Неточные совпадения
И вот уже трещат морозы
И серебрятся средь полей…
(Читатель ждет уж рифмы розы;
На, вот возьми ее скорей!)
Опрятней модного паркета
Блистает речка,
льдом одета.
Мальчишек радостный народ
Коньками звучно режет
лед;
На красных лапках гусь
тяжелый,
Задумав плыть по лону вод,
Ступает бережно на
лед,
Скользит и падает; веселый
Мелькает, вьется первый снег,
Звездами падая на брег.
Не более пяти-шести шагов отделяло Клима от края полыньи, он круто повернулся и упал, сильно ударив локтем о
лед. Лежа на животе, он смотрел, как вода, необыкновенного цвета, густая и, должно быть, очень
тяжелая, похлопывала Бориса по плечам, по голове. Она отрывала руки его ото
льда, играючи переплескивалась через голову его, хлестала по лицу, по глазам, все лицо Бориса дико выло, казалось даже, что и глаза его кричат: «Руку… дай руку…»
А открыв глаза, он увидел, что темно-лиловая,
тяжелая вода все чаще, сильнее хлопает по плечам Бориса, по его обнаженной голове и что маленькие, мокрые руки, красно́ поблескивая, подвигаются ближе, обламывая
лед.
Каждую пятницу Цыганок запрягал в широкие сани гнедого мерина Шарапа, любимца бабушки, хитрого озорника и сластену, надевал короткий, до колен, полушубок,
тяжелую шапку и, туго подпоясавшись зеленым кушаком, ехал на базар покупать провизию. Иногда он не возвращался долго. Все в доме беспокоились, подходили к окнам и, протаивая дыханием
лед на стеклах, заглядывали на улицу.
Аэро быстро скользит по течению. Легкие,
тяжелые тени от облаков, внизу — голубые купола, кубы из стеклянного
льда — свинцовеют, набухают…
А сапожник Македон, держа в зубах шапку, быстрыми ударами хлещет Маклакова с уха на ухо и мычит.
Тяжёлый Маклаков мотает головой, ловя какую-то минуту, и вдруг, ударив сапожника сверху, словно заколачивает его в
лёд.
Потом мальчику дали
тяжёлый топор, велели ему слезть в подвал и разбивать там
лёд так, чтоб он улёгся ровно. Осколки
льда прыгали ему в лицо, попадали за ворот, в подвале было холодно и темно, топор при неосторожном размахе задевал за потолок. Через несколько минут Илья, весь мокрый, вылез из подвала и заявил хозяину...
С трудом пробивали пешнями и топорами проруби на пруду;
лед был толщиною с лишком в аршин, и когда доходили до воды, то она, сжатая
тяжелою, ледяною корою, била, как из фонтана, и тогда только успокаивалась, когда широко затопляла прорубь, так что для чищенья ее надобно было подмащивать мостки.
И только по временам по реке ухнет вдруг
тяжелым стоном треснувший
лед, зашипит, как пролетающее ядро, отдастся эхом, как пушечный выстрел, пронесется куда-то далеко назад, в оставленные нами пустынные извилины Лены, и долго еще звенит отголосками и умирает, пугая воображение причудливыми, внезапно воскресающими дальними стонами.
Лед раздается от мороза, оттого делается легче воды и плавает на воде, и только снизу подмерзает и делается толще и толще, но никогда не замерзает до дна. А если бы вода сжималась от мороза, как сжимается железо, то верхняя вода замерзала бы на реке и тонула бы, потому что
лед был бы
тяжелее воды. Потом опять бы замерзла верхняя вода и тонула бы, и так замерзли бы озера и реки от дна и до верху.
Река быстро замерзала. За ночь местами забереги соединились и образовали естественные мосты. Чтобы не провалиться, мы взяли в руки
тяжелые дубины и, щупая ими
лед впереди себя, благополучно и без труда перебрались на другую сторону Самарги.
Тяжелый мост мчится вдоль реки вместе с берегами и рассекает своими быками груды
льда.
Некогда писать дневник. Так завален сдельной работой, что и вздохнуть полной грудью не имею времени. Да и здоровье плохо, усталость, сонливость какая-то, сердце словно
льдом обложено, насилу к утру согреешься под двумя
тяжелыми одеялами. Хорошо еще, что квартира теплая.