Вечером зажгли огни под деревьями; матросы группами теснились около них; в палатке пили чай, оттуда слышались пение, крики. В песчаный берег яростно бил бурун: иногда подойдешь близко, заговоришься, вал
хлестнет по ногам и бахромой рассыплется по песку. Вдали светлел от луны океан, точно ртуть, а в заливе, между скал, лежал густой мрак.
Неточные совпадения
Лошадь брыкалась, ее с размаха бил
по задним
ногам осколком доски рабочий; солдат круто, как в цирке, повернул лошадь, наотмашь
хлестнул шашкой
по лицу рабочего, тот покачнулся, заплакал кровью, успел еще раз ткнуть доской в пах коня и свалился под
ноги ему, а солдат снова замахал саблею на Туробоева.
Вы едете вблизи деревьев, третесь о них
ногами, ветви
хлещут в лицо, лошадь ваша то прыгает в яму и выскакивает стремительно на кочку, то останавливается в недоумении перед лежащим
по дороге бревном, наконец перескочит и через него и очутится опять в топкой яме.
Ветви
хлестали животных
по ногам,
по брюху.
Их звали «фалаторы», они скакали в гору, кричали на лошадей,
хлестали их концом повода и хлопали с боков
ногами в сапожищах, едва влезавших в стремя. И бывали случаи, что «фалатор» падал с лошади. А то лошадь поскользнется и упадет, а у «фалатора»
ноги в огромном сапоге или, зимнее дело, валенке — из стремени не вытащишь. Никто их не учил ездить, а прямо из деревни сажали на коня — езжай! А у лошадей были нередко разбиты
ноги от скачки в гору
по булыгам мостовой, и всегда измученные и недокормленные.
По колеям степной дороги роспуски опускались так низко, что растущие высоко травы и цветы
хлестали меня
по ногам и рукам, и это меня очень забавляло.
— Я и тверезых не боюсь, они у меня — вот где! — Она показала туго сжатый, красный кулак. — У меня муженек, покойник, тоже заливно пьянствовал, так я его, бывало, пьяненького-то, свяжу
по рукам,
по ногам, а проспится — стяну штаны с него да прутьями здоровыми и
отхлещу: не пей, не пьянствуй, коли женился — жена тебе забава, а не водка! Да. Вспорю до устали, так он после этого как воск у меня…
Но, прожив месяца три, она была уличена Власьевной в краже каких-то денег. Тогда отец, Созонт и стряпуха положили её на скамью посредине кухни, связали под скамьёю маленькие руки полотенцем, Власьевна, смеясь, держала её за
ноги, а Созонт, отвернувшись в сторону, молча и угрюмо
хлестал по дрожавшему, как студень, телу тонкими прутьями.
Дождь яростно, однако ж,
хлестал их
по спине; но они мало об этом заботились, утешаясь, вероятно, тем, что грудь, руки и
ноги оставались в тепле. Мокрая их одежда, подогреваемая спереди огнем, испускала от себя пар, подобный тому, какой подымается вечером над водою.
Изумруд, семимесячный стригунок, носится бесцельно
по полю, нагнув вниз голову и взбрыкивая задними
ногами. Весь он точно из воздуха и совсем не чувствует веса своего тела. Белые пахучие цветы ромашки бегут под его
ногами назад, назад. Он мчится прямо на солнце. Мокрая трава
хлещет по бабкам,
по коленкам и холодит и темнит их. Голубое небо, зеленая трава, золотое солнце, чудесный воздух, пьяный восторг молодости, силы и быстрого бега!
Черная собака с хриплым лаем кубарем покатилась под
ноги лошади, потом другая, белая, потом еще черная — этак штук десять! Фельдшер высмотрел самую крупную, размахнулся и изо всей силы
хлестнул по ней кнутом. Небольшой песик на высоких
ногах поднял вверх острую морду и завыл тонким пронзительным голоском.
Всю эту науку я, конечно, знал в совершенстве, но поставьте и себя на мое место: обожаемую, недосягаемую богиню — вдруг хлыстом
по ноге? Чье юное сердце это вытерпит? Лучше уж
хлестни лишний раз меня!
Рассыпались девки
по лесу, хрустят под их
ногами сухие прутья,
хлещут древесные сучья и ветки, раздвигаемые руками деревенских красавиц.
— Вы знаете, я когда-то была восточной царевной. Царь-солнце взял меня в плен и сделал рабыней. Я познала блаженную муку насильнических ласк и бича… Какой он жестокий был, мой царь! Какой жестокий, какой могучий! Я ползала у ступеней его ложа и целовала его
ноги. А он ругался надо мною,
хлестал бичом
по телу. Мучительно ласкал и потом отталкивал
ногою. И евнухи уводили меня, опозоренную и блаженную. С тех пор я полюбила солнце… и рабство.