От Нагибина Василий Назарыч узнал, что новых причин никаких не имеется, а Надежда Васильевна живет в Гарчиках «монашкой»:
учит ребят, с деревенскими бабами возится, да еще по мельнице орудует вместе с ним, как наказывал Сергей Александрыч.
Неточные совпадения
В училище меня
учили, как командовать солдатом, но совсем не показали, как с ним разговаривать. Ну, я понимаю — атака. Враг впереди и близко. «
Ребята, вся Россия на нас смотрит, победим или умрем». Выхватываю шашку из ножен, потрясаю ею в воздухе. «За мной, богатыри. Урррраааа…»
И вот — было мне лет восемь-девять, сидел в гостях у нас Никольский дьякон — он нас,
ребят, грамоте
учил.
— И всё это от матерей, от баб. Мало они детям внимания уделяют, растят их не из любви, а чтоб скорей свой сок из них выжать, да с избытком!
Учить бы надо ребят-то, ласковые бы эдакие училища завести, и девчонкам тоже. Миру надобны умные матери — пора это понять! Вот бы тебе над чем подумать, Матвей Савельев, право! Деньги у тебя есть, а куда тебе их?
— Все
ребят учит, мать. Писал, к празднику будет, — говорит хорунжиха.
Да еще Шабалин-то
учит ваших
ребят всяким пакостям…
— Ко мне раз поп пришел, когда я
ребят учу: «Ну, говорит, отвечай, что хранилось в ковчеге завета!» Мальчик говорит: «расцветший жезл Аваронов, чашка с манной кашей и скрыжи». — «А что на скрыжах?» — «Заповеди», — и все отвечал. А поп вдруг говорил, говорил о чем-то и спрашивает: «А почему сие важно в-пятых?» Мальчонка не знает, и я не знаю: почему сие важно в-пятых. Он говорит: «Детки! вот каков ваш наставник — сам не знает: почему сие важно в-пятых?» Все и стали смеяться.
Mитрич. Еще как изгадишься-то! Вашей сестре как не изгадиться? Кто вас
учит? Чего ты увидишь? Чего услышишь? Только гнусность одну. Я хоть немного учен, а кое-что да знаю. Не твердо, а все не как деревенска баба. Деревенска баба что? Слякоть одна. Вашей сестры в России большие миллионы, а все, как кроты слепые, — ничего не знаете. Как коровью смерть опахивать, привороты всякие, да как под насест
ребят носить к курам — это знают.
— Годил, довольно! Я,
ребята, желаю вам сказать, как это вышло, что вот, значит, мне под сорок, а иду я к вам и говорю —
учите меня, дурака, да!
Учите и — больше ничего! А я готов! Такое время — несёт оно всем наказание, и дети должны теперь
учить отцов — почему? Потому — на них греха меньше, на детях…
Наташа всю зиму прожила в деревне; по утрам она набирала в залу деревенских
ребят и девок,
учила их грамоте, читала им; по вечерам зубрила греческую грамматику Григоревского и переводила Гомера и Горация.
Дневник! Я расскажу тебе на ухо то, что меня мучает: я б-о-ю-с-ь своей аудитории. Перед тем как идти к
ребятам, что-то жалобно сосет в груди. Я неплохо готовлюсь к занятиям, днями и вечерами просиживаю в читальне Московского комитета, так что это не боязнь сорваться, не ответить на вопросы, а другое. Но что? Просто как-то неудобно: вот я, интеллигентка, поварилась в комсомоле, начиталась книг и иду
учить рабочих
ребят. Пробуждать в них классовое сознание. Правильно ли это?
— Казак Оселедец умер, а пан-отец Савва указал построить за его копу грошей светлую хату с растворчатыми окнами и стал собирать в нее
ребят да
учить их грамоте и слову божию.