Тень (символика в искусстве)

Тень (символика в искусстве) — тень обратна свету. В искусстве, также в философии тень связана с негативным началом, противоположностью положительного и солнечного, также с понятием «второго я».

У первобытных народов тень — душа или второе «я», которое особенно связывали с душами умерших. В Китае бессмертные, прозрачные по своей физической сущности, не отбрасывали тени, в то время как в западном фольклоре людей, не имеющих тени, подозревали в том, что они продали свои души дьяволу и являются в этом смысле «несуществующими» (тень — доказательство материальности объекта или субъекта). В некоторых племенах наступить на чью-либо тень — значит нанести смертельное оскорбление. Нужно следить за тем, куда падает тень, чтобы не попасть в тень другого человека. Согласно мусульманским традициям, тень Аллаха — символ властелина на земле. В Индии существовала вера в тени святых, обладающие удивительным качеством: они неуничтожимы.

Мифологическая птица Хумайя считалось, что она делает царём человека, на которого бросает свою тень. В Африке тень ассоциируется с духом. Как видно из приведенных примеров, тень — второе человеческое тело, наделенное магическими свойствами.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Понятие «тени» для античного и для христианского восприятия – нетождественно. Тень для Платона и тень для Фомы Аквинского имеют очень разные значения. Природа тени трактуется в иконописи как злое начало – и тут нет и не может быть двойного прочтения. Иконопись и живопись Возрождения до Пьеро делла Франческо тени вообще не знает: написать святого в тени или с ликом, измененным игрой светотени, – это нонсенс. Скажем, в дантовской поэме «мир теней» не есть мир смыслов – смыслом является яркий свет. Данте, который постоянно разговаривает на темы платоновских диалогов, идеал представляет себе как ровное сияние – и войти в мир света его вожатый Вергилий (античный мудрец, которому смысл явлен в тенях) никак не может.

Максим Кантор, Чертополох. Философия живописи, 2016

Изучая мифы Древней Греции, мифографы проделали большую работу по сбору противоречивых взглядов, толкований жизни после смерти, бытовавших у древних греков, населявших. Грецию. Роберт Грейвс выделял шесть различных истолкований верований в подземный мир [46, c. 89]. Согласно первой точки зрения, тени умерших живут в могилах, подземных пещерах или глубоких разломах, они могут принимать вид змей, мышей, летучих мышей, но никогда не могут вновь обрести облик человека: «попавшие в Аид оказываются на безрадостных Асфоделевых лугах, где души героев бесцельно бродят среди бесчисленных толп менее знаменитых мертвых, издающих писк словно мыши» [11, XI.539, XI.572, XI.487-491]. По другой версии, души царей-жрецов обитают в зримом облике на островах мертвых. «Души, прошедшие инициацию, избегают пить из Леты (реки забвения), предпочитая пить из реки Памяти, куда сбрасывает тень белый тополь, что дает им определенные преимущества перед остальными» [46, c.87-88]. Греки верили, что белые тополя и осины были посвящены, богине возрождения, Персефоне или Гераклу за его деяния в подземном мире. По третьей точке зрения, тень умершего снова может стать человеком, если она войдет в бобы или рыбу, которые будут съедены их будущими матерями. По четвертому поверью, тени умерших уходят далеко на север, где никогда не светит солнце, и иногда возвращаются в виде оплодотворяющих дождей. По пятой версии, тени уходят далеко на запад: там, где солнце садится в Океан, существует мир духов, похожий на обычный мир. Шестая точка зрения, изложенная в мистических учениях орфиков о жизни загробного мира, повествует о том, что умершие в подземном мире получают наказание в зависимости от того, как они прожили свою земную жизнь.

Илона Камад, Обрядовая сторона культов Древней Греции, 2006

Древние верили, по-видимому, что только деятельное участие в этой божественной жизни позволяет стать настоящим человеком. Земное бытие выглядело слишком коротким, над ним постоянно нависала тень смерти; подражая же деяниям богов, человек в определенной мере обретал их силу и значительность. Потому и считалось, что именно боги научили людей строить города и храмы, подобные обителям божеств в высшем царстве. Священный мир богов, каким он описывается в мифах, – не просто идеал, к которому следует стремиться людям, но и прообраз человеческого существования, изначальный архетип, высший образец, определяющий жизнь тут, внизу. Все земное представляет собой отражение мира божественного – эта идея пронизывала мифологию, обряды и общественный уклад большинства народов древности и до сих пор господствует во многих традиционных культурах наших дней[1]. Например, в Древнем Иране верили, что каждому человеку и предмету обычного мира (гетик) соответствует двойник в архетипическом мире божественного бытия (менок). Сейчас нам трудно принять эту концепцию, так как высшими идеалами жизни у нас стали свобода и самостоятельность личности. Тем не менее знаменитое изречение post coitum omne animal tristis esi[2] и теперь выражает всеобщий опыт: когда страстно предвкушаемый миг наконец наступает, нередко кажется, что ты опять упустил нечто большее, почти недосягаемое. Подражание Богу – субботний ли день отдохновения, омовение ли ног беднякам на Страстной неделе – до сих пор остается важной составляющей религии. Бессмысленные сами по себе, эти действия стали значительными и священными только потому, что некогда их, как считается, совершал Бог.

Карен Армстронг, История Бога: 4000 лет исканий в иудаизме, христианстве и исламе, 2011

Русская иконопись XIV–XV веков есть достигнутое совершенство изобразительности, равного которому или даже подобного не знает история всемирного искусства и с которым в известном смысле можно сопоставлять только греческую скульптуру – тоже воплощение духовных образов и тоже, после светлого подъема, разложенную рационализмом и чувственностью. И вот, на этой вершине своей, иконопись, чуждая и тени аллегоризма, открывает духу светлые свои видения первозданной чистоты в формах столь непосредственно воспринимаемых, что в них сознаются каноны воистину всечеловеческие, и, будучи откровениями жизни во Христе более, чем что-либо другое, будучи чистейшим явлением собственно церковного творчества, эти формы оказываются заветнейшими исконными формами всего человечества. Мы узнаем в них по частям и разрозненно открытое древними культурами – черты Зевса во Христе Вседержителе, Афины и Изиды в Богоматери и т. д., так что «оправдана мудрость чадами ея»91. Да, духовные видения, эти чада подготовлявшейся всею мировою историею древней мудрости, своей существенной истиной показали, что права была мудрость в своих предчувствиях и намеках истины. Можно сказать, чем онтологичнее видение, тем общечеловечнее форма, которою он[о] выразится, подобно тому как священные слова о самом таинственном – самые простые: отец и сын, рождение, согнивающее и прорастающее зерно, жених и невеста, хлеб и вино, дуновение ветра, солнце с его светом и т. д. Каноническая форма – это форма наибольшей естественности, то, проще чего не придумаешь, тогда как отступления от форм канонических стеснительны и искусственны: вот бы возопили вольные художники, если бы любые изобразительные формы любого из них были признаны нормою!

Павел Флоренский, Автореферат. Троице-Сергиева Лавра и Россия. Иконостас. Имена. Метафизика имен в историческом освещении. Имя и личность. Предполагаемое государственное устройство в будущем

Святой Давид свидетельствует, что состояние умерших улучшается попечениями живых и что уже умершие сами себе ничем не могут помочь (Пс. 6, 6); «и возвратится прах в Землю, чем он и был, а дух возвратится к Богу, Который дал его»[22]; все эти и подобные им выражения заключают в себе идею вечности. Далее, говорит Пророк Иов: «Прежде нежели отойду, – и уже не возвращусь, – в страну тьмы и сени смертной, в страну мрака, каков есть мрак тени смертной, где нет устройства, где темно, как самая тьма»[23]. Приведенные здесь места Ветхого Завета служат прямым опровержением ложного мнения некоторых критиков, будто в Ветхом Завете вовсе не говорится о бессмертии души и о ее загробной, личной жизни… Видна живая вера евреев в бессмертие души и в ее загробную жизнь. Этим важным открытием вполне также опровергается другая нелепая мысль, будто евреи идею о бессмертии души заимствовали у греков.

Группа авторов, Загробная жизнь, 2013

Древние евреи, в отличие от некоторых других народов, воспринимали факт смерти реалистично, но были не способны примириться с мыслью о прекращении индивидуальной жизни. Иудеи полагали, что личность человека раздвоена, поскольку имеет некую тень, представляющую собой бледную и внетелесную копию человека – душу. После смерти эта тень спускается под землю, где в мрачных покоях обретает грустное и «серое» существование, но позже свою непримиримость со смертью они выразили в идее «воскресения».

Борзова Е. П., Триадология, 2013

После прочтения «Гимна брату Солнцу» мы осознали сущность дерева, бросающего тень на зеленую траву, мудрость неба, дарующего воде отражение своей синевы, поняли чувства жаворонка, цветом своих крыльев напоминающего свежевспаханную землю. Но прежде всего мы поняли благородную заповедь святого Франциска, который велел нам искать границу нашей человечности в наших ближних. Таким образом святой Франциск научил нас смотреть на мир как на мудрое построение, в котором путеводной нитью является гармоничное сосуществование всех со всеми. Расширились границы нашего мира, потому что мы стали понимать собственную незначительность.

Брандштеттер Роман, Ассизские хроники, 1953

В диалоге “Государство” (VII книга) Сократ говорит: “В области познаваемого идея добра есть высшее и едва доступное созерцанию; но усмотрев ее, нельзя не заключить, что она есть причина всего правого и прекрасного, порождающая в царстве видимого свет и источник света, а в царстве умопостигаемого она господствует, обеспечивая истину и постижение”. Свою мысль он поясняет мифом о пещере, в которой находятся скованные люди, могущие видеть на стене пещеры только тени вещей, проносимых за их спиною перед костром; кому-нибудь из них удается, высвободившись из цепей, выйти из пещеры и он, когда глаза его привыкнут к свету, видит солнце и освещенную им живую богатую содержанием, подлинную действительность. В этом мифе высшее сверхмировое начало, идея Добра, сравнивается с солнцем, а царство совершенных умопостигаемых идей с предметами, освещенными солнцем. Московский философ Владимир Эри, автор замечательной книги “Борьба за Логос” (сборник его статей, изданный в 1911 г.), начал печатать в 1917 г. статью, в которой задался целью показать, что “солнечное постижение” Платона было высшей ступенью его духовного опыта[12]. Вероятно, в этой статье он пришел бы к мысли, что платоновское царство умопостигаемого соответствует христианскому представлению о Царстве Божнем. К сожалению, Эрн умер, не закончив печатание своей статьи.

Лосский Н. О., Мир как осуществление красоты. Основы эстетики, -1

Средние века – эпоха зрелости Сатаны. Вместе с готической стрелкой, папским авторитетом, схоластикой, аскетизмом, феодальным духом растет в христианстве и его угрюмый и причудливый миф. Когда они приходят в упадок, склоняется к упадку и он. Сатана сын печали, тайны, тени греха, страдания и ужаса и, конечно, дозреть в могущественную величину мог он только в религии ужаса, которою хотел быть и был католицизм XIII века, отрицатель жизнерадостности, прямого взгляда на вещи, света, веселости и наслаждения; враг природы, потому что она полна чудес и чудовищ, потому что в ней телесный мир непримиримо противится воле мира духовного; враг жизни, потому что она полна поводами к греху и опасности погубить душу; трусливый раб смерти, открывающий врата в спорную бездну вечности. Мечты и бреды смущают умы. Отшельник, проведя многие часы в молитве, на коленях выходит, еще в экстазе, из кельи и видит: в воздухе несутся ужасные полчища дьяволов в образе апокалипсических чудовищ. Они освещаются пламенными знамениями небесными, светила меняют свой вид и обливаются кровью, – печальные предвестия грядущих бедствий. Во время эпидемий, косивших людей, как траву, видят в воздухе стрелы и дротики, бросаемые незримыми руками, со свистом поражающие жертву и затем исчезающие[3]. И то и дело проходит по перепуганному миру грозное предчувствие близкого конца света, проносятся слухи, что Антихрист уже народился, и не сегодня-завтра наступит страшная катастрофа, предреченная в Апокалипсисе.

Амфитеатров А. В., Дьявол, 1905

Наверное, уже достаточно сказано о том, что мы попали в плен устаревшей мифологии. Мы видели, как Тень бессознательной фемининности при помощи древних мистических ритуалов соблазняет солнечного героя, который, в свою очередь, находит в ней объект удовлетворения своего неосознанного желания и цель ритуала инициации. Он должен убить именно то, что любит (по крайней мере, он так считает), и сама любовь порождает ужас, наполняя им его сердце, в котором соединение приводит к разрушению. Высшее выражение любви Отелло к Дездемоне проявляется именно тогда, когда он, видя в себе доблестного слугу Его Величества Долга, убивает жену и тем самым совершает жертвоприношение. От нее исходит целомудренное сияние звезд и совершенство форм монументального алебастра. Уже почти задушив Дездемону, Отелло повторяет: «Таков мой долг, таков мой долг, душа моя»[13].

Вудман Марион, Опустошенный жених. Женская маскулинность, 1990

Внешне схожем, но ином ключе толковал миф в одной из своих поздних статей Вяч. Иванов. Он считал, что искусство освободительно не в равной мере и глубине, имея в виду разные этапы развития мироустроительной силы художественного творчества. На первом – религиозная идея владеет художником, и его творения способны давать лишь образ, призрак вечной красоты. На втором – уже художник владеет религиозной идеей и управляет ее земными воплощениями[70]. Второй этап совпадает с космогонической и антропогонической зрелостью мира[71], иными словами, той ступенью, когда человек сможет реализовать в себе божественную природу и будет как Христос, а искусство претворит в теургию. Но условием грядущего богочеловечества является безусловная вера. Рефлексия губительна для теургии. В частности, поэтому для художника, как утверждал Иванов, спасительнее младенческое неведение о себе самом, чем прозрение в существо и смысл своего освободительного подвига: «если бы Орфей не знал, – писал Иванов, – что изводит из темного царства Эвридику, он не оглянулся бы на возлюбленную тень и, оглянувшись, ее не утратил»[72].

Асоян А. А., Семиотика мифа об Орфее и Эвридике, 2015

Что же касается посмертного состояния души, то учение об этом в Библии неоднородно, и с течением времени оно претерпело важные изменения. Поначалу в Ветхом Завете состояние души по смерти изображалось как схождение души в преисподнюю, т. е. как безрадостное состояние в месте, где даже не слышно хвалы Богу. Души ведут в этой обители теней – или гиеоле – жалкое полудремотное состояние. И злые, и добрые там одинаково отторгнуты от Бога.

Горбунов А. Н., Знакомство с Библией, 2016

Возьмем как пример строфу «Муз», посвященную Клио. Срединная и конечная мысль такова: Клио – муза истории – записывает лишь ту тень, что человечество оставляет за собою. Первый радиус: Клио с пишущим острием в руке, подобная той, что ведет счеты. Затем огромный скачок – и путь с иной стороны: «Говорят, что тот пастух был первым живописцем, который, разглядывая на скосе скалы тень своего козла, углем обвел рогатое пятно». Но мозг читателя, уже вспомнивший грациозную и банальную легенду о возникновении живописи, снова обманут: для Клоделя важна сейчас не идея живописи, а идея тени. Это устремление прерывается поэтому вопросом: что же такое перо?.. – И здесь новый скачок, молниеносный полуответ на недоговоренный вопрос, заключенный в скобки: «Не подобно ли оно тени на солнечных часах?», который переносит нас на новый круг представлений о внутреннем времени, как бы о том, что лишь осознанное с пером в руках отмечает час в нашей душе, вне же этого нет представления о времени.

Волошин М. А., Поль Клодель, 1904

Но… что суть все эти видимые красоты в сравнении с невидимыми! Что суть эти видимые красоты, как не отблеск, как не тени от незримого очами? Есть, возлюбленные, за этим видимым нами звездным небом, есть другое небо – небо небес, куда восхищен был некогда великий Апостол языков и где слышал и видел он то, «ихже око не виде и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша». Небо это также усеяно звездами, но такими, которых мы и представить теперь себе не можем, звездами, никогда не спадающими, присно сияющими, утренними звездами, как написано в Писании: при общем ликовании утренних звезд утверждены были основания земли и положен краеугольный камень ее (ср.: Иов. 38, 76). Эти утренние звезды – Ангелы Господни.

Ангелы и бесы. Тайны духовного мира, 2014

Но… что суть все эти видимые красоты в сравнении с невидимыми! Что суть эти видимые красоты, как не отблеск, как не тени от незримого очами? Есть, возлюбленные, за этим видимым нами звездным небом, есть другое небо – небо небес, куда восхищен был некогда великий апостол языков и где слышал и видел он то, «ихже око не виде и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша». Небо это также усеяно звездами, но такими, которых мы и представить теперь себе не можем, звездами, никогда не спадающими, присно сияющими, утренними звездами, как написано в Писании: «при общем ликовании утренних звезд утверждены были основания земли и положен краеугольный камень ее» (Иов 38, 76). Эти утренние звезды – Ангелы Господни.

Невидимый мир ангелов, 2006

Вместе с присвоением громовнику и сопутствующим ему духам характера демонического, сатанинского, жилища их, т. е. облачные подземелья и пещеры, получили значение страшного царства нечистой силы; в то же время царство это признано было обиталищем умерших, ибо и в языке и в поверьях смерть роднилась с нечистою силою[37], а тени усопших – с грозовыми гениями. И та, и другие неслись в рядах неистового воинства и дикой охоты, сопровождали Одина в его воздушных поездах и вместе с ним скрывались в облачные горы и дождевые источники. Те же самые образы и краски, какие созданы были поэтическим настроением древнего человека для туч, служили и для обрисовки царства демонов и мертвых.

Афанасьев А. Н., Славянские колдуны и их свита, 2009

Время, отключенное от вечности, действительно проходит, как сон. Христианский аскетизм – это реанимация духа. Надо отвоевать пространство души от слепков, отображений и теней внешнего и отдать духу то, что принадлежит ему по праву его царственного рождения, тогда человек почувствует новую емкость времени, ощутит легкость при освобождении от груза того, что ему чуждо, и переживет подобие той радости, которую испытывал не раз в годы детства, а потом потерял и забыл.

Карелин архимандрит Рафаил, Тайна спасения: Беседы о духовной жизни. Из воспоминаний, 2011

Из встреч именно с такими людьми, столкнувшимися с тайной стороной московского бытия, и родилась эта книга. Речь пойдет только о том, чему либо я, либо мои друзья, родственники были свидетелями, а то и сами участвовали в неоднозначных мистических событиях. Страшась притягательного прикосновения к тайне города, эти люди взахлеб рассказывали о тех невероятных случаях, что приключились с ними. Именно так книга наполнилась реальными историями, живыми чудесами, в которые можно не поверить, но игнорировать их нельзя. Ибо и чудеса, и волшебство, и таинственные события вкупе с загадочными участниками оказались абсолютно реальной частью истории Москвы – истории тайной, загадочной, еще не понятой. Однако она существует, отражая явную дневную историю – как тень отражает свет солнца и луны, как загадка прячет в себе разгадку, как тьма зла оттеняет и высвечивает свет добра.

Коровина Е. А., Москва мистическая, 2012

Либо Платон использовал аллегорию Атлантиды для достижения двух совершенно различных целей, либо летописи египетских жрецов были подделаны с целью сохранения в тайне их доктрины. Это не означает, что Атлантида была чисто мифологическим вымыслом, но при этом преодолевается наиболее серьезное препятствие для принятия теории Атлантиды, а именно фантастические данные о ее происхождении, размерах, рельефе и времени гибели – 9600 лет до н. э. В середине центрального острова Атлантиды возвышалась гора, которая отбрасывала тень на пять тысяч стадий, чья вершина касалась сферы эфира. Эта гора есть ось мира, священная для многих народов, она является символом головы, вырастающей из четырех элементов тела. Эта священная гора, на чьей вершине стоит храм богов, напоминает истории об Олимпе, Меру и Асгарде. Город Золотых Ворот – столица Атлантиды – появляется в качестве одного из наиболее распространенных символов в религиях многих народов, концепцией Града Божьего или же Священного Города. Здесь мы имеем дело с архетипом Нового Иерусалима, улицы которого выложены золотом, а его двенадцать ворот сияют драгоценными камнями.

Холл М. П., Тайные учения всех времен. Энциклопедическое изложение герметической, каббалистической и розенкрейцерской символической философии, 1928

Астральная ностальгия – извечная духовная субстанция, заложенная в самой сути человеческой природы. Нет даже намека на альтернативу. Выбор, сделай из того калейдоскопа картин и видений, характерный для прошлого и настоящего каждого человека, определяющий его внутренней мир. Здесь – все тихо переливается: как тень и свет, как свет и тень. Здесь: минорная интонация – приглушена, боль – прощающая, печаль – светла.

Станкевич Роза, Беларусь – моя судьба, -1

Второй мир – невидимый, духовный мир, он недоступен для наших телесных чувств, он не виден глазам, не слышен слухом, он недоступен для осязания, в него нельзя проникнуть даже через наши суждения и мысли, его нельзя выразить человеческим словом. Этот мир открывается человеческому сердцу действием Божественной благодати: человек видит как бы тени этого неведомого мира, ощущает его бытие, и затем это ощущение меркнет и теряется. Как будто Господь показал на мгновение луч небесного света и сказал: «Иди и ищи теперь этот свет». Где и как его искать? Во внешнем мире найти его невозможно, но в самом человеке есть третий мир – его собственное сердце, та область, где соприкасаются духовное и телесное, небо и земля.

Карелин архимандрит Рафаил, Умение умирать, или Искусство жить, 2004

Лабиринты Крита – чудо мысли, строительной техники, архитектуры. Аналогов ни в античном мире, ни в иной европейской архитектуре лабиринт не имеет. Но вот в древнем Египте такое сооружение было, говорят, построено под Фивами для фараона Мемнона (Аменхотепа III), отца Аменхотепа IV. Лабиринт со временем был разрушен и забыт, но существует как некий прообраз, негатив Критского. Когда был построен лабиринт? Для каких целей? Этого мы не знаем. Расположенный на площади 22 тысячи кв. м на нескольких уровнях, пещерный, подземно-надземный, расписанный дивными фресками, он дразнит наше воображение. Часть сохранившихся колонн, поддерживающих наружный портик, выкрашена в красный цвет и как бы перевернута вверх ногами, т. е. сужается к низу. Материалы, использованные в строительстве, самые разные – искусственные (подобие гипса) и природные: камень, дерево и даже кирпич. Уровень строительной техники невероятный, необъяснимый. А сколько лет он строился? Есть свидетельства, что ахейцы, вторгнувшись на Крит в XII веке до н. э., сожгли что могли. Но к этому времени и сопротивляться ахейцам было некому. Можно предположить, что Крит – фрагмент не известного нам мира. Крит – цитата из культуры, по которой восстановить весь утраченный текст невозможно. Луч прожектора, освещающий точку, остальное пока поглощено тенью. Лабиринт – чудо и тайна. Но, может, он и не был дворцом Миноса и его потомков, а был местом культовых мистерий. Люди, обслуживающие лабиринт, жили где-то рядом, но их поселения просто исчезли со временем. Мы не чувствуем движения времени, оно свернулось в единой точке пространства – критских лабиринтах. Они, не имея истории, становятся точкой вечности. Крит – это молчание. Молчание мира без движения и голоса. Тексты Крита не дешифрованы, а стало быть, немы.

Волкова П. Д., Мост через бездну. Комментарий к античности, 2015

Лабиринты Крита – чудо мысли, строительной техники, архитектуры. Аналогов ни в античном мире, ни в иной европейской архитектуре лабиринт не имеет. Но вот в древнем Египте такое сооружение было, говорят, построено под Фивами для фараона Мемнона (Аменхотепа III), отца Аменхотепа IV. Лабиринт со временем был разрушен и забыт, но существует как некий прообраз, негатив Критского. Когда был построен лабиринт? Для каких целей? Этого мы не знаем. Расположенный на площади 22 тысячи кв. м на нескольких уровнях, пещерный, подземно-надземный, расписанный дивными фресками, он дразнит наше воображение. Часть сохранившихся колонн, поддерживающих наружный портик, выкрашена в красный цвет и как бы перевернута вверх ногами, т. е. сужается к низу. Материалы, использованные в строительстве, самые разные – искусственные (подобие гипса) и природные: камень, дерево и даже кирпич. Уровень строительной техники невероятный, необъяснимый. А сколько лет он строился? Есть свидетельства, что ахейцы, вторгнувшись на Крит в XII веке до н. э., сожгли что могли. Но к этому времени и сопротивляться ахейцам было некому. Можно предположить, что Крит – фрагмент не известного нам мира. Крит – цитата из культуры, по которой восстановить весь утраченный текст невозможно. Луч прожектора, освещающий точку, остальное пока поглощено тенью. Лабиринт – чудо и тайна. Но, может, он и не был дворцом Миноса и его потомков, а был местом культовых мистерий. Люди, обслуживающие лабиринт, жили где-то рядом, но их поселения просто исчезли со временем. Мы не чувствуем движения времени, оно свернулось в единой точке пространства – критских лабиринтах. Они, не имея истории, становятся точкой вечности. Крит – это молчание. Молчание мира без движения и голоса. Тексты Крита не дешифрованы, а стало быть, немы.

Волкова П. Д., От Древнего мира до Возрождения (сборник), 2016

Причем опыта общения людей со злыми духами в Предании Церкви больше, нежели опыта общения со светлыми Ангелами. И это объяснимо. Выполняя послушания Божии, Ангелы не часто посещают людей, не навязывают себя, оставаясь в тени, сокрытыми, даже помогая человеку. Бог не хочет, чтобы люди приходили к вере в результате эффектных и поражающих их явлений или откровений. Бог не принуждает человека к вере. И, кроме того, Ангелы света отгоняются от нас нашими грехами и душевной нечистотой. Иначе ведут себя демоны. Для них, оторвавшихся от Бога, единственным содержанием жизни является ненависть ко всему Божиему, светлому. Бог или верные Ему Ангелы – сатане и его воинству не по зубам.

Пархоменко К. В., Сотворение мира и человека, 2010

«Труд зрения» автора превращает роман в «апофеоз подробностей», от которых рябит в глазах, как на мерцающей поверхности лунной воды, несущей в романе сакральный смысл, едва ли не некротический. Эти подвижные подробности отвлекают читательское внимание от «торжественной архитектуры идей» произведения, напоминающего живой строящийся муравейник. Тот, кто бывал в таёжных местах, мог наблюдать эти восхитительные строения в человечески рост. От этого живого строящегося организма, которому уподоблено сооружение великого Гауди, невозможно оторвать глаз. «Зрелище и зрение – апофеоз исключительного моего бытия», – говорит повествователь, созерцая матовый лоск полной луны. «В её свете мы все утопленники – её отражённый вторичный свет так искренне всё заливает, от него невозможно уйти в тень – там слепота, искренняя и абсолютная, и смертное литьё, ещё более текучее, чем вода, спирт, эфир, ртуть». То есть слово, как флогистон, конкурирует в произведении Н. Кононова с перечисленными легковоспламеняющимися веществами.

Белых А. Е., Феноменологический кинематограф. О прозе и поэзии Николая Кононова, 2015

[6] Итак, слыша о Боге, что Он явился очам человеческим, думай, что это происходит вне чувственного света, ибо только умопостигаемой мыслью – и это естественно – может быть воспринято умопостигаемое: чистейший источник лучезарности – это Бог, и когда Он являет Себя душе, то испускает лучи света, которые ни на чем не оставляют тени и чудесно озаряют всё вокруг. [7] Однако не воображай, будто это Сущее, Тот, Кто есть поистине, может быть воспринято человеком. У нас нет никакого средства, чтобы представить Его себе: [это не возможно] ни с помощью чувства – Оно недоступно чувству, – ни с помощью ума (ο?τ’ α?σθησιν… ο?τε νο?ν). Моисей, созерцатель безвидной природы и богозритель – ибо Божественные Речения говорят, что он вступил во мрак (γνό?ος) (Исх 20,21), прикровенно повествуя о незримой и бестелесной сущности, – Моисей, который во всём и всюду проводил свои исследования, стремился отчетливо увидеть Того, Кто есть единственное, трижды желанное благо.

де Андиа Изабель, Unio Mystica. Единение с Богом по Дионисию Ареопагиту, -1

Театр также отдал дань символу и аллегории, в чем можно усмотреть влияние и средневековых традиций. Но и новая эпоха использовала их, придав им значительную энергию и приведя в движение. Она лишила их постоянства и позволила приобрести множество противопоставленных значений – как высоких, так и низких. Аллегории, символы и эмблемы сближались между собой, выступали одновременно, усиливая символическое звучание пьес. В них во всех просвечивает сложно сплетенная сеть символов. Для театра, как и для всей культуры, было немыслимо подражание «чувственным вещам, которые сами по себе являются тенью настоящих идей» [Матхаузерова, 1976, 15]. Их изображение бесцельно, «так как оно становится тенью теней» [Там же]. Обращение к символическому языку обеспечивало существование на сцене сакрального.

Софронова Людмила, Культура сквозь призму поэтики, -1

Небо воспринимается как тончайший, неуловимо-бездонный вопрос, а земля, обширная и прочная, – как хорошо обоснованный и вполне удовлетворяющий их ответ. Находящиеся здесь люди осознают, что во всем есть правая и левая стороны, верх и низ, что есть свет и тень, покой и движение; становится очевидным, что вогнутое – это лоно, готовое принять в себя выпуклое, что сухое стремится к влажному, холодное – к горячему, что молчание подобно постоялому двору, пребывающему в ожидании шума и суматохи. Ритмическое таинство космоса открывается им не в результате извне почерпнутой учености: это вино, само являющееся мудрым богом, одарило их способностью мгновенного интуитивного постижения великой тайны. Разве можно представить себе, чтобы в их головах могли поселиться какие-нибудь понятия; конечно же, нет: вино погрузило их тела в текучий разум, в котором плавает мир. Наступает минута, когда движения рук, торсов и ног этих людей тоже становятся ритмичными, мышцы не просто сокращаются – теперь это происходит согласованно. Ориентиром, компасом телесных движений является некая таинственная логика, пребывающая в мышцах человека: вино усиливает ее, и движения складываются в танец.

Ортега-и-Гассет Хосе, Запах культуры, -1

Фон классической иконы – золотой. В иерархии цветов золото занимает первое место. Это одновременно цвет и свет. Золото символизирует сияние Божественной славы, в которой пребывают святые, это свет нетварный, существующий вне дихотомии «свет – тень». Золото – символ Небесного Иерусалима, о котором в Откровении Иоанна Богослова сказано, что улицы этого города «чистое золото и прозрачное стекло» (Откр 21:21). Наиболее адекватно этот удивительный образ выражает мозаика, которая передает единство несовместимых понятий – «чистое золото» и «прозрачное стекло», соединяя в себе сияние драгоценного металла и прозрачность стекла. Поразительны древние мозаики церкви Санта Мария Маджоре в Риме, храмов Равенны, собора Св. Софии и монастыря Хора (Кахрие-Джами) в Константинополе, монастырских церквей Дафни, Хозиос-Лукас в Греции, Св. Екатерины на Синае, Св. Софии Киевской. Средневековые художники мастерски использовали многообразие мозаики, сияющей золотом, играющей светом, переливающейся всеми цветами радуги. Цветная мозаика, так же как и золотая, восходит к образу Небесного Иерусалима, который построен из драгоценных камней (Откр 21:18–21).

Языкова И. К., Со-творение образа. Богословие иконы, 2012

Следующий век, серебряный, был уже не так хорош, как золотой. Почти сто лет человек проводил в младенческом состоянии, опекаемый матерью и отцом. Став взрослыми, люди покидали свои дома, но взрослая жизнь не приносила им счастья. Они постоянно враждовали между собой и не приносили богам даров. Возмущенный таким поведением людей, Зевс поселил этот род в подземное царство, где они живут, не испытывая ни радостей, ни печалей. Затем Зевс из древесины ясеня, идущего на изготовление древков копий, сделал третье поколение. Эти люди были высокими, сильными и жестокими. Так наступил медный век, получивший свое название от металла, из которого строились дома, создавались различные инструменты и оружие. Люди медного века воевали между собой, пока не исчез с лица земли последний человек. После смерти все они отправились в царство теней.

Доброва Е. В., Популярная история мифологии, 2003

Аарон, брат Моисея. Его имя теряется среди множества известных нам библейских праведников, затеняется образом его прославленного брата, с которым нельзя сравнить ни одного ветхозаветного пророка (см.: Втор. 34, 10). Мы едва ли способны многое сказать о нем, и это касается не только нас, но и людей ветхозаветной древности: сам Аарон в глазах народа всегда отступал пред Моисеем, и сам народ не относился к нему с любовью и почтением, с какими обращался к своему учителю. Пребывать в тени великого брата, смиренно нести свое служение, хотя и великое, но не столь заметное для окружающих, служить праведнику, не завидуя его славе, – разве это не христианский подвиг, явленный уже в Ветхом Завете?

Жития святых. Ветхозаветные праотцы, 2012

«Избяной», как многим тогда казалось, поэт Есенин «пережил душой» наследие Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Некрасова, превосходно усвоил уроки лучших современных мастеров. Он выступал продолжателем огромной традиции. И была закономерность в том, что русский творческий дух накануне близких потрясений самым непосредственным образом заявил о своих истоках, получил высшее проявление в поэзии человека из народа. Талант Есенина только с первого взгляда выглядел безоблачным. На самом же деле свет и тени русской истории, как бывает перед грозой, обозначились в нем предельно ярко.

Есенин С. А., «Душа грустит о небесах…» Стихотворения и поэмы, -1

Умножаются голоса, видения, сны, знаки; Даринька начинает видеть иной смысл буквально во всем, предметный мир становится для нее символом, тенью, знаком мира невидимого, что все более отдаляет ее от христианского мироотношения. Даринька, таким образом, превращается чуть ли не в адепта философии символизма, где каждое явление действительности рассматривается как тень, символ, знак того, что недоступно простому созерцанию. Убеждая Вейденгаммера в неслучайном, «знаковом» смысле происходящего, она все ближе подходит к тому, чтобы вслед за философом-мистиком повторить:

Шмелев И. С., Пути небесные, -1

Жизнь за жизнью, благодаря своим достойным, чудесным деяниям, ты остаешься драгоценностью, исполняющей желания, для Учения Будды и всех живущих. Господин Дхармы, носящий имя Мипхам Гёнпо, твое широкое, безупречное видение, охватывающее все, что можно познать, не содержит ни тени сомнения.

Рангдрёл Ц. Н., Посвящение и путь освобождения. Что означает буддийское посвящение, как его понять и использовать, 1993

Яркий свет солнечный предметы делает видимыми и светлыми, напротив, светлые звезды скрывает от нас и наши светильники земные помрачает. Последние, действительно, тускнеют, и огонь их при очень ярком свете солнца дает даже тень и кажется дымом; но не так бывает со звездами неба: они никогда не теряют своего света и, когда мы не видим их, сияют другим во мраке ночи. Не виден ли здесь образ Божественного Откровения? Оно неясные для разума и сердца нашего предметы освещает, но пред светом его тускнеют наши гордые знания и бросают от себя тень. Есть и при откровении отдаленные звезды, сокрытые от нашего умственного взора: это тайные, или высшие, истины, которых не досягает взор нашего разума, но которые бывают видимы в примраке веры очами сердца. Тайны откровения не менее восхищают сердце верующего, как и звездное небо.

Сборник, Цветник духовный. Назидательные мысли и добрые советы, выбранные из творений мужей мудрых и святых, 2013

Господь повторял это обетование неоднократно, чтобы приготовить людей к принятию обещанного Спасителя мира; не изгладилось оно из памяти людей и после рассеяния их по лицу земли; за далекие горы и моря они уносили с собою эту отрадную, хотя далекую, надежду. Века проходили за веками, исчезали народы, появлялись новые страны, изменялись постановления и обычаи, но вера в Спасителя, грядущего от Пречистой Девы, сохранялась незыблемо. Пять тысячелетий прошло в ожиданиях, и наконец, в определенное судьбами Божиими время, исполнились все пророчества, исчезли тени Ветхого Завета и на горизонте вселенной явилась Путеводная Звезда, чтобы привести погибавшее человечество к спасительной пристани.

Снессорева С. И., Богородица. Небесная Заступница России, 1892

Святые отцы уделяют этому большое внимание. Таинственные ветхозаветные пророчества о Богородице, поэтичные и одухотворенные древние прообразы Пречистой постоянно приводятся в гомилиях, посвященных Ее Рождеству. Эти пророчества и прообразы возвышают нас к пониманию различных сторон Ее нравственного совершенства, Ее жертвенного и высочайшего подвига Богоматеринства, являясь по отношению к Ней, по слову преподобного Иоанна Дамаскина, «тенями Ее истинного первообраза».

Антология, Рождество Пресвятой Богородицы. Антология святоотеческих проповедей, 2017

Бендида – богиня Луны во Фригии. Отождествляемая с Артемидой, а иногда с Гекатой, Бендида является божеством охоты, Луны и тайн, укрытых тенью. Сексуально независимая, она легко выбирала себе партнеров, поэтому ритуалы поклонения ей сопровождаются оргиями в лесу. Она является покровительницей спортсменов и физической красоты тела.

Осет Бренди, Магия женственности. Открой в себе богиню, 2014

Особое значение в исламе нес зеленый цвет – зеленое знамя Пророка. Этот цвет означал жизнь, оазис, силу, отдых. Считалось, что зеленые драгоценные камни способны подарить счастье и успех. Как и в других религиях, белому цвету в исламской традиции приписывается значение духовности и чистоты, его считают самым прекрасным из всех цветов. Этот цвет символизирует добро, положительную сторону жизни. Золотой значил силу, власть, щедрость, богатство. Красный являлся символом жизненной силы, энергии, бесстрашия, поэтому красные драгоценные камни особо ценились. Синий и фиолетовый цвета, как и в христианстве, приобретали значение мистическое. Это цвета созерцание и приобщения к Божественной сущности. Но, кроме того, фиолетовый – это цвет тени, миража, обманчивости.

Сироткина И. В., Работаем ярко: цветные продавцы, цветные покупатели, -1