Неточные совпадения
Воображение ее уносилось даже за пределы того, что по
законам обыкновенной морали
считается дозволенным; но и тогда кровь ее по-прежнему тихо катилась в ее обаятельно-стройном и спокойном теле.
Есть и обратный
закон для идей: идеи пошлые, скорые — понимаются необыкновенно быстро, и непременно толпой, непременно всей улицей; мало того,
считаются величайшими и гениальнейшими, но — лишь в день своего появления.
Законы против воров многи и строги, а Лондон
считается, между прочим, образцовою школою мошенничества, и воров числится там несколько десятков тысяч; даже ими, как товарами, снабжается континент, и искусство запирать замки спорит с искусством отпирать их.
Третий разряд составляли люди, наказанные за то, что они совершали, по их понятиям, самые обыкновенные и даже хорошие поступки, но такие, которые, по понятиям чуждых им людей, писавших
законы,
считались преступлениями. К этому разряду принадлежали люди, тайно торгующие вином, перевозящие контрабанду, рвущие траву, собирающие дрова в больших владельческих и казенных лесах. К этим же людям принадлежали ворующие горцы и еще неверующие люди, обворовывающие церкви.
Ответы, сделанные «под страхом», не
считаются по
закону. Чиновник, пытающий подсудимого, подвергается сам суду и строгому наказанию.
Результатом этого было то, что Ястребов был арестован в ту же ночь. Произведенным обыском было обнаружено не записанное в книге золото, а таковое
считается по
закону хищничеством. Это была месть Петра Васильича, который сделал донос. Впрочем, Ястребов судился уже несколько раз и отнесся довольно равнодушно к своему аресту.
Самая барщина представляла ряд распоряжений, которые даже в то не знавшее
законов время
считались беззаконными.
Но, несмотря на всевозможные точки зрения, всякий согласится, что есть такие преступления, которые всегда и везде, по всевозможным
законам, с начала мира
считаются бесспорными преступлениями и будут
считаться такими до тех пор, покамест человек останется человеком.
«Для объяснения этого
закона Хельчицкий указывает на первобытное устройство христианского общества, — то устройство, которое, говорит он,
считается теперь в римской церкви гнусным еретичеством.
Если огромные богатства, накопленные рабочими,
считаются принадлежащими не всем, а исключительным лицам; если власть собирать подати с труда и употреблять эти деньги, на что они это найдут нужным, предоставлена некоторым людям; если стачкам рабочих противодействуется, а стачки капиталистов поощряются; если некоторым людям предоставляется избирать способ религиозного и гражданского обучения и воспитания детей; если некоторым лицам предоставлено право составлять
законы, которым все должны подчиняться, и распоряжаться имуществом и жизнью людей, — то всё это происходит не потому, что народ этого хочет и что так естественно должно быть, а потому, что этого для своих выгод хотят правительства и правящие классы и посредством физического насилия над телами людей устанавливают это.
Для христианина обещание подданства какому бы то ни было правительству, — тот самый акт, который
считается основанием государственной жизни, есть прямое отречение от христианства, потому что человек безусловно вперед обещающийся подчиняться тем
законам, которые составляют и будут составлять люди, этим обещанием самым положительным образом отрекается от христианства, состоящего в том, чтобы во всех случаях жизни подчиняться только сознаваемому им в себе божескому
закону любви.
Петрушин. Нет, сказать надо. Да вы не тревожьтесь. Теперь уж все дело в шляпе. Вы только скажите то, что вы мне говорили, что, если вас судят, так только за то, что вы не совершили самоубийства, то есть того, что
считается преступлением по
закону и гражданскому и церковному.
Никакие условия не могут сделать того, чтобы убийство перестало быть самым грубым и явным нарушением
закона бога, выраженного и во всех религиозных учениях и в совести людей. А между тем при всяком государственном устройстве убийство — и в виде казни и на войне —
считается законным делом.
Христианской мысли необходимо
считаться с тем фактом, что женский пол, именно материнство, прославлен Богоматерью («блаженно чрево, носившее Тя, и сосца, яже еси ссалъ» — Лк. 11:27), а мужской Спасителем, над Коим, по
закону иудейскому, в восьмой день было совершено и обрезание (празднуется 1 января).
Абсолютная оригинальность христианства прежде всего заключается в том, что для него солнце одинаково восходит над добрыми и злыми, что первые будут последними, а последние первыми, что
закон добра не
считается спасительным, т. е. добро становится проблематическим.
Было так. Папа
считался лучшим в Туле детским врачом. Из Ясной Поляны приехал Лев Толстой просить папу приехать к больному ребенку. Папа ответил, что у него много больных в городе и что за город он не ездит. Толстой настаивал, папа решительно отказывался. Толстой рассердился, сказал, что папа как врач обязан поехать. Папа ответил, что по
закону врачи, живущие в городе, за город не обязаны ездить. Расстались они враждебно.
Двадцатилетнего периода времени как бы не существовало: ее менее чем двухлетняя совместная жизнь с графом, казалось ей, окончилась только вчера. Так живо это далекое пережитое и выстраданное ею представилось ей перед моментом свидания с человеком, именем которого, окруженным частью удивлением и уважением, а частью злобною насмешкою и даже проклятиями, была полна вся Россия и который по
закону считался ей мужем.
Понятие о
законе, несомненно разумном и по внутреннему сознанию обязательном для всех, до такой степени утрачено в нашем обществе, что существование у еврейского народа
закона, определявшего всю их жизнь, такого
закона, который был обязателен не по принуждению, а по внутреннему сознанию каждого,
считается исключительным свойством одного еврейского народа.
А войдет в сознание
закон этот, как высший
закон жизни — и само собой прекратится то губительное для нравственности состояние людей, при котором величайшие несправедливости и жестокости, совершаемые людьми друг против друга,
считаются естественными, свойственными людям поступками, совершится то, о чем мечтают теперь, чего желают и что обещают все социалистические, коммунистические устроители будущих обществ, и гораздо больше этого.
Нет нужды уничтожать всё, но неизбежно нарушить тот
закон, который
считается одинаково обязательным во всем.
По Евангелию Иоанна, все они, враги Христа, прямо называются иудеи. И они не согласны с учением Христа и противны ему только потому, что они иудеи. Но в Евангелиях не одни фарисеи и саддукеи выставляются врагами Христа; врагами Христа называются и законники, те самые, которые блюдут
закон Моисея, книжники, те самые, которые читают
закон, старейшины, те самые, которые
считаются всегда представителями мудрости народной.
Еще труднее догадаться, что та самая клятва, к которой приводят всех людей блюстители
закона Христа, прямо запрещена этим
законом; но догадаться, что то, что в нашей жизни
считается не только необходимым и естественным, но самым прекрасным и доблестным — любовь к отечеству, защита, возвеличение его, борьба с врагом и т. п., — суть не только преступления
закона Христа, но явное отречение от него, — догадаться, что это так — ужасно трудно.