Неточные совпадения
Раскольников сел, дрожь его проходила, и
жар выступал во всем теле. В глубоком изумлении, напряженно слушал он испуганного и дружески ухаживавшего за ним Порфирия Петровича. Но он не верил ни единому его слову, хотя ощущал какую-то
странную наклонность поверить. Неожиданные слова Порфирия о квартире совершенно его поразили. «Как же это, он, стало быть, знает про квартиру-то? — подумалось ему вдруг, — и сам же мне и рассказывает!»
— Именно, Анна Андреевна, — подхватил я с
жаром. — Кто не мыслит о настоящей минуте России, тот не гражданин! Я смотрю на Россию, может быть, с
странной точки: мы пережили татарское нашествие, потом двухвековое рабство и уж конечно потому, что то и другое нам пришлось по вкусу. Теперь дана свобода, и надо свободу перенести: сумеем ли? Так же ли по вкусу нам свобода окажется? — вот вопрос.
Нищий в одну минуту принял вид смирения и с
жаром поцеловал руку своего нового покровителя… из вольного он согласился быть рабом — ужели даром? — и какая
странная мысль принять имя раба за 2 месяца до Пугачева.
Остолбенев, перехожу глазами от пустой кровати к жар-птицыной ширме (за которой его, наверно, нет, ибо не будет же он играть в прятки!), от ширмы к книжному шкафу, — такому
странному: где вместо книг видишь себя, и даже к шкафчику с — как няня говорит — «безделюшками», от «безделюшек» к явно пустому красному дивану с пуговицами, втиснутыми в малиновое мальвовое мясо атласа, от атласа к белой, в синюю клетку, печке, увенчанной уральским хрусталем и ковылем…
Только в углу повозки приютилось теперь какое-то
странное животное на четырех изогнутых ножках; оно сердито шипело на меня, фыркало и лязгало зубами, сквозь которые пробивалось пламя, пыхая на меня
жаром.
— Как не хотеть! — сказал
странный мужик и усмехнулся. — Жарит не приведи бог как!
Жара, почитай, градусов в пятьдесят, а то и больше… Тебя как звать?
Мне все казалось
странным, как это вы, тяжело больные, вместо того чтобы находиться в покое, очутились на пароходе, где и духота, и
жар, и качка, все, одним словом, угрожает вам смертью, теперь же для меня все ясно…
Ночью у Кати сильно заболела голова, и грустный трепет побежал по телу. К утру она лежала в
жару, в простреленной руке была саднящая боль, вокруг ранки — ощущение
странного напряжения.
— Какая все эти дни
странная погода стоит… — выговаривает старик. — Ночью холод, днем
жара нестерпимая.
А иссушающий, палящий
жар проникал в самую глубину тела, в кости, в мозг, и чудилось порою, что на плечах покачивается не голова, а какой-то
странный и необыкновенный шар, тяжелый и легкий, чужой и страшный.