Неточные совпадения
Рядом с Анной
на серой разгоряченной кавалерийской лошади, вытягивая толстые
ноги вперед и, очевидно, любуясь собой, ехал Васенька Весловский в шотландском колпачке с развевающимися лентами, и Дарья Александровна не могла
удержать веселую улыбку, узнав его. Сзади их ехал Вронский. Под ним была кровная темно-гнедая лошадь, очевидно разгорячившаяся
на галопе. Он, сдерживая ее, работал поводом.
Один из них без сюртука, с чрезвычайно курчавою головой и с красным, воспаленным лицом, стоял в ораторской позе, раздвинув
ноги, чтоб
удержать равновесие, и, ударяя себя рукой в грудь, патетически укорял другого в том, что тот нищий и что даже чина
на себе не имеет, что он вытащил его из грязи и что когда хочет, тогда и может выгнать его, и что все это видит один только перст всевышнего.
Она привстала немного, оперлась коленкой
на его
ногу и звучно поцеловала его и хотела сесть, но он
удержал ее.
Я не только любил смотреть, как резвый ястреб догоняет свою добычу, я любил все в охоте: как собака, почуяв след перепелки, начнет горячиться, мотать хвостом, фыркать, прижимая нос к самой земле; как, по мере того как она подбирается к птице, горячность ее час от часу увеличивается; как охотник, высоко подняв
на правой руке ястреба, а левою рукою
удерживая на сворке горячую собаку, подсвистывая, горячась сам, почти бежит за ней; как вдруг собака, иногда искривясь набок, загнув нос в сторону, как будто окаменеет
на месте; как охотник кричит запальчиво «пиль, пиль» и, наконец, толкает собаку
ногой; как, бог знает откуда, из-под самого носа с шумом и чоканьем вырывается перепелка — и уже догоняет ее с распущенными когтями жадный ястреб, и уже догнал, схватил, пронесся несколько сажен, и опускается с добычею в траву или жниву, —
на это, пожалуй, всякий посмотрит с удовольствием.
Рыдания потрясали ее тело, и, задыхаясь, она положила голову
на койку у
ног Егора. Мать молча плакала обильными слезами. Она почему-то старалась
удержать их, ей хотелось приласкать Людмилу особой, сильной лаской, хотелось говорить о Егоре хорошими словами любви и печали. Сквозь слезы она смотрела в его опавшее лицо, в глаза, дремотно прикрытые опущенными веками,
на губы, темные, застывшие в легкой улыбке. Было тихо и скучно светло…
— Это у них самое обыкновенное средство: если они кого полюбят и
удержать хотят, а тот тоскует или попытается бежать, то и сделают с ним, чтобы он не ушел. Так и мне, после того как я раз попробовал уходить, да сбился с дороги, они поймали меня и говорят: «Знаешь, Иван, ты, говорят, нам будь приятель, и чтобы ты опять не ушел от нас, мы тебе лучше пятки нарубим и малость щетинки туда пихнем»; ну и испортили мне таким манером
ноги, так что все время
на карачках ползал.
Несмотря ни
на что однако, ему большого труда стоило
удержать свои
ноги, чтобы они не бежали, когда он перед ротой, рядом с Праскухиным, вышел из ложментов.
Та затопала
ногами и завертелась, отделяя хвост и поджимая круп, но Марья Николаевна (отличная наездница!)
удержала ее
на месте: нужно было проститься с Полозовым, который, в неизменной своей феске и в шлафроке нараспашку, появился
на балконе и махал оттуда батистовым платочком, нисколько, впрочем, не улыбаясь, а скорее хмурясь.
Дергаясь всем телом, шлепая
ногами по талому снегу, наказываемый, под сыпавшимися с обеих сторон
на него ударами, подвигался ко мне, то опрокидываясь назад — и тогда унтер-офицеры, ведшие его за ружья, толкали его вперед, то падая наперед — и тогда унтер-офицеры,
удерживая его от падения, тянули его назад.
Кучер стоял в передке
на ногах и едва
удерживал натянутыми, как струны, вожжами разгорячившихся лошадей.
Малюта слушал сына, и два чувства спорили в нем между собою. Ему хотелось закричать
на Максима, затопать
на него
ногами и привести его угрозами к повиновению, но невольное уважение сковывало его злобу. Он понимал чутьем, что угроза теперь не подействует, и в низкой душе своей начал искать других средств, чтоб
удержать сына.
Вдруг из переулка раздалась лихая русская песня, и через минуту трое бурлаков, в коротеньких красных рубашках, с разукрашенными шляпами, с атлетическими формами и с тою удалью в лице, которую мы все знаем, вышли обнявшись
на улицу; у одного была балалайка, не столько для музыкального тона, сколько для тона вообще; бурлак с балалайкой едва
удерживал свои
ноги; видно было по движению плечей, как ему хочется пуститься вприсядку, — за чем же дело?
Гришка сжал кулаки и сделал движение, чтобы приподняться
на ноги; но Захар поспешил
удержать его.
Крики бабы усиливались: видно было, что ее не пропускали, а, напротив, давали дорогу тому, кого она старалась
удержать. Наконец из толпы показался маленький, сухопарый пьяненький мужичок с широкою лысиною и вострым носом, светившимся, как фонарь. Он решительно выходил из себя: болтал без толку худенькими руками, мигал глазами и топал
ногами, которые, мимоходом сказать, и без того никак не держались
на одном месте.
Дядя Аким быстро вскочил
на ноги и кинулся уже вперед; но рыбак
удержал его, сказав...
Евсей упал бы, если б старик не
удерживал его
на ногах. Слова старика сухо трещали в его груди, точно горох в погремушке…
Я пошел. Отец уже сидел за столом и чертил план дачи с готическими окнами и с толстою башней, похожею
на пожарную каланчу, — нечто необыкновенно упрямое и бездарное. Я, войдя в кабинет, остановился так, что мне был виден этот чертеж. Я не знал, зачем я пришел к отцу, но помню, когда я увидел его тощее лицо, красную шею, его тень
на стене, то мне захотелось броситься к нему
на шею и, как учила Аксинья, поклониться ему в
ноги; но вид дачи с готическими окнами и с толстою башней
удержал меня.
Я должен был крепко держать румпель и стойко держаться
на ногах сам, так как волнение метало «Эспаньолу», как качель, поэтому за время вахты своей я думал больше
удержать курс, чем что другое.
— Тащи выше! — было приказание Орленки, и в две минуты она поднялась от земли
на аршин… глаза ее налились кровью, стиснув зубы, она старалась
удерживать невольные крики… палачи опять остановились, и Вадим сделал знак Орленке, который его тотчас понял. Солдатку разули; под
ногами ее разложили кучку горячих угольев… от жару и боли в
ногах ее начались судороги — и она громко застонала, моля о пощаде.
Каждый стон ее раздирал его душу; каждый промежуток молчания обливал его ужасом….. вдруг он услышал слабый крик ребенка, и, не имея силы
удержать своего восторга, бросился в комнату графини — черный младенец лежал
на постеле в ее
ногах.
Чемодан наконец поддался. Возница налег
на него животом и выпихнул его прямо
на меня. Я хотел
удержать его за ремень, но рука отказалась работать, и распухший, осточертевший мой спутник с книжками и всяким барахлом плюхнулся прямо
на траву, шарахнув меня по
ногам.
Выношенного ястреба, приученного видеть около себя легавую собаку, притравливают следующим образом: охотник выходит с ним па открытое место, всего лучше за околицу деревни, в поле; другой охотник идет рядом с ним (впрочем, обойтись и без товарища): незаметно для ястреба вынимает он из кармана или из вачика [Вачик — холщовая или кожаная двойная сумка; в маленькой сумке лежит вабило, без которого никак не должно ходить в поле, а в большую кладут затравленных перепелок] голубя, предпочтительно молодого, привязанного за
ногу тоненьким снурком, другой конец которого привязан к руке охотника: это делается для того, чтоб задержать полет голубя и чтоб, в случае неудачи, он не улетел совсем; голубь вспархивает, как будто нечаянно, из-под самых
ног охотника; ястреб, опутинки которого заблаговременно отвязаны от должника, бросается, догоняет птицу, схватывает и падает с добычею
на землю; охотник подбегает и осторожно помогает ястребу
удержать голубя, потому что последний очень силен и гнездарю одному с ним не справиться; нужно придержать голубиные крылья и потом, не вынимая из когтей, отвернуть голубю голову.
— Про… уйди ты!.. уйди к дьяволу! — вдруг крикнул Челкаш и сел
на песке. Лицо у него было бледное, злое, глаза мутны и закрывались, точно он сильно хотел спать. — Чего тебе еще? Сделал свое дело… иди! Пошел! — и он хотел толкнуть убитого горем Гаврилу
ногой, но не смог и снова свалился бы, если бы Гаврила не
удержал его, обняв за плечи. Лицо Челкаша было теперь в уровень с лицом Гаврилы. Оба были бледны и страшны.
Коротков понял, что позицию
удержать нельзя. Разбежавшись, закрыв голову руками, он ударил
ногами в третью стеклянную стену, за которой начиналась плоская асфальтированная кровля громады. Стена треснула и высыпалась. Коротков под бушующим огнем успел выкинуть
на крышу пять пирамид, и они разбежались по асфальту, как отрубленные головы. Вслед за ними выскочил Коротков, и очень вовремя, потому что пулемет взял ниже и вырезал всю нижнюю часть рамы.
Ни одно приветствие не
удерживало ее
на пути, и сто любопытных глаз, озиравших с головы до
ног незнакомую красавицу, вызвали краску
на нежные щеки ее, — глаза покрылись какою-то электрической влагой, грудь неровно подымалась, и можно было догадаться по выражению лица, что настала минута для нее мучительна<я>.
Мартьянов скорчил страшную гримасу и вдруг — чихнул прямо
на голову Петунникова. Тот вскрикнул, присел и прыгнул в сторону, чуть не сбив с
ног пристава, который едва
удержал его, раскрыв ему объятия.
— Дядя Лука, куда ты? Левонтий погиб, и ты погибнешь! — да и кинулся за ним, чтоб
удержать, но он поднял из-под
ног весло, которое я, приехавши, наземь бросил, и, замахнувшись
на меня, крикнул...
— А вы думаете, что я испугаюсь? — вскрикнул я дерзко и гордо, невзвидев света от своей горячки, задыхаясь от волнения и закрасневшись так, что слезы обожгли мне щеки. — А вот увидите! — И, схватившись за холку Танкреда, я стал
ногой в стремя, прежде чем успели сделать малейшее движение, чтоб
удержать меня; но в этот миг Танкред взвился
на дыбы, взметнул головой, одним могучим скачком вырвался из рук остолбеневших конюхов и полетел как вихрь, только все ахнули да вскрикнули.
Но и апокалипсическое изображение Церкви, пред последним ее прославлением,
удерживает ту же самую черту: «И явилось
на небе великое знамение — жена, облеченная в солнце; под
ногами ее луна, и
на голове ее венец из двенадцати звезд.
— Никогда… Никогда… не буду больше… Вы увидите… Я исправлюсь… я другая буду… Спасибо вам! Спасибо Катерине Ивановне… Милая, родненькая тетя Леля. Золотенькая! Ангелочек! Век… не забуду, век! — И прежде чем кто-либо успел
удержать ее, Васса скользнула
на пол к
ногам горбуньи и, обвив руками ее колени, покрыла их градом исступленных поцелуев и слез…
Увидав гостя, служанка перестала
удерживать, а странная фигура, робко поклонившись, шатаясь
на согнутых
ногах, вошла в комнату.
Худые, слабые члены музыканта вдруг пришли в усиленное движение, и он, подмигивая, улыбаясь и подергиваясь, тяжело, неловко пошел прыгать по зале. В середине кадриля веселый офицер, танцевавший очень красиво и одушевленно, нечаянно толкнул спиной музыканта. Слабые, усталые
ноги не
удержали равновесия, и музыкант, сделав несколько подкашивающихся шагов в сторону, со всего росту упал
на пол. Несмотря
на резкий, сухой звук, произведенный падением, почти все засмеялись в первую минуту.
И тогда с диким ревом он бежит к дверям. Но не находит их и мечется, и бьется о стены, об острые каменные углы — и ревет. С внезапно открывшеюся дверью он падает
на пол, радостно вскакивает, и — чьи-то дрожащие, цепкие руки обнимают его и держат. Он барахтается и визжит, освободив руку, с железною силою бьет по голове пытавшегося
удержать его псаломщика и, отбросив
ногою тело, выскакивает наружу.