Цитаты со словом «капризный»

Христианский бог — ужасно неприятное создание: жестокий, мстительный, капризный и несправедливый.

В Скрябине была необыкновенно повышенная, интенсивная духовная жизнь, которая неизбежно сообщалась каждому, кто близко стоял к нему. В нём была какая-то окрылённость, огромная вера в достижение цели, в победу, любовь к жизни и вера в её прекрасный смысл, поэтому атмосфера, которая создавалась в общении с ним, была какой-то особенно радостной. Кроме того, он был так человечески прост, ласков, экспансивен, полон оживленья, часто шаловлив и весел. Он был так щедр, никогда не скупился играть вам часа два подряд, если вы жаждали слышать его музыку, рассказывать свои мысли, если вы хотели понять что-нибудь, что вам было неясно. Кроме того, благодаря его экспансивности и сообщительности, вы непременно посвящались во все самые интимные и мельчайшие подробности его жизни, во все качества и недостатки его, он становился для вас живым, близким и дорогим человеком, которого вы начинали горячо любить. Это создавало особенную теплоту кругом него. Самая внешность его была очень изящна и привлекательна и приобрела с годами отпечаток какой-то особой, изысканной тонкости. Особенно запечетлевались его глаза: большею частью с приподнятыми бровями, какие-то опьянённые той внутренней, интенсивной игрой творческой фантазии, которая была ему так свойственна, иногда отсутствующие, как бы ушедшие в себя, а иногда вдруг ужасно оживлённые, бедовые, даже шаловливые, и добрые. Также походка его была очень характерна: воздушная, стремительная, почти летящая вперёд, и манера держать голову вверх слегка закинутой назад. Всё тело его казалось таким лёгким, почти невесомым. Очень симпатичны были вихры на макушке, которые никогда не слушались и иногда торчали в разные стороны, на что Александр Николаевич часто и не на шутку сердился. Вообще в его образе ярко сплетались две противоположных черты: с одной стороны, напряжённая одержимость одной идеей, причём эта идея имела грандиозный, мировой размах, с другой — в жизни он был почти ребёнком. Особенным же и лучшим, что было в нём, была, конечно, его музыка и его игра. Его игра была совершенно волшебная, ни с кем не сравнимая. Сколько красоты, нежности и певучести было в звуке, какое pianissimo, какая тонкость нюансов, какая нездешняя лёгкость, как будто он отрывался иногда от земли и улетал в другие сферы «к далёкой звезде» (как он сам раз сказал про полёт в 4-й сонате). Также его фразировка имела очень своеобразный характер, несколько нервно-повышенный, слегка капризный и порывистый. Конечно, я говорю об игре в интимной обстановке, тут он как бы творил свои вещи! Наоборот, эстрада и большой зал парализовали его.

По коварству со льдом может сравниться разве только вода. В 1932 году, когда я прочитал сообщение, что чукотские льды как ножом срезали у корабля вал гребного винта, то сначала не поверил: лед, он же из воды, а диаметр вала больше тридцати сантиметров первосортной стали. А потом насмотрелся на пораненные льдинами огромные суда. Видел и абсолютно противоположный «фокус»: громадное ледяное поле в короткий срок превращается в снежную кашицу, словно кто-то стукнул по нему молотком невообразимых размеров. Таков характер льда – капризный, своенравный. И сегодня при всей отличной технике, которой владеют полярники, опасность не стала меньше: лед остался льдом и всегда таит в себе неожиданности.

Императрица Александра Федоровна — обычная красивая истеричка.

Разве у хорошеньких женщин должен быть характер?

Нет более ничтожного, глупого, презренного, жалкого, себялюбивого, злопамятного, завистливого и неблагодарного животного, чем Толпа.

Бессмысленно делить людей на хороших и дурных. Люди бывают либо очаровательны, либо глупы.

Девушки, которым не исполнилось двадцать пять — покладисты и милы. После двадцати пяти девушки ещё покладистей, но грустны, а это уже не так мило.

Между капризом и вечной любовью разница та, что каприз длится несколько дольше. («Портрет Дориана Грея»)

Пусть ваш воспитанник будет непокорным, своевольным — это несравненно лучше, чем безмолвная покорность, безволие.

Почти все великие люди бывают деспотичны, но деспоты редко бывают великими людьми.

Не поддаваться пошлой переменчивости настроения. Велик тот, кто не подвластен прихотям.

Юношам часто кажется, что они естественны, тогда как на самом деле они просто невоспитанны и грубы.

Гордый требует от себя больше, чем от других; надменный - ставит себя выше других.

Называть деспота деспотом всегда было опасно. А в наши дни настолько же опасно называть рабов рабами.

Не всякая женщина рождается красивой, но если она не стала такой к 30 годам — она просто напросто глупа.

Тщеславный так полон самим собою, что в нем нет места ничему другому.

...Чересчур хорошая жизнь часто портит характер так же, как чересчур обильная еда портит желудок, и в этих случаях как тело, так и душу с успехом исцеляют лекарства не только неприятные, но даже противные на вкус.

Всегда глупым не бывает никто, иногда — бывает каждый.

Некрасивая девица, лезущая из кожи вон, чтобы приглянуться мужчине, уподобляется нищенке на паперти. Удивительно, но и одна и другая добиваются своего, правда, по мелочи.

Обстоятельства переменчивы, принципы — никогда.

Нет ничего глупее желания всегда быть умнее всех.

Женщине всегда хватает ума, чтобы казаться простушкой.

Когда властвуешь, приходится иногда быть жестоким.

Движения ревности должны быть несносны, когда происходят от любви, которая нам противна.

Человек тщеславный и слабый в каждом видит судью; гордый и сильный не знает никакого судьи, кроме себя самого.

Наши прихоти куда причудливее прихотей судьбы.

Детям, особенно девочкам, надо всегда говорить, что они красивые и что все их любят. Если у меня будет дочка, я всегда буду говорить ей, что она красивая, буду расчёсывать ей волосы и не буду оставлять ее одну ни на минуту.

Многие женщины способны полюбить только в случае, если они сами любимы. И наоборот, для того, чтобы влюбиться, им порой достаточно проявления любви. Девушка смотрит на себя глазами мужчины.

Бездарные люди — обыкновенно самые требова­тельные критики: не будучи в состоянии сделать про­стейшее из возможного и не зная, что и как делать, они требуют от других совсем невозможного.

Если бы мужчины знали, что думают женщины, то были бы в двадцать раз нахальнее, точно так же, как если бы женщины знали поближе мужчин, то стали бы ещё кокетливее.

Самый умный мужчина становится глупцом, когда он любит; самая пустая девушка, полюбив, становится умною.

Глупого мужчину всегда можно узнать по глупым глазам. Но женские глаза… Чёрт их знает! Не то глубина — не то томность; не то мысль — не то любопытство… и вдруг дура!

Самое трудное в жизни с женщиной, столь резко разделенной на духовное существо и собственно женщину, — это знать, когда надо повиниться перед ней как перед высшим существом и когда отечески останавливать ее, а иногда и прикрикнуть.

Гораздо лучше дать себя разорить легкомысленному племяннику, чем дать себя прокормить брюзгливому дядюшке.

Ничто не делает нас такими трусливыми и бессовестными, как желание быть любимыми другими людьми.

Чтобы понять, как мы надоедливы, достаточно вспомнить, какими занудами бывают другие, когда говорят с нами.

Если даму целуют очень долго, значит, она болтлива.

Самым злым человеком бывает вовсе не тот, кто таким кажется.

Я всегда замечал, что для успеха в свете надо иметь дураковатый вид и быть умным.

Кого ничто не сердит, у того нет сердца, а бесчувственный не может быть личностью.

Кто всегда уныл, ревнив и мрачен, того дебют в любви частенько неудачен.

Женщина, смеющаяся над своим мужем, не может более его любить.

Мы не слишком умны, но мы способны меняться.

Возраст для женщины — не самое главное: можно быть восхитительной в 20 лет, очаровательной в 40 и оставаться неотразимой до конца дней своих.

Истинно мягкими могут быть только люди с твёрдым характером: у остальных же кажущаяся мягкость — это в действительности просто слабость, которая легко превращается в сварливость.

Никто не относится к женщинам столь надменно — агрессивно или презрительно, — как мужчина, опасающийся за свою мужественность. Те, кто не робеет среди себе подобных, скорее расположены признать себе подобной и женщину.

Красивая женщина нравится глазам, а добрая сердцу; одна бывает прекрасною вещью, а другая сокровищем.

Чаще всего мы больше радуемся детским шалостям, играм и проделкам наших детей, чем их вполне сознательным поступкам в зрелом возрасте, словно бы мы их любили для нашего развлечения, как мартышек, а не как людей.

Там, где есть строгость и требовательность женщины, девушки, юноша становится настоящим мужчиной.