Неточные совпадения
Отдаваясь движению
толпы, Самгин думал о том, что французы философствуют значительно меньше, чем англичане и
немцы.
Она жила гувернанткой в богатом доме и имела случай быть за границей, проехала всю Германию и смешала всех
немцев в одну
толпу курящих коротенькие трубки и поплевывающих сквозь зубы приказчиков, мастеровых, купцов, прямых, как палка, офицеров с солдатскими и чиновников с будничными лицами, способных только на черную работу, на труженическое добывание денег, на пошлый порядок, скучную правильность жизни и педантическое отправление обязанностей: всех этих бюргеров, с угловатыми манерами, с большими грубыми руками, с мещанской свежестью в лице и с грубой речью.
Про четвертого агронома,
немца, ничего не делавшего и едва ли понимавшего что-нибудь в агрономии, о. Ираклий рассказывал мне, будто после одного августовского мороза, побившего хлеб, он поехал в Рыковское, собрал там сход и спросил важно: «Почему у вас был мороз?» Из
толпы вышел самый умный и ответил: «Не могим знать, ваше превосходительство, должно, милость божия изволила так распорядиться».
Я бежал
толпы, презирал ее, — а этот
немец, с своей глубокой, сильной душой, с поэтической натурой, не отрекается от мира и не бежит от
толпы: он гордится ее рукоплесканиями.
Александр трепетал. Он поднял голову и поглядел сквозь слезы через плечо соседа. Худощавый
немец, согнувшись над своим инструментом, стоял перед
толпой и могущественно повелевал ею. Он кончил и равнодушно отер платком руки и лоб. В зале раздался рев и страшные рукоплескания. И вдруг этот артист согнулся в свой черед перед
толпой и начал униженно кланяться и благодарить.
Затем в
толпе молодых дам и полураспущенных молодых людей, составлявших обычную свиту Юлии Михайловны и между которыми эта распущенность принималась за веселость, а грошовый цинизм за ум, я заметил два-три новых лица: какого-то заезжего, очень юлившего поляка, какого-то немца-доктора, здорового старика, громко и с наслаждением смеявшегося поминутно собственным своим вицам, и, наконец, какого-то очень молодого князька из Петербурга, автоматической фигуры, с осанкой государственного человека и в ужасно длинных воротничках.
— А
немцу можно? — раздался в
толпе чей-то голос.
Так в этой книге Блондель с необыкновенной силой рассказывает о том, как на его вызов вышел из
толпы большой, толстый
немец, куривший огромную вонючую сигару, как сигару эту Блондель приказал ему немедленно выбросить изо рта и как трудно было Блонделю найти равновесие, держа на спине непривычную тяжесть, и как он с этим справился.
На торжестве открытия в особой зале, где собралась многотысячная
толпа, император в парадной генеральской форме произнес аллокуцию (краткую речь). Тогда я мог хорошо слышать его голос и даже отметить произношение. Он говорил довольно быстро, немного в нос, и его акцент совсем не похож был на произношение коренного француза, и еще менее парижанина, а скорее смахивал на выговор швейцарца, бельгийца и даже
немца, с детства говорившего по-французски.
Толпа состояла из малого числа русских и большего числа Наполеоновских войск вне строя:
немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах.