Неточные совпадения
В последнее время она стала все чаще и больше разговаривать с своею старшей
девочкой, десятилетнею Поленькой, которая хотя и многого еще не понимала, но зато очень хорошо поняла, что нужна матери, и потому всегда следила за ней своими большими
умными глазками и всеми силами хитрила, чтобы представиться все понимающею.
Борис бегал в рваных рубашках, всклоченный, неумытый. Лида одевалась хуже Сомовых, хотя отец ее был богаче доктора. Клим все более ценил дружбу
девочки, — ему нравилось молчать, слушая ее милую болтовню, — молчать, забывая о своей обязанности говорить
умное, не детское.
Клим взглянул на некрасивую
девочку неодобрительно, он стал замечать, что Люба
умнеет, и это было почему-то неприятно. Но ему очень нравилось наблюдать, что Дронов становится менее самонадеян и уныние выступает на его исхудавшем, озабоченном лице. К его взвизгивающим вопросам примешивалась теперь нота раздражения, и он слишком долго и громко хохотал, когда Макаров, объясняя ему что-то, пошутил...
Плевавшая семечки и слушавшая мать
девочка, как бы подтверждая слова матери, взглянула спокойными,
умными глазами в лицо старика и Нехлюдова.
Если бы они это говорили, я бы знала, что
умные и добрые люди так думают; а то ведь мне все казалось, что это только я так думаю, потому что я глупенькая
девочка, что кроме меня, глупенькой, никто так не думает, никто этого в самом деле не ждет.
— Ну, славяночка, будем знакомиться. Это вот моя славяночка. Ее зовут Дидей. Она считает себя очень
умной и думает, что мир сотворен специально только для нее, а все остальные
девочки существуют на свете только так, между прочим.
Я помню, что раз, поссорившись с Любочкой, которая назвала ее глупой
девочкой, она отвечала: не всем же
умным быть, надо и глупым быть; но меня не удовлетворил ответ, что надо же и перемениться когда-нибудь, и я продолжал допрашивать...
Я тоже подошел к окну. На крыльце флигеля сидела
девочка лет пятнадцати, но такая хорошенькая, такая умница, что мне стало до крайности завидно, что какой-нибудь дряблый Буеракин может каждый день любоваться ее веселым,
умным и свежим личиком, а я не могу.
Чай пили в садике, где цвели резеда, левкои, табак и уже распускались ранние шпажники. Ярцев и Кочевой по лицу Юлии Сергеевны видели, что она переживает счастливое время душевного спокойствия и равновесия, что ей ничего не нужно, кроме того, что уже есть, и у них самих становилось на душе покойно, славно. Кто бы что ни сказал, все выходило кстати и умно. Сосны были прекрасны, пахло смолой чудесно, как никогда раньше, и сливки были очень вкусны, и Саша была
умная, хорошая
девочка…
Девочки, глядя на него, сразу сообразили, что это, должно быть, очень
умный и ученый человек.
Он женился на слобожанке-полуякутке, его
девочки говорили только по-якутски, а сам он пахал землю, продавал хлеб, ездил зимой в извоз и глядел на жизнь
умными, немного насмешливыми глазами.
Фроим сообщил нам об этом событии за несколько дней до свадьбы. «Пока мы читаем и рассуждаем, — писал он, обращаясь к Дробышу, — „старая жизнь“ делает свое дело. Ты думал, что можно рассуждать вечно, а Зильберминц действовал. Маня для нас потеряна: она уходит в другой, старый, „не наш“ мир. Жаль.
Девочка умная…»
Улыбнулась Дуня, припала личиком к груди тут же сидевшей Дарьи Сергевны. Ровно мукá, побелела Анисья Терентьевна, задрожали у ней губы, засверкали глаза и запрыгали… Прости-прощай, новенький домик с полным хозяйством!.. Прости-прощай, капитал на разживу! Дымом разлетаются заветные думы, но опытная в житейских делах мастерица виду не подала, что у ней нá сердце. Скрепя досаду, зачала было выхвалять перед Марком Данилычем Дунюшку: и разуму-то она острого, и такая
девочка понятливая, да такая
умная.
В воспоминаниях Дуни мелькал образ высокой, нескладной
девочки, белобрысой и некрасивой, с
умным лицом, такой сухой и черствой на вид.
Сестра его Аня,
девочка лет восьми, с острым подбородком и
умными блестящими глазами, тоже боится, чтобы кто-нибудь не выиграл.
Судьба как-то недавно забросила меня в Райское, и я провела целое лето в семье Стогунцевых. Это прелестная, дружная, симпатичная семья.
Умная, добрая Нина Владимировна и её милые дети произвели на меня глубокое впечатление. Но больше всех меня очаровала Тася. Это была прелестная
девочка, самоотверженная, готовая отдать себя на служение другим, с кротким нравом и чуткой душою.
— Я больше не буду… Ниночка, клянусь вам… — горячо залепетал мальчик, — я сам не знаю, что сделалось со мною… Мне просто хотелось подурачить глупых
девочек… а они оказались
умнее, чем я думал! Не сердитесь на меня… Если б вы знали, до чего я несчастлив!
— Марья Орестовна, вы уж вашего супруга воспитывайте в византийских традициях, а меня оставьте. Перебирать это старье мы не будем. Для меня московские обыватели одинаковы. А что вы хорошо учились
девочкой и с
умными господами дворянами беседовали — это при вас останется.
За что они на него злобствовали, — этого, я думаю, они и сами себе объяснить не могли; но только они как ощетинились, так и не приняли себе ни одного его благодеяния. Он, например, построил им в селе общую баню, в которую всем можно было ходить мыться, и завел школу, в которой хотел обучать грамоте мальчиков и
девочек; но крестьяне в баню не стали ходить, находя, что в ней будто «ноги стынут», а о школе шумели: зачем нашим детям
умнее отцов быть?
Она была действительно неглупая
девочка, но считала себя, со своим английским языком и свитою громких ученых имен, такою
умною и образованною, что все, ее окружающее, должно было пасть перед нею безмолвно на колени и восторгаться ею.
Сам Гурьев был
умный и дальновидный мужик и отлично понял, что его маленькая Дашутка из ряда вон выходящая натура и что не надо поэтому перечить доброй «учительше» заниматься его
девочкой.
Девочка эта за живую физиономию,
умные ответы и особенную расторопность чрезвычайно полюбилась твоему деду.
На
умную и способную от природы
девочку это «воспитание и образование» не положили резкого отпечатка и не обратили ее в шаблонную, недалекую, застенчивую «уездную барышню».
Да то ли еще рассказывал мне Кучкин. Другая
девочка из того же выпуска… Эта похитрее. Сразу не поехала ни с кем и начала поддразнивать своих обожателей: кто больше даст. И Мишель Кувшинин, самый
умный мальчик, на прекрасной дороге, теперь назначен куда-то губернатором, предлагал ей сто шестьдесят тысяч выкупными свидетельствами!!
«Неужели это я, та девочка-ребенок (все так говорили обо мне) — думала Наташа, — неужели я теперь с этой минуты жена, равная этого чужого, милого,
умного человека, уважаемого даже отцом моим? Неужели это правда? Неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что́ он спросил у меня?»