Неточные совпадения
Маленькая горенка с маленькими окнами, не отворявшимися ни в зиму, ни в лето,
отец, больной человек, в длинном сюртуке на мерлушках и в вязаных хлопанцах, надетых на босую ногу, беспрестанно вздыхавший, ходя по комнате, и плевавший в стоявшую в углу песочницу, вечное сиденье на лавке, с пером в руках, чернилами на пальцах и даже на губах, вечная пропись перед глазами: «не лги, послушествуй старшим и носи добродетель в сердце»; вечный шарк и шлепанье по комнате хлопанцев, знакомый, но всегда
суровый голос: «опять задурил!», отзывавшийся в то время, когда ребенок, наскуча однообразием труда, приделывал к букве какую-нибудь кавыку или хвост; и вечно знакомое, всегда неприятное чувство, когда вслед за сими словами краюшка уха его скручивалась очень больно ногтями длинных протянувшихся сзади пальцев: вот бедная картина первоначального его детства, о котором едва сохранил он бледную память.
Потом хотела что-то сказать и вдруг остановилась и вспомнила, что другим назначеньем ведется рыцарь, что
отец, братья и вся отчизна его стоят позади его
суровыми мстителями, что страшны облегшие город запорожцы, что лютой смерти обречены все они с своим городом…
Самгин постоял у двери на площадку, послушал речь на тему о разрушении фабрикой патриархального быта деревни, затем зловещее чье-то напоминание о тройке Гоголя и вышел на площадку в холодный скрип и скрежет поезда. Далеко над снежным пустырем разгоралась неприятно оранжевая заря, и поезд заворачивал к ней. Вагонные речи утомили его, засорили настроение, испортили что-то. У него сложилось такое впечатление, как будто поезд возвращает его далеко в прошлое, к спорам
отца, Варавки и
суровой Марьи Романовны.
Их было четверо: иеромонахи
отец Иосиф и
отец Паисий, иеромонах
отец Михаил, настоятель скита, человек не весьма еще старый, далеко не столь ученый, из звания простого, но духом твердый, нерушимо и просто верующий, с виду
суровый, но проникновенный глубоким умилением в сердце своем, хотя видимо скрывал свое умиление до какого-то даже стыда.
Отец любил ее до безумия, но обходился с нею со свойственным ему своенравием, то стараясь угождать малейшим ее прихотям, то пугая ее
суровым, а иногда и жестоким обращением.
Еще
суровее нахмурился
отец.
«…Ее
отец сидел за столом в углублении кабинета и приводил в порядок бумаги… Пронзительный ветер завывал вокруг дома… Но ничего не слыхал мистер Домби. Он сидел, погруженный в свою думу, и дума эта была тяжелее, чем легкая поступь робкой девушки. Однако лицо его обратилось на нее,
суровое, мрачное лицо, которому догорающая лампа сообщила какой-то дикий отпечаток. Угрюмый взгляд его принял вопросительное выражение.
Кончается же оппозиция том, что на
суровый отказ
отца невеста отвечает: «Воля твоя, батюшка», — кланяется и отходит к матери, а Коршунов велит девушкам петь свадебную песню…
Батюшка,
отец родной, помоги, спаси, в ноги поклонюсь!» Старик, вижу, высокий, седой,
суровый, — страшный старик.
Один из них,
суровый с виду, грубым голосом сказал моему
отцу: «Невесело работать, Алексей Степаныч.
Отец возразил: «Как быть, воля божья…» — и
суровый жнец ласково отвечал: «Вестимо так, батюшка!»
Действительно, с тех пор как умерла моя мать, а
суровое лицо
отца стало еще угрюмее, меня очень редко видели дома. В поздние летние вечера я прокрадывался по саду, как молодой волчонок, избегая встречи с
отцом, отворял посредством особых приспособлений свое окно, полузакрытое густою зеленью сирени, и тихо ложился в постель. Если маленькая сестренка еще не спала в своей качалке в соседней комнате, я подходил к ней, и мы тихо ласкали друг друга и играли, стараясь не разбудить ворчливую старую няньку.
Они были крепостные его
отцов, холодный,
суровый закон против них, — но он, благородный сын благородных родителей, повинуясь лишь указаниям благородного сердца, поклялся защитить их во что бы то ни стало от
сурового закона, которым всегда пользуются дурные люди.
Они окружат ее
отца, они будут все вместе советоваться, как помочь доброму народу, как защитить его от
сурового закона и злых людей…
Великим постом меня заставили говеть, и вот я иду исповедоваться к нашему соседу,
отцу Доримедонту Покровскому. Я считал его человеком
суровым и был во многом грешен лично перед ним: разбивал камнями беседку в его саду, враждовал с его детьми, и вообще он мог напомнить мне немало разных поступков, неприятных ему. Это меня очень смущало, и, когда я стоял в бедненькой церкви, ожидая очереди исповедоваться, сердце мое билось трепетно.
— Ты, чай, знаешь, — говорил он низким, сипловатым тенорком, —
отец у нас был хороший, кроткий человек, только — неделовой и пьющий; хозяйство и торговля у матери в руках, и он сам при нас, бывало, говаривал: «Устя, ты дому начало!» А мать была женщина рослая,
суровая, характерная: она нас и секла, и ласкала, и сказки сказывала.
Гурмыжская. Не знаю. Я его готовила в военную службу. После смерти
отца он остался мальчиком пятнадцати лет, почти без всякого состояния. Хотя я сама была молода, но имела твердые понятия о жизни и воспитывала его по своей методе. Я предпочитаю воспитание
суровое, простое, что называется, на медные деньги; не по скупости — нет, а по принципу. Я уверена, что простые люди, неученые, живут счастливее.
Жена и
отец притворились удивленными, а он,
суровый и недоверчивый молодец, первое время держал себя спокойно, желая убедиться в справедливости доноса, — он слышал историю Эмилии Бракко; он хорошо приласкал жену, и некоторое время оба они как бы снова переживали медовый месяц любви, жаркий пир молодости.
Ему стало стыдно и грустно; до вечера он прогулял один, а придя домой, был встречен
суровым вопросом
отца...
Я знаю жребий мне готовый:
Меня
отец и брат
суровыйНемилому продать хотят
В чужой аул ценою злата...
— Не то, девушка, что не любит. Може, и любит, да нравная она такая. Вередует — и не знает, чего вередует. Сызмальства мать-то с
отцом как собаки жили, ну и она так норовит. А он парень открытый, душевный, нетерпячий, — вот у них и идет. Она и сама, лютуя, мучится и его совсем и замаяла и от себя отворотила. А чтоб обернуться этак к нему всем сердцем, этого у нее в нраве нет:
суровая уж такая, неласковая, неприветливая.
Суровый взгляд
отца ее поразил, и беспокойство овладело ею.
Видишь: я знал одного
отца, который был строгий,
суровый человек, а перед дочерью на коленках простаивал, руки-ноги ее целовал, налюбоваться не мог, право.
Он успел посмотреть себя ребенком, свою деревню, свою мать, краснощекую, пухлую женщину, с добрыми серыми глазами,
отца — рыжебородого гиганта с
суровым лицом; видел себя женихом и видел жену, черноглазую Анфису, с длинной косой, полную, мягкую, веселую, снова себя, красавцем, гвардейским солдатом; снова
отца, уже седого и согнутого работой, и мать, морщинистую, осевшую к земле; посмотрел и картину встречи его деревней, когда он возвратился со службы; видел, как гордился перед всей деревней
отец своим Григорием, усатым, здоровым солдатом, ловким красавцем…
Рассказывает она мне жизнь свою: дочь слесаря, дядя у неё помощник машиниста, пьяный и
суровый человек. Летом он на пароходе, зимою в затоне, а ей — негде жить.
Отец с матерью потонули во время пожара на пароходе; тринадцати лет осталась сиротой, а в семнадцать родила от какого-то барчонка. Льётся её тихий голос в душу мне, рука её тёплая на шее у меня, голова на плече моём лежит; слушаю я, а сердце сосёт подлый червяк — сомневаюсь.
Анна Акимовна знала, что на заводе ему нечего делать, но отказать ему не могла: не хватало мужества, да и привыкла к нему. Он называл себя ее юрисконсультом, а свое жалованье, за которым он присылал аккуратно каждое первое число, —
суровою прозой. Анне Акимовне было известно, что когда после смерти
отца продавали ее лес на шпалы, то Лысевич нажил на этой продаже больше пятнадцати тысяч и поделился с Назарычем. Узнавши об этом обмане, Анна Акимовна горько заплакала, но потом привыкла.
Николай прижался спиною к косяку двери, исподлобья глядя на больного: за ночь болезнь так обсосала и обгрызла старое тело, что сын почти не узнавал
отца —
суровое его лицо, ещё недавно полное, налитое густой кровью, исчерченное красными жилками, стало землисто-дряблым, кожа обвисла, как тряпка, курчавые волосы бороды развились и стали похожи на паутину, красные губы, масленые и жадные, потемнели, пересохли, строгие глаза выкатились, взгляд блуждал по комнате растерянно, с недоумением и тупым страхом.
На службе он завел дисциплину, более
суровую, чем морская, хотя в то же время был кумом и посаженым
отцом у всех лесников.
Когда семейство мое уехало и я остался служить в Петербурге, я продолжал посещать Рубановских и, согласно их требованию, обедал у них каждое воскресенье. Я познакомился с остальным семейством, которое состояло из двух сыновей и двух дочерей. Старший сын служил в лейб-гренадерском полку и был во всех отношениях совершенная противуположность своему
суровому, но высоконравственному
отцу; он был убит в 1812 году.
Смолк Патап Максимыч. Погрузился он в расчеты. Между тем вошел Стуколов и еще
суровей взглянул на
отца Михаила. Тот вздохнул тяжело, спустил на лоб камилавку и потупил глаза.
В дверях показалась молодая, нарядно одетая женщина и с нею сын, семилетний пузырь, с лицом таким же смуглым, как у
отца, и с выражением
сурового спокойствия и достоинства.
Но
отец не слушал или не слышал меня. Лицо его оставалось
суровым и мрачным…
С раннего детства Лиза с Наташей на полной свободе росли, не видывали они
сурового взгляда родительского, оттого и не таились ни в чем пред отцом-матерью.
Каждый уголок в родительском доме, каждый стол, каждый стул напоминал ему горькую жизнь: каждодневные обиды мачехи да
суровые речи
отца.
— Оня Лихарева! Ступай к доске! — раздался
суровый голос
отца Модеста. — Бесстыдница! — присовокупил он, когда красная, как вареный рак, девочка заняла указанное ей в наказание место.
Отца сурового суровое дитя, —
Пред бедами она склоняться не умеет!
О, сам он, хор, — он склоняться умеет!
Я взглянула на говорившую. У нее было сердитое и важное лицо. Потом я встретила взгляд моего
отца. Он стал мрачным и
суровым, каким я не раз видела его во время гнева. Напоминание о моей покойной деде со стороны ее врага (бабушка не хотела видеть моей матери и никогда не бывала у нас при ее жизни) не растрогало, а скорее рассердило его.
А моя бедная деда слушала
сурового старика, дрожа всем телом и бросая на моего
отца умоляющие взоры. Он не вынес этого немого укора, крепко обнял ее и, передернув плечами, вышел из дому. Через несколько минут я видела, как он скакал по тропинке в горы. Я смотрела на удаляющуюся фигуру
отца, на стройный силуэт коня и всадника, и вдруг точно что-то толкнуло меня к Хаджи-Магомету.
Вряд ли подозревала она когда-нибудь о силе этой молчаливой отцовской привязанности, вряд ли понимала она своего
сурового фанатика-отца!
После
сурового дома в Нижнем, где моего деда боялись все, не исключая и бабушки, житье в усадьбе
отца, особенно для меня, привлекало своим привольем и мирным складом.
Отец, не впадая ни в какое излишнее баловство, поставил себя со мною как друг или старший брат. Никаких стеснений: делай что хочешь, ходи, катайся, спи, ешь и пей, читай книжки.
Ей не было надобности уверять в этом сына. Он знал это лучше ее. Всего какой-нибудь час назад он имел случай убедиться в непреклонности
отца. В его ушах еще раздавались последние
суровые слова...
Внизу была благодатная осень, а на горах
суровая зима. Вверху и в самую ясную погоду холод, ветер, а внизу, под ногами храброго войска, тепло, гром и молния. Насмотрелись там чудес природы чудо-богатыри, солдатушки Суворова. Несмотря на это бедственное положение, они не горевали — за них горевал
отец всего русского воинства — Суворов.
И не на одного
отца своего производила Эмма фон-Ферзен такое чарующее впечатление; вся прислуга замка, все рейтары ее
отца боготворили ее, их угрюмые,
суровые лица расплывались при встрече с нею в довольную улыбку, ее ласковый взгляд был для всех их дороже неприятельской богатой добычи.
И не на одного
отца своего производила Эмма фон Ферзен такое чарующее впечатление; вся прислуга замка, все рейтары ее
отца боготворили ее, их угрюмые
суровые лица расплывались при встрече с ней в довольную улыбку, ее ласковый взгляд был для всех их дороже неприятельской богатой добычи.
Идти прямо к архиерею, но у
отца Илиодора недоставало храбрости, особенно же архиерей, говорят, строгий и
суровый, а о губернаторе бедный поп в то время и подумать не смел, потому что губернатор в то время был всякому человеку все равно что Олоферн: кричит, орет, брыкает, хвостом машет и из живых лиц творит со слюною своею брение.
Коленопреклоненные, они горячо молились о душе убийцы и самоубийцы Анжелики, хотя и применившей на практике
суровый закон Бога-Отца — «око за око», но едва ли не заслуживавшей своей страдальческой жизнью прощение Бога-Сына, отменившего этот закон.
На все убеждения друга он хранил глубокое молчание; в его душе восставали против лекаря сильнейшие убеждения, воспитанные ненавистью ко всему иноземному, неединоверному, проклятому, — как он говорил, — святыми
отцами на соборе и еще более проклятому душою
суровою, угрюмою с того времени, как пал от руки немца любимый сын его.