Неточные совпадения
То не было отражение
жара душевного или играющего воображения: то был блеск, подобный блеску гладкой стали, ослепительный, но холодный; взгляд его — непродолжительный, но проницательный и
тяжелый, оставлял по себе неприятное впечатление нескромного вопроса и мог бы казаться дерзким, если б не был столь равнодушно спокоен.
Такие слова перелетали по всем концам. Зашумели запорожцы и почуяли свои силы. Тут уже не было волнений легкомысленного народа: волновались всё характеры
тяжелые и крепкие, которые не скоро накалялись, но, накалившись, упорно и долго хранили в себе внутренний
жар.
Свет померк скоро, но мука осталась, и Зосимов, наблюдавший и изучавший своего пациента со всем молодым
жаром только что начинающего полечивать доктора, с удивлением заметил в нем, с приходом родных, вместо радости как бы
тяжелую скрытую решимость перенесть час-другой пытки, которой нельзя уж избегнуть.
Он схватился обеими руками за спинку
тяжелого стула и с великим
жаром заговорил, густо подчеркивая «о...
«Вот охота тащиться в
жар!» — сказал он сам себе, зевнул и воротился, лег на диван и заснул
тяжелым сном, как, бывало, сыпал в Гороховой улице, в запыленной комнате, с опущенными шторами.
Напротив, при воздержании от мяса, от всякой
тяжелой пищи, также от пряностей (нужды нет, что они тоже родятся в жарких местах), а более всего от вина, легко выносишь
жар; грудь, голова и легкие — в нормальном состоянии, и зной «допекает» только снаружи.
Стояли
тяжелые июльские
жары.
(Он вспоминал потом сам, что в
тяжелый день этот забыл совсем о брате Дмитрии, о котором так заботился и тосковал накануне; забыл тоже снести отцу Илюшечки двести рублей, что с таким
жаром намеревался исполнить тоже накануне.)
Спуск с хребта был не легче подъема. Люди часто падали и больно ушибались о камни и сучья валежника. Мы спускались по высохшему ложу какого-то ручья и опять долго не могли найти воды. Рытвины, ямы, груды камней, заросли чертова дерева, мошка и
жара делали эту часть пути очень
тяжелой.
Головы
отяжелели от
жары, солнца и неудобного сиденья.
Это белокурый, с пухлым и бледным лицом человек. Он лежит навзничь, закинув назад левую руку, в положении, выражающем жестокое страдание. Сухой открытый рот с трудом выпускает хрипящее дыхание; голубые оловянные глаза закачены кверху, и из-под сбившегося одеяла высунут остаток правой руки, обвернутый бинтами.
Тяжелый запах мертвого тела сильнее поражает вас, и пожирающий внутренний
жар, проникающий все члены страдальца, проникает как будто и вас.
Густая серая пыль, местами изборожденная следами прокатившихся по ней колес, сонная и увядшая муравка, окаймляющая немощеные улицы к стороне воображаемых тротуаров; седые, подгнившие и покосившиеся заборы; замкнутые
тяжелыми замками церковные двери; деревянные лавочки, брошенные хозяевами и заставленные двумя крест-накрест положенными досками; все это среди полдневного
жара дремлет до такой степени заразительно, что человек, осужденный жить среди такой обстановки, и сам теряет всякую бодрость и тоже томится и дремлет.
Она не вставала, металась в
жару и бредила, живот её всё вздувался. Не раз Матвей видел в углу комнаты тряпки, испачканные густой, тёмной кровью, и все дни его преследовал её
тяжёлый, пьяный запах.
Вероятно, оттого, что я выбегал на улицу без шапки и калош, у меня поднялся сильный
жар. Горело лицо, ломило ноги…
Тяжелую голову клонило к столу, а в мыслях было какое-то раздвоение, когда кажется, что за каждою мыслью в мозгу движется ее тень.
Одна старуха вела мальчика в большой шапке и в больших сапогах; мальчик изнемог от
жары и
тяжелых сапог, которые не давали его ногам сгибаться в коленях, но всё же изо всей силы, не переставая, дул в игрушечную трубу; уже спустились вниз и повернули в улицу, а трубу всё еще было слышно.
Нам понравилось загребать
жар чужими руками, нам показалось, что это в порядке вещей, чтоб Европа кровью и по́том вырабатывала каждую истину и открытие: ей все мучения
тяжелой беременности, трудных родов, изнурительного кормления грудью — а дитя нам.
В печи, по его приказу, лежал в
жару раскален
тяжелый портняжий утюг.
Лицо у него было багровое, борода свалялась в комья, увеличив и расширив лицо, а волосы на голове, спутавшись, сделали череп неровным, угловатым. От большого тела несло
жаром и
тяжёлыми запахами.
На огромном нижнем балконе уже был накрыт стол. Дожидались Завалишина, который только что приехал из города и переодевался у себя в комнате. Анна Георгиевна лежала на кресле-качалке, томная, изнемогающая от
жары, в легком халате из молдаванского полотна, шитого золотом, с широкими, разрезными до подмышек рукавами. Она была еще очень красива
тяжелой, самоуверенной, пышной красотой — красотой полной, хорошо сохранившейся брюнетки южного типа.
Егорушка, бледно-зеленый, растрепанный, сильно похудевший, лежал под
тяжелым байковым одеялом, тяжело дышал, дрожал и метался. Голова и руки его ни на минуту не оставались в покое, двигались и вздрагивали. Из груди вырывались стоны. На усах висел маленький кусочек чего-то красного, по-видимому крови. Если бы Маруся нагнулась к его лицу, она увидела бы ранку на верхней губе и отсутствие двух зубов на верхней челюсти. От всего тела веяло
жаром и спиртным запахом.
А иссушающий, палящий
жар проникал в самую глубину тела, в кости, в мозг, и чудилось порою, что на плечах покачивается не голова, а какой-то странный и необыкновенный шар,
тяжелый и легкий, чужой и страшный.
А горячая, еще не совсем потухшая печка испускала из себя
жар и духоту; в
тяжелом воздухе пахло щами, пеленками и Егорычем.
Жара стояла нестерпимая, солнце пекло вовсю… К тому же десятилетний Юрик был
тяжелым, крупным мальчиком, и нести его было нелегко. По лицу бедного Фридриха Адольфовича текли ручьи пота и глаза его выражали мучительную усталость. Бедный толстяк еле-еле передвигал ноги под чрезмерной тяжестью своей ноши. Но он не думал о себе. Все его мысли сосредоточились на несчастном ребенке. Он совсем позабыл о том, как много неприятностей и горя причинил ему этот ребенок за короткое время его пребывания на хуторе.
Что касается до нижних чинов, то они все ведут себя настоящими богатырями, принуждённые биться не только с хитрым и отчаянным врагом, но и с условиями непривычной для них гористой местности, невыносимой, удушливой
жарою, усугубляемой
тяжёлым снаряжением русского солдата.
В
жару схватки рукопашной он один отшатнулся от своих; лейбшицы его убиты или переранены. Трое шведов, один за другим, нападают на него. Могучим ударом валит он одного, как сноп, другому зарубает вечную память на челе; но от третьего едва ли может оборониться. Пот падает с лица его градом; мохнатая грудь орошена им так, что
тяжелый крест липнет к ней.
Впереди и кругом, далеко во все стороны зыбились на тонких стеблях
тяжелые колосья, над головой было безбрежное, пламенное июльское небо, побелевшее от
жары, — и ничего больше: ни деревца, ни строения, ни человека.