Неточные совпадения
Он отбрасывал их от себя, мял, разрывал руками, люди лопались
в его руках, как мыльные пузыри; на секунду Самгин
видел себя победителем, а
в следующую — двойники его бесчисленно увеличивались, снова окружали его и гнали по пространству, лишенному теней, к дымчатому небу; оно опиралось на землю плотной, темно-синей массой облаков, а
в центре их пылало другое солнце, без лучей, огромное, неправильной, сплющенной формы, похожее на жерло печи, — на этом солнце прыгали черненькие шарики.
Все более живой и крупной становилась рябь воды
в чане, ярче — пятно света на ней, — оно дробилось; Самгин снова
видел вихорек
в центре темного круга на воде, не пытаясь убедить себя
в том, что воображает, а не
видит.
— Тут, знаешь, убивали, — сказала она очень оживленно.
В зеленоватом шерстяном платье, с волосами, начесанными на уши, с напудренным носом, она не стала привлекательнее, но оживление все-таки прикрашивало ее. Самгин
видел, что это она понимает и ей нравится быть
в центре чего-то. Но он хорошо чувствовал за радостью жены и ее гостей — страх.
В другом месте
видел Райский такую же, сидящую у окна, пожилую женщину, весь век проведшую
в своем переулке, без суматохи, без страстей и волнений, без ежедневных встреч с бесконечно разнообразной породой подобных себе, и не ведающую скуки, которую так глубоко и тяжко ведают
в больших городах,
в центре дел и развлечений.
«Да,
в центре бывшей пустыни; а теперь, как
видишь, все пространство с севера, от той большой реки на северо — востоке, уже обращено
в благодатнейшую землю,
в землю такую же, какою была когда-то и опять стала теперь та полоса по морю на север от нее, про которую говорилось
в старину, что она «кипит молоком и медом».
Свою русскость я
вижу в том, что проблема моральной философии для меня всегда стояла
в центре.
Та самая женщина, которая, живя
в одном из больших цивилизованных
центров,
увидела бы
в Цыбуле не больше как l'homme au gros maggot, [толстосума (франц.)]
в захолустье — мирится с ним совершенно, мирится как с человеком, даже независимо от его magot.
— Чего мне худого ждать! Я уж так худ, так худ, что теперь со мной что хочешь делай, я и не почувствую.
В самую, значит,
центру попал. Однажды мне городничий говорит:"
В Сибирь, говорит, тебя, подлеца, надо!"А что, говорю, и ссылайте, коли ваша власть; мне же лучше: новые страны
увижу. Пропонтирую пешком отселе до Иркутска — и чего-чего не
увижу. Сколько раз
в бегах набегаюсь! Изловят — вздуют:"влепить ему!" — все равно как здесь.
Мне посчастливилось быть
в центре урагана. Я
видел его начало и конец: пожелтело небо, налетели бронзовые тучи, мелкий дождь сменился крупным градом, тучи стали черными, они задевали колокольни.
Да и воистину, по видимой прямизне его и по способности продолжаться до бесконечности, он есть линия; но поставляю и антитезу сему положению: мы
видим, что самый круг есть собрание треугольников, которые все, по своей вещественной тройственности, трехсторонни и, будучи приведены
в союз их с
центром, представляют нам совершеннейшую идею о нашей невещественной четверице».
Если земцы будут кричать: страх врагам! чистосердечно и без преднамерения — это будет хорошо; но ежели они будут кричать с подковыркою, то есть
увидят в этом кличе лишь средство удовлетворить некоторым тайным преднамерениям, и ежели, вслед за тем, Пафнутьев или Никанор Дракин, с свойственною им ловкостью, сперва обиняком, а потом громче и громче, пустят слух о необходимости перемещения
центра тяжести правящей Руси, — тогда ожидайте больших хлопот
в будущем.
— Понимаешь, — иду бульваром,
вижу — толпа,
в середине оратор, ну, я подошёл, стою, слушаю. Говорит он этак, знаешь, совсем без стеснения, я на всякий случай и спросил соседа: кто это такой умница? Знакомое, говорю, лицо — не знаете вы фамилии его? Фамилия — Зимин. И только это он назвал фамилию, вдруг какие-то двое цап меня под руки. «Господа, — шпион!» Я слова сказать не успел.
Вижу себя
в центре, и этакая тишина вокруг, а глаза у всех — как шилья… Пропал, думаю…
Он
видел себя
в каком-то волшебном, заколдованном круге, собравшем
в себя всю силу земли, и
в горделивом исступлении считал себя за
центр этого круга.
Семенов открыл отяжелевшие веки, и
в сизом тумане душной камеры перед ним обрисовалось красное лицо с горящими глазами. Кто-то сидел на нарах, обнявшись с пьяной простоволосой арестанткой, которая покачивалась и, нагло ухмыляясь по временам, заводила пьяную песню. Большинство арестантов спало, но
в центре камеры шла попойка.
Увидев все это, Семенов тотчас же опять сомкнул глаза, и двоившееся сознание затуманилось. «Это был только сон», — думалось ему во сне об этой картине из действительности.
И
в центре этих звуков и этого движения я
увидел нашу частую гостью, Басину внучку.
Стоя близко к самому
центру действия, я
видел, как матушка достигла, чего хотела, — она влила
в ротик Васёнки чайную ложечку тепловатого чаю, и девочка этот чай как будто проглотила, но вдруг на губках у дитяти что-то запенилось, и затем все вылилось вон, а
в горлышке что-то щелкнуло и
в животике забурчало.
Наше понимание объективного времени будет существенно различаться
в зависимости, напр., от того, принимаем ли мы учение о перевоплощении душ, т. е. о неоднократном повторении жизни одних и тех же существ, или нет; далее,
видим ли мы мистический
центр мировой истории
в событии боговошющения или
в чем-либо другом.
— Прочтите об ураганах, и вы
увидите, какие они страшные… Судно, попавшее
в центр его, неминуемо гибнет… Там хоть и полное безветрие, но зато волны так ужасны и так сталкиваются между собой со всех сторон, что образуют водоворот… По счастию, всегда возможно избежать
центра и встретить ураган, стараясь держаться по касательной его… Потом зайдите за книгой, познакомьтесь с теорией ураганов… А жутко было? — спросил капитан.
Если представить себя наделенным высшими универсальными качествами ума, гения, красоты, благостности, святости, но при смещении экзистенциального
центра, с перенесением
центра тяжести «я»
в универсальные качественные начала, то это все равно как если бы «я» наделяло этими качествами другое существо, другого
видело таким.
Нужно
увидеть центр бытия не
в себе, а
в Боге, т. е.
в подлинном
центре, и тогда все становится на свое место.
Человек, положивши свою жизнь
в подчинение закону разума и
в проявление любви,
видит уж
в этой жизни, с одной стороны лучи света того нового
центра жизни, к которому он идет, с другой то действие, которое свет этот, проходящий через него, производит на окружающих.
Я могу сказать, что он вышел из того низшего отношения к миру,
в котором он был как животное, и
в котором я еще нахожусь, — вот и всё; могу сказать, что я не
вижу того
центра нового отношения к миру,
в котором он теперь; но не могу отрицать его жизни, потому что чувствую на себе ее силу.
Он жил уже во время своего плотского существования,
в лучах света от того другого
центра жизни, к которому Он шел, и
видел при своей жизни, как лучи этого света уже освещали людей вокруг Него.
— Мое же гнездо судьба свила почти на перепутье этих мест, именно
в Абове. Я
центр, как вы
видите, а вы, фланги мои, отныне должны поступить ко мне
в команду, и потому…
Постараемся мы за него объяснить это обстоятельство. Платонически влюбленный
в герцогиню Анну Леопольдовну, он, конечно, окружил мысленно этот свой идеал ореолом физической и нравственной красоты. Под первой «мечтатель» Салтыков, конечно, разумел женственность, грацию, ту тонкость и мягкость форм, какими обладала бывшая правительница, которую он
видел не
в ее домашней небрежности, а лишь при официальных приемах, окружённую обстановкой, составлявшей благородный фон для картины, которой она служила
центром.
[ «
В беспредельном мраке я
вижу Святую Троицу, и
в Троице, различимой
в ночи, я
вижу самого себя, стоящего
в центре» (фр.).]
В 10 часов утра
в русский лагерь прибыли императоры с огромной свитой. Часть четвертой колонны находилась с Кутузовым
в центре Пражских высот. Подъехав к войску и
видя, что солдаты отдыхали у ружей, сложенных
в сошки, государь Александр Павлович удивился...
И та лишь философия
в силах прозреть космос
в человеке, которая
видит, что человек превышает все явления природного мира и являет собой верховный
центр бытия.
Не давая себе отчета, хорошо или дурно она думает, Гелия очутилась у герцогского замка. Выросши
в торговом городе, жившем более во внешних политических сношениях с Европой, чем с своим правительственным
центром, Гелия имела очень недостаточные понятия о том, как можно и как нельзя говорить с герцогом; но это и послужило ей
в пользу, или, быть может, во вред, как мы
увидим потом, при развитии нашего повествования.
Пьер чувствовал, что он был
центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился
в состоянии человека, углубленного
в какое-нибудь занятие. Он ничего ясно не
видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали
в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
Вот,
видите ли,
центр наш
в Бородине, вот тут.
Но за этой смехотворной теорией стояла страшная действительность — стояла Российская империя,
в каждом движении которой проглядывает притязание считать Европу вотчиной славянской расы, и
в особенности единственной сильной составной части этой расы — русских; та империя, которая со своими двумя столицами — Петербургом и Москвой — все еще не нашла своего
центра тяжести, пока Царьград,
в котором каждый русский крестьянин
видит истинную настоящую метрополию своей религии и своей нации, не сделался действительной резиденцией русского императора» (стр. 83-84).