Неточные совпадения
Или в
душе его сам бог возбудит жар
К искусствам
творческим, высоким
и прекрасным, —
Они тотчас: разбой! пожар!
— К народу нужно идти не от Маркса, а от Фихте. Материализм — вне народной стихии. Материализм — усталость
души.
Творческий дух жизни воплощен в идеализме.
— «Интеллигенция любит только справедливое распределение богатства, но не самое богатство, скорее она даже ненавидит и боится его». Боится? Ну, это ерундоподобно. Не очень боится в наши дни. «В
душе ее любовь к бедным обращается в любовь к бедности». Мм — не замечал. Нет, это чепуховидно. Еще что? Тут много подчеркнуто, черт возьми! «До последних, революционных лет
творческие, даровитые натуры в России как-то сторонились от революционной интеллигенции, не вынося ее высокомерия и деспотизма…»
Настали минуты всеобщей, торжественной тишины природы, те минуты, когда сильнее работает
творческий ум, жарче кипят поэтические думы, когда в сердце живее вспыхивает страсть или больнее ноет тоска, когда в жестокой
душе невозмутимее и сильнее зреет зерно преступной мысли, и когда… в Обломовке все почивают так крепко и покойно.
Часто погружались они в безмолвное удивление перед вечно новой и блещущей красотой природы. Их чуткие
души не могли привыкнуть к этой красоте: земля, небо, море — все будило их чувство, и они молча сидели рядом, глядели одними глазами и одной
душой на этот
творческий блеск и без слов понимали друг друга.
В глубине России, в
душе русского народа должны раскрыться имманентная религиозность и имманентная мораль, для которой высшее божественное начало делается внутренне преображающим и
творческим началом.
Эта пассивная, рецептивная, женственная апокалиптичность русской
души должна быть соединена с мужественным, активным,
творческим духом.
Душа не раскрывается перед многообразной исторической действительностью, и энергия мысли не работает над новыми
творческими задачами, поставленными жизнью и историей.
Русская культура и русская общественность могут твориться лишь из глубины русской
души, из ее самобытной
творческой энергии.
Я уже стар и утомлен жизнью, хотя еще очень молод
душой и полон
творческой умственной энергии.
Появились новые
души, были открыты новые источники
творческой жизни, видели новые зори, соединяли чувства заката и гибели с чувством восхода и с надеждой на преображение жизни.
Только жившие в это время знают, какой
творческий подъем был у нас пережит, какое веяние духа охватило русские
души.
Еще раз подчеркиваю: не в индивидуальной
душе знание есть оформление и просветление, т. е.
творческое развитие бытия, а в самом универсальном бытии.
Ночь была полна глубокой тишиной, и темнота ее казалась бархатной и теплой. Но тайная
творческая жизнь чуялась в бессонном воздухе, в спокойствии невидимых деревьев, в запахе земли. Ромашов шел, не видя дороги, и ему все представлялось, что вот-вот кто-то могучий, властный и ласковый дохнет ему в лицо жарким дыханием. И бы-ла у него в
душе ревнивая грусть по его прежним, детским, таким ярким и невозвратимым вёснам, тихая беззлобная зависть к своему чистому, нежному прошлому…
Нет, мой родной, есть только одно непреложное, прекрасное и незаменимое — свободная
душа, а с нею
творческая мысль и веселая жажда жизни.
Савоська был именно такой
творческой головой, какая создается только полной опасностей жизнью. С широким воображением, с чутким, отзывчивым умом, с поэтической складкой
души, он неотразимо владел симпатиями разношерстной толпы.
И в самом деле, что может противустоять твердой воле человека? — воля — заключает в себе всю
душу; хотеть — значит ненавидеть, любить, сожалеть, радоваться, — жить, одним словом; воля есть нравственная сила каждого существа, свободное стремление к созданию или разрушению чего-нибудь, отпечаток божества,
творческая власть, которая из ничего созидает чудеса… о если б волю можно было разложить на цифры и выразить в углах и градусах, как всемогущи и всезнающи были бы мы!..
Он говорил со мною ласково и охотно о
творческой силе любви, о том, что надо развивать в своей
душе это чувство, единственно способное «связать человека с духом мира» — с любовью, распыленной повсюду в жизни.
Для нас, не посвященных в простое таинство
души заклинателя — в его власть над словом, превращающую слово в дело, — это может быть смешно только потому, что мы забыли народную
душу, а может быть, истинную
душу вообще; для непосвященного с простою
душой, более гармоничной, менее охлажденной рассудком, чем наша, — такое таинство страшно; перед ним — не мертвый текст, с гордостью записанный со слов деревенского грамотея, а живые, лесные слова; не догматический предрассудок, но суеверная сказка, а
творческий обряд, страшная быль, которая вот сейчас вырастет перед ним, заколдует его, даст или отнимет благополучие или, еще страшнее, опутает его неизвестными чарами, если того пожелает всемогущий кудесник.
Над нашей
душой царствует неистовая игра случая; народная «истовая»
душа спокойно связана с медлительной и темной судьбой; она источает свою глубокую и широкую поэзию, чуждую наших
творческих «взрываний ключей», [Неточная цитата из стих. Ф. И. Тютчева «Silentium!»] наших болей и вскриков; для нее прекрасны и житейские заботы и мечты о любви, высоки и болезнь и здоровье и тела и
души.
И кровь с тех пор рекою потекла,
И загремела жадная секира…
И ты, поэт, высокого чела
Не уберег! Твоя живая лира
Напрасно по вселенной разнесла
Всё, всё, что ты считал своей
душою —
Слова, мечты с надеждой и тоскою…
Напрасно!.. Ты прошел кровавый путь,
Не отомстив, и
творческую грудь
Ни стих язвительный, ни смех холодный
Не посетил — и ты погиб бесплодно…
Художник дополняет отрывочность схваченного момента своим
творческим чувством, обобщает в
душе своей частные явления, создает одно стройное целое из разрозненных черт, находит живую связь и последовательность в бессвязных, по-видимому, явлениях, сливает и переработывает в общности своего миросозерцания разнообразные и противоречивые стороны живой действительности.
Сотворение земли лежит вне шести дней миротворения, есть его онтологический prius [См. прим. 22 к «Отделу первому».], и
творческие акты отдельных дней предполагают своей основой первозданную землю: в ней отделяется свет от тьмы, твердь от воды, в ней создается земное уже небо, в котором двигнутся светила и полетят птицы, на ней стекается земная вода, которая «произведет» пресмыкающихся, из нее образуется твердь или земная земля, которая произведет «
душу живую по роду ее, скотов и гадов и зверей земных» [Быт.
Но им лишь начинается, а не завершается
творческий акт; самое же творение износится темным женственным лоном, «землею»
души.
Воскрешение, как и рождение, есть
творческий акт Божьего всемогущества, которым возвращается
душе усопшего животворящая ее сила, способность создать для себя, соответственно своей природе, тело; оно есть излияние животворящей силы Божией на человеческую
душу, т. е. акт теургический.
Бог
творческим актом изводит
души из места их упокоения, оживляет их, давая им силу особым образом принимать участие в жизни, «царствовать», т. е. направлять ее, будучи в то же время «священниками Бога и Христа».
Реальность этой связи между образом и Первообразом отмечена той чертой библейского повествования, что Бог вдунул
душу в человека, следовательно, при этом произошло некоторое исхождение Божества, род
творческой эманации.
Он опознается не принудительностью внешних чувств, не насильственно, но свободным,
творческим устремлением духа, исканием Бога, напряженной актуальностью
души в этом направлении.
Этим объясняется ограниченность и бесплодие методизма в творчестве, поскольку он стремится заменить вдохновение ремесленничеством (Сальери против Моцарта) и точным методом.
Творческие, плодотворные идеи родятся, интуитивно вспыхивают в
душе («яблоко» Ньютона!), метод же есть средство развернуть, использовать обретенное; но он не подменяет человека гомункулом.
И тогда спасение от исключительной власти над
душой идеи спасения приходит от
творческой духовной энергии, от
творческого потрясения
души.
Любовь, как добрые дела, полезные для спасения
души, не может быть источником творчества,
творческого отношения к жизни, не может быть излучением энергии, дающей жизнь и просветляющей жизнь.
И когда
душа поворачивается к природе и людям с тираническими инстинктами, когда она хочет лишь властвовать, а не жертвенно помогать и творчески преображать, она подчиняется одному из самых темных инстинктов подсознательного и неизбежно подрывает свои
творческие силы, ибо творчество предполагает жертву и отдачу.
Душа боится пустоты, и она наполняется ложью, фикциями и призраками, если она не наполнена положительным
творческим содержанием.
Но любовь лишь тогда оказывается силой, превращающей злые страсти в страсти
творческие, когда она самоценна и не рассматривается как средство для спасения
души.
И разница между ними та, что, в то время как
творческая фантазия созидательна и поднимает
душу вверх, не отрицает и не извращает реальностей, а преображает их и прибавляет к ним новые реальности, т. е. есть путь возрастания бытия, фантазмы разрушительны по своим результатам, отрицают и извращают реальности, и есть путь от бытия к небытию.
Холодные и спокойные, глубоко погруженные в чистую
творческую думу, они ничего не знали о человеке далекого каменного города и чужды были его
душе, встревоженной и ошеломленной мучительными воспоминаниями.
В установленном нами религиозном смысле этого слова старая мистика, на которую современная хаотическая
душа смотрит с вожделением, не может быть названа
творческой.
Пушкин как бы губил свою
душу в своем гениально-творческом исхождении из себя.
«Дом подобен невидимой природе нашего рождения, а вход, обставленный горами, — нисхождению и вселению
душ с небес в тела; отверстие — женщинам и вообще женскому полу; ваятель —
творческой силе Божией, которая, под покровом рождения, распоряжаясь нашею природою внутри, невидимо облекает нас в человеческий образ, устрояя одеяние для
душ.
Пророчество о новом бытии ищет себе выхода в
творческом акте новой
души.
Всякий
творческий свой порыв привыкла русская
душа соподчинять чему-то жизненно-существенному — то религиозной, то моральной, то общественной правде.
В
душах людей и в
душе народа, в источниках
творческой энергии ничто не изменилось, ничего нового не народилось.