Илья Григорьевич Эренбург

Варвары, помышляющие сейчас о войне, готовы умертвить будущее человечества, потому что это не их будущее.

Война для народов — это слёзы и кровь, это вдовы и беспризорные, это раскиданное гнездо, погибшая молодость и оскорблённая старость...

Даже большой мастер не может обучить другого мастера: различные ключи подходят к различным замкам.

Есть в музыке огромное преимущество: она может, не упоминая ни о чём, сказать всё.

Когда очевидцы молчат, рождаются легенды.

В искусстве, может быть, самое большее, когда не понимаешь, откуда сила.

Жизнь не шоссе, а искусство и приподымает человека и часто уводит его в сторону.

Можно научить начинающего автора преодолеть литературную неграмотность, безвкусицу, научить его читать, но научить его стать новым Горьким, Блоком, Маяковским невозможно.

Настоящие писатели всегда стремились выразить не себя, а через себя мысли и чувства современников.

Очень трудно в вечер жизни припомнить, понять её утро — меняется освещение, меняется и восприятие того, что видишь.

Искусство не только раскрывает нам глаза, оно раскрывается от жара наших глаз.

Хочу моря ― Бретань! Хочу гор ― Савойя! Хочу солнца ― Ницца!

Я лично плодовит как крольчиха, но я отстаиваю право за слонихами быть беременными дольше, чем крольчихи. Когда я слышу разговоры — почему Бабель пишет так мало, почему Олеша не написал в течение стольких-то лет нового романа, почему нет новой книги Пастернака... я чувствую, что не все у нас понимают существо художественной работы...

... русская поэзия 20—30-х годов не понятна без Мандельштама. Он начал раньше. В книге «Камень» много прекрасных стихов. Но эта поэзия ещё окована гранитом. Уже в «Tristia» начинается раскрепощение, создание своего стиха, ни на что не похожего. Вершина — тридцатые годы, здесь он — зрелый мастер и свободный человек. Как ни странно, именно тридцатые годы, которые часто в нашем сознании связаны с другим, годы, которые привели к гибели поэта, определили и высшие взлёты его поэзии. Три воронежские тетради потрясают не только необычной поэтичностью, но и мудростью. В жизни он казался шутливым, легкомысленным, а был мудрецом.