Неточные совпадения
— Только вот беда, — продолжал Леонтий, — к книгам холодна. По-французски болтает проворно, а дашь книгу, половины не понимает; по-русски о сю пору с ошибками пишет.
Увидит греческую печать, говорит, что хорошо бы этакий узор на ситец, и ставит книги вверх дном, а по-латыни
заглавия не разберет. Opera Horatii [Сочинения Горация (лат.).] — переводит «Горациевы оперы»!..
И он опять кивнул на пачки. Он двинулся было встать кликнуть в дверь Марью Кондратьевну, чтобы та сделала и принесла лимонаду, но, отыскивая чем бы накрыть деньги, чтобы та не
увидела их, вынул было сперва платок, но так как тот опять оказался совсем засморканным, то взял со стола ту единственную лежавшую на нем толстую желтую книгу, которую заметил, войдя, Иван, и придавил ею деньги. Название книги было: «Святого отца нашего Исаака Сирина слова». Иван Федорович успел машинально прочесть
заглавие.
Это не значило: на поле сражения едут пушки, а просто, что на марже [полях книги (от фр. marge).] такое
заглавие. Как жаль, что Николай обходил университет, если б он
увидел Мягкова, он его сделал бы попечителем.
Я нечаянно
увидел эти стихи над моим изголовьем и узнал исковерканный его почерк. Пушкин не сознавался в этом экспромте. [В изд. АН СССР — под
заглавием «Надпись на стене больницы» (1817); в 1-й строке там: «Его судьба неумолима».]
Я, Д-503, строитель «Интеграла», — я только один из математиков Единого Государства. Мое привычное к цифрам перо не в силах создать музыки ассонансов и рифм. Я лишь попытаюсь записать то, что
вижу, что думаю — точнее, что мы думаем (именно так: мы, и пусть это «МЫ» будет
заглавием моих записей). Но ведь это будет производная от нашей жизни, от математически совершенной жизни Единого Государства, а если так, то разве это не будет само по себе, помимо моей воли, поэмой? Будет — верю и знаю.
— Ага-а, — торжествующий затылок повернулся — я
увидел того, исподлобного. Но в нем теперь осталось от прежнего только одно какое-то
заглавие, он как-то весь вылез из этого вечного своего подлобья, и на лице у него — около глаз, около губ — пучками волос росли лучи, он улыбался.
Находившийся тогда в числе кадет Кондратий Федорович Рылеев (14 июля 1826 года),
видя скорбь Боброва и ценя утрату Кулакова для всего заведения, написал по этому случаю комическую поэму в двух песнях, под
заглавием «Кулакиада».
— Из-за одного
заглавия, ваше сиятельство, сколько будет пренумерантов! вот
увидите! — вставил свое слово господин, который хвастался запиской о тлетворном направлении современной русской литературы.
— Вот вы… господинчик… как вас? Да, да, вы самый… — прибавил он и замотал головой,
видя, что Кривцов нерешительно приподнимается, ища вокруг глазами, — тот, что с желтыми пуговицами и с бородавочкой… Как ваше
заглавие? Что-с? Ничего не слышу. Да встаньте же, когда с вами говорят.
Заглавие ваше как, я спрашиваю?
— Куда лицом вклеила,
видишь? Я тебе говорил, что ты этого еще не можешь. «От Пушкина до Некрасова» — на эту сторону нужно было, к
заглавию.
И всю эту страницу разрисовал расходящимися от
заглавия красивыми завитушками, а загибы их украсил маленькими листьями. Так, я
видел, часто делались
заглавия на нотах. На следующей странице, по транспаранту, большими правильными буквами, как на уроке чистописания, переписал стихотворение.
Луиза приняла усердную дань его и, желая скрыть, хоть несколько, свое замешательство от приторных похвал, которыми ее осыпали, перевернула блестящую обложку и устремила на
заглавие тетради глаза; но,
видя, что это творение не относилось к ней, спешила с усмешкою передать его вблизи стоявшему Глику и сказала ему...