так: Ich stelle her («Я произвожу») или Ich stellte her («Я произвел»); в силу некоторых синтаксических правил, известных программе, она должна поставить приставку her в конце фразы; но «Альтависта» не осознает, что фраза кончается словом Himmel («небо»), и ставит her слишком далеко впереди. Кроме того, если говорить о словах waters of waters («во́ды вод»), то программа понимает
первое слово как глагол, а второе – как существительное. Я не устоял перед искушением поручить «Альтависте» задачу перевести этот немецкий текст обратно на английский, и вот результат:
родом R1b, и его носителями, эрбинами. Это, возможно, начиналось 16 тысяч лет назад как сибирские языки, которые можно, наверное, назвать прототюркскими (потому что они, похоже, постепенно перешли в тюркские языки гипотетической алтайской языковой семьи языков, в которую сейчас включают тюркскую, монгольскую, тунгусо-маньчжурскую и японо-рюкюскую языковые ветви, а также корейский язык-изолят), совершенно неузнаваемые в те времена и давно утратившие прямую связь с современными молодыми тюркскими языками, или сино-кавказскими, или
дене-кавказскими, возможно, языками маханджарской культуры, языками ботайской археологической культуры, самарской культуры, средневолжской культуры, протокурганной культуры (рода R1b – поскольку культура многослойная, и на последующих этапах включает деятельность рода R1a), катакомбной культуры (рода R1a). Далее – северно-кавказские языки, анатолийские (рода R1b, 6 тысяч лет назад, в отличие от анатолийских языков рода R1a 10–9 тысяч лет назад), шумерский язык, баскский язык, и большая серия доиндоевропейских языков в Европе времен 5000–3000 лет назад, а местами и позже. Это все составные части эрбина, языка рода R1b. Но языка в те времена определенно неиндоевропейского, доиндоевропейского. Почему язык R1b стал прототюркским, а братской группы R1a – протоиндоевропейским, я не знаю, но вполне возможно, что под влиянием других прототюркских языков в Центральной Азии, на родине гаплогруппы R1b. Возможно, что первый из выживших носителей гаплогруппы R1b по какой-то причине говорил на прототюркском языке, как и его потомство, так и пошло. Это же все может зависеть от совершенно случайных факторов, которые можно предполагать десятками.
5. Вернемся к Уорфу, теперь он продолжает сравнивать язык американских индейцев хопи с языками западной Европы. В ходе его исследования скоро стало очевидным, что грамматика хопи связана с культурой хопи, а грамматика европейских языков с нашей собственной «западной», или «европейской», культурой. И оказалось, что взаимная связь привнесла в эти большие категории опыта посредством
языка такие наши собственные термины, как «time» (время), «space» (пространство), «substance» (вещество), «matter» (материя). Что касается сравнительных особенностей, то за возможным (но сомнительным) исключением балто-славянских и неиндоевропейских языков, между английским, французским, немецким и другими европейскими языками существует такая небольшая разница, что я объединил эти языки в одну группу, названную НСЕ (SAE), или «Нормативный среднеевропейский» («Standart Average European» (1941c, p. 77–78).
Ож. предлагает противоположное решение. Рассматриваемое значение выделяется как самостоятельный семантический вариант местоимения какой-то: «4. Не заслуживающий внимания, уважения, разг. неодобр. Стану я с какими-то девчонками советоваться. Какой-то молокосос лезет всех учить» [Ож.: 241], но в то же время подается как коннотация к одному
из значений местоимения всякий: «2. Разный всевозможный. Всякие книги. Хотят тут всякие, сущ. разг. неодобр.» [Ож.: 99] – почему-то только применительно к субстантивированному его употреблению.
Исследуя творчество Бродского, Лев Лосев фиксирует внимание на таком важнейшем свойстве его поэзии, отразившей тенденции литературы XX в., как перемещение центра тяжести с этических и социальных вопросов на экзистенциальные (Лосев, 1986:189). Это обстоятельство значительно повышает – по отношению к нормативному
языку – значимость глагола быть в экзистенциальной функции. Поэту оказываются нужны не только нейтральные, но и стилистически маркированные формы. Любопытно, что Марина Цветаева тоже утверждала экзистенциальность как наиболее значимую категорию и активно включала в свои тексты форму первого лица есмь, недостающую в современном языке, причем грамматически правильно. Эта форма выражала бытие преимущественно лирического я Цветаевой, но не исчерпывалась этим значением: есмь говорилось и от имени таких природных сущностей, как, например, песок, огонь[9]. Для Бродского форма есмь не характерна[10], его форма – суть, которая не свойственна поэзии Цветаевой. И эта форма – маркер формулы – связывает сущности объективного мира. Место автора в этом случае – позиция наблюдателя, исследователя из мира прошлого (поскольку он это слово активно употребляет) и современного (поскольку он это слово употребляет с нарушением грамматической правильности) или даже будущего (когда косноязычие аграмматизма превратится в новую строгую правильность).
Именно существование специального термина druhones в древней Чехии кажется мне решающим аргументом в пользу того, чтобы отрицать за словом друг в Востоковской редакции техническое значение "дружинник", которое пытаются разглядеть в нём историки, сопоставляя древнерусские данные о княжеской дружине с упоминаниями из церковнославянских текстов. В других местах текст этой редакции о дружине не говорит, зато «слуги» упоминаются. Вследствие неясности текстологической картины приходится допускать как теоретически возможные разные варианты присутствия и смены слов слуги и други в эпизоде с «игрой» Вячеслава по редакциям 1-го Жития. Однако, в любом случае сама альтернативность слуги versus други говорит о том, что эти «други» появились в тексте жития (на каком бы этапе его Sitz am Leben это ни произошло) в том значении, в каком в древнечешских источниках выступают druhones. При этом нет оснований предполагать прямую связь между чешским термином друг/druh (в смысле вассала/клиента и старославянским словом дружина[324]. На отсутствие такой связи с точки
зрения словообразования указывает тот факт, что во множественном числе этот термин звучит не как дружина, а именно как други – druhones. Очевидно, смысл слова друг как "вассал/слуга" развилось от первоначального значения "приятель, соратник, помощник" и т. п. без какой-либо связи со словом дружина.
Буква ѣ в соответствии с этимологией написана в словах: прсѣще – V, jмѣмў – VIII, нўjнѣ – IX и, возможно, оупѣха – IV строка; буква ѣ вместо е написана: вўнўjврмѣнуj – II, бя блгадрлѣ: – II, рщѣмў – VIII, о кудѣенўшўj – X строка; буква е вместо ѣ написана в следующих случаях: jмемў – VII, векўj а дў велўj – IX, млве (или млсе) – V, прсне – IX, врцет се – X строка; буква я вместо ѣ пишется в слове бя – 4 раза и, возможно, в других случаях, более сомнительных. Написание я вместо ѣ еще можно было бы объяснить для более позднего периода, если видеть в авторе восточного болгарина; но написание е на
месте этимологического ? для этого периода объяснено быть не может. Совмещение в одном памятнике, причем памятнике оригинальном, указаний на закрытое и одновременно на открытое произношение звука, восходящего к ?, а также этимологически правильных написаний свидетельствует против его достоверности.
Например, в 8-м уроке имеются два задания на отработку притяжательных местоимений. Они носят слишком условный характер, чтобы ограничиться ими. Приблизить работу по этой грамматической теме к реальному общению можно, дополнив тренировочную часть урока игровыми заданиями. Можно предложить одному ученику отвернуться или выйти в коридор. В это время другие учащиеся раскладывают какие-то свои мелкие вещи на столе. Вошедший обращается к тому или другому соученику с вопросом: Это твоя книга? И получает ответ: Да, моя/Нет, не моя. В случае отрицательного ответа он обращается с вопросом еще раз, указывая при этом на другого ученика: Это его/ее книга? И также получает полный ответ. Подобную работу можно организовать и следующим образом. Например, в 11-м уроке активизируются окончания винительного падежа. Это можно сделать с помощью игры «Кто любит…». Один
из учащихся называет слово, например музыка. Другой говорит: Я люблю (не люблю) музыку. Важно, чтобы каждый побывал в роли спрашивающего и в роли отвечающего. Это полезно вдвойне: называющий слова активизирует свой лексический запас, отвечающие автоматизируют навык употребления падежной формы. Весьма легко на уроке создается ситуация поиска, которая позволит «закрепить» окончания предложного падежа. Указывая на разложенные в разных местах предметы, преподаватель спрашивает: Где ручка? Ученик отвечает: На столе. Где ваза? – На окне. Где сумка? – На стуле. Изучаемые факты языка в такого рода учебной коммуникации становятся средством общения и позволяют от приобретения знаний перейти к речевой деятельности.
Хотя изобретателями первого алфавита были финикийцы, греки создали
первый настоящий алфавит в современном западном смысле. Дело в том, что в финикийском алфавите были одни лишь согласные буквы. Гласные звуки добавлялись при чтении, так сказать, по контексту и на основании различных вспомогательных знаков. Именно такими являются, насколько мне известно, современный арабский алфавит, а также алфавит иврита.
Так, в приведенном выше
примере первичные ряды значений («образ», «персонаж» и «отождествление») были объединены, на основании общей семантической структуры более высокого уровня (комбинации смысловых признаков А и Б – «АБ»), в подгруппу «Обретение нового “Я”». Сходным образом были выделены подгруппы «Уничижение», «Раздвоение» и «Переименование». При дальнейшем анализе указанные подгруппы («Обретение нового “Я”», «Уничижение», «Раздвоение» и «Переименование»), на основании общего смыслового признака («Б»), были объединены в ТР «Иное существование». В заключение был выделен ОСП ТР «Иное существование» – категория «свой/чужой», содержащая наиболее общие признаки трансформации «Я» – «присвоение» и «отчуждение» определенных личностных свойств. Таким образом, ОСП «свой/чужой» объединил исследуемую совокупность лексических единиц на высшем уровне семантического анализа.
Тренировочной базой для овладения языком на фонологическом уровне можно считать явление ритмизированных считалок, скороговорок, дразнилок, которые дети воспринимают в готовом виде, создают (сочиняют), трансформируют, дополняют и передают друг
другу как языковой опыт. Следует отметить, что часть из них лишена смысла, но прекрасно иллюстрирует опыт преобразования слов, звукосочетаний, созвучий, опыт поиска ритма и рифмы, категоризации слов по наличию/отсутствию в них похожих элементов, а также идентичности ритмической модели (см.: «Андрей-воробей, не гоняй голубей!», «Дядя Федя – съел медведя!», «Тили-тили-тесто! Жених и невеста!», «Шишел-мышел, Коля вышел!», «Сива-ива, / Дуба-клен, / Шуга-юга, / Вышел вон!» и другие). Например, из дворовой игры просто так выйти нельзя, только по кодовым словам: «Четыре-четыре – я на перерыве. Утки-утки – я на три минутки. Семь-семь – вышел насовсем». Рассмотренные феномены детского языкового творчества манифестируют собой «экспери-ментаторский» опыт структурно-языкового характера, что стимулирует дальнейшее формирование механизма мысле-рече-языковой деятельности. Развитие языковой способности на данном этапе характеризуется тем, что оперирование языковым материалом становится дифференцированным, внутренне расчлененным, предполагая появление новых связей и отношений языковых единиц, их взаимное упорядочение и иерархизацию.