Неточные совпадения
Марина не возвращалась недели три, — в магазине торговал чернобородый Захарий, человек молчаливый, с неподвижным, матово-бледным лицом,
темные глаза его смотрели грустно, на вопросы он отвечал кратко и тихо; густые, тяжелые волосы простеганы
нитями преждевременной седины. Самгин нашел, что этот Захарий очень похож на переодетого монаха и слишком вял, бескровен для того, чтоб служить любовником Марины.
Но нет: вон по ее верхнему краю тихо сверкнула огнистая
нить, и молнии замигали и зареяли разом по всей
темной массе.
А послав его к Палаге, забрался в баню, влез там на полок, в
тёмный угол, в сырой запах гниющего дерева и распаренного листа берёзы. Баню не топили всего с неделю времени, а пауки уже заткали серыми сетями всё окно, развесили петли свои по углам. Кожемякин смотрел на их работу и чувствовал, что его сердце так же крепко оплетено
нитями немых дум.
В этом, часто
темном, отражении начинают сверкать, как искры, играющие рыбки, появляются круги и долго потом дрожат серебряные разбегающиеся
нити.
Залив — точно чаша, полная
темным пенным вином, а по краям ее сверкает живая
нить самоцветных камней, это огни городов — золотое ожерелье залива.
Марья Николаевна, возвращаясь от бабушки вечером после описанного разговора, была страшно перепугана; ей все казалось, что, как только она сошла с крыльца, за ней кто-то следил; какая-то небольшая
темная фигурка то исчезала, то показывалась и все неслась стороною, а за нею мелькала какая-то белая
нить.
Бледно было его лицо, губы — точно яркая алая лента; волнистые волосы черные иссиня, и в них — украшение мудрости — блестела седина, подобно серебряным
нитям горных ручьев, падающих с высоты
темных скал Аэрмона; седина сверкала и в его черной бороде, завитой, по обычаю царей ассирийских, правильными мелкими рядами.
Нить жизни, еще теплившаяся в этом высохшем от работы, изможденном теле, была прервана, и детски чистая, полная святой любви к ближнему и незлобия душа отлетела… вон оно, это сухое, вытянувшееся тело, выступающее из-под савана тощими линиями и острыми углами… вон эти костлявые руки, подъявшие столько труда… вон это посиневшее, обезображенное страданиями лицо, которое уж больше не ответит своей честной улыбкой всякому честному делу, не
потемнеет от людской несправедливости и не будет плакать святыми слезами над человеческими несчастьями!..
Цирельман вдруг со страшной ясностью почувствовал, что наступил момент, когда он вот-вот должен перешагнуть за какую-то невидимую
нить, после которой начнется совсем иная,
темная и жуткая жизнь. Он побледнел, наклонился близко к Файбишу и беззвучно зашевелил похолодевшими губами.
Там, за рампой, притаив дыхание, замерла
темная толпа. Каждое мое слово ловится на лету благодарной и нетребовательной публикой. И я чувствую, как тонкие, невидимые
нити перебрасываются от меня через рампу и соединяются с теми, которые тянутся ко мне оттуда, из этой
темной залы, притихшей сейчас, как будто не дышащей.