Неточные совпадения
Остановились на трех
тысячах рублей в год и постановили
считать эту цифру законною, до тех пор, однако ж, пока"обстоятельства перемены законам не сделают".
Тебе низко кажется, что я
считаю деревья в лесу, а ты даришь тридцать
тысяч Рябинину; но ты получишь аренду и не знаю еще что, а я не получу и потому дорожу родовым и трудовым….
— Больше восьмисот. Если
считать тех, которые отправлены не прямо из Москвы, уже более
тысячи, — сказал Сергей Иваныч.
Там, где дело идет о десятках
тысяч, он не
считает, — говорила она с тою радостно-хитрою улыбкой, с которою часто говорят женщины о тайных, ими одними открытых свойствах любимого человека.
— Ну да, а ум высокий Рябинина может. И ни один купец не купит не
считая, если ему не отдают даром, как ты. Твой лес я знаю. Я каждый год там бываю на охоте, и твой лес стòит пятьсот рублей чистыми деньгами, а он тебе дал двести в рассрочку. Значит, ты ему подарил
тысяч тридцать.
— Да, но вы себя не
считаете. Вы тоже ведь чего-нибудь стóите? Вот я про себя скажу. Я до тех пор, пока не хозяйничал, получал на службе три
тысячи. Теперь я работаю больше, чем на службе, и, так же как вы, получаю пять процентов, и то дай Бог. А свои труды задаром.
Это довело его наконец до того, что он стал
считать мысленно: «Один… два… тридцать…» и так далее, пока не сказал «
тысяча».
Придя домой, я, — свидетель тому Андрей Семенович, — стал
считать деньги и, сосчитав две
тысячи триста рублей, спрятал их в бумажник, а бумажник в боковой карман сюртука.
— Я бы вот как стал менять: пересчитал бы первую
тысячу, этак раза четыре со всех концов, в каждую бумажку всматриваясь, и принялся бы за другую
тысячу; начал бы ее
считать, досчитал бы до средины, да и вынул бы какую-нибудь пятидесятирублевую, да на свет, да переворотил бы ее и опять на свет — не фальшивая ли?
А как стал бы третью
тысячу считать — нет, позвольте: я, кажется, там, во второй
тысяче, седьмую сотню неверно сосчитал, сомнение берет, да бросил бы третью, да опять за вторую, — да этак бы все-то пять…
И на вопрос — кто она? — Таисья очень оживленно рассказала: отец Агафьи был матросом военного флота, боцманом в «добровольном», затем открыл пивную и начал заниматься контрабандой. Торговал сигарами. Он вел себя так, что матросы
считали его эсером. Кто-то донес на него, жандармы сделали обыск, нашли сигары, и оказалось, что у него большие
тысячи в банке лежат. Арестовали старика.
— Ну, пусть не так! — равнодушно соглашался Дмитрий, и Климу казалось, что, когда брат рассказывает даже именно так, как было, он все равно не верит в то, что говорит. Он знал множество глупых и смешных анекдотов, но рассказывал не смеясь, а как бы даже конфузясь. Вообще в нем явилась непонятная Климу озабоченность, и людей на улицах он рассматривал таким испытующим взглядом, как будто
считал необходимым понять каждого из шестидесяти
тысяч жителей города.
Затем он сказал, что за девять лет работы в газетах цензура уничтожила у него одиннадцать томов,
считая по двадцать печатных листов в томе и по сорок
тысяч знаков в листе. Самгин слышал, что Робинзон говорит это не с горечью, а с гордостью.
Она точно не слышала испуганного нытья стекол в окнах, толчков воздуха в стены, приглушенных, тяжелых вздохов в трубе печи. С необыкновенной поспешностью, как бы ожидая знатных и придирчивых гостей, она стирала пыль,
считала посуду, зачем-то щупала мебель. Самгин подумал, что, может быть, в этой шумной деятельности она прячет сознание своей вины перед ним. Но о ее вине и вообще о ней не хотелось думать, — он совершенно ясно представлял себе
тысячи хозяек, которые, наверное, вот так же суетятся сегодня.
Красавина. Ну где ему!
Тысяч до десяти
сочтет, а больше не сумеет. А то вот еще какие оказии бывают, ты знаешь ли? Что-то строили, уж я не припомню, так артитехторы
считали,
считали, цифирю не хватило.
— Нет-с, я сам хочу заплатить, и вы должны знать почему. Я знаю, что в этой пачке радужных —
тысяча рублей, вот! — И я стал было дрожащими руками
считать, но бросил. — Все равно, я знаю, что
тысяча. Ну, так вот, эту
тысячу я беру себе, а все остальное, вот эти кучи, возьмите за долг, за часть долга: тут, я думаю, до двух
тысяч или, пожалуй, больше!
Я что-то купил в лавочке, центов на 30, и вдруг мне дали сдачи до
тысячи монет. Их в долларе
считают до 1500 штук. Я не знал, что делать, но выручили нищие: я почти все роздал им. Остатки, штук 50, в числе любопытных вещей, привезу показать вам.
Выработанному человеку в этих невыработанных пустынях пока делать нечего. Надо быть отчаянным поэтом, чтоб на
тысячах верст наслаждаться величием пустынного и скукой собственного молчания, или дикарем, чтоб
считать эти горы, камни, деревья за мебель и украшение своего жилища, медведей — за товарищей, а дичь — за провизию.
Только по итогам сделаешь вывод, что Лондон — первая столица в мире, когда
сочтешь, сколько громадных капиталов обращается в день или год, какой страшный совершается прилив и отлив иностранцев в этом океане народонаселения, как здесь сходятся покрывающие всю Англию железные дороги, как по улицам из конца в конец города снуют десятки
тысяч экипажей.
Но особенно усматривал доктор эту манию в том, что подсудимый даже не может и говорить о тех трех
тысячах рублей, в которых
считает себя обманутым, без какого-то необычайного раздражения, тогда как обо всех других неудачах и обидах своих говорит и вспоминает довольно легко.
— Какое трех! Больше, больше, — вскинулся Митя, — больше шести, больше десяти может быть. Я всем говорил, всем кричал! Но я решился, уж так и быть, помириться на трех
тысячах. Мне до зарезу нужны были эти три
тысячи… так что тот пакет с тремя
тысячами, который, я знал, у него под подушкой, приготовленный для Грушеньки, я
считал решительно как бы у меня украденным, вот что, господа,
считал своим, все равно как моею собственностью…
— Все здесь-с, все три
тысячи, хоть не
считайте. Примите‑с, — пригласил он Ивана, кивая на деньги. Иван опустился на стул. Он был бледен как платок.
Так немедленно и поступил Николай Парфенович: на «романических» пунктах он опять перестал настаивать, а прямо перешел к серьезному, то есть все к тому же и главнейшему вопросу о трех
тысячах. Грушенька подтвердила, что в Мокром, месяц назад, действительно истрачены были три
тысячи рублей, и хоть денег сама и не
считала, но слышала от самого Дмитрия Федоровича, что три
тысячи рублей.
И главное, безумный старик сманивает и прельщает предмет его страсти — этими же самыми тремя
тысячами, которые сын его
считает своими родовыми, наследством матери, в которых укоряет отца.
— Эти самые три тысячи-с они к тому же
считают как бы за свои собственные и так сами мне объяснили: «Мне, говорят, родитель остается еще три
тысячи ровно должен».
— Правда, говорил, всему городу говорил, и весь город говорил, и все так
считали, и здесь, в Мокром, так же все
считали, что три
тысячи. Только все-таки я прокутил не три, а полторы
тысячи, а другие полторы зашил в ладонку; вот как дело было, господа, вот откуда эти вчерашние деньги…
— Больше
тысячи пошло на них, Митрий Федорович, — твердо опроверг Трифон Борисович, — бросали зря, а они подымали. Народ-то ведь этот вор и мошенник, конокрады они, угнали их отселева, а то они сами, может, показали бы, скольким от вас поживились. Сам я в руках у вас тогда сумму видел —
считать не
считал, вы мне не давали, это справедливо, а на глаз, помню, многим больше было, чем полторы
тысячи… Куды полторы! Видывали и мы деньги, могим судить…
Но он с негодованием отверг даже предположение о том, что брат мог убить с целью грабежа, хотя и сознался, что эти три
тысячи обратились в уме Мити в какую-то почти манию, что он
считал их за недоданное ему, обманом отца, наследство и что, будучи вовсе некорыстолюбивым, даже не мог заговорить об этих трех
тысячах без исступления и бешенства.
Когда он дошел до залы и уселся, тогда надобно было встать. Попечитель Писарев
счел нужным в кратких, но сильных словах отдать приказ, по-русски, о заслугах его превосходительства и знаменитого путешественника; после чего Сергей Глинка, «офицер», голосом
тысяча восьмисот двенадцатого года, густосиплым, прочел свое стихотворение, начинавшееся так...
Но так как деньги мои, а ты не
счел нужным сообразоваться с моей волей, то и объявляю тебе, что я к твоему прежнему окладу,
тысяче рублей серебром в год, не прибавлю ни копейки».
— За гостеприимство Парижа я заплатил сто
тысяч франков — и потому
считал себя почти сквитавшимся.
Дело пошло в сенат. Сенат решил, к общему удивлению, довольно близко к здравому смыслу. Наломанный камень оставить помещику,
считая ему его в вознаграждение за помятые поля. Деньги, истраченные казной на ломку и работу, до ста
тысяч ассигнациями, взыскать с подписавших контракт о работах. Подписавшиеся были: князь Голицын, Филарет и Кушников. Разумеется — крик, шум. Дело довели до государя.
В Петербурге, погибая от бедности, он сделал последний опыт защитить свою честь. Он вовсе не удался. Витберг просил об этом князя А. Н. Голицына, но князь не
считал возможным поднимать снова дело и советовал Витбергу написать пожалобнее письмо к наследнику с просьбой о денежном вспомоществовании. Он обещался с Жуковским похлопотать и сулил рублей
тысячу серебром. Витберг отказался.
Операция была настолько выгодна, что сразу дала матушке лишних пятнадцать
тысяч чистого годового дохода, не
считая уплаты процентов и погашения.
— Намеднись мы с Веркой
считали, что онадоходов с имений получает. Считали-считали, до пятидесяти
тысяч насчитали… ей-богу!
Лет через двадцать после женитьбы он умер, оплакиваемый гражданами, оставив жене значительный капитал (под конец его
считали в четырехстах
тысячах ассигнациями) и дочку пяти лет.
Считая в году по двести пятьдесят дней, проведенных в классах или церкви, и по четыре — пять учебных часов ежедневно — это составит около восьми
тысяч часов, в течение которых вместе со мною сотни молодых голов и юных душ находились в непосредственной власти десятков педагогов.
По старинке
считали на
тысячи и много-много на десятки
тысяч, а тут сразу счет пошел на сотни
тысяч.
[
Считая, по Янсону, 49,8 или почти 50 рождений на 1000.] именно семь
тысяч с прибавкою нескольких сотен жило в колонии в 1889 г.
При таковом заведении неудивительно, что земледелие в деревне г. некто было в цветущем состоянии. Когда у всех худой был урожай, у него родился хлеб сам-четверт; когда у других хороший был урожай, то у него приходил хлеб сам-десять и более. В недолгом времени к двумстам душам он еще купил двести жертв своему корыстолюбию; и поступая с сими равно, как и с первыми, год от году умножал свое имение, усугубляя число стенящих на его нивах. Теперь он
считает их уже
тысячами и славится как знаменитый земледелец.
Как же вы думали, что я за Ганечку, да за ваши семьдесят пять
тысяч за счастье выйти
сочту?
— Все-то тебя как дурака
считают и обманывают! Ты вчера в город ездил; об заклад побьюсь, на коленях стоял, десять
тысяч просил принять этого подлеца!
Я ведь хотел же до господина Бурдовского эти десять
тысяч на школу употребить, в память Павлищева, но ведь теперь это всё равно будет, что на школу, что господину Бурдовскому, потому что господин Бурдовский, если и не «сын Павлищева», то ведь почти как «сын Павлищева»: потому что ведь его самого так злобно обманули; он сам искренно
считал себя сыном Павлищева!
Вы увидите изумительную девушку, да не одну, двух, даже трех, украшение столицы и общества: красота, образованность, направление… женский вопрос, стихи, всё это совокупилось в счастливую разнообразную смесь, не
считая по крайней мере восьмидесяти
тысяч рублей приданого, чистых денег, за каждою, что никогда не мешает, ни при каких женских и социальных вопросах… одним словом, я непременно, непременно должен и обязан ввести вас.
— Ох, и говорить-то страшно…
Считай: двадцать
тысяч за пуд золота, за десять пудов это выйдет двести
тысяч, а за двадцать все четыреста. Ничего, кругленькая копеечка… Ну, за работу придется заплатить
тысяч шестьдесят, не больше, а остальные голенькими останутся. Ну,
считай для гладкого счета — триста
тысяч.
Про себя Карачунский называл свою заводскую контору богадельней и
считал ее громадным злом, съедавшим напрасно десятки
тысяч рублей.
— Представьте себе, что в прошлом году сделал Шепшерович! Он отвез в Аргентину тридцать женщин из Ковно, Вильно, Житомира. Каждую из них он продал по
тысяче рублей, итого, мадам,
считайте, — тридцать
тысяч! Вы думаете на этом Шепшерович успокоился? На эти деньги, чтобы оплатить себе расходы по пароходу, он купил несколько негритянок и рассовал их в Москву, Петербург, Киев, Одессу и в Харьков. Но вы знаете, мадам, это не человек, а орел. Вот кто умеет делать дела!
— Нехитрая сделка: Набрюшников десять процентов себе выговорил. Тут, батюшка, сотни
тысяч полетят, так ежели десять копеек с каждого рубля —
сочтите, сколько денег-то будет!
В сущности, собравшаяся сегодня компания, за исключением доктора и Сарматова, представляла собой сборище людей, глубоко ненавидевших друг друга; все потихоньку тяготели к тому жирному куску, который мог сделаться свободным каждую минуту, в виде пятнадцати
тысяч жалованья главного управляющего, не
считая квартиры, готового содержания, безгрешных доходов и выдающегося почетного положения.
Забиякин. Оно, коли хотите, меньше и нельзя. Положим, хоть и Шифель: человек он достойный, угнетенный семейством — ну, ему хоть три
тысячи; ну, две
тысячи… (Продолжает шептаться, причем
считает на пальцах; по временам раздаются слова:
тысяча…
тысяча…
тысяча.)