— Бучинский! Где Бучинский? — неистово кричал доктор. — Голоден, ангел мой, как сорок
тысяч младенцев… Ах, извините, ангел мой!.. Доктор Поднебесный, к вашим услугам… Только не дайте умереть с голоду. За одну яичницу отдам тридцать фараонов и одного Бучинского. Господи, да куда же провалился Бучинский? Умираю!
Неточные совпадения
— Да как же вдруг этакое сокровище подарить! Ее продать в хорошие, надежные руки — так… Ах, Боже мой! Никогда не желал я богатства, а теперь
тысяч бы пять дал… Не могу, не могу взять: ты мот, ты блудный сын — или нет, нет, ты слепой
младенец, невежа…
Будет
тысячи миллионов счастливых
младенцев и сто
тысяч страдальцев, взявших на себя проклятие познания добра и зла.
Но я тогда встану и укажу тебе на
тысячи миллионов счастливых
младенцев, не знавших греха.
— Ведь я
младенец сравнительно с другими, — уверял он Галактиона, колотя себя в грудь. — Ну, брал… ну, что же из этого? Ведь по грошам брал, и даже стыдно вспоминать, а кругом воровали на сотни
тысяч. Ах, если б я только мог рассказать все!.. И все они правы, а я вот сижу. Да это что… Моя песня спета. Будет, поцарствовал. Одного бы только желал, чтобы меня выпустили на свободу всего на одну неделю: первым делом убил бы попа Макара, а вторым — Мышникова. Рядом бы и положил обоих.
И тогда все сотни и
тысячи избиенных тобою, все сонмы мужей и жен,
младенцев и старцев, все, кого ты погубил и измучил, все предстанут пред господом, вопия на тебя, мучителя своего!
Сегодня он отрубил уши тридцати
тысячам человек, которые имели дерзость защищать свое отечество, вчера он превратил в пепел цветущую страну, третьего дня избил
младенцев в собственном государстве; у него дремлет в смертельной истоме целый сад красавиц, ожидающих его ласки, как трава в зной ждет капли дождя, а деспотище уже ничего не может и для развлечения кромсает придворную челядь!
— Слушаю-с! — сказал и на это с покорностью Елпидифор Мартыныч. — А вы ничего не изволите сказать князю при свидании об этих тридцати
тысячах на
младенца, о которых я вам докладывал?.. — прибавил он самым простодушным голосом.
Недавно наш доктор жаловался на этого Асклипиодота, что у него один шестимесячный
младенец умер от запоя, а Асклипиодот и говорит доктору, что «вы, ваше благородие, с земства-то получаете в год три с половиной
тысячи, а я шестьдесят три рубля с полтиной, так какой вы с меня еще статистики захотели…» По-моему, Асклипиодот совершенно прав, потому что дьячки не обязаны отдуваться за губернские статистические комитеты, которые за свои
тысячи едва разродятся жиденькой книжонкой, набитой фразами: «По собранным нами сведениям, закон смертности выхватывает свои жертвы в Пеньковском заводе согласно колебаниям годовой температуры и находится в зависимости от изменения суточной амплитуды, климатических, изотермических и изоклинических условий, и т. д.».
И в оправдание свое он укажет «на
тысячи миллионов счастливых
младенцев, не знавших греха».
Революция совершается не во имя свободы, а во имя тех же начал, во имя которых пылали костры инквизиции, во имя «
тысячи миллионов счастливых
младенцев».
Таких младенцев-гвардейцев в одном Преображенском полку было несколько
тысяч, а во всей гвардии число их доходило до двадцати
тысяч.
— Да уж я давно ума приложить к этому делу никак не сумею… Надумал я одно…
тысячу, другую рублев повивальной-то отвалить… согласится, живорезка… только уж грешно больно…
младенец невинный… ангельская душа…