Неточные совпадения
— Конечно, — согласился Безбедов, потирая красные, толстые
ладони. —
Тысячи — думают, один — говорит, — добавил он, оскалив зубы, и снова пробормотал что-то о барышнях. Самгин послушал его еще минуту и ушел, чувствуя себя отравленным.
Самгин был уверен, что настроением Безбедова живут сотни
тысяч людей — более умных, чем этот голубятник, и нарочно, из антипатии к нему, для того, чтоб еще раз убедиться в его глупости, стал расспрашивать его: что же он думает? Но Безбедов побагровел, лицо его вспухло, белые глаза свирепо выкатились; встряхивая головой, растирая
ладонью горло, он спросил...
Но самое большое впечатление произвело на него обозрение Пулковской обсерватории. Он купил и себе ручной телескоп, но это совсем не то. В Пулковскую трубу на луне «как на
ладони видно: горы, пропасти, овраги… Одним словом — целый мир, как наша земля. Так и ждешь, что вот — вот поедет мужик с телегой… А кажется маленькой потому, что, понимаешь,
тысячи, десятки
тысяч… Нет, что я говорю: миллионы миллионов миль отделяют от луны нашу землю».
— Вот это, брат, так жизнеописание! — в восторга воскликнул Глумов. — Выходит, что ты в течение 62 лет «за житие» всего-навсего уплатил серебром миллион сто семьдесят одну
тысячу восемьсот восемьдесят семь рублей тридцать одну копейку. Ни копейки больше, ни копейки меньше — вся жизнь как на
ладони! Ну, право, недорого обошлось!
— Сидим с Саввой в директорском кабинете в отцовском кресле. Посмотрел в напечатанном списке членов свою фамилию и говорит: «Очень, очень-с хорошо-с… очень-с рад-с… успеха желаю-с…» Я ему о
тысяче рублей заимообразно… Как кипятком его ошпарил! Он откинулся к спинке кресла, поднял обе руки против головы,
ладонями наружу, как на иконах молящихся святых изображают, закатив вверх свои калмыцкие глаза, и елейно зашептал...
Долго я проворочался, придя домой, на моей постели и не мог уснуть до света. Все смущал меня этот холод и трепет, этот слабый звук этого слабого прощайте и
тысячу раз хотелось мне встать и спросить Истомина, зачем он, прощаясь, поцеловал Манину руку, и поцеловал ее как-то странно — в
ладонь. Утром я опять думал об этом, и все мне было что-то такое очень невесело.
Едва тронулся омнибус, незнакомец умильно прищурил глаза, ласково провел
ладонью по свертку, находившемуся на коленях литератора, — и произнес вопросительно заискивающим голосом: — «литературное что-нибудь?…» Литератор сказал, что это чистая бумага, — думал отделаться; но незнакомец этим не удовольствовался; он наговорил литератору
тысячу самых незаслуженных комплиментов, распространился во всеуслышание о трудах его; и с тех пор, всюду его преследует; осведомляется о том, что он пишет и скоро ли думает подарить читателей (страстных поклонников его таланта!) — новым произведением…
Это яйцо дало бы курицу, курица в течение всей своей жизни снесла бы
тысячу яиц… — вот тебе, как на
ладони, подрыв экономического строя, заедание будущего!
— Как же, как же, я даже так заслушался, что хозяин дал мне за это во всю
ладонь подзатыльник. Какой-то гордец из Коринфа, чтобы унизить наших дамасских богачей, бросил Памфалону у гетеры Азеллы десять
тысяч златниц. Он теперь купит дом, и сады, и невольниц и будет лежать у фонтана.
Глаза Владимира остановились на подписи. Равнодушный к имени Софии в устах коварного старца, он теперь приложился устами к этому имени, начертанному ее собственной рукой. Как часто эта рука ласкала его!..
Тысячи сладких воспоминаний втеснились в его душу; долго, очень долго вилась цветочная цепь их, пока наконец не оборвалась на памяти ужасного злодеяния… Здесь он, как бы опомнившись, повел
ладонью по горевшему лбу и произнес с ужасом...