Баядерка

«Баядерка» — балет в трёх действиях и пяти картинах с апофеозом балетмейстера Мариуса Петипа на музыку Людвига Минкуса. Впервые показан в бенефис Е. О. Вазем 23 января 1877 года на сцене петербургского Большого театра (театральная энциклопедия ошибочно называет Мариинский театр).

В премьере участвовали: Никия — Екатерина Вазем, Гамзатти — Мария Горшенкова, Солор — Лев Ивáнов, царь Дугманта — Христиан Иогансон, Великий брамин — Николай Гольц, джампе — Матильда Мадаева, индусский — Феликс Кшесинский, Александр Пишо и Любовь Радина, ману — В. Жукова; дирижёр — Алексей Папков. Авторы декораций: Бочаров, Вагнер, Шишков, Андреев, Роллер, Ламбин.

«Баядерка» Мариуса Петипа во многом перекликается с балетом «Сакунтала», поставленном его братом Люсьеном Петипа для балета Парижской Оперы в 1858 году (музыка Рейера, сценарий Теофиля Готье по одноимённой драме индийского поэта IV века Калидасы).

Литературным источником балета «Баядерка» являются драма «Шакунтала» и баллада Гёте «Бог и баядерка» (нем. Der Gott und die Bajadere). В основе сюжета — романтичная восточная легенда о несчастной любви баядерки и храброго воина.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Другую противоположность составляли сам император Никифор и императрица Феофания, шедшие рядом. Он, с мрачным, смуглым лицом, с нависшими бровями, из-под которых сверкали черные глаза, всегда выражавшие глубокую думу или холодное презрение – с бородою, падавшею на грудь, густою, черною. Почти шестидесятилетний старик, Никифор казался еще старее, удрученный походами, трудами, заботою государственною; седина пробивалась на его бороде и густых черных волосах; рубец на щеке был свидетелем, что он не щадил себя в битвах; но впрочем, высокий, широкоплечий, Никифор казался Геркулесом, несмотря на свою старость, даже и в цветном, блестящем одеянии императорском, казался Геркулесом, пойманным Деянирой[98] и одетым по ее прихоти в роскошное женское платье. Его Деянира – Феофания, была красавица, высокая, стройная, прелестная женщина. Двадцати пяти лет от роду, она казалась гораздо моложе; трудно было найти у кого-нибудь белее и нежнее лицо, пламеннее глаза, ласковее, сладострастнее взор, стройнее ручку и ножку и очаровательнее все движения. Феофания была отличная певица, танцевала, как индийская баядерка, и тайно говорили между собою, знавшие Феофанию до возведения этой красавицы на императорский престол, что не однажды служила она моделью для ваятелей и живописцев, хотя строго запрещено было законами подобное безнравственное дело. И теперь, хотя все головы были преклонены и никто из присутствовавших не смел возвести взоров своих на императора и императрицу, глаза Феофании, казалось, искали: кого бы можно было утешить им за скуку принуждения? И в то же время гордая поступь и самый этот снисходительный взор готовы были напомнить дерзкому, который самовольно осмелился бы взглянуть на Феофанию, что он видит перед собою повелительницу миллионов, супругу императора царьградского.

Николай Полевой, Иоанн Цимисхий, 1841

Когда же принцесса не охотилась, не играла с придворными дамами и надоедали танцы баядерок, – она лежала на мраморном полу, под которым летом текла холодная вода и в зимние месяцы – теплая, и ей читали про похождения бога Вишну на земле, про его аватары, про Кришну, про Раму.[5]

Влас Дорошевич, Чума, 1910