Шаховской, заведовавший в семидесятых годах дуйскою каторгой, высказывает мнение, которое следовало бы теперешним администраторам принять и к сведению и к руководству: «Вознаграждение каторжных за работы дает хотя какую-нибудь собственность арестанту, а всякая собственность прикрепляет его к месту; вознаграждение позволяет арестантам по взаимном соглашении улучшать свою пищу, держать в большей
чистоте одежду и помещение, а всякая привычка к удобствам производит тем большее страдание в лишении их, чем удобств этих более; совершенное же отсутствие последних и всегда угрюмая, неприветливая обстановка вырабатывает в арестантах такое равнодушие к жизни, а тем более к наказаниям, что часто, когда число наказываемых доходило до 80 % наличного состава, приходилось отчаиваться в победе розог над теми пустыми природными потребностями человека, ради выполнения которых он ложится под розги; вознаграждение каторжных, образуя между ними некоторую самостоятельность, устраняет растрату одежды, помогает домообзаводству и значительно уменьшает затраты казны в отношении прикрепления их к земле по выходе на поселение».
Из всех троих он один сохранил
чистоту одежды и тела: не говоря о Колесникове, даже Саша погрязнел и, кажется, не замечал этого, а матрос по-прежнему через день брил подбородок и маленькой щеточкой шмурыгал по платью; смешал пороху с салом, чтобы чернело, и смазывал сапоги.
Неточные совпадения
Исключительное стремление к собственной
чистоте, к охранению своих белых
одежд не есть высшее нравственное состояние.
В кухне, например, и пекарне — в самом помещении, мебели, посуде, воздухе,
одежде прислуги — такая
чистота, что могла бы удовлетворить самый придирчивый санитарный надзор, и очевидно, что эта опрятность бывает наблюдаема здесь постоянно, независимо от чьих-либо посещений.
Будьте опрятны в
одежде вашей; тело содержите в
чистоте; ибо
чистота служит ко здравию, а неопрятность и смрадность тела нередко отверзает неприметную стезю к гнусным порокам. Но не будьте и в сем неумеренны. Не гнушайтесь пособить, поднимая погрязшую во рве телегу, и тем облегчить упадшего; вымараете руки, ноги и тело, но просветите сердце. Ходите в хижины уничижения; утешайте томящегося нищетою; вкусите его брашна, и сердце ваше усладится, дав отраду скорбящему.
Щегольство,
чистота и изящество в
одежде и убранстве хат составляют привычку и необходимость их жизни.
Один древний христианский пустынник сподобился видеть «райскую жизнь блаженных»: они живут без греха, не употребляя
одежд, не вкушая ни вина, ни хлеба печеного, храня
чистоту, питаясь одной водою и плодом, который ежедневно исходит из дерева в шестой час дня.
Почти всю ночь пробыл узник на молитве. Грустно было ему расставаться с этим миром; но мысль, что он в
чистоте сдает свою земную
одежду, что любовь и дружба провожают его такими искренними, живыми изъяснениями, облегчали для него путь креста.
Душа, очищенная страданиями тела, сбросила с себя грязную
одежду греха и стала стремиться к идеалу. Она жаждала света и
чистоты.