Неточные совпадения
В усадьбе и около нее с каждым днем становится тише; домашняя припасуха уж кончилась, только молотьба еще в полном ходу и будет продолжаться до самых святок. В доме зимние рамы вставили, печки топить начали; после обеда, часов до шести, сумерничают, а потом и свечи зажигают; сенные девушки уж больше недели как
уселись за пряжу и работают до петухов, а утром, чуть свет забрезжит, и опять
на ногах. Наконец в половине октября выпадает первый снег прямо
на мерзлую
землю.
Дойдя до холмика, они
уселись на нем все трое. Когда мать приподняла мальчика с
земли, чтобы посадить его поудобнее, он опять судорожно схватился за ее платье; казалось, он боялся, что упадет куда-то, как будто не чувствуя под собой
земли. Но мать и
на этот раз не заметила тревожного движения, потому что ее глаза и внимание были прикованы к чудной весенней картине.
Становая своею полною фигурой напомнила ему г-жу Захаревскую, а солидными манерами — жену Крестовникова. Когда вышли из церкви, то господин в синем сюртуке подал ей манто и сам
уселся на маленькую лошаденку, так что ноги его почти доставали до
земли.
На этой лошаденке он отворил для господ ворота. Становая, звеня колокольцами, понеслась марш-марш вперед. Павел поехал рядом с господином в синем сюртуке.
Хозяин дома, бывший, должно быть, несмотря
на свою грубоватую наружность, человеком весьма хитрым и наблюдательным и, по-видимому, старавшийся не терять графа из виду, поспешил, будто бы совершенно случайно, в сопровождений даже ничего этого не подозревавшего Марфина, перейти из залы в маленькую гостиную, из которой очень хорошо можно было усмотреть, что граф не остановился в большой гостиной, исключительно наполненной самыми почтенными и пожилыми дамами, а направился в боскетную, где и
уселся в совершенно уединенном уголку возле m-me Клавской, точно из-под
земли тут выросшей.
Константин неуклюже высвободил из-под себя ноги, растянулся
на земле и подпер голову кулаками, потом поднялся и опять сел. Все теперь отлично понимали, что это был влюбленный и счастливый человек, счастливый до тоски; его улыбка, глаза и каждое движение выражали томительное счастье. Он не находил себе места и не знал, какую принять позу и что делать, чтобы не изнемогать от изобилия приятных мыслей. Излив перед чужими людьми свою душу, он наконец
уселся покойно и, глядя
на огонь, задумался.
На земле разостлали какие-то остатки одежд,
на них разложили пития и яства и
уселись вокруг, чинно и молча, едва сдерживая жадное желание пить, сверкавшее у всех в глазах.
А внизу, между корнями куста,
на сырой
земле, как будто прилипнув к ней плоским брюхом, сидела довольно жирная старая жаба, которая проохотилась целую ночь за червяками и мошками и под утро
уселась отдыхать от трудов, выбрав местечко потенистее и посырее.
Алексей проснулся из забытья. Все время сидел он, опустя глаза в
землю и не слыша, что вокруг его говорится… Золото, только золото
на уме у него… Услышав хозяйское слово и увидя Никифора, встал. «Волк» повернул назад и, как ни в чем не бывало, с тяжелым вздохом
уселся у печки, возле выхода в боковушку. И как же ругался он сам про себя.
Я с Ниной и еще несколькими «седьмушками»
уселись под портретом императора Павла, основателя нашего института, и смотрели
на танцы, как вдруг передо мной как из-под
земли вырос длинный и худой как палка лицеист.
Спускающаяся
на землю вечерняя темнь только пригоняла их к окну, из которого они глазели целые ночи
на небо и определяли созвездия или читали
на память Танкреда и козловского «Чернеца», или же, наконец,
усевшись на порожке своей хаты, распевали дуэтом...
И все мне представляется почему-то поле и рожь. Закрою глаза и вижу ясно, как в кинематографе: колышутся колосья, колышутся, колышутся… и жаворонок где-то звенит. Люблю я эту птичку за то, что не
на земле поет она, не
на деревьях, а только в небе: летит и поет; другая непременно должна
усесться с комфортом
на веточке, оправиться и потом уже запеть в тон с другими, а эта одна и в небе: летит и поет! Но я уж поэтом становлюсь: вдруг ни с того ни с сего заговорил о жаворонке… а, все равно, только бы говорить!
Спускающаяся
на землю вечерняя темень только пригоняла их к окну, из которого они глазели целые ночи
на небо и определяли созвездия, или читали
на память «Манфреда» и козловского «Чернеца», или же, наконец,
усевшись на порожке своей хаты, распевали дуэтом...