Неточные совпадения
Он очень живо, всей
кожей вспомнил Никонову, сравнил ее с Дуняшей и нашел, что та была удобнее, а эта —
лучше всех знает искусство наслаждения телом.
Жилось ему сносно: здесь не было ни в ком претензии казаться чем-нибудь другим,
лучше, выше, умнее, нравственнее; а между тем на самом деле оно было выше, нравственнее, нежели казалось, и едва ли не умнее. Там, в куче людей с развитыми понятиями, бьются из того, чтобы быть проще, и не умеют; здесь, не думая о том, все просты, никто не лез из
кожи подделаться под простоту.
Сказали еще, что если я не хочу ехать верхом (а я не хочу), то можно ехать в качке (сокращенное качалке), которую повезут две лошади, одна спереди, другая сзади. «Это-де очень удобно: там можно читать, спать». Чего же
лучше? Я обрадовался и просил устроить качку. Мы с казаком, который взялся делать ее, сходили в пакгауз, купили
кожи, ситцу, и казак принялся за работу.
Прочти Григоровича Рыбаки.Новая школа русского быта. Очень удачно! — Нередко мороз по
коже, как при
хорошей музыке. [Статья В. П. Гаевского о Дельвиге — в «Современнике» за 1853 г., № 2 и 3; роман Д. В. Григоровича «Рыбаки» — там же, № 3 и сл.]
Статный, стройный рост, приятные, немного расплывчатые черты, ласковые голубоватые глазки, золотистые волосы, белизна и румянец
кожи — а главное: то простодушно-веселое, доверчивое, откровенное, на первых порах несколько глуповатое выражение, по которому в прежние времена тотчас можно было признать детей степенных дворянских семей, «отецких» сыновей,
хороших баричей, родившихся и утучненных в наших привольных полустепных краях; походочка с запинкой, голос с пришепеткой, улыбка, как у ребенка, чуть только взглянешь на него… наконец, свежесть, здоровье — и мягкость, мягкость, мягкость, — вот вам весь Санин.
В остроге у нас многие занимались выделкой
кож и часто, бывало, приводили с собой собак с
хорошей шерстью, которые в тот же миг исчезали.
Пошли. А в кабаке стоит старый человек, с седыми, как щетина, волосами, да и лицо тоже все в щетине. Видно сразу: как ни бреется, а борода все-таки из-под
кожи лезет, как отава после
хорошего дождя. Как увидели наши приятели такого шероховатого человека посреди гладких и аккуратных немцев, и показалось им в нем что-то знакомое. Дыма говорит тихонько...
— Похуже?.. Постойте-ка, сударь! Да чего ж
лучше? Сапожник Андрюшка. Сухарь! Уж худощавее его не найдешь во всем селе: одни кости да
кожа.
Прохор.
Лучше — я, чем Пятеркин. Передвинь кожаное кресло, от солнца
кожа портится, а ему шестьдесят пять рублей цена.
Широкоплечий, носатый человек шагал вдоль улицы твёрдо, как по своей земле; одет в синюю поддёвку добротного сукна, в
хорошие юфтовые [из бычьей
кожи, выделанной по русскому способу, на чистом дёгте — Ред.] сапоги, руки сунул в карманы, локти плотно прижал к бокам.
Итак, ушли года. Давно судьба и бурные лета разлучили меня с занесенным снегом флигелем. Что там теперь и кто? Я верю, что
лучше. Здание выбелено, быть может, и белье новое. Электричества-то, конечно, нет. Возможно, что сейчас, когда я пишу эти строки, чья-нибудь юная голова склоняется к груди больного. Керосиновая лампа отбрасывает свет желтоватый на желтоватую
кожу…
— Баба, баба! — выпевал он, и желтая
кожа его лица разгоралась румянцем, темные глаза сияли восхищением. — Ради бабы я — на все пойду. Для нее, как для черта, — нет греха! Живи влюблен,
лучше этого ничего не придумано!
У меня в так называемом зале были: диван, обитый настоящею русской
кожей; стол круглый, обтянутый полинявшим фиолетовым плисом с совершенно бесцветною шелковою бахромою; столовые часы с медным арапом; печка с горельефной фигурой во впадине, в которой настаивалась настойка; длинное зеркало с очень
хорошим стеклом и бронзовою арфою на верхней доске высокой рамы.
Сказавши это, он схватил наскоро халат и побежал спрятаться в экипажный сарай, полагая там положение свое совершенно безопасным. Но, ставши в углу сарая, он увидел, что и здесь можно было его как-нибудь увидеть. «А вот это будет
лучше», — мелькнуло в его голове, и он в одну минуту отбросил ступени близ стоявшей коляски, вскочил туда, закрыл за собою дверцы, для большей безопасности закрылся фартуком и
кожею и притих совершенно, согнувшись в своем халате.
Так кончать или подать? Чего? Избавления? Смерти? Ждать, пока придут турки и начнут сдирать
кожу с моих раненых ног?
Лучше уж самому…
— Вот какой народ здесь в Петербургской губернии! Самый дикий народ, самый грубый. Поезжайте вы в Архангельскую губернию или Ярославскую. Вот там так развитой народ. И чем дальше, тем
лучше. А в Смоленской губернии!.. Оттуда такое письмо тебе пришлют, что любо читать. А здесь, конечно, обломы все, только что в человеческой
коже. Как они говорят: «Эка! пущай!..»
Телешов из
кожи лез, чтоб доказать, что гораздо
лучше напечатать имена авторов в алфавитном порядке. Вдруг я понял: при алфавитном порядке Бунин оказывался, по крайней мере на обложке, на первом месте.
Старикашки — все
лучше. В тех хоть есть старомодное селадонство; по крайней мере смешно. Я даже люблю иногда стравить их, чтоб они при мне рассуждали о делах. Я ничего не понимаю, но этого совсем и не надо. Женщине, если она не окончательный урод, ничего не стоит красиво отмалчиваться. А они так из
кожи и лезут: щегольнуть передо мной своими министерскими головами.
— Без голоса нет права, — сказал он иронически, — а наш голос давно заглушен воинским боем, или,
лучше сказать, мы служим только барабанною
кожею для возвещения маршей и торжеств нового Александра до тех пор, пока станет ее.
Ничего нельзя
лучше придумать, чтобы вызвать страсть, как этот контраст тяжелой и темной материи с атласно-белоснежной
кожей.