Неточные совпадения
Левин
видел, что в вопросе этом уже высказывалась мысль, с которою он был несогласен; но он продолжал излагать свою мысль, состоящую в том, что русский рабочий имеет совершенно особенный от других народов взгляд
на землю. И чтобы доказать это положение, он поторопился прибавить, что, по его мнению, этот взгляд Русского народа вытекает из сознания им своего призвания заселить огромные, незанятые пространства
на востоке.
— А
видишь там что? (Ямщик указал кнутом
на восток.)
Говорят, жители не показывались нам более потому, что перед нашим приездом умерла вдовствующая королева, мать регента, управляющего островами вместо малолетнего короля. По этому случаю наложен траур
на пятьдесят дней. Мы
видели многих в белых травяных халатах. Известно, что белый цвет — траурный
на Востоке.
Потом сказали мы хозяевам, что из всех народов крайнего
Востока японцы считаются у нас, по описаниям, первыми — по уменью жить, по утонченности нравов и что мы теперь
видим это
на опыте.
Наконец мы, более или менее,
видели четыре нации, составляющие почти весь крайний
восток. С одними имели ежедневные и важные сношения, с другими познакомились поверхностно, у третьих были в гостях,
на четвертых мимоходом взглянули. Все четыре народа принадлежат к одному семейству если не по происхождению, как уверяют некоторые, производя, например, японцев от курильцев, то по воспитанию, этому второму рождению, по культуре, потом по нравам, обычаям, отчасти языку, вере, одежде и т. д.
Картина, которую я
увидел, была необычайно красива.
На востоке пылала заря. Освещенное лучами восходящего солнца море лежало неподвижно, словно расплавленный металл. От реки поднимался легкий туман. Испуганная моими шагами, стая уток с шумом снялась с воды и с криком полетела куда-то в сторону, за болото.
Путь А.И. Мерзлякова начинался от фанзы удэгейца Сиу Ху и шел прямо
на восток, пересекая несколько маленьких перевальчиков. Перейдя речку Хуля, он повернул к северо-востоку, затем пересек еще одну реку — Шооми (в верховьях) — и через 3 суток вышел
на реку Кулумбе. Здесь, около скалы Мафа, он где-то
видел выходы каменного угля
на поверхность. После перевала по другой безымянной горной речке он пришел
на реку Найну, прямо к корейским фанзам.
Выполняя намеченный маршрут, мы повернули
на север и пошли вдоль по Сихотэ-Алиню к большой куполообразной горе, которую
видели на северо-востоке.
В полдень мы были
на вершине Сихотэ-Алиня. Здесь я
увидел знакомую картину: гарь — к
востоку и замшистый хвойный лес — к западу. Восточный склон Сихотэ-Алиня крутой, а западный — пологий. Дерсу нашел следы лося и сообщил мне, что сохатый в этих местах встречается только до Ното. Ниже этой границы он не спускается.
Поднявшись
на Сихотэ-Алинь, я
увидел, как и надо было ожидать, пологий склон к западу и обрывистый — к
востоку. Такая же резкая разница наблюдается в растительности. С западной стороны растет хвойный лес, а с восточной — смешанный, который ниже по реке очень скоро сменяется лиственным.
К полудню мы поднялись
на лесистый горный хребет, который тянется здесь в направлении от северо-северо-востока
на юго-юго-запад и в среднем имеет высоту около 0,5 км. Сквозь деревья можно было
видеть другой такой же перевал, а за ним еще какие-то горы. Сверху гребень хребта казался краем громадной чаши, а долина — глубокой ямой, дно которой терялось в тумане.
Через час
восток начал алеть. Я посмотрел
на часы, было 6 часов утра. Пора было будить очередного артельщика. Я стал трясти его за плечо. Стрелок сел и начал потягиваться. Яркий свет костра резал ему глаза — он морщился. Затем,
увидев Дерсу, проговорил, усмехнувшись...
«Да, в центре бывшей пустыни; а теперь, как
видишь, все пространство с севера, от той большой реки
на северо —
востоке, уже обращено в благодатнейшую землю, в землю такую же, какою была когда-то и опять стала теперь та полоса по морю
на север от нее, про которую говорилось в старину, что она «кипит молоком и медом».
Вы знаете, как мужчины самолюбивы, — я знаю это понаслышке, но, как член этого многочисленного стада, боюсь не быть исключением [из] общего правила. Про женщин не говорю. Кроме хорошего, до сих пор в них ничего не
вижу — этого убеждения никогда не потеряю, оно мне нужно. Насчет
востока мы многое отгадали: откровенно говорить теперь не могу, — когда-нибудь поболтаем не
на бумаге. Непременно уверен, что мы с вами увидимся — даже, может быть, в Туринске…
Он ясно
видит, как горит и пламенеет этот
восток, и совсем не замечает, что
на самом деле и
восток и запад, и север и юг — все кругом охвачено непроглядной тьмою.
— Ну, теперь мы — вольные птицы! — воскликнула Марья Николаевна. — Куда нам ехать —
на север,
на юг,
на восток,
на запад? Смотрите — я как венгерский король
на коронации (она указала концом хлыста
на все четыре стороны света). Все наше! Нет, знаете что:
видите, какие там славные горы — и какой лес! Поедемте туда, в горы, в горы!
Сквозь слёзы и серую сеть дождя Матвей
видел татарина, он стоял у ограды лицом
на восток, его шапка лежала у ног,
на траве, дождь разбил её в тёмный, бесформенный ком.
— А независимость Сербии? Зверства турок? Первые добровольцы? И теперь не понимаешь? Ха-ха!.. Так я тебе скажу: это мое спасение, мой последний ход… Ты
видишь, вон там сидит
на скамейке дама и злится, а человек,
на которого она злится, возьмет да и уйдет добровольцем освобождать братьев славян от турецкого зверства. Ведь это, голубчик, целая идеища… Я даже во сне
вижу этих турок. Во мне просыпается наша славянская стихийная тяга
на Восток…
На другой же день можно было
видеть, как тетка Анна и молоденькая сноха ее перемывали горшки и корчаги и как после этого обе стучали вальками
на берегу ручья. Глеб, который не без причины жаловался
на потерянное время — время подходило к осени и пора стояла, следовательно, рабочая, — вышел к лодкам, когда
на бледнеющем
востоке не успели еще погаснуть звезды. За час до восхода он, Захар и Гришка были
на Оке.
Когда они пришли в Болотово, начинало уже смеркаться. Но сумерки замедлялись огненною багровою зарею, которая медленно потухала
на западе. Надо было ждать холодной ясной ночи. Небо очистилось уже от облаков: кое-где начинали мигать звезды.
На востоке, в туманном горизонте, чуть-чуть разгоралось другое зарево: то был месяц, светлый лик которого не суждено уже было
видеть Григорию… Но месяц еще не показывался.
— Первый раз в жизни
вижу! Как славно! — сказал фон Корен, показываясь
на поляне и протягивая обе руки к
востоку. — Посмотрите: зеленые лучи!
Была, например, одна минута, когда, руководствуясь законами аналогии и
видя, что солнце каждый день встает
на востоке, я заключил из этого, что восточные плоды суть те самые, которые наиболее пригодны для запада, и что стоит только насадить их, чтобы положить конец всем гниениям, брожениям и недоразумениям.
Царь к окошку, — ан
на спице,
Видит, бьется петушок,
Обратившись
на восток.
И вот я увидал черную молнию. Я
видел, как от молнии колыхало
на востоке небо, не потухая, а все время то развертываясь, то сжимаясь, и вдруг
на этом колеблющемся огнями голубом небе я с необычайной ясностью
увидел мгновенную и ослепительно черную молнию. И тотчас же вместе с ней страшный удар грома точно разорвал пополам небо и землю и бросил меня вниз,
на кочки. Очнувшись, я услышал сзади себя дрожащий, слабый голос Якова.
…Близ углубления, где был Феодор, стояла молодая женщина, прелестная собой, как те девы
Востока, о которых пел Низами; сначала молилась и она; но вскоре молитва исчезла с уст ее; беспрерывно смотрела она
на юношу; освещенный последним остатком света, окруженный мраком, Феодор казался ей чем-то принадлежащим нездешнему миру; она думала
видеть архангела, принесшего благую весть деве иудейской… Огненная кровь египтянки пылала.
Белое лицо его было чрезвычайно нежно, и, когда он отбрасывал рукою кудри, падавшие ему в глаза, его можно было принять за деву; большие черные глаза выражали особое чувство грусти и задумчивости, которое
видим в юных лицах жителей Юга и
Востока, столь не цохожее
на мечтательность в очах северных дев; тут — небесное, там — рай и ад чувственности.
Шлегели изучали
Восток по книгам, которых в ту эпоху было немного. Современные нам знатоки Азии не
видят в них залежей энтузиазма и энергии, большинство из них склонно думать, что возбудителем событий, совершающихся
на Востоке в наши дни, является энергия европейской культуры.
Заалел
восток; сперва
на дальнем горизонте слегка
на облака огнем брызнуло, потом пуще и пуще, и вдруг — пламя! Роса
на траве загорелась; проснулись птицы денные, поползли муравьи, черви, козявки; дымком откуда-то потянуло; во ржи и в овсах словно шепот пошел, слышнее, слышнее… А косой ничего не
видит, не слышит, только одно твердит: «Погубил я друга своего, погубил!»
Почти
на всех улицах, по которым проходил Володя, он
видел среди анамитских хижин и китайские дома с лавчонками, около которых в тени навесов сидели китайцы за работой. Все ремесленники в Сайгоне — китайцы: они и прачки, и торгаши, и комиссионеры… Вся торговля в Кохинхине издавна была в руках этих «евреев
Востока», предприимчивых, трудолюбивых и крайне неприхотливых. В Сайгоне их было много, и Володя
на другой же день, осматривая город,
видел за городом целый китайский поселок.
Взберешься
на высокий холм, покрытый лесом, глянешь вперед
на восток, по направлению дороги, и
видишь внизу лес, дальше холм, кудрявый от леса, за ним другой холм, такой же кудрявый, за ним третий, и так без конца; через сутки опять взглянешь с холма вперед — и опять та же картина…
Православный
Восток называет это свойство онтологизмом и
видит на Западе слишком большой психологизм и антропологизм.
Великий мистик православного
Востока св. Симеон Новый Богослов красиво говорит: «Все твари, когда
увидели, что Адам изгнан из рая, не хотели более повиноваться ему, ни луна, ни прочие звезды не хотели показываться ему; источники не хотели источать воду, и реки продолжать течение свое; воздух думал не дуть более, чтобы не давать дышать Адаму, согрешившему; звери и все животные земные, когда
увидели, что он обнажился от первой славы, стали презирать его, и все тотчас готовы были напасть
на него; небо устремлялось было пасть
на него, и земля не хотела носить его более.
Все, что вы ощутили и
видели есть иероглифы таинственной существенности: повязка
на очах, темная храмина, умственные углубления, ударение кольцом, пути с
востока на запад, шествие по изображению храма Соломонова — все это есть не что иное, как разительные черты того, что может возбудить в душе вашей мысли о ничтожности мира, возбудить желание к отысканию истины: ищите и обрящете; толкните и отверзится.
Стòит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада
на восток и с
востока на запад составляют общую сущность этих событий, и нам не только не нужно будет
видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Что касается молитвы
на восток, о которой говорит Лопатинский, то мне самому пришлось однажды в Княгининском уезде
видеть точно такое моление.
— Ваша светлость, — отвечал Фебуфис, — о ней можно сказать только, как говорят
на востоке: «Глаз смертного не может
видеть такое совершенство без готовности умереть за него».