Роберт Льюис Стивенсон

Будем по мере сил учить народ радости. И будем помнить, что уроки должны звучать бодро и воодушевлённо, должны укреплять в людях мужество.

Два обязательства возлагаются на всякого, кто избирает литературную профессию: быть верным факту и трактовать его с добрым намерением.

Я с усердием обезьяны подражал Хэзлитту, Лэму, Вордсворту, сэру Томасу Брауну, Дефо, Готорну, Монтеню, Бодлеру и Оберману. Только так, нравится нам или нет, можно научиться писать.

Раз десять, а то и больше принимался я за дело, притом весьма горячо, и всё-таки ещё не написал романа. Все — все они, мои красавчики, какое-то время подвигались вперёд, а потом вдруг останавливались, неминуемо, как часы у школьника. Я походил на многоопытного игрока в крикет, который, однако же, ни разу не выиграл ни одной партии. Рассказ — я хочу сказать, плохой рассказ, — может написать всякий, у кого есть усердие, бумага и досуг, но далеко не всякому дано написать роман, хотя бы и плохой. Размеры — вот что убивает.

Наше искусство занято и должно быть занято не столько тем, чтобы делать сюжет доподлинным, сколько типическим; не столько тем, чтобы воспроизводить каждый факт, сколько тем, чтобы все их направить к единой цели для выражения правдивого замысла.

Большинство нашей карманной мудрости предназначается для использования среди посредственностей, для лишения их амбиций и для баюканья их никчёмности. И до тех пор, пока посредственности составляют основную массу человечества, это утверждение будет верным.

Быть может, судьба более благосклонна к тому, кто любит собирать ракушки, чем к тому, кто родился миллионером… (Возможно, это более достойная судьба: быть собирателем раковин, чем родиться миллионером.)

Брак — это долгий разговор, прерываемый спорами.

В наши дни англичане склонны, не знаю почему, смотреть свысока на происшествие и с умилением прислушиваются к тому, как постукивает в стакане чайная ложечка и дрожит голос священника. Считается хорошим тоном писать романы вовсе бесфабульные или хотя бы с очень скучной фабулой.

В своих произведениях я невольно отворачиваюсь от всего болезненного, не желая ворошить пережитые печали.

В детские и юношеские мои годы, меня считали лентяем и как на пример лентяя указывали на меня пальцем; но я не бездельничал, я был занят постоянно своей заботой — научиться писать. В моем кармане непременно торчали две книжки: одну я читал, в другую записывал. Я шел на прогулку, а мой мозг старательно подыскивал надлежащие слова к тому, что я видел; присаживаясь у дороги, я начинал читать или, взяв карандаш и записную книжку, делал пометки, стараясь передать черты местности, или записывал для памяти поразившие меня стихотворные строки. Так я жил, со словами.

Воспоминания — это волшебные одежды, которые от употребления не изнашиваются.

Все мы знаем, что такое парламент, и всем нам за это стыдно.

Вы думаете, собаки не попадают в рай? Я уверяю: они будут там раньше каждого из нас.

Гораздо лучше дать себя разорить легкомысленному племяннику, чем дать себя прокормить брюзгливому дядюшке.

Давайте согласимся иметь разногласия.

Детство моё — сложная смесь переживаний: жар, бред, бессонница, тягостные дни и томительно долгие ночи. Мне более знакома «Страна кровати», чем зелёного сада.

Драма — это поэзия поведения, роман приключений — поэзия обстоятельств.

Доброта и скромность — вот два качества, которые никогда не должны утомлять человека.

Если ваши нравственные устои вгоняют вас в тоску, знайте: ваши нравственные устои никуда не годятся.

Если бы люди вступали в брак лишь тогда, когда они влюбляются, большая часть людей умирали бы в безбрачии.

Если вы хотите узнать изъяны какого-либо человека, идите к тем, кто его любит. Может быть, они вам не скажут, но они наверняка знают.

Если называть вещи своими именами, то наиболее цельные, значительные и благородные роли в Театре Жизни исполняются актёрами-любителями и вызывают у зрителя лишь ленивую зевоту.

Желание и любопытство — два глаза, магически преображающие мир.

Женитьба — это привязанность, признанная полицией.

За деньги мы вынуждены платить свободой.

Законно молить Бога, чтобы он не дал нам впасть в искушение, но незаконно избегать тех искушений, которые нас посещают.

Знать, что тебе нужно, вместо невнятного «аминь», которое ты произносишь для того, на кого тебе указывает мир, — это значит сохранять свою душу живой.

Идя по жизни, мы вдруг обнаруживаем, что лёд у нас под ногами становится всё тоньше, и видим, как вокруг нас и за нами проваливаются под него наши сверстники.

Книги могут быть неплохи по-своему, но, тем не менее, это весьма бескровная замена жизни.

Когда ты женишься, ты уже ничего не можешь сделать для себя — даже самоубийства.

Лев — царь зверей, но для домашнего животного он вряд ли годится. Точно так же и любовь — слишком сильное чувство, чтобы стать основой счастливого брака.

Литература во всех её видах — не что иное, как тень доброй беседы.

Лучше бы этот высокопоставленный старик занимался государственными делами Англии.

Лучшие вещи находятся рядом: дыхание в ноздрях, свет в глазах, цветы под ногами, заботы в руках, дорога перед тобой. Имея это, не нужно черпать пригоршней звезды. Просто делай то, что предлагает тебе жизнь.

Между хорошим обедом и долгой жизнью только та разница, что за обедом сладкое подают в конце.

Мир скучен для скучных людей.

Молчание может быть самой чудовищной ложью. (Самая жестокая ложь часто говорится молча.)

Мы должны навсегда вычеркнуть два слова из нашего словаря: благодарность и благотворительность.

На каждом отрезке нашей жизни оставить кого-то — значит быть победителем, забыть кого-то — значит быть счастливым.

Не каждый человек такой большой трус, как он о себе думает, — и не такой хороший христианин.

Нет обязанности, которой пренебрегали бы больше, чем обязанность быть счастливым.

Памятники ставятся всему тому, что наименее памятно.

Позволь любому человеку говорить достаточно долго — и у него появятся последователи.

Политика — это, возможно, единственная профессия, для которой не нужно никакой подготовки.

Почти каждый человек, если ему поверить на слово, придерживается совершенно не тех убеждений, какими руководствуется в жизни.

Простые дела и простой хлеб — лучшее, что может быть.

Самая мрачная эпоха — сегодняшний день. (Самая тёмная эпоха — сегодняшняя.)

Самые чужие — это те чужеземцы, что живут среди нас. (Нет чужих стран. Есть только путешественник, который там чужак.)

Святые — это грешники, которые не остановились на достигнутом.

Сложность литературы не в том, чтобы писать, а в том, чтобы писать то, что думаешь.

Старые и молодые — мы все вышли в наш последний круиз.

Суди о прожитом дне не по урожаю, который ты собрал, а по тем семенам, что ты посеял в этот день.

Так много хорошего есть в нашей плохой стороне и так много плохого есть в нашей хорошей стороне, что обо всем остальном, что есть в нас, даже не следует говорить.

То не потеряно, о чём не жалеют.

Тот, кто живёт в стеклянном доме, не должен бы бросаться камнями в других.

Человеческое тело — это дом с многими окнами. Мы все сидим перед ними, показываем себя и просим проходящих мимо зайти в дом и любить нас.