Неточные совпадения
Городничий. Ну, уж вы —
женщины! Все кончено, одного этого слова достаточно! Вам всё — финтирлюшки! Вдруг брякнут ни из того ни из другого словцо. Вас посекут, да и только, а мужа и поминай как
звали. Ты, душа моя, обращалась с ним
так свободно, как будто с каким-нибудь Добчинским.
Раз приезжает сам старый князь
звать нас на свадьбу: он отдавал старшую дочь замуж, а мы были с ним кунаки:
так нельзя же, знаете, отказаться, хоть он и татарин. Отправились. В ауле множество собак встретило нас громким лаем.
Женщины, увидя нас, прятались; те, которых мы могли рассмотреть в лицо, были далеко не красавицы. «Я имел гораздо лучшее мнение о черкешенках», — сказал мне Григорий Александрович. «Погодите!» — отвечал я, усмехаясь. У меня было свое на уме.
На
зов явилась
женщина с тарелкой в руках, на которой лежал сухарь, уже знакомый читателю. И между ними произошел
такой разговор...
Нет, в Петербурге институт
Пе-да-го-гический,
так, кажется,
зовут:
Там упражняются в расколах и в безверьи
Профессоры!! — у них учился наш родня
И вышел! хоть сейчас в аптеку, в подмастерьи.
От
женщин бегает, и даже от меня!
Чинов не хочет знать! Он химик, он ботаник,
Князь Федор, мой племянник.
— Послушайте, Вера, я не Райский, — продолжал он, встав со скамьи. — Вы
женщина, и еще не
женщина, а почка, вас еще надо развернуть, обратить в
женщину. Тогда вы узнаете много тайн, которых и не снится девичьим головам и которых растолковать нельзя: они доступны только опыту… Я
зову вас на опыт, указываю, где жизнь и в чем жизнь, а вы остановились на пороге и уперлись. Обещали
так много, а идете вперед
так туго — и еще учить хотите. А главное — не верите!
8 сентября, в праздник, я после обедни выходил из церкви с одним молодым чиновником, и как раз в это время несли на носилках покойника; несли четверо каторжных, оборванные, с грубыми испитыми лицами, похожие на наших городских нищих; следом шли двое
таких же, запасных,
женщина с двумя детьми и черный грузин Келбокиани, одетый в вольное платье (он служит писарем и
зовут его князем), и все, по-видимому, спешили, боясь не застать в церкви священника.
— А это по-татарски. У них всё если взрослый русский человек —
так Иван, а
женщина — Наташа, а мальчиков они Кольками кличут,
так и моих жен, хоть они и татарки были, но по мне их все уже русскими числили и Наташками
звали, а мальчишек Кольками. Однако все это, разумеется, только поверхностно, потому что они были без всех церковных таинств, и я их за своих детей не почитал.
— Ахти! — вскричала одна из
женщин. — Что это с молодцом сделалось? Никак, он полоумный… Смотри-ка, дедушка, как он пустился от нас бежать! Прямехонько к Волге… Ах, господи боже мой! Долго ли до греха! Как сдуру-то нырнет в воду,
так и поминай как
звали!
Он смотрел на записку, думая — зачем
зовёт его Олимпиада? Ему было боязно понять это, сердце его снова забилось тревожно. В девять часов он явился на место свидания, и, когда среди
женщин, гулявших около бань парами и в одиночку, увидал высокую фигуру Олимпиады, тревога ещё сильнее охватила его. Олимпиада была одета в какую-то старенькую шубку, а голова у неё закутана платком
так, что Илья видел только её глаза. Он молча встал перед нею…
Он исчез. Но Фому не интересовало отношение мужиков к его подарку: он видел, что черные глаза румяной
женщины смотрят на него
так странно и приятно. Они благодарили его, лаская,
звали к себе, и, кроме них, он ничего не видал. Эта
женщина была одета по-городскому — в башмаки, в ситцевую кофту, и ее черные волосы были повязаны каким-то особенным платочком. Высокая и гибкая, она, сидя на куче дров, чинила мешки, проворно двигая руками, голыми до локтей, и все улыбалась Фоме.
Жил он уже не с Таней, а с другой
женщиной, которая была на два года старше его и ухаживала за ним, как за ребенком. Настроение у него было мирное, покорное: он охотно подчинялся, и когда Варвара Николаевна —
так звали его подругу — собралась везти его в Крым, то он согласился, хотя предчувствовал, что из этой поездки не выйдет ничего хорошего.
— Как не понять, известное дело: тайное свидание будете иметь. Только какой вы обманчивый человек, Сергей Петрович! Когда женились,
так думали: вот станете боготворить жену; вот тебе и боготворить! Году не прошло еще, а рога приставил; недаром я вас
звала ветреником; сердце мое говорило, что вы опасный для
женщин человек.
Взглянув на Марью Ивановну (
так зовут мать Гоголя) и поговоря с ней несколько минут от души, можно было понять, что у
такой женщины мог родиться
такой сын.
Женщина меня бросила. Красивая она была, бестия, горячая, злая, нетерпеливая, алчная, — одна
такая мне за всю жизнь и попалась. Жить любила широко. Полька. Ее
звали Зося. Напоследок оскандалила меня на улице, — рассердилась, что я ничего не достал. «Ты, кричит, стрелок несчастный, гадина острожная, дохлая падаль!» Ушла и домой не вернулась.
Твердынский. Я не касаюсь ведь, ни до чего не касаюсь. А у вас есть во взгляде что-то пожирающее, выше женского. У одного моего товарища была друг-женщина, она была гувернантка. Вавочка, мы все
так ее
звали. Вы схожи с ней, очень схожи. Но славная какая складочка… (Схватывает ее и прижимает к себе.)
Онуфрий. Нет, именно духовный отец. Я прошу тебя,
женщина, как бы тебя ни
звали, люби моего Колю. Это
такая душа, это
такая душа… (Всхлипывает.) И когда вы женитесь и образуете тихое семейство, я навсегда поселюсь у вас. Ты меня не выгонишь, Коля, как этот адвокат?
С той минуты, как случилась с ней перемена, не могла она равнодушно смотреть на
женщину, завлекшую ее в новую веру, на ту, кого еще
так недавно
звала своим светом и радостью, говоря: «При вас я ровно из забытья вышла, а без вас и день в тоске, и ночь в тоске, не глядела б и на вольный свет».
— Она не
женщина, а девица… О женихах, небось, мечтает, чёртова кукла. И пахнет от нее какою-то гнилью… Возненавидел, брат, ее! Видеть равнодушно не могу! Как взглянет на меня своими глазищами,
так меня и покоробит всего, словно я локтем о перила ударился. Тоже любит рыбу ловить. Погляди: ловит и священнодействует! С презрением на всё смотрит… Стоит, каналья, и сознает, что она человек и что, стало быть, она царь природы. А знаешь, как ее
зовут? Уилька Чарльзовна Тфайс! Тьфу!.. и не выговоришь!
Вся семья ороча Игнатия (
так звали нашего нового знакомого) состояла из него самого, его сына и двух
женщин, из которых одна приходилась ему женою, а другая невесткой.
К этому граф Орлов прибавил: «А случилось мне расспрашивать одного майора, который послан был от меня в Черную Гору и проезжал Рагузы и дни два в оных останавливался, и он там видел князя Радзивила и сказывал, что она еще в Рагузах, где как Радзивилу,
так и оной
женщине великую честь отдавали и
звали его, чтоб он шел на поклон, но оный, услышав
такое всклепанное имя, поопасся идти к злодейке, сказав притом, что эта
женщина плутовка и обманщица, а сам старался из оных мест уехать, чтобы не подвергнуть себя опасности».
Еще известие пришло из Архипелага, что одна
женщина приехала из Константинополя в Парос и живет в нем более четырех месяцев на английском судне, платя слишком по тысяче пиастров на месяц корабельщику, и сказывает, что она дожидается меня; только за верное еще не знаю; от меня же послан нарочно верный офицер, и ему приказано с оною
женщиной переговорить, и буде найдет что-нибудь сомнительное, в
таком случае обещал бы на словах мою услугу, а из-за того
звал бы для точного переговора сюда, в Ливорно.
Так Аксинья, пожилая
женщина в головке и кацавейке, до сих пор
зовет ее.
Алексей. Почти шесть, — и ведь ничего же не было
такого? И Катя… и ты сам же
звал ее «не тронь меня», да и все мы… и просто, наконец, она не похожа на
женщин, которые изменяют!
Перед ним восстала неуклюжая фигура Надежды Александровны —
так звали его супругу — и рядом с ней — только что внезапно исчезнувшая от него грациозная, прелестная
женщина.
Каролина Францевна —
так звали старую француженку, содержательницу пансиона, — была полная
женщина, с правильными чертами до сих нор еще красивого лица и не совсем угасшими черными, проницательными глазами, с величественной походкой, одетая всегда в темное платье, с неизменным черным чепцом с желтыми лентами на голове.
— Но, Котик, —
так звала Маргарита Николаевна Савина в ласковые минуты, — ты можешь это сделать один, зачем мне трястись опять на лошадях столько верст туда и обратно… — заметила молодая
женщина.
— Меня
зовут, Катечка, немного странно: Процентом меня
зовут. Процент. Вы можете
звать меня Процентик.
Так выходит ласковее, и наши интимные отношения это допускают, — говорил Павел, увлекая
женщину.